Глава 8
Неравный бой
Пошли мы не сразу. Подождали, пока Луна опустится максимально низко. Челяба света почти не давала, а Урал лишь начинал расти, вися на небе тонким серпом. В темноте мы подкрались к порту. Брагин болторезом сделал проход в сетчатом заборе. Щелчки кусачек в гробовой тишине прозвучали подобно грому. Но этого никто не услышал. Наверху, на высоте метров двадцати, была натянута вторая сетка. Скорее всего – от медуз. И, судя по многочисленным предупреждающим табличкам, та, вторая сетка, была под напряжением. К счастью, с земли никто нападения не ожидал, и забор не был под током.
Мы проникли на территорию порта. Слышались голоса. Человеческие голоса. Но разговаривали они на чужом языке. Под прикрытием штабеля ящиков мы добрались до кирпичной постройки. В паре сотен метров качался на волнах аппарат, в самом деле очень похожий на самолет, с килевым оперением, с которого смотрело человеческое лицо с широкой улыбкой и в белом шлеме с красными буквами «СССР», и двумя блоками турбин в носовой части. Чтобы точно не перепутать на фюзеляже было написано «Юрий Гагарин».
Около него стояли, о чем-то разговаривая, два человека в форме. Не нашей форме. В полном облачении – касках, брониках. На плече у каждого висел автомат. Не наш автомат. Американская фигня, которая клинит даже от попавшей внутрь песчинки.
Да и солдаты оказались так себе – зеленые юнцы. Похоже, нападения на Первый, выбив из порта наших, янкели ожидали точно так же, как и мы ожидали встретить в порту неприятеля. Извиняюсь, «союзников». Через несколько минут патруль разошелся в разные стороны. Путь к судну был свободен, но оставить за спиной врага, рискуя получить очередь из темноты, никому не улыбалось. Нос, вооруженный ножом, последовал за одним, капитан – за вторым. Снова началось напряженное ожидание. Домушник вернулся очень быстро – через минуту. С окровавленным ножом и автоматом. Ох, чувствую, не все просыпались в квартирах, которые он чистил. Еще через пару минут вернулся Брагин. Он притащил с собой целого американца!
– Нахрена нам трупешник? – прошипел один из охранников.
– Он живой, просто оглушен, – ответил бывший военный.
– Тем более – замочить гада и дело с концом.
Но у каторжника на пленника были свои планы. Мы быстро освободили американца от ненужных ему вещей – шлема, броника, автомата и ножа. Тот начал приходить в себя.
– Цыц мне тут, – пригрозил Нос, демонстрируя солдату красный от крови клинок. – Закричишь – порежу.
Сомневаюсь, чтобы солдат знал наш язык, но иногда этого и не требуется. Окровавленный нож перед глазами лучше всяких слов. Парень понимающе закачал головой.
– How many of you are there? – спросил Брагин.
– Twenty-six soldiers and sergeant, – ответил перепуганный янки, косясь на нож.
– How many soldiers are on guard?
Вот тут у меня отпала челюсть. Я мог ожидать чего угодно, но не того, что каторжник отлично говорит по-английски! У меня даже появились подозрения, что бывший военный – коллега бесславно погибшего майора Семенова.
– Six.
– Where are the other soldiers?
– There… in a big house. Are you Russians?
– No, we are gangsters. The people who were here. Where are they?
– The guards are killed. The rest of them were taken to the NAS.
– Что он там лопочет? – поинтересовался Монетка.
– В порту двадцать шесть человек охраны, – перевел капитан. – В карауле шестеро, остальные спят. Те, кто был в Первом, охрана – убита, ученые – вывезены в НАШ.
– Вот падла! – прошипел Нос.
Быстрее, чем кто-то успел остановить домушника, он воткнул штык в шею пленника. Брызнул кровь. Солдатик захрипел, засучил руками, пытаясь схватить руку с ножом, но жизнь оставляла его. Движения становились вялыми, а глаза – тусклыми. Я и подумать не мог, что в человеке может быть столько крови!
– И зачем? – процедил сквозь зубы капитан. – Я еще о многом спросить хотел…
– Так эта падла наших ребят убила! – возразил вор. – И вообще ты как-то слишком хорошо на их языке гутаришь… у меня даже подозрения появились…
– Какие это еще подозрения? – глаза каторжника угрожающе сузились. – Ну, давай, говори. Тебя за язык никто не тянул!
– А не ссучился ли ты?
– Что? – взревел бывший военный. – Я? Ссучился? А, может, это ты ссучился? Потому и завалил амера, на измену сел, что он что-то про тебя ляпнет?
– Хорош шуметь! – встрял я в ссору. – А то сейчас…
Что «а то сейчас» я договорить не успел. С противоположного конца штабеля ящиков раздалось:
– What the…
Как накаркал! Нетрудно догадаться, что шум привлек внимание одного из караульных, который и заглянул в наше укрытие. Совсем молодой, он уставился на нас, вытаращив глаза, даже не сняв с плеча оружие.
Я не стал дожидаться, когда солдат вспомнит про автомат, и, упав на колено, выпустил в янкеля струю свинца. Очередь Калашмата разбудила ночь. Мертвый враг еще даже не успел упасть, а с одной стороны уже гремели армейские ботинки, с другой – ругань на английском. Про эффект неожиданности можно смело забыть.
Мы с Брагиным высунулись из-за ящиков почти одновременно. Я уложил часового справа, он – двоих слева. Они, или по неопытности, растерявшись, или вконец оборзев от безнаказанности, даже не пытались укрыться где-нибудь, просто бежали к нам во весь рост!
Но главной нашей проблемой были те, кто оставался в здании. Защитники порта уже успели проснуться и долбили из окон обоих этажей. Мы едва успели нырнуть обратно. Не все. Один из каторжников – нет. Метким выстрелом мужику раскроило голову, забрызгав нас кровью.
– Это жопа! – прокричал капитан.
И с ним было сложно поспорить! Сейчас нас прижмут огнем и тупо закидают гранатами. Мы воспользовались моментом, чтобы перезарядить оружие.
Внезапно стрельба прекратилась. Кто-то громко кричал, и не нужно понимать язык, чтобы догадаться, что этот кто-то был очень сильно недоволен.
– Что там за вопли? – спросил я Брагина.
– Говорит, осторожно. В ящики попадете… – ответил он.
– А что в ящиках?
– Не кантовать, – прочитал каторжник надпись, сделанную краской. – А Тилис, Единый В Трех Ликах, его ведает…
Или что-то полезное, или что-то чрезвычайно опасное. В любом случае, пока амеры не покинут свои позиции, чтобы задавать нас числом в ближнем бою, мы могли чувствовать себя в относительной безопасности. Обнаглев, мы высунулись во второй раз и открыли беглый огонь по окнам, целясь по темным силуэтам. Эти дети даже не догадались погасить свет! Кто-то завизжал, и в этом визге слышалась нечеловеческая боль.
– Двое, – удовлетворенно произнес капитан.
– Один, – добавил я.
– Тоже один, – усмехнулся охранник.
И сразу упал, сраженный одиночным выстрелом точно в лоб.
– Твари! – прошипел бывший военный. – У них снайпер!
Если была надежда отсидеться за штабелями с ценным или опасным грузом, отстреливая американцев, когда они высунутся, то теперь рухнула и она. Стоит им добраться до ящиков, и мы будем, как на ладони, ничем не прикрытые с флангов. Добежать до здания по хорошо освещенной фонарями площадке, обстреливаемой из окон и снайпером, тоже не представлялось возможным.
– Фонари! – осенило меня. – Стреляем по фонарям и идем на штурм!
Идея была так себе, но другие предложения отсутствовали. Усыпая бетон гильзами, один за другим мы гасили наружное освещение, погружая порт во тьму. Амеры бесновались в своем бессилии, осыпая нас проклятьями. Но сделать что-либо, пока мы были надежно укрыты ценным грузом, не могли. Вскоре единственным светом оставались прямоугольники окон.
– Сейчас бы гранатомет, – мечтательно протянул Брагин.
– Лучше бригаду штурмовиков, – поправил я.
– Ладно, ты, – капитан ткнул пальцем в единственного оставшегося охранника. – Остаешься здесь. Половина с Грачевым – направо, другая половина – налево. Остальные – за мной. То есть налево.
Черными тенями мы с двух сторон начали приближаться к зданию, полному врагов. Если у амеров нет ночников – в предрассветной темноте, когда не светят даже звезды, они нас точно не увидят. До строения оставалось всего с десяток метров, как вдруг прямо перед моим носом распахнулась дверь и на улицу выскочил полуодетый человек с оружием в руках. Даже без броника! Я уложил его тремя выстрелами в грудь, озаряя вспышками небольшой закуток. В ответ из дверного проема посыпал целый град пуль.
Я упал на землю и перекатился под укрытие мусорного контейнера. Спрятаться снова успели не все – Нос, изрешеченный свинцом, упал на землю. В противоположном конце порта тоже гремели автоматные очереди. Дождавшись паузы, я метнул в открытый проем гранату, которая, отрикошетив от стены, улетела вглубь коридора. Ухнул взрыв, посыпались разбитые стекла. Кто-то вопил, то ли от боли, то ли от негодования.
Но в ответ тоже вылетела граната! Неизвестным чудом, одним рывком, я залетел в окно, находящееся на высоте не менее полутора метров. Как раз вовремя – через мгновение прозвучал еще один взрыв. С потолка посыпалась штукатурка, окрасив мою и без того грязную одежду в бело-серый цвет. Я оказался в крошечной комнатке, служившей, похоже, караульным помещением. Противник, судя по ругани, находился как раз напротив двери, с обратной ее стороны. Я выпустил остатки магазина, дырявя дерево, превращая преграду в решето. К штукатурке, витавшей в воздухе, добавилась древесная пыль. Автомат, съев последний патрон, беспомощно щелкнул. Я спрятался за стену, перезарядился, но вернуться на прежнюю позицию не успел. И слава Тилису, Единому В Трех Ликах.
Дверь буквально рассыпалась в щепки от ответных выстрелов. Стала просто ситцевой. К несчастью я схоронился с противоположной от окна стороны и, отрезанный плотным огнем, не мог выскочить обратно на улицу. Других путей отхода не было.
В комнату залетела еще одна граната. Подпрыгивая на полу, потеряв по дороге чеку, она замерла точно по центру маленького помещения. Я принял единственное возможное решение – вынеся остатки двери, выскочил в коридор, где наткнулся на двоих солдат. Прогремел третий взрыв. Нас расшвыряло в разные стороны, присыпав останками менее везучих янки. Автомат вообще отбросило непонятно куда.
Я вскочил на ноги так быстро, как мог. Американцы поднялись одновременно со мной, наставив на меня оружие, но по какой-то причине стрелять не спешили. И тут я понял! Я нахожусь точно между ними! Если захватчики откроют огонь – они элементарно уложат друг друга, даже сквозь меня! Выхватив гранату, сжав ее в кулаке на манер кастета, я набросился на одного, нанося беспорядочные удары, попадая то в бронежилет, то в голову, разбивая костяшки в кровь. Если б граната в этот момент взорвалась – я б, наверно, даже не сильно огорчился, радуясь, что захватил с собой парочку врагов.
Сзади навалился второй. Поздно! Первый, пропустив хук в челюсть, уже отключился. Противник накинул мне на горло автоматный ремень, пытаясь задушить. В глазах потемнело. Я выдернул кольцо, подняв гранату вверх, демонстрируя американцу, что мы умрем только вместе. Хватка ослабла. Зря! В рукопашной главное – не думать. Бить и не думать. Задумался – проиграл. Развернувшись, выпустив чеку, я засунул гранату под бронежилет солдата и оттолкнул его ногой.
Раскрыв рот в беззвучном крике, вытаращив глаза, боец принялся лихорадочно расстегивать липучки доспехов, но не успел. Грохнул четвертый взрыв, превращая америкнца в фарш, нашпигованный шрапнелью. Тем временем второй янки уже очухался. Пошатываясь, он пытался подняться на ноги, но я ему не дал. Рванув из кобуры пистолет, я пригвоздил врага к полу, пустив пулю в единственное не защищенное место – лицо.
Скользя подошвами ботинок по дереву, залитому кровью и засыпанному человеческими внутренностями, я подобрал свой Калашмат. Столько людей, перемешанных друг с другом, я еще никогда не видел! Да я сам с ног до головы был залит кровью! Как и стены и даже потолок!
К горлу подкатывался ком. Я боролся с тошнотой как мог, но она оказалась сильнее. Меня вырвало прямо на чужие внутренности. В жалкой попытке сохранить остатки содержимого своего желудка, я поспешил на улицу.
Здесь меня уже ждали! Несколько человек, освещенных падающим из окон светом. Я поднял ствол автомата, намереваясь продырявить все, что осталось живым в потру, но меня остановил знакомый голос:
– Грачев, отставить! Ты чего, свои!
– Брагин?
– А то кто?
Тут меня вырвало во второй раз. Капитан подошел ко мне и дружески похлопал по плечу.
– Ты что, в первый раз кого-то замочил?
– Так – в первый, – признался я. – Где остальные?
– Кто – остальные? – уточнил каторжник.
– Амеры…
– Так все! Кончились! Нет, если тебе мало – можешь подождать, рано или поздно они вернуться за своими…
Нас осталось всего четверо: я, Брагин, Монетка и один из охранников. С учетом кучи трупов – оружия теперь хватало всем. И, даже, бронежилетов со шлемами. Правда, со всего этого было нужно соскрести прежних владельцев, намазанных тонким красным слоем.
Слухи не врали. Первый в самом деле представлял собой исследовательский центр. Янки хорошо потрудились, вывезя с базы все, что представляло хоть какой-то интерес. Во всем комплексе не осталось ни единой бумажки, опустошили даже мусорные корзины. Из лабораторий пропали все склянки, пробирки и прочее, остались только пустые шкафы. Что не успели вывезти – упаковали в ящики и уложили штабелями на пристани, именно те ящики, что и послужили нам укрытием.
Лаборатории с герметическими шлюзами и душами обеззараживания заинтересовали меня больше всего. Интересно, что здесь исследовали? Явно не медуз, как гласили слухи. Различные легенды про это место, конечно, ходили, но поверить в собак размером с лошадь я был не готов. За разъяснениями я обратился к Брагину. Для чего-то же он читал документы, которые не должен был читать, за что-то же был сослан на каторгу.
– Разное, – уклончиво ответил капитан.
– Ладно тебе, тут все свои, – нашелся Монетка. – Посмотри, как тут пусто: шаром покати. Если тут и были какие-то секреты, которые хотели сохранить – они давно в руках у тех, от кого их и хотели сохранить. Тебе не кажется, что как-то нечестно получается, что мы теперь знаем меньше врага?
– Когда-то, почти сразу после Первой Чертовой Войны, здесь построили инфекционный центр, – сдался бывший военный. – На новой планете мы встретились и с новыми болезнями. Место удобное, на отшибе. Случайно сюда никто не сунется. Кроме того, если весь персонал базы что-нибудь подхватит, можно сжечь напалмом с воздуха – никто и не заметит. Так что свозили безнадежно больных, искали способы лечения. И что бы вы думали? Оказалось, что есть болезни, которые передаются от чертей к людям и наоборот, но есть и такие, которые не передаются между видами! Например, скагаранская чума – рогатые дохнут от нее, как мухи, а нам – хоть бы хны! Они и были наиболее интересны…
– То есть ты хочешь сказать, что мы здесь разрабатывали биологическое оружие? – ужаснулся я. – Это же запрещено!
– Ты не путай, – улыбнулся Брагин. – Запрещено производство оружия массового поражения, а не разработка. Юридически мы конвенции не нарушали. Ну… почти. Приятно осознавать, что в случае чего…
– Например, в случае того, что произошло, – заметил охранник.
– Вот-вот! Как раз на такой случай не помешало бы иметь что-то такое, что изведет краснозадых, но не повредит нам. И место – идеальное! Вдалеке от обитаемых мест, с моря бухта почти не видна, с воздуха – надежное прикрытие благодаря медузам. Я вообще удивлен, что американцы добрались до сюда… как пить дать – сдал кто-то.
– Так ты хочешь сказать, что где-то здесь есть биологическое оружие, которое выкосит всех скагов, но не причинит вреда нам, людям? – развивал я свою мысль.
– В общем да… – протянул капитан. – Только если ты думаешь применить это оружие – попробуй, для начала, найти, – он указал рукой на составленные на пирсе коробки. – Если амеры еще не вывезли. А если и найдешь – ты учти, что оно в таких количествах… черти от старости скорее вымрут, чем от болезни.
Сказать, что я был шокирован – ничего не сказать. В школе меня учили, что человек – самое гуманное и разумное существо на этой планете. Возможно, и вообще во всей вселенной. Человек заботится и о природе, и о своих друзьях скагах. И применяет силу только в случае самой крайней необходимости, крайней некуда. Собственно, Вторая Чертова Война – пример этому.
Но война – дело понятное. Я стреляю – в меня стреляют. Все честно. Если я не буду стрелять, сдамся – в меня тоже никто не будет стрелять. Ну, по идее, так должно быть и так и происходило до недавнего момента. Не знает история Новой Земли такой войны, как эта. Настолько беспощадной. Да, я уже говорил, что были безумцы, готовые убивать только ради того, чтобы убивать, упивающиеся самим процессом убийства. Но это были сумасшедшие отщепенцы, которых свои же и наказывали. Убивать всех без разбора, как это делает скагаранская чума, включая женщин и детей – это уже верх зверства!
Хотя… я вспомнил расстрел беглецов штурмовиками, одобренный Грачевым. Возможно, взаимная ненависть скагаран и землян достигла такого апогея, когда оба вида, разумных вида, уже потеряли остатки того самого разума?
Вдруг я отчетливо понял: этот мир уже никогда не будет прежним.
– И с такими знаниями ты еще живой? – ехидно поинтересовался Монетка. – Я б тебя не на каторгу сослал, а шлепнул бы по тихому.
– Мой туповатый друг, – улыбнулся Брагин. – Ты не хуже меня понимаешь, что следователю все без утайки рассказывает только конченный дебил!
Оба рассмеялись понятной лишь им одним шутке.
– А ведь амеры должны вернуться, задумчиво произнес вор, глядя на ящики.
– Я тебе даже больше скажу: если мы пропустили контрольный сеанс связи – они уже летят сюда на всех парах, – заметил капитан.
– Так нам надо валить отсюда! – воскликнул охранник.
– Ой, не парься, – отмахнулся каторжник. – У них такой техники, как «Юрий Гагарин», нету. В лучшем случае доберутся часов через двенадцать-пятнадцать, а то и все двадцать. Успеем даже отметить.
Отмечать не стали. Хотя алкоголя в порту хватало. Настроение было не то. С одной стороны – мы победили, а с другой – полегло больше половины нашего маленького отряда. Только тела погибших собрали в одну кучу, облили керосином и подожгли, по древнему скагаранскому обычаю. Правда, они обходились без керосина.
Хоронить три десятка человек времени точно не было, а оставлять их… как-то это не по-людски. Когда за ними вернуться – непонятно. Через несколько часов, или дней. Не оставлять же их диким зверям на съеденье! Мы даже сняли с амеров «собачьи метки» и сложили их на ящики, чтобы те, кто пришел за людьми, смог найти хотя бы жетоны. Конечно, они враги, но и у них есть семьи, которые хотели бы знать, что случилось с их отцами, братьями, мужьями, сыновьями. Мы же не черти, чтобы оставлять головы побежденных на кольях.
«Юрий Гагарин» в самом деле сильно походил на самолет. Реактивный самолет. Такая авиация присутствовала исключительно в древнем кино, в фильмах Старой Земли. Здесь реактивная авиация без надобности – расстояния не те. Из четырех континентов – один, Антарктида, лежал на южном полюсе, покрытый снегом и льдами, еще один, Сахара – почти полностью на экваторе, покрытый пустыней, которая днем раскалялась так, что мясо можно жарить, закопав его в песок, а жара достигала семидесяти градусов. Третий, Нова, располагался на противоположной стороне планеты. В принципе, его прибрежные районы были пригодны для жизни, но находился он уж слишком далеко. И, четвертый, Терра- тот, где и обосновались земляне. И скаги. Ну, еще несколько десятков остовов поблизости, известных, как Марининские – райское место с живописными водопадами, мягким белым песочком и чистым, как слеза, океаном. Но позволить себе такую роскошь, как жить на островах, могли очень немногие.
Конечно, за 117 лет человечество, даже с начальным уровнем техники, могло разбрестись по всей планете, но зачем? До этой войны население всего Мира составляло 25 000 000 человек! Сколько скагаран – неизвестно, кто их считал? 25 000 000 человек, которым совершенно не было тесно!
Для сравнения, там, на Старой Земле, были города, где жило десять, пятнадцать, и то и двадцать миллионов человек! В одном городе! И ничего, уживались как-то. Впрочем, не исключаю, что им просто некуда было свалить. У нас-то как раз были острова и целый континент, где вполне можно поселиться. На островах жили просто замечательно!
Возможно, если б мы уехали – всего этого и не случилось бы. С другой стороны – почему уезжать должны именно мы, а не они? Бросать обжитые земли, свои города, заводы, шахты, дороги и т. д.? Хотя, они, наверно, думали точно так же.
Так что поршневой авиации нам хватало за глаза. И в гражданских целях и для решения боевых задач, которые с помощью авиации не решали уже около сорока лет, с окончания Пограничной войны. Разумеется мы могли построить реактивный самолет. Но кому он нужен?
Что касается водного транспорта – суда на подводных крыльях, как пассажирские, так и грузовые, диковинкой не были. Для путешествия на острова и обратно их вполне хватало. Таким образом «Юрий Гагарин», построенный сто лет назад моим гениальным предком, был самым быстрым судном на планете. А если верить заявлениям Брагина – не просто самым быстрым судном, но и самым быстрым транспортным средством вообще, быстрее даже любого самолета! Вполне естественно, что такую лакомую добычу наши «союзники» не могли бросить, и обязательно вернутся.
Меня несколько смущало вооружение экраноплана – шесть огромных пусковых ракетных установок сверху и восемь торпедных аппаратов. Ни одного пулемета! Впрочем, и строился он не для того, чтобы расстреливать одиночных скагов, а для более серьезных конфликтов. Масштаб не тот. Потопить крейсер «Юрий Гагарин» способен. Возможно, даже разнести в труху пару городских кварталов. Но какой здравый человек ракетой, стоимостью сотни тысяч рублей (может и миллионов!) будет бомбить шатер с чертями?
– Ты умеешь им управлять? – спросил я Брагина, щелкавшего тумблерами.
– Чтоб да – так нет, – ответил капитан. – Но я видел, как им управляют. Раз десять… не забывай, в какие времена он сделан! С ним должен справиться даже ребенок!
– Мы все умрем, – как-то равнодушно произнес Монетка, что не было понятно, серьезно он, или это очередная шутка.
– Если и умрем – то как красиво! – усмехнулся бывший военный.
Через несколько минут каторжнику удалось запустить двигатели. Гудя турбинами, постепенно ускоряясь, экраноплан начал движение. Волны перекатывались через крылья необычного судна, и вообще не очень верилось, что он в самом деле полетит.
– Мы так и не решили, куда плывем, – напомнил я.
– Плавает говно, моряки – ходят, – ответил Брагин. – Пощелкай рацию.
Надев наушники, я принялся перебирать частоты. На всех волнах шли или шифрованные переговоры, или вовсе на английском языке. От первых толку было мало, от вторых – еще меньше. И вот, когда я почти отчаялся, послышалась родная речь!
– Люди, алло! – закричал я. – В смысле – прием!
Разговор прервался на полуслове.
– Кто это говорит, и почему вы находитесь на шифрованном канале?
– Говорит старший лейтенант Грачев, патрульная служба Грачевска, – ответил я. – А вы кто?
– Грачевска? – невидимый собеседник усмехнулся. – И где вы сейчас?
– На борту «Юрия Гагарина».
– Где? – взревело радио.
– Повторяю: на борту экраноплана «Юрий Гагарин». Только что покинул порт Первый.
– С вами говорит Тарасов – помощник Председателя Комитета по Делам Инопланетян. Ради Тилиса, Единого В Трех Ликах, не отключайтесь!
Послышалась какая-то возня, невнятная речь, затем заговорил другой голос:
– Чем вы докажете, что вы – это вы?
– А чем вы докажете, что вы – это вы? – парировал я.
– Вы один?
– Со мной… капитан Брагин из батальона охраны Первого и… и еще два человека.
– Секунду, проверяем… да, Брагин, есть такой. Но он три года назад разжалован и сослан на каторжные работы!
– Это очень длинная история, – сказал я в ответ.
Получается, у собеседника был доступ к личным делам, даже военных. Но это еще ничего не доказывало. Наши партнеры, захватив наши стратегические объекты, имели точно такой же доступ и обладали точно такой же информацией.
– Старлей, я являюсь ВРИО Генерального Председателя Совета, фамилия моя Ярцев. И, соответственно, верховным главнокомандующим. Слушай мой приказ: дуй в Город Башен.
– С чего я должен вам подчиняться, – рассмеялся я. – Я пока не услышал ничего, что заставило бы меня поверить!
– А с того, что если ты не выполнишь мой приказ, то когда все это кончится – я сгною тебя в самой глубокой шахте, которую смогу найти!
Не могу сказать, что угроза подействовала. Для начала я не был уверен в том, то «это» вообще когда-либо кончится. Еще я не был уверен в том, что говоривший был именно тем, кем представился. С другой стороны скаги Города Башен всегда придерживались… не нейтралитета – нет. Они играли роль балансира, оказывая помощь той стороне, которая проигрывала. Но лишь до того момента, когда восстановится паритет сил. И тогда конфликтующие вновь оставались один на один. В сложившейся ситуации, по логике, черти должны занять нашу сторону. Так что вариант идти в Город Башен мне показался разумным.
– Я подумаю, – пообещал я.
И оборвал связь. Остальные выжидающе на меня смотрели. Я взвешивал все «за» и «против». Будь моя воля – я б махнул на Марининские острова, где для меня война закончилась бы вообще. Война в глобальном понимании. Но как же тогда личная вендетта, мой маленький личный жижиш, моя клятва – отомстить Верховному Хану?
– Куда идем? – спросил капитан.
– В Город Башен, – ответил я.
– Там же скаги! – испуганно прошептал охранник.
– Скаги скагам рознь, – подмигнул Брагин.
Каторжник подал рычаг газа от себя, турбины взвыли еще громче и «Юрий Гагарин» начал набирать скорость, поднимаясь над водой.
