Люстгартен – так называется парк перед Музеем древностей в Берлине. Это больше, чем огромный зеленый газон. Между Люстгартеном и музеем по одну сторону и Берлинским кафедральным собором по другую пролегает улица под названием У-Люстгартен.

В тот день она была оцеплена полицией, как со стороны парка, так и со стороны собора. Полицейские мотоциклисты, следившие за движением в прилегающих кварталах, отгоняли от музея испуганных туристов.

В Музее древностей открывалась выставка, что-то античное. На церемонии присутствовали два греческих министра и несколько американцев. Остальные гости – немецкие политики и бизнесмены, в том числе и с двусмысленной репутацией. После открытия планировался банкет.

Ральфу Ханке не следовало сюда приезжать. Он вообще не бывал на людях после смерти Гектора Гусмана, но на этот раз был вынужден сделать исключение во избежание лишних вопросов и подозрений. И это Ханке настоял на оцеплении.

Он стоял в толпе гостей в холле – помещении высотой в два этажа, с колоннами и статуями вдоль стен – и вел светскую беседу с бокалом шампанского в руке. Но его лучезарная улыбка скрывала невыразимую скуку. Телохранители держались рядом. Тут же, в толпе, сновали около десятка тщательно проверенных – как и весь присутствующий в зале персонал – фотографов. Ральф Ханке позаботился о том, чтобы попасть на как можно большее количество снимков в газетах.

Он знал, что паранойя пройдет и страх уляжется. Понимал, что опасность существует прежде всего в его голове. В действительности ее не то чтобы совсем нет, но она не так велика.

Заискивающе улыбаясь, к нему приближался политик местного значения. Ральф кивнул стоявшему рядом мужчине и вместе со своими людьми вышел из зала.

Несколько минут спустя он любовался Люстгартеном из тонированного окна своего лимузина. Машина свернула вправо, на Унтер-ден-Линден. Полицейский на мотоцикле держался рядом. Он должен был сопровождать Ханке до самого Тегеля – аэропорта, где Ральфа уже ждал самолет на Мюнхен.

Они выехали к Бранденбургским воротам и свернули на улицу 17 июня. Пуленепробиваемый лимузин набирал скорость. Мотоцикл – тоже. Внезапно он приблизился к машине, и Ральф заметил в руках полицейского что-то маленькое и круглое, похожее на клубок. В следующий момент полицейский протянул руку и с силой прилепил «клубок» – вблизи больше походивший на комок глины – к стеклу лимузина. А потом из окна машины впереди высунулась женщина, которая размахнулась и бросила под левое переднее колесо лимузина утыканный шипами коврик.

Дальше все происходило быстро. Покрышка прокололась, мотоциклист притормозил и исчез позади машины. Ральф Ханке открыл было рот, собираясь что-то сказать, но не успел.

Бронированный лимузин отбросило вправо, на велосипедную дорожку. Он врезался в дерево на аллее и встал. Ральф отрешенно уставился на отверстие, образовавшееся в том месте, куда мотоциклист прилепил «клубок». Потом он перевел взгляд на шофера – тот лежал лицом на руле. Телохранитель на переднем сиденье с окровавленным лицом растерянно оглянулся на шефа и вытащил пистолет. В тот же момент его голова взорвалась фонтаном крови.

Полицейский приблизился и снял шлем.

– Сейчас ты умрешь, Ральф Ханке, – сказал Лешек Смялы и, выдергивая предохранители, одну за другой забросил в разбитое окно лимузина две ручные гранаты.

Одну из них Ханке поймал. Он не знал, что с ней делать, и поэтому подбросил ее вверх. Она взорвалась в нескольких сантиметрах от его лица. Одновременно с другой, лежавшей у него на коленях. Лешек видел, как лимузин дернулся и сдвинулся с места. Он был бронированным, поэтому сила взрывной волны оказалась целиком направленной вовнутрь.

Соня и Майлз наблюдали за происходящим из машины, припаркованной на безопасном расстоянии. Смялы направился к ним и устроился на заднем сиденье. Машина выехала на Тиргартенштрассе. Золоченая статуя на Колонне Победы сверкала в лучах солнца.