Глава 7
ПРАВИЛА ЯПОНСКОГО РЕЧЕВОГО ЭТИКЕТА

Одной из особенностей японского языка, тесно связанной и с социальным устройством общества, и с культурой, единодушно признают так называемые формы вежливости, по-японски кэйго (keigo), что буквально значит 'почтительный, уважительный язык'. Каждому японцу приходится в любом разговоре употреблять для передачи одного и того же содержания разные слова и даже разные грамматические формы в зависимости от того, с кем и о ком он говорит. Японцы придают кэйго большое значение, один из авторов несколько напыщенно пишет: «Язык – цветы культуры, кэйго – цветы языка» [Toyama 2005: 137]. Как пишет Хага Ясуси, кэйго неотделимо от японского языкового сознания [Haga 2004: 257–258].

В данной сфере языка проявляется то же самое противопоставление «свой – чужой», но на него накладывается еще одно важнейшее для японского общества иерархическое противопоставление «высший – равный – низший». То есть одновременно действуют и горизонтальные, и вертикальные отношения между людьми [Moeran 1989: 7; 37]. Термин «формы вежливости» стал привычным, хотя точнее говорить здесь не о вежливости (которая индивидуальна), а об этикете, правила которого социально обусловлены [Храковский, Володин 1986: 224–225]. Вероятно, правомерен и термин «этикетная вежливость».

Этикетные отношения проявляются в любом языке, но в японском языке их выражение особо многообразно. Выделяется, прежде всего, то, что эти отношения здесь выражаются в грамматике. В каждом японском предложении сказуемое, выраженное глаголом, прилагательным или связкой, должно иметь определенную грамматическую форму в зависимости от отношения говорящего к собеседнику и к лицам, о которых идет речь: нередко подобные отношения передаются и в существительных. В большинстве случаев противопоставлены простые формы без специальных показателей и вежливые формы, где такие показатели представлены. В самом общем виде можно сказать, что вежливые формы используются в отношении высших и равных чужих, простые – в отношении низших и равных своих.

Мы здесь не будем подробно разбирать кэйго как явление языка, интересующихся мы отсылаем к своей книге, недавно переизданной [Алпатов 1973–2006]. Для пояснения дадим лишь краткую справку. В японском глаголе (а также в прилагательном и связке) есть сразу две грамматические категории. В каждой из них противопоставлены вежливые и простые (невежливые) формы. Одна из этих категорий передает отношение к собеседнику, другая – к субъекту или объекту действия, обозначенного данным глаголом. Первая категория называется адрессивом, вторая – гоноративом. Например, в романе писателя Мацумото Сэйтё (1909–1992) «Земля – пустыня» приводится диалог мужа и жены. Жена спрашивает уезжающего мужа, когда он вернется, тот отвечает. Оба употребляют один и тот же глагол kaeru 'возвращаться'. Муж использует этот глагол в простой форме kaeru, где нет никакой вежливости, а жена использует сложную форму o-kaerini narimasu [Matsumoto 1969: 276]. Здесь вежливость жены к главе семьи выражена дважды: как к собеседнику (суффикс – imas-) и как к субъекту действия (вежливый префикс о– и вспомогательный глагол naru). Эти два вида вежливости могут выражаться и раздельно. Скажем, форма kaerimasu будет употреблена той же женщиной в разговоре с мужем, если она говорит не о нём, а, например, о себе, а форма o-kaerini naru – ей же по отношению к мужу в разговоре с дочерью. Тот же префикс о– присоединяется и к существительным (к канго – в варианте go-): inu—просто 'собака', o-inu – собака, принадлежащая некоторому уважаемому лицу. Особо сложна система кэйго в глагольных формах повелительного наклонения, где имеется несколько уровней этикетной вежливости и разграничены фамильярные и грубые формы.

Надо сказать, что употребление адрессива и гоноратива обязательно не во всех речевых жанрах, а только там, где есть или хотя бы подразумевается определенный собеседник. Те или иные формы данных категорий (включая простые) обязательно должны противопоставляться друг другу в разговоре, при общении по телефону, в переписке включая электронную и т. д. А в рекламе или в речи диктора или комментатора по телевидению употребление вежливых форм адрессива и гоноратива совершенно обязательно: говорящий или пишущий ничего не знает о собеседнике (читателе или зрителе), но он должен быть, и к нему, кем бы он ни был реально, надо выражать этикетную вежливость. В романе же или научном труде обычно нет прямого обращения к читателю, и тут нормой является употребление простых форм (хотя бывают и вежливые), они тут указывают не на неуважение к читателю, а на отсутствие всякого отношения к нему. И в газете информационные материалы обычно печатаются со сказуемыми в простых формах. Исключение, однако, – сообщения о событиях в семье японского императора. О любых действиях любого члена императорской фамилии, включая маленьких детей, положено употреблять сказуемые в вежливых формах гоноратива (но не адрессива: почтение выражается не к читателю). Это—пережиток прошлого: официально император уже не считается потомком богов, традиции, однако, официально поддерживаются. Но если в той же газете дойти до страниц, посвященных саду и огороду, рыбной ловле, моде, то появляется адрессив: возникает образ читателя, к которому обращаются.

Выбор в разговоре той или иной формы в зависимости от ситуации – весьма сложная проблема, которую постоянно приходится решать каждому японцу. Он определяется разными параметрами: относительным социальным положением, возрастом, полом, исполнением тех или иных социальных ролей, психологическими факторами и др.; подробнее см. [Алпатов 1973–2006: 15–19, 39–41; Алпатов 1988–2003: 75–85]. Но важно и рассмотрение с точки зрения параметра «свой – чужой». Мы уже упоминали, что при приеме посетителя сотрудник фирмы не должен употреблять вежливые формы по отношению к своему начальнику.

О сложностях данной проблемы хорошо написал А. А. Холодович: «Японец, вступая в речевое общение, постоянно встречается с неразрешимыми противоречиями: по признаку возраста M может оказаться старше и, стало быть, выше N; по признаку пола тот же M, будучи женщиной, может оказаться ниже N, если N – мужчина; по признаку «сфера услуг» M, будучи клиентом, обслуживаемым лицом, может оказаться вновь выше N, который является, например, продавцом, и т. д. Из этого следует, что в процессе речевого общения японцу, который должен непреклонно считаться с этой довольно сложной и противоречивой иерархией, каждый раз приходится решать (разумеется, интуитивно, бессознательно и мгновенно) задачу на преферентность иерархических признаков» [Холодович 1979: 26]. Конечно, японец в подавляющем большинстве случаев решит задачу верно, но иностранцы, даже хорошо освоившие язык во всём остальном, легко могут ошибиться. При неверном выборе речь в большинстве случаев не станет непонятной, но правила общения будут нарушены (как они будут нарушены и в русском языке при использовании, например, местоимения ты в неподобающем контексте; для обозначения таких ситуаций имеется даже специальный глагол тыкать). Бывают, однако, и случаи, когда неверное употребление форм вежливости может привести к неоднозначности: при отсутствии категории лица и частом опущении личных местоимений лишь формы вежливости могут определить, кто для кого что делает, ср. разбиравшийся выше пример с раздачей котят.

Правила выбора той или иной формы определяются более или менее стандартными правилами, которые, однако, сформулировать в полной мере достаточно трудно, а выбор формы происходит, как указывает А. А. Холодович, бессознательно. Правила могут оказаться самыми неожиданными. Вот пример: в кинофильме, где действие происходит на японской полярной станции, начальник экспедиции в одной из сцен последовательно обращается ко всем своим товарищам. Все они – молодые мужчины примерно одного возраста. Ко всем начальник обращается без всяких форм вежливости, кроме одного: это врач. Очевидно, профессия врача воспринимается в данном контексте как более престижная и связанная с образованием, чем профессии других участников экспедиции. Правила выбора, связанные с полом, мы особо рассмотрим в следующей главе.

Отметим еще некоторые особенности данного выбора между формами. Отношения между говорящим и другими людьми зависят от того, в какой обстановке они происходят. Человек, находящийся при исполнении обязанностей, повышается в ранге: автоинспектор или врач в этом случае выступает как высший по отношению к водителю или пациенту, даже если тот старше и/или социально выше. Но отношения между теми же людьми при встрече в иной обстановке могут оказаться иными. Отношения людей с точки зрения признака «высший – равный – низший» могут постоянно меняться, иногда даже разные формы адрессива могут употребляться в ходе развития одной и той же ситуации. Мы это отмечали еще в давней работе [Алпатов 1973–2006: 25–27], а в недавней книге фиксируется, как в телевизионном интервью при общем употреблении вежливых форм адрессива с суффиксом – mas– могут появляться простые формы. Однако это возможно не всегда: например, если ведущая обращается к женщине моложе ее, либо к ней обращается мужчина старше [Tanaka 2004: 122]. То есть господствующий в диалоге признак «чужой», требующий форм с суффиксом – mas-, может в ходе беседы отступать перед признаком «высший – низший». Но бывают и случаи устойчивости отношений; например, отношения между учителем и учеником могут сохраняться на всю жизнь [Tanaka 2004: 21]. Особое для Японии явление – отношения тех, кто учился раньше или позже в одном и том же учебном заведении (по-японски соответственно sempaiи koohai) [Haga 2004: 77]. Для японца его sempai может также считаться высшим до конца жизни.

Но японские правила выбора той или иной формы этикетной вежливости гораздо более стандартизованы, чем, казалось бы, сходные правила выбора местоимения в обращении к собеседнику в русском и ряде западных языков. Иногда указывают на их соответствие [Tanaka 2004: 117], что отчасти верно, причем для русского языка даже больше, чем, скажем, для французского, который вспоминает Л. Танака: в русском языке есть «дружеское ты» и «начальническое ты», что сходно с функциями японских простых форм, а в западных языках обычно только первое. Но в русском языке заметна большая индивидуализация. Приведем пример, нами уже разбиравшийся [Алпатов 1973–2006: 40–41]. В пьесе М. Горького «Васса Железнова» героиня, богатая и влиятельная, но необразованная женщина, обращается к подчиненному ей управляющему с университетским образованием на Вы (перевешивает фактор образования), а к живущему за ее счет старшему брату—на ты. Одна из двух дочерей любит мать и обращается к ней на ты, другая холодна к ней и говорит ей Вы. В японском переводе Хидзиката Кэйта («Тэаторо», 1967, № 8) Васса обращается к управляющему без форм вежливости (низший!), а к брату—вежливо (важно, что он старший); языковые различия в обращении дочерей к Вассе сглажены, и обе говорят так, как положено говорить дочерям с матерью.

Это хороший перевод, где персонажи говорят так, как надо по правилам японского, а не русского языка (в данном случае уже несколько архаичным для современности, но и действие пьесы происходит в начале XX в.). Но бывают и переводы, слишком копирующие оригинал. Еще в конце 60-х гг. появился русский перевод повести

Абэ Кобо «Четвертый ледниковый период» (З. Рахима), где герой – рассказчик, заведующий лабораторией, ко всем своим сотрудникам обращается на ты. Так было передано обращение без форм вежливости в оригинале. Однако русское «начальническое ты» создавало в переводе ощущение недостаточной интеллигентности персонажа, что оригиналу не соответствовало.

Меньшие возможности свободного выбора форм этикета в японском языке отмечают и специалисты, сравнивающие японский язык с английским [Hill and al. 1986: 348, 359]; пишут, в частности, что при четком указании на статус собеседника японцы более единообразны в выборе формы [Hill and al. 1986: 361]. О большей формальности и упорядоченности японского этикета по сравнению с западным пишет и Хага Ясуси, отмечая, что он проявляется не только в грамматических правилах, но и в большом количестве приветствий, извинений и др. [Haga 2004: 249]. Об этом также надо поговорить.