Глава 43
Несколько раз после этого он приходил в себя. Но ненадолго.
Его везли куда-то в микроавтобусе «Скорой помощи». Перекладывали на носилки. Переодевали. Снова везли на носилках. Везли по больничному коридору. В какой-то из моментов осознал: он лежит в операционной. На операционном столе. Над ним склоняется человек в зеленом халате. На подбородке человека — опущенная повязка. Улыбаясь, человек говорит:
— Извините меня, пожалуйста. Теперь. Извините.
Наверху вместо лица этого человека он видит другие лица. Нос и рот закрывает нечто упругое. Он ощущает запах эфира. Все.
В себя пришел в больничной палате. Открыв глаза, попытался понять, который час. Но понял лишь, что сейчас день — по свету, проникавшему сквозь щели опущенных жалюзи.
Он лежал на кровати. Наверху висела капельница. Маски и медленно сокращающейся гофрированной трубы не было. Прищурившись, смог прочесть надпись на двери туалета напротив: «Для гостей пользование туалетом категорически исключено».
Попытался повернуться. Не смог — мешала тугая повязка. Бинтами, как ему показалось сначала, было обмотано все тело. Ощупав себя под одеялом, понял: повязкой закрыты лишь грудь и левое плечо. Вспомнил: операционная, лицо врача, эфирная маска. Ему сделали операцию. Сейчас он отошел от наркоза. Слабость страшная. Непрерывно клонит в сон.
Полежав, сделал открытие: рядом с правой рукой лежит пульт с кнопкой. Вызов сестры. Хорошо, что есть вызов. Но стоит ли сейчас вызывать сестру, он не знает. Левая часть груди ноет, глубокий вдох вызывает резкую боль, но все это можно вытерпеть. Что же насчет сестры — она может понадобиться лишь для одного. Для того, чтобы помочь ему узнать, что с Наташей.
Минут через двадцать в палату вошла девушка в белом халате. После того как она поздоровалась и спросила, как он себя чувствует, он увидел: девушка хорошенькая. Кроме того, в ней как будто было что-то восточное. Улыбнувшись, девушка сказала:
— Я подниму шторы. Вы не против?
— Нет.
Подняв шторы, села рядом. Снова улыбнулась:
— Дадите руку? Я возьму у вас кровь. Я Элли.
Протянув руку, сказал:
— Вообще, Элли, который час? Промазав ваткой со спиртом руку на сгибе, затянула чуть выше локтя резиновый шнур.
— Одиннадцать утра. — Взяв шприц, освободила его от упаковки.
— Элли, а где я? Это что, больница?
— Это? — Улыбнувшись, ввела иглу в вену. — Это военный госпиталь. Госпиталь военно-воздушной базы в Элмендорфе. Анкоридж. А вы не знали? — Взяв кровь, прижала к ранке ватку. — Подержите немного. Как вы вообще себя чувствуете?
— Великолепно. — На самом деле его по-прежнему давила слабость. — Вы сестра?
— Ассистент. Позвать сестру?
— Не нужно, если вы мне поможете.
— В чем? Конечно, помогу. Но в чем?
— В том, что… — Помолчал. — Видите ли… Меня доставили сюда из Минтоукука. Вы знаете Минтоукук?
— Конечно. Доставили — и что?
— Со мной вместе на вертолете «Скорой помощи» везли девушку. Тоже раненую. Это… Это моя невеста. Я хотел бы знать, что с ней. И где она. Может, она тоже в этом госпитале?
Некоторое время Элли сидела, вглядываясь в стену. Вздохнула:
— Вообще ассистенты у нас этим не занимаются. Но ладно. Попробую вам помочь.
Взяв трубку телефона на тумбочке, нажала две кнопки. Сказала:
— Как зовут вашу невесту?
— Наташа. Фамилия — Уланова. Продиктовать по буквам?
— Не нужно. — Сказала, обращаясь уже не к нему: — Простите, к нам недавно не поступала девушка с ранением? Из Минтоукука? Это… Ассистент. Элли Прайд. Нет, это нужно мне. Спасибо. — Посмотрела на Шутова: — Ранение огнестрельное?
— Огнестрельное.
— Ага. — Сказала в трубку: — Ранение огнестрельное. У-ла-но-ва. Да. Имя — Наташа. Ага. Ага. Спасибо, Милли. Хорошо. — Посмотрела на Шутова. — Сейчас. Обещали посмотреть. — Услышав ответ в трубке, кивнула: — Ага… Так. Так. Вчера? Хорошо… Да… Да, это все. Нет, все. Большое спасибо. — Положила трубку. — Эта девушка к нам поступала. Вчера ей сделали операцию.
— Да? И… как она?
— Не знаю. — Элли встала. — Я не могу это знать, потому что и так девушки из регистратуры сказали мне слишком много. Вообще в нашем госпитале не дают сведений о больных. Мне просто повезло. Напала на знакомую. Вам, я думаю, тоже повезло. — Улыбнулась. — Пойду. Позвать сестру?
— Пока нет. Спасибо, Элли. За помощь.
— Всегда рада помочь. Выздоравливайте. — Элли вышла.
Некоторое время после ее ухода он лежал, думая о Наташе. Он хорошо знал медиков. И знал: они всегда умеют как-то дать понять друг другу, что происходит с больным. Наверняка та, в регистратуре, дала понять этой Элли, что с Наташей. Если бы операция прошла успешно, Элли тут же ему это сказала. Но Элли сделала вид, что ничего не знает… Проклятье… Он не может забыть, как Наташа сгибалась, держась за живот. Не может.
Услышал: где-то за его спиной открылась дверь в палату. Около минуты там шел спор. Во всяком случае, так ему казалось. В конце концов понял: женский и мужской голоса что-то поочередно доказывают друг другу. Вслушавшись, узнал в мужском голосе голос Дика.
Через несколько секунд увидел самого Дика — в халате и белой шапочке. В руках Дик держал букет роз. Положив розы на тумбочку, сел рядом. Сказал:
— Майк, тебе нужно поставить памятник.
Он хотел что-то ответить, но не смог. Его охватила слабость.
Все же он кое-как справился с собой. Выдавил:
— За что памятник?
— За чемодан.
— Да?
— Да. Мы его нашли. Майк, ты гигант. Ладно, времени мало. Давай о деле.
— Давай. — Он напряг все силы, пытаясь преодолеть слабость. — Я правильно понял: все это время ты не отключался от дела?
— Нет. Но если говорить о деле — оно сейчас заключается в том, чтобы тебя спасти.
Покрутив так и сяк слова Дика, спросил:
— Что… плохо сделали операцию?
— Наоборот. В этом смысле все в порядке. Врачи сказали, недели через три, самое большее через месяц ты будешь как огурчик.
Еще раз покрутив слова Дика, наконец догадался, в чем дело.
— Боишься, что меня кокнут? Прямо здесь, в палате?
Дик усмехнулся. Процедил:
— Почему люблю иметь с тобой дело — догадлив.
Секунды, в течение которых они молчали, показались Шутову необычайно долгими. Наконец он поинтересовался:
— Кокнут, даже несмотря на то, что я лежу в госпитале военно-воздушной базы?
Дик осклабился беззвучно.
— Плевать они хотели на военно-воздушную базу. На них работает кто-то из самой верхушки. Может быть, кто-то из тех, кто наверху в крупном департаменте полиции. Запомни одно: для них ты сейчас главный человек. Они пока не знают, что чемодан нашел ты. Но как только узнают — все. Человек, нашедший чемодан, загнал в чей-то гроб большой гвоздь. Последний. Они расшибутся, чтобы его грохнуть. В назидание другим.
После некоторой паузы добавил:
— На эту военно-воздушную базу, между прочим, водят экскурсии. Так что проникнуть сюда для них — раз плюнуть.
Было слышно, как идут часы на стене.
— Главное, не могу поставить около тебя охрану. — Дик уставился в пол. — Не могу, потому что никому не верю.
Посидел, прислушиваясь к чьим-то шагам в коридоре.
— Запомни: с момента, когда ты поступил сюда, твоя фамилия Паркс.
— Паркс?
— Да. Майк Паркс. По буквам: Пи-эй-ар-кей-эс. Запомнил?
— Уж как-нибудь.
— Отлично. Под этой фамилией постараюсь в ближайшие день-два переправить тебя в какой-нибудь другой госпиталь. Куда-нибудь, где тебя никто не мог видеть или слышать.
Согласившись про себя с этим, возразил:
— Но при одном условии.
— При каком?
— Ты должен был слышать о Наташе Улановой, раз слышал о других вещах.
Постучав пальцами по колену, Дик процедил:
— Слышал. Все знаю о Наташе. И знаю, что тебя волнует.
— Волнует. Дик, я хотел бы знать все, что с ней будет происходить. Знать каждый день. Это мое единственное условие. Единственное.
Дик сморщил лоб. Так, будто хотел согнать этим севшее на лоб насекомое.
— Наташе сделали сложную операцию. Вчера.
— Она… выживет?
Байер посидел с мрачным видом. Посвистел. Вздохнул:
— Вообще-то Наташу тоже хорошо было бы куда-то переместить. От греха подальше.
— Так перемести. Вместе со мной.
— Она нетранспортабельна. И, боюсь, долго будет нетранспортабельна.
— Ты не ответил на мой вопрос. Она выживет?
— Я не врач. Надеюсь, выживет. Но, Майк, учти — я не врач.
Сейчас я отключусь, подумал Шутов. Отключусь, и все.
— Если уж о Наташе, могу оказать тебе услугу, — слова Дика долетали откуда-то издалека. — Я тебе дам телефон. По нему ты всегда сможешь узнать, что с Наташей. Звонить можешь из любого города. Спросишь доктора Моретти. Это ее лечащий врач. Скажешь, ты от Дика. Моретти все тебе скажет.
— Дик… Спасибо.
Быстро набросав на бумажке несколько цифр, Дик положил ее на тумбочку. Сказал, пряча ручку:
— Майк… Боюсь, воспользоваться этим телефоном ты не сможешь.
— Почему?
— Потому что они могут подключиться к телефонам этого госпиталя. И засечь, в какую ты лег больницу. Ты не сможешь даже воспользоваться телефонами-автоматами рядом с больницей. С их техникой они засекут и эти телефоны.
Все, отключаюсь, подумал Шутов. Нагнувшись, Дик легонько похлопал его по щеке:
— Малыш, пока ты еще не заснул, запомни одно слово: Майами.
— Майами… — Он еле прошептал это. — Майами. Правильно?
— Да. Если когда-нибудь… ну, допустим, там, где ты будешь лежать после этого госпиталя… ты вдруг, не знаю где, в трусах, в халате или где-нибудь еще найдешь записку с семью цифрами и именем… Просто с семью цифрами и именем, запомни: это номер телефона и нужный тебе человек. Мой человек. В Майами. Получение этой записки будет означать: ты должен лететь в Майами. Если к тому времени сможешь передвигаться — лети сразу. Из аэропорта позвони этому человеку. Можешь ему полностью довериться. Ясно?
— Ясно.
— И еще одно… — Дик снова постучал пальцами по колену. — Еще одно: когда тебя будут переводить отсюда, из этой палаты, туда, куда я тебя устрою, я тебе предварительно позвоню. Поэтому… Поэтому… Если кто-то вдруг придет сюда с носилками, в белых халатах, с документами и скажет, что они пришли переводить тебя в другой госпиталь, а моего звонка не будет, запомни: это они. И пришли за тобой. В этом случае сопротивляйся, как можешь. Сошлись на нездоровье, зови врачей, сестер, не знаю еще кого. Начальника госпиталя. Если же все это не поможет — держи.
Взяв из рук Дика нечто, завернутое в пластиковый пакет, ощутил тяжесть.
— «Байярд», — сказал Дик. — Пистолетик аховый. Не Бог весть что. Но его легко скрыть. Может, с ним ты и не спасешься. Но беззащитным чувствовать себя не будешь, это уж точно. Спрячь под матрас. Первые дни нянечки под матрасы не заглядывают. Проверено. Ладно… — Дик дотронулся кулаком до его подбородка. — Я положу.
Засунув сверток под матрас у изголовья, кивнул:
— Можешь отключаться. У меня полно дел. Вообще увидимся не скоро.
Того, как Дик вышел из палаты, он уже не видел. Он спал.
