Книга: Миф. Греческие мифы в пересказе
Назад: Другие метаморфозы
Дальше: Цветение юности

Эос и Тифон

Любовная жизнь селениной сестры Эос и далее складывалась столь же бурно. Некоторое время назад богиня рассвета выпуталась из зрелищно катастрофической авантюры с богом войны. Когда Афродита, ревнивая возлюбленная Ареса, обнаружила их связь, она в сердцах обрекла Эос никогда не переживать радость в сфере, где властвовала Афродита, — в любви.
Эос была полнокровной титанидой, наделенной всеми аппетитами своего племени. Более того, она, провозвестница рассвета, верила в надежду, светлое грядущее и возможности, даруемые каждым новым днем. И потому Эос год за годом с трагическим оптимизмом ввязывалась во всякие отношения, но все они из-за проклятья Афродиты были обречены, а Эос об этом даже не подозревала.
Не слишком-то юную Эос особенно влекло к молодым смертным мужчинам: похитив когда-то Кефала, Эос попыталась проделать то же самое с юнцом по имени КЛИТ. Все закончилось разбитым сердцем: смертный Клит скончался, а для Эос прошло лишь мгновение ока.
Видимо, было что-то в воздухе Трои в те дни. У ЛАОМЕДОНА, племянника Ганимеда, что был возлюбленным виночерпием Зевса, родился сын ТИФОН; он вырос красавцем под стать своему двоюродному деду. Тифон, возможно, был чуть хрупче, стройнее и мельче Ганимеда, но от этого не менее желанным. Имелось в нем смешливое обаяние, исключительно его личное, — и оно придавало ему очарования и неотразимости. Вот попросту хотелось обнять его и присвоить навеки.
Как-то раз вечером Эос увидела этого упоительного юношу: тот шел по пляжу под стенами Илиона. Все ее бесчисленные интрижки, похищения, влюбленности и шалости, даже роман с Аресом… все это, осознала она, лишь детские капризы, бессмысленные увлечения. А тут — настоящее. То самое.

Любовь с первого взгляда

Эос приближалась по песку, тифон глянул на нее и влюбился едва ли не так же мгновенно и по уши, как она в него. Они тут же взялись за руки, не обменявшись и словом, и стали прогуливаться по берегу, как возлюбленные.
— Как тебя зовут?
— Тифон.
— А меня — Эос, заря. Пойдем со мной во Дворец Солнца. Живи со мной, будь мне любовником, мужем, равным, владыкой, слугой — всем.
— Эос, да. Я твой навек.
Они рассмеялись и занялись любовью, а вокруг них плескался прибой. Розовые пальчики Эос нашли способ совершенно сводить Тифона с ума от удовольствия. Она знала, что уж на этот раз у нее все получится.
Ее коралловые, жемчужные, агатовые, мраморные и яшмовые чертоги во Дворце Солнца стали им домом. Мало есть на свете пар счастливее. Жизнь их стала полной чашей. Они делили друг с другом всё. Читали друг другу стихи, подолгу прогуливались, слушали музыку, танцевали, ездили верхом, сидели в уютной тишине, смеялись и занимались любовью. Каждое утро он с гордостью наблюдал, как она распахивает ворота и выпускает Гелиоса на его рокочущей колеснице.

Милость

И все же кое-что не давало эос покоя. Она знала, что однажды ее прекрасного возлюбленного смертного отнимут у нее, как отняли Клита. Мысль о его смерти доводила ее до отчаяния, которое она не в силах была скрыть.
— В чем дело, любовь моя? — спросил как-то раз вечером Тифон, удивленно заметив, как нахмурился ее светлый лик.
— Ты мне доверяешь, правда, дорогой мой мальчик? — Всегда и полностью.
— Я завтра вечером отлучусь. Вернусь как можно скорее. Не спрашивай, куда и зачем я собралась.
А собиралась она на Олимп, встретиться с Зевсом.
— Бессмертный Небесный отец, владыка Олимпа, Водитель туч, Громовержец, Царь всех…
— Да-да-да. Чего тебе?
— Алчу милости, великий Зевс.
— Само собой, ты алчешь милости. Никто из родственников не навещает меня ни по какой другой причине. Вечно милости. Милости, милости, милости, сплошные милости. Что на сей раз? Небось насчет того троянского мальчика, да?
Немножко растерявшись, Эос не отступилась.
— Да, государь. Сам знаешь, когда находим мы себе пару среди смертных юношей… — Она позволила себе взгляд на Ганимеда, стоявшего за троном Зевса, всегда готового долить богу в кубок нектара. От ее взгляда Ганимед заулыбался и потупился, мило вспыхнув.
— Так… и? — Зевс забарабанил пальцами по подлокотнику трона. Нехороший знак.
— Однажды Танатос придет за моим царевичем Тифоном, и я этого не снесу. Прошу тебя даровать ему бессмертие.
— О. Да ладно? Бессмертие, а? И все? Бессмертие. Хм. Да, почему бы и нет. Неуязвимость для смерти. И это действительно все, что ты для него просишь?
— Ну да, владыка, это все.
Что тут может быть не так? Застала ли она Зевса в хорошем настроении? Сердце у нее запрыгало от радости.
— Исполнено, — сказал Зевс, хлопнув в ладоши. — Отныне твой Тифон бессмертен.
Эос, простертая ниц, вскочила и, восторженно взвизгнув, бросилась целовать Зевсу руку. Он, кажется, тоже сделался очень доволен, рассмеялся и с улыбкой принял ее благодарность.
— Нет-нет. С удовольствием. Уверен, ты вскоре вернешься ко мне со своим «спасибо».
— Разумеется, если таково твое желание.
Вот же странный наказ.
— О, я уверен, ты явишься, не успеем и оглянуться, — сказал Зевс, все еще не в силах прекратить лыбиться. Он не понимал, что за коварный бес забрался к нему в голову. Но мы-то знаем, что проклятие Афродиты неумолимо продолжало действовать.
Эос поспешила обратно во Дворец Солнца, где ее обожаемый супруг терпеливо ждал ее возвращения. Поведала ему новость, он обнял ее и не выпускал из рук, они плясали по всему дворцу и галдели так, что Гелиос постучал в стенку и пробурчал, что некоторым вставать до рассвета.

Осторожнее с желаниями

Эос родила тифону двоих сыновей: Эмафиона, будущего правителя Аравии, и МЕМНОНА, который, когда вырос, стал одним из величайших и устрашающих воинов во всем древнем мире.
Однажды вечером Тифон, положив голову на колени Эос, отдыхал, а она задумчиво наматывала золотую прядь его волос на палец. Напевала себе под нос, но вдруг умолкла и тихонько ахнула от удивления.
— Что такое, любовь моя? — пробормотал Тифон.
— Ты же доверяешь мне, правда, мой милый?
— Всегда и полностью.
— Я завтра вечером отлучусь. Вернусь как можно скорее. Не спрашивай, куда и зачем я собралась.
— У нас разве не было уже точно такого же разговора?
Она собиралась на Олимп — на встречу с Зевсом.
— Ха! Я же говорил, что ты вернешься, ну? Говорил же я, Ганимед? Какие были мои слова, Эос?
— Ты сказал: «Уверен, ты вскоре вернешься ко мне со своим „спасибо“».
— Именно. Что ты мне показываешь?
Эос протягивала Зевсу ладонь. Что-то держала она между трепетным розовым указательным пальчиком и трепетным розовым большим. Одинокая серебристая паутинка.
— Смотри! — проговорила она дрожащим голосом.
Зевс посмотрел.
— Похоже на волос.
— Это и есть волос. С головы Тифона. Он седой.
— И?
— Повелитель! Ты обещал мне. Ты дал слово, что подаришь Тифону бессмертие.
— И подарил.
— Но как тогда это объяснить?
— Бессмертие — милость, о которой ты попросила, и бессмертие — милость, которую я оказал. Ты ничего не сказала о старении. Ты не просила вечной молодости.
— Я… ты… но… — Эос в ужасе отшатнулась. Быть того не может!
— Ты сказала «бессмертие». Правда же, Ганимед?
— Да, владыка.
— Но я решила… В смысле, разве не очевидно, чтó я имела в виду?
— Прости, Эос, — сказал Зевс, вставая. — Я не обязан истолковывать чужие желания. Тифон не умрет. Вот и все. Вы вечно будете вместе.
Эос осталась одна, и локоны ее разметались по полу — она плакала.

Кузнечик

Верный тифон и их двое задорных сыновей встретили ее во Дворце. Она изо всех сил постаралась скрыть свое горе, но Тифон почувствовал, что она чем-то расстроена. Когда мальчиков уложили вечером спать, он вывел Эос на балкон и налил ей чашу вина. Они сидели и смотрели на звезды, и чуть погодя он заговорил:
— Эос, любовь моя, жизнь моя. Знаю, о чем ты не говоришь. Я сам это вижу. Зеркало сообщает мне ежеутренне.
— О Тифон! — она зарылась головой ему в грудь и заплакала навзрыд.
Шло время. Каждое утро Эос выполняла свой долг — открывала врата новому дню. Мальчишки выросли и покинули отчий дом. Годы текли с безжалостной неизбежностью, какую не в силах отвратить даже боги.
Немногие волосы, оставшиеся на голове у Тифона, сделались белыми. Он стал чудовищно морщинистым, сжался и ослабел от старости, но умереть не мог. Голос, когда-то упоительный и чарующий, стал хриплым сухим треском. Кожа и костяк так усохли, что он едва мог ходить.
Он следовал по пятам за своей прелестной, вечно юной Эос со всегдашней преданностью и любовью.
— Прошу, пожалей меня, — скрипел он сипло. — Убей меня, сокруши меня, пусть все это закончится, молю.
Но она уже не понимала его. До нее долетали лишь шершавые писки и скрипы. Однако Эос вполне угадывала, чтó он пытается сказать.
Богиня, может, и не способна была даровать бессмертие или вечную молодость, но божественной силы в ней хватало, чтобы как-то завершить страдания своего возлюбленного. Однажды вечером, когда она почувствовала, что оба они уже не могут все это сносить, Эос закрыла глаза, сосредоточилась хорошенько — и сквозь жаркие слезы увидела, как несчастное сморщенное тело Тифона лишь самую малость изменилось: измученный старик превратится в кузнечика.
В новом обличье Тифон вскочил с холодного мраморного пола на балконные перила, а затем прыгнул в ночь. Она приметила его в хладном лунном свете сестры своей Селены — он цеплялся за длинную травинку, что качалась от ночного ветерка. Задние лапки выскрипывали нечто похожее на благодарное чириканье любовного «прощай». Падали ее слезы, а где-то далеко смеялась Афродита.
Назад: Другие метаморфозы
Дальше: Цветение юности