Когда они спустились на причал, Коулмен, подходивший к Грин-кемпу на своем катере, был от берега уже ярдах в ста. Увидев их, махнул рукой; махнув в ответ, Наташа сказала тихо:

— Только, Миша, со мной при Коулмене говори по-английски. Ладно?

— Ладно.

После того, как катер Коулмена ткнулся в доски и бакенщик набросил цепь на крюк, он легко, одним прыжком выбрался на причал. Остановившись перед Шутовым, сказал:

— Мистер Шутов, какое счастье, что вижу вас живым. Когда мы с Ларри увидели вас у меня на веранде, я был уверен, вы не выживете. Если бы это случилось, я бы никогда себе этого не простил.

— Ладно вам, мистер Коулмен. Вы же здесь ни при чем.

— Очень даже при чем. Это случилось у моего дома.

Бакенщик был среднего роста, крепким, с волосами и усами цвета лежалой соломы. От его продубленной ветрами загорелой кожи, казалось, пахло свежим яблочным сидром и только что смолотой мукой. Тем не менее по глазам, напоминавшим крохотные осколки бутылки бирюзового цвета, можно было понять: бакенщик совсем не так прост.

— Как у вас с горючим? — спросил Коулмен. — Я на всякий случай прихватил лишнюю канистру.

— У меня тоже есть лишняя канистра. — Сейчас Шутова интересовала не канистра, а Наташа, поэтому он повернулся к ней. — Наташа, всего доброго. Не знаю, как благодарить вас за все, что вы сделали.

— Майк, ничего такого особенного я не сделала. Здесь, на реке, у нас принято помогать друг другу. Правда, Дэйв?

— Это точно, — сказал Коулмен.

— Выздоравливайте, Майк. Думаю, через пару дней вы о своей ране уже забудете.

— Надеюсь.

Наташа протянула руку. Шутов пожал ее и перебрался в свой катер.