Глава 12. Второй Ватиканский собор: «Вы будете проповедовать революцию в тиаре и сутане»

В октябре 1962 года открылся II Ватиканский собор, который стал самым многолюдным собранием в истории Католической церкви — на нём присутствовали 2 тысячи священников и представители 18 некатолических церквей. Вступительная речь Иоанна XXIII была составлена Монтини, который контролировал и повестку дня, и ход Собора. Ещё накануне события Миланский университет опубликовал написанную Монтини книгу, в которой он описал судьбу Собора, подчеркнув, что миссия последнего заключается в исправлении веры путём сокращения сверхъестественных элементов, чтобы сделать её более приемлемой для современного мира и современного человека. Когда Монтини станет папой, он сформулирует следующие цели Собора: «реформа» в терминах самоисправления; постановка вопроса о единстве христиан; «наведение мостов» с современным миром. Уже в сентябре 1963 года Монтини обратился с просьбой о прощении к «разделённым братьям» и призвал к взаимной терпимости, начав фактически ревизию католицизма.

Естественно, далеко не все были несведущими относительно разыгрываемой политической интриги и теологической диверсии. Так, уже осенью 1962 года вышла предупреждавшая об этом книга Мориса Пинэ «2000-летний заговор против Церкви». Однако на Соборе царило такое чувство эйфории, что большинство участников не видели серьёзной опасности.

Важно отметить, что, объявив Собор «пастырским», то есть не догматическим, оба папы заведомо как бы снимали с себя ответственность за происходящее, предоставляя видимую свободу решений собравшимся. Между тем, на Соборе сразу возникла острая дискуссия между консерваторами и либералами, и, хотя либералы представляли меньшинство, им удалось занять ведущие позиции и добиться решающего влияния на ход событий. Почему и как это произошло, хорошо и подробно описано в книгах Ральфа М. Вильтхена «Рейн впадает в Тибр. Неизвестный собор», архиепископа Марселя Лефевра, не признавшего решения Собора, «Они предали Его. От либерализма к отступничеству», а также в двухтомном исследовании «II Ватиканский собор. Церковь на перепутье».

Рассказывая о механизмах манипулирования и «нейтрализации» участников Собора, применяемых обновленцами, Лефевр выделил три, как он пишет, «ключевых манёвра»: во-первых, установление полного контроля за соборными комиссиями; во-вторых, эффективную деятельность Института документации (ИДОС), готовившего либерально-модернистские материалы для участников заседаний, по сравнению с которой активность епископов-консерваторов ничего не значила; в-третьих, умелое составление соборных документов, противоречивость формулировок которых позволяла скрыть их истинный смысл. Как пишет Лефевр, «документы написаны нудно и беспорядочно, поскольку сами либералы практиковали следующую систему: едва ли не каждые заблуждение, двусмысленность или опасная тенденция сопровождаются, перед ними или следом, обратным утверждением, призванным успокоить делегатов-консерваторов».

Благодаря использованию данных методов крайне активное либеральное меньшинство быстро превратилось в большинство, проведя в жизнь нужные им решения так, что мало кто из консервативно настроенных участников смог осознать, что речь идёт о реальном либеральном перевороте.

В декабре 1965 года Собор завершил свою работу, приняв 16 документов, наиболее важными из которых были Догматическая конституция о Церкви, Пастырская конституция о Церкви в современном мире, Декрет об экуменизме, декларации о религиозной свободе и об отношении Церкви к нехристианским религиям. Специальные документы были посвящены литургии, Библии, епископам, священникам, монашествующим, апостольству мирян, духовному образованию, воспитанию, восточным католическим церквям, миссионерству, средствам массовой коммуникации.

Содержание этих документов означало, что Собор явился разделительным рубежом в истории католичества. Продемонстрировав гибкую приспособляемость к миру сему, он изменил саму суть христианского учения, придав ему экуменическую направленность. При этом надо ещё раз подчеркнуть, что тексты были составлены таким образом, в таких двусмысленных выражениях, чтобы явные отступления не были слишком очевидны. Отсюда вольность толкований, которые позволили себе в постсоборные времена многие служители культа.

Поставив перед собой в качестве одной из центральных задач добиться лидерства католицизма в «достижении христианского единства», Собор сформулировал свою собственную экуменическую концепцию, альтернативную протестантскому пути, позволившую ему открыться к диалогу с другими религиями, сохранив в неприкосновенности положение о власти понтифика. В Догматической конституции о Церкви Lumen gentium подтверждалось, что Церковь Христова, «установленная и устроенная в мире сём как общество, пребывает в католической Церкви, управляемой преемником Петра и Епископами в общении с ним», но теперь добавлялось, что и «вне её состава обретают многие начала освящения и истины, которые, будучи дарами, свойственными Церкви Христовой, побуждают к кафолическому единству». Таким образом, Собор определил два основополагающих момента в отношениях с другими церквями. Он подтверждал, что «всю полноту спасительных средств» можно получить лишь через Католическую церковь, но вместе с тем признавал, что другие «церковные сообщества», связанные с ней в силу крещения, «могут разнообразно, согласно особому положению каждой Церкви или общины, действительно порождать жизнь благодати» и «они способны открыть доступ к спасительному общению». Хотя последние и «страдают некоторыми недостатками, тем не менее, они облечены значением и весом в тайне спасения». Главный поворот в экуменическом сознании заключался в выводе, что «те, кто верует во Христа и должным образом принял крещение, «находятся в известном общении» с Католической церковью, «пусть даже неполном», а полное общение возможно только с признанием власти преемника Петра, то есть понтифика Рима.

Не ограничиваясь задачей единения христиан, а стремясь к обеспечению своего духовного лидерства во вселенском масштабе, Собор в той же Догматической конституции о Церкви Lumen gentium даёт новую формулировку Народа Божия (т. е. Вселенской Церкви), которая допуская различные толкования, позволяла Католической церкви оправдать своё активное общение и с нехристианскими религиями. В Конституции признавалось, что к «кафолическому единству Народа Божия, предзнаменующему и укрепляющему всеобщий мир, призваны все люди. Ему по-разному принадлежат или предназначены и верные католики, и другие верующие во Христа, и, наконец, все люди в их совокупности, призванные Божией благодатью ко спасению». Другое положение утверждало, что «те, кто ещё не принял Евангелия, определены принадлежать к Народу Божию в силу различных причин. Прежде всего это — тот народ, которому были даны заветы и обетования, от которого Христос был рождён по плоти… Но спасительный Промысел объемлет и тех, кто признаёт Творца, и среди них прежде всего мусульман, которые, исповедуя свою приверженность вере Авраама, вместе с нами поклоняются Богу единому, милосердному, Который будет судить людей в последний день. Но и от прочих, взыскующих неведомого Бога через тени и образы, Бог недалеко, ибо Он Сам дарует всему жизнь и дыхание и всё прочее (ср. Деян 17, 25–28), и потому, что Спаситель хочет, чтобы все люди спаслись» (ср. 1 Тим. 2, 4).

Это положение фактически исказило истину о Народе Божием как Церкви Христовой, поскольку оно позволяет сделать вывод, что к нему «по-разному» принадлежат и те, кто не принимал крещения и исповедовал другую веру. Данный вывод, в свою очередь, был возможен в силу новой оценки значения мировых религий, включая анимистические и другие языческие культы, которая была дана в Декларации об отношении Церкви к нехристианским религиям» Nostra aetate. В ней говорилось: «Католическая Церковь не отвергает ничего из того, что истинно и свято в этих религиях. Она с искренним уважением рассматривает тот образ действия и жизни, те предписания и учения, которые, во многом отличаясь от того, чего она придерживается и чему учит, всё же нередко доносят луч Истины, просвещающей всех людей». О необходимости уважения традиций других народов («в той мере, в какой они не противоречат евангельским принципам») говорилось и в Декрете о миссионерской деятельности Церкви Ad Gentes, в котором миссионеры призывались «с радостью и уважением вскрывать заложенные в них семена Слова».

А это было уже чуть ли не прямое воспроизведение положения Э. Бенамозега, который писал: «Мы не смогли бы лучше резюмировать то, что мы говорили об использовании языческих имён, нежели, напомнив здесь один принцип каббалистов, в соответствии с которым все иностранные боги, о которых идёт речь в Писании, содержат в себе искру святости».

Признав «частичную истинность» и в других религиях, Собор пошёл дальше, заявив, что истина является вообще предметом поиска: «…Истину следует искать… посредством свободного исследования…, общения и диалога. Такими путями одни люди излагают другим ту истину, которую они нашли (или полагают, что нашли), чтобы оказать друг другу взаимную помощь в поисках истины; познанной же истины следует твёрдо держаться по личному согласию». Таким образом, верующих призывали вместе с неверующими искать истину, а это означало отвержение традиционных принципов миссионерства, исходящих из наказа Иисуса Христа: «Идите, научите все народы» (Мф. 28:19).

Интересно, что данное положение, означающее фактически призыв к религиозному синкретизму (т. е. объединению различных элементов в единую систему), воспроизводит ключевую идею неоплатонизма — религиозно-философского учения, крайне популярного среди образованных слоёв Римской империи в III веке по Р.Х. Заключается она в том, что откровение высшего Божества присутствует во всех традиционных религиях и что за всеми обрядами и легендами скрывается единый глубокий таинственный смысл. Но если у неоплатоников главным средством прийти к истинному пониманию этого откровения является философия, то в католицизме гарантом безошибочности учения является папа. Поэтому, допуская такую широкую открытость в отношении других религий, Собор вместе с тем надёжно «подстраховался», чётко подтвердив в Догматической конституции о Церкви Lumen gentium учение о непогрешимости папы — носителя полной и универсальной власти в Церкви, сформулированное на I Ватиканском соборе.

В ней говорится: «Это учение об установлении, непрерывности, значении и смысле священного Первенства Римского Понтифика и о его безошибочном учительстве Священный Собор вновь излагает всем верным, дабы твёрдо в него веровать, и, продолжая это начинание, постановляет исповедать и провозгласить перед лицом всех учение о Епископах, преемниках Апостолов, которые с Преемником Петра, Наместником Христа и зримым Главой всей Церкви, управляют домом Бога Живого». «Его определения по праву называются непреложными сами по себе, а не по согласию Церкви».

При этом, в отличие от декретов I Ватиканского собора, в Конституции Lumen gentium говорится и о власти «коллегии епископов», но сформулировано это положение таким образом, чтобы ни в коем случае не затронуть власть понтифика. Так, здесь утверждается, что «чин Епископов, преемствующие собору Апостолов в своём учительстве и пастырском управлении… со своим Главой Римским Понтификом, и никогда без этого Главы, также является субъектом верховной и полной власти во всей Церкви, однако эта власть не может осуществляться без согласия Римского Понтифика». Прописано, что «коллегия, или состав, Епископов обладает властью лишь совместно с Римским Понтификом, преемником Петра, в качестве её Главы, причём в неприкосновенности остаётся первенство его власти в отношении всех: как пастырей, так и верных. Ибо в силу своей должности, то есть как Наместник Христа и Пастырь всей Церкви, Римский Понтифик обладает в Церкви полной, верховной и универсальной властью, которую он всегда вправе свободно осуществлять».

Таким образом, непреложность папской власти гарантирует ему сохранение его идентичности, даже в случае растворения Католической церкви в «частичных истинах» других культур, правда, тогда уже это будет действительно всемирная церковь римского понтифика.

Значительное количество новых идей в духе «аджорнаменто» содержали Декларация о религиозной свободе Dignitas humanae и Пастырская конституция о Церкви в современном мире Gaudium et Spes, в которых утверждалось право человека на беспрепятственное осуществление любого избранного им вероисповедания, если только оно не угрожает общественному спокойствию и морали, а тем самым была поддержана классическая доктрина терпимости и религиозного плюрализма.

Собор совершил решительный поворот, следуя духу «интегрального гуманизма» Маритена и стараясь угодить во всём современному человеку. Это ярко проявилось в Пастырской конституции о Церкви в современном мире Gaudium et spe, в которой говорилось о «тесной связи Церкви со всей семьёй народов» и «о необходимости служения человеку» и о том, что «Сын Божий, через Своё воплощение некоторым образом соединился с каждым человеком».

Наиболее же радикальный пересмотр учения Собор допустил в отношении иудаизма, содержащийся в Декларации об отношении Церкви к нехристианским религиям Nostra aetate. При этом иудейские организации сыграли решающую роль в формулировании основных положений по этому вопросу.

Ещё до открытия Собора в феврале 1962 года Всемирный еврейский конгресс представил кардиналу Беа декларацию, в которой выделял в качестве основной задачи борьбу с антисемитизмом, и именно эту мысль, но другими словами выражал меморандум Беа, адресованный папе Иоанну XXIII в декабре 1962 года. В нём говорилось о необходимости признания греха христианского антисемитизма, об ответственности Церкви за его распространение посредством учения и пастырской практики, а тем самым и за те преследования, которым подвергались евреи, и о необходимости отдельно рассмотреть эту тему. Ответ Иоанна XXIII был позитивным, и данный вопрос был внесён в повестку дня.

Иудейские лидеры настойчиво добивались устранения из католического учения утверждения об иудеях как о богоубийцах, лишённых своего избранничества, а из литургических текстов — любых неодобрительных в отношении них слов. Однако обсуждение этих вопросов вызвало острые дискуссии, в ходе которых верные христианским традициям участники Собора, понимавшие опасность происходящего (хотя они и не были столь многочисленны), делали всё возможное, чтобы не допустить принятия данных положений. Это заставило руководителей еврейских организаций активизировать свои усилия по оказанию давления на руководство Церкви.

О закулисных переговорах, которые они вели в этих целях в Нью-Йорке и Риме с кардиналом Беа и представителями Секретариата, а также с самим папой Павлом VI, подробно рассказывается в статье Джозефа Родди «Как иудеи изменили католическое мышление», опубликованной в январском номере американского журнала Look от 25 января 1966 года. Дело в том, что руководство журнала поддерживало тесные отношения с Бнай Брит и АЕК, представители которых и передали ему материалы для публикации. В частности, там говорилось, что в марте 1963 года в Нью-Йорке руководители АЕК в глубокой тайне встретились с кардиналом Беа, а затем была организована встреча папы Павла VI с представителем ООН Артуром Гольдбергом (судьёй Верховного Суда), получившим соответствующие инструкции от раввина Хешеля, а некоторое время спустя папа принял и самого Хешеля в сопровождении Захарии Шустера (АЕК) при условии, что об этой встрече никто не узнает.

Папа вёл тайные переговоры и с другими представителями иудейских организаций, что, как пишет Дж. Родди, «заставило консерваторов говорить о том, что американские евреи сформировали новую власть, действующую внутри Церкви». Об активной роли Бнай Брит писала и французская газета Le Monde 19 ноября 1963 года: «Международная еврейская организация Бнай Брит выразила желание установить более тесные связи с Католической церковью. Она представила Собору проект декларации, утверждающей ответственность всего человечества в смерти Христа. Как утверждает Лабель Кац, президент Международного совета Бнай Брит, «если эта декларация будет принята Собором, еврейские сообщества рассмотрят пути и средства сотрудничества с Церковью для реализации её целей и проектов»».

Тогда же, в 1963 году, в целях оказания психологического давления на католиков немецкий драматург Рольф Хоххут представил публике театральную постановку «Викарий», в которой был изображён папа Пий XII, трусливо молчащий перед лицом массового уничтожения евреев. Изданная в виде книги драма была сопровождена комментарием, представленным в качестве исторического труда. Пьеса была настолько тенденциозна, что вызвала протесты даже со стороны самих евреев. Так, член ассоциации «Антидиффамационная лига» Иосиф Лихтен написал памфлет в защиту папы («Пий XII и евреи»), а генеральный консул в Милане, еврейский дипломат Эмилио Лапиде опубликовал статью, в которой утверждал, что папа спас от смерти от 700 до 850 тысяч евреев. Тем не менее, именно эта пьеса и сопровождавший её комментарий положили начало устойчивому представлению, господствующему в наше время в иудейской среде о Пие XII как о папе, враждебном евреям.

Первый вариант текста декларации о нехристианских религиях, в которой глава об иудаизме являлась основной, была поставлена на голосование в сентябре 1964 года и получила одобрение. Однако положения об иудаизме были настолько революционны и опасны, что даже столь либеральный понтифик, как Павел VI, не решился в итоге утвердить данный вариант и перенёс его рассмотрение на следующее заседание. Текст полностью отрицал ответственность иудейских лидеров за смерть Христа, отвергал выражение «народ-богоубийца», обвинял Церковь в антисемитизме, ставил под вопрос достоверность писаний евангелистов (в особенности св. Иоанна и св. Матфея), дискредитировал учения Отцов Церкви и крупных католических теологов. Документ в итоге был переписан уже в более осторожных выражениях, и, хотя его обсуждение не переставало вызывать острые дискуссии, 15 октября 1965 года за него проголосовало большинство участников Собора. 28 октября декларация Nostra aetate была утверждена.

Игнорируя различия между религией Древнего Израиля и современным талмудическим иудаизмом, авторы декларации, исказив тексты Евангелия, пошли на отрицание лишения иудеев Царства Небесного («идеи вытеснения» по иудейской терминологии) и на признание истинным Богом нетриипостасного бога Иеговы, которому поклоняются современные иудеи, утвердив тем самым духовное родство последних с христианами.

В документе говорилось: «Хотя иудейские власти и их приверженцы настояли на смерти Христа, однако то, что было совершено во время Его страстей, не может быть огульно вменено в вину ни всем живущим тогда иудеям, ни иудеям современным». Это положение Декрета игнорирует Евангелие, где приведены слова самих иудеев: «И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27:25).

Далее, в Декларации говорится, что, хотя Церковь и есть Народ Божий, однако иудеев не следует представлять ни отверженными Богом, ни проклятыми, как будто бы это вытекало из Священного Писания». «Иудеи в большинстве своём не приняли Евангелия, а многие из них даже воспротивились его распространению (Рим. 11:28). «Тем не менее, согласно Апостолу, ради своих отцов иудеи доныне остаются любезными Богу, Чьи дары и призвание непреложны» (Рим. 11:28, 29).

Данный отрывок был типичным примером манипуляции сознанием, поскольку слова апостола Павла, на которые ссылаются авторы, были вырваны из контекста его послания, а в нём говорилось: «Но не то, чтобы слово Божие не сбылось: ибо не все те израильтяне, которые от Израиля; и не все дети Авраама, которые от семени его… не плотские дети суть дети Божии, но дети обетования признаются за семя» (Рим. 9:6–8), и далее, со ссылкой на пророка Осию: «Не Мой народ назову Моим народом, и не возлюбленную — возлюбленною… вы не Мой народ; там названы будут сынами Бога Живаго» (Рим. 9:25–26). Св. Павел говорит не только то, что язычники стали наследниками Авраама по обетованию, но и то, что не верующие во Христа иудеи лишились Царствия Божия: «Некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их… Они отломились неверием, а ты держишься верою» (Рим. 11:17, 20).

Далее в документе Собора говорилось: «Церковь верует, что Христос, мир наш, примирил иудеев и язычников на кресте и из обоих сотворил Себе одно», и что «вместе с Пророками и с тем же Апостолом Церковь ожидает дня, ведомого одному лишь Богу, когда все народы единогласно призовут Господа и будут служить Ему единодушно». Между тем, в послании к ефесянам (Еф. 2:14–15) апостол Павел говорит, что Христос примирил на кресте Плотию и Кровию Своею верующих в Него язычников и иудеев, т. е. всех христиан, а о примирении неверующих нет ни слова.

Фальсифицируя, таким образом, суть Евангелия и Божественного откровения в целом, данные положения фактически отрицают учение о Церкви Христовой.

В этом отношении значение декларации Nostra aetate трудно переоценить. Один из иудейских авторов назвал её «теологическим землетрясением», приведшим к возникновению нового мира. Как писал член Всемирного еврейского конгресса Жан Гальперин, она «действительно открыла путь к совершенно новому диалогу и положила начало новому взгляду Католической церкви на иудеев и иудаизм, продемонстрировав её готовность заменить учение презрения учением уважения». Ему вторит иудейский исследователь Поль Жиньевски, заявивший в своей книге «Христианский антииудаизм. Мутация»: «Схема об иудеях, которую можно было рассматривать как завершение, напротив, оказалась очень быстро началом новой стадии в успешном развитии иудейско-христианских отношений». Дверь иудеям была открыта, и теперь можно было переходить к «очищению христианского пространства».

В декларации Nostra aetate было сказано и о духовной близости в отношении мусульман, которые, как указывал Собор, «с нами поклоняются Богу единому, милосердному, Который будет судить людей в последний день», хотя мусульмане, поклоняющиеся Аллаху, отрицают Триединого Истинного Бога и Иисуса Христа как Бога, рассматривая Его в качестве пророка. Не были забыты и язычники: признавая, что некоторые из них могли «достичь наивысшего озарения собственными усилиями или с помощью Свыше», Собор приравнивал воздействия их божества к благодати Святого Духа.

Революционное значение имело и принятие Декрета об экуменизме Unitatis redintegratio, который не только положительно оценил экуменическое движение, но и, признав спасительное значение других христианских сообществ, разрешил католикам сотрудничество с ними и даже общение в таинствах (соединение с ними в молитвах).

Утверждение экуменизма предполагало модернизацию всех сторон церковной жизни и «непрестанное преобразование», особую роль в котором призвано было сыграть апостольство мирян, которому был посвящён специальный декрет. Утверждению его призван был способствовать и пункт 10 Декрета о служении и жизни священников Presbyterorum ordinis, в котором говорилось, что для осуществления «особых форм пастырских начинаний на пользу различных социальных групп в пределах какой-либо области, страны или целой части света» среди прочих организаций могут создаваться особые епархии или персональные прелатуры. Это создавало возможность для формирования нового юридического лица, которое, будучи очень гибким образованием, могло внести особый вклад в распространение католического учения. Позже, в 1966 году, папа Павел VI специальным документом подтвердит возможность объединения мирян в персональные прелатуры посредством двустороннего договора между желающими и прелатурой.

Решения Собора вносили изменения в процесс богослужения и в литургию, о которых говорилось в Конституции о Священной литургии Sacrosanctum Concilium, которая стала первым документом, рассмотренным на Соборе. Над ней трудилась подготовительная Комиссия по литургии во главе с Аннибалом Буньи-ни. Она предусматривала преобразования «применительно к потребностям нашего времени» обрядов таинств и сакраменталий, природа и назначение которых с ходом времени «стали не столь очевидны». Говорилось о полезности применения в совершении таинств и сакраменталий местного языка; о возможности принятия в миссионерских странах элементов посвящения, имеющихся у местного народа; о пересмотре обрядов крещения, миропомазания, покаяния, бракосочетания (право церковной территориальной власти выработки собственного обряда сообразно с местными и национальными обычаями), а также текстов чина рукоположения. В особых обстоятельствах и по усмотрению Ординария предусматривалась возможность того, чтобы некоторые сакраменталий преподавались мирянами, наделёнными соответствующими качествами.

Как указывалось в издании «Документы II Ватиканского собора» 2004 года, «новое понимание тайны и миссии Церкви, данное Собором, обязывало ко глубокому аджорнаменто (обновлению применительно к современным условиям): не новые догмы, а новые перспективы церковной жизни, требовавшие настоящей реформы, обращение в мышлении и в жизни, новый стиль экуменической деятельности и диалога с современным миром… Павел VI непосредственно после Собора (1963–1978 гг.) и Иоанн Павел II (1978 г.) в последующие годы воплощают на деле его идеи и, придерживаясь учения, изложенного в документах, намечают путь, по которому должна идти Церковь, «всегда подлежащая обновлению» (semper renovanda)».