ГЛАВА 2
О ЛЮДЯХ И ЧУДОВИЩАХ
— Разве их решение тебя не интересует? — спросил Вульфгар у Реджиса. Они сидели на крыльце домика хафлинга; был вечер того дня, когда они вернулись с Пирамиды Кельвина, — замечательного весеннего дня. Они любовались водами огромного озера, известного под названием Мер Дуалдон; заходящее солнце прочертило сверкающую дорожку на волнах. У каждого в зубах была зажата трубка с прекрасным табаком, которым запасся Реджис во время своего последнего путешествия через мост Боарескира.
Реджис пожал плечами и выпустил кольцо дыма, затем принялся смотреть, как оно медленно уплывает прочь, уносимое южным ветерком. Он был согласен с любыми планами Дзирта, Бренора и Кэтти–бри, потому что практически не задумывался о лежавшей перед ним дороге. Мысли его были заняты дорогой уже пройденной, днями, проведенными с «Ухмыляющимися пони», и еще чаще он вспоминал о Донноле и других членах гильдии Морада Тополино.
— А ты почему передумал? — в свою очередь спросил он, не дав Вульфгару продолжить: варвар–гигант как раз хотел что–то сказать. Хафлинг посмотрел на своего высоченного друга и понял, что коснулся деликатного предмета, поэтому решил не расспрашивать дальше.
— Тебе это действительно нравится? — удивился Вульфгар, вытащил изо рта трубку и с недоверием принялся разглядывать дымящийся табак.
Хафлинг рассмеялся, затянулся и выпустил очередное кольцо, потом еще одно, поменьше, и оно пролетело сквозь первое.
— Это способ проводить время, погрузившись в мысли. Это помогает мне обрести душевный мир, вспомнить то, что было со мною прежде, или вообще ни о чем не вспоминать, если не хочется, а просто наслаждаться минутой покоя. — Он указал на озеро: лучи закатного солнца окрашивали облака, висевшие низко над западным горизонтом, в ярко–оранжевый цвет. — Я просто смотрю на то, что вокруг меня, — объяснил Реджис. — Просто живу настоящим.
Вульфгар кивнул и снова с отвращением взглянул на трубку, но попытался продолжить курить: сунул ее в рот и затянулся неуверенно, совсем немного.
— Можешь держать табак в этом замечательном серебряном роге, который у тебя постоянно с собой, — посоветовал хафлинг. — Я бы сделал тебе пробку и заделал дырку с другой стороны.
Вульфгар в ответ криво ухмыльнулся и взял в руки рог.
— Нет, — торжественно произнес он. — Этот рог я буду использовать в качестве рога.
— Любишь, чтобы тебя слышали все вокруг.
— Это не просто рог.
— Почему?
— Три года назад я совершил путешествие обратно в логово Ледяной Смерти, — ответил Вульфгар, и Реджис даже ахнул и едва не поперхнулся дымом. — В этом месте осталось еще немало сокровищ, — добавил Вульфгар, — и, как я обнаружил, немало врагов, с которыми пришлось сражаться.
— Дракон? — кашляя, переспросил Реджис. — Ты отправился обратно в логово дракона?
— Дракон давно мертв, так что да, я туда отправился.
— И ты нашел там вот это? — Хафлинг указал на рог.
Вульфгар поднял предмет и повернул его немного, и только тогда Реджис смог оценить его красоту. Это был простой рог, по форме схожий с рогом быка, но сделан он был из серебра; он сверкал в лучах вечернего солнца, и посредине его украшала тонкая серовато–коричневая полоска. Эта полоска, догадался Реджис, была сделана из настоящего рога и искрилась на солнце даже ярче серебра, потому что в ней были закреплены несколько алмазов. Очевидно, этот музыкальный инструмент не был создан руками ремесленника, и уж конечно, это не была работа какого–нибудь варвара из тундры. «Наверное, творение эльфов, или дворфов, или и тех и других», — подумал Реджис.
— Он нашел меня, — поправил Вульфгар. — И в час великой нужды, когда со всех сторон наступали ледяные тролли.
— С его помощью ты позвал своих товарищей?
— Я подул в этот рог в надежде немного напугать врагов, а может, просто потому, что он звучал громче, чем мой злобный крик; честно говоря, я уже решил, что путешествие мое подошло к концу, и что я больше не увижу своих друзей на вершине Пирамиды Кельвина. Но действительно, союзники пришли ко мне на помощь — из Приюта Воина.
Реджис уставился на друга, не веря своим ушам. Он никогда не слышал ничего подобного.
— Призраки?
— Воины. Бесстрашные и яростные. Они появились из тумана и вернулись обратно в небытие, когда были перебиты. Все, кроме одного, который остался в живых после битвы. Но он не говорил со мной, и ни один из них не произнес ни слова; а потом и этот, последний, тоже исчез.
— А ты с тех пор ни разу не трубил в этот рог? — затаив дыхание, спросил Реджис.
— Его магия ограниченна. Это всего лишь рог, и ничего более, но, кажется, раз в семь дней он приобретает волшебную силу.
— И тогда ты можешь вызвать своих союзников?
Вульфгар кивнул и попробовал еще раз затянуться из трубки.
— А сколько?
Варвар пожал плечами:
— Иногда всего несколько человек; однажды их было десять. Возможно, когда–нибудь мне удастся вызвать армию, но тогда у меня будет всего час, чтобы выиграть бой!
Реджис положил руку на свой кинжал с живыми змеями и все понял.
— Итак, почему же ты передумал? — спросил он снова, решив вернуться к первоначальной теме разговора. — В последний раз, когда я тебя видел, ты был твердо намерен войти в пруд в Ируладуне и отказаться от возможности снова прожить жизнь смертного.
— А ты помнишь, как я в первый раз встретил Бренора? — спросил Вульфгар, кашляя через каждое слово.
Реджис кивнул — как же он мог забыть битву за Пирамиду Кельвина?
— Я еще не стал мужчиной, на самом деле я был еще мальчишкой, — объяснил Вульфгар. — Мой народ пришел воевать с жителями городов и с дворфами. Бренору и его народу не нужна была эта битва, но им пришлось принять бой. И поэтому когда я, переполненный гордостью и яростью, нес боевое знамя своего племени и увидел перед собой рыжебородого дворфа, я поступил так, как поступил бы любой воин из племени Лося, сделал то, что требуется от любого настоящего последователя Темпуса.
— Ты напал на него. — Реджис рассмеялся и добавил с самым настоящим дворфским акцентом: — Ага, и долбанул его по башке, тупица! Тебе что, никогда не говорили, что череп у дворфа — самая крепкая часть тела?
— Этот урок мне дорого обошелся, — согласился Вульфгар. — Результат был такой, будто я шлепнул по толстому черепу Бренора Боевого Молота мокрым полотенцем. А он с легкостью сбил меня с ног. Вот тогда Вульфгару и должен был прийти конец.
— Разумеется, Бренор не стал убивать тебя. Так вот почему ты решил покинуть лес вместо того, чтобы войти в пруд? — Реджис понимал, что звучит это беспомощно, и слова друга не убедили его.
— Бренор не стал убивать меня, — повторил Вульфгар. — Но, более того, он не позволил и другим дворфам меня убить! Они имели на это полное право — я сам навлек на себя смерть. Ни один судья ни в одном из городов Фаэруна не обвинил бы Бренора и его сородичей в убийстве, если бы жизнь моя оборвалась на том поле. И, оставив меня в живых, они не получили никакой выгоды.
Реджис, забыв о трубке, которую держал в руках, во все глаза смотрел на своего могучего друга. В голосе Вульфгара он слышал уважение, кроме того, теплоту, искреннюю радость; этот разговор застал хафлинга врасплох. Как и безмятежное выражение лица Вульфгара. Человек смотрел на озеро так же бесстрастно, как только что смотрел сам Реджис, и трубка дымилась у него в зубах; Реджис подумал, что она смотрится вполне уместно.
— Он не убил меня, — продолжал Вульфгар, и казалось, что он разговаривает скорее сам с собой, а не с Реджисом, озвучивает внутренний монолог, который произносил в водах пруда в Ируладуне. — Он взял меня к себе. Он подарил мне жизнь, дом и стал моей семьей, вместе со всеми вами и дворфами клана Боевого Молота. Тем, кем я стал после той битвы, я стал благодаря Бренору. Я вернулся к своему народу, встретил женщину, полюбил ее, у нас появились дети… — Он смолк и широко улыбнулся Реджису, и белые зубы сверкнули из–за пожелтевшей бороды. — И внуки! — с восторгом произнес он.
— Их всех уже нет в мире живых? — мрачно спросил Реджис.
Вульфгар кивнул и снова посмотрел на озеро, но на лице его не было заметно следов горя от потери, печали, выражения смирения.
— Они в Приюте Воина, я должен верить в это. И если это обещание истинно, тогда они будут там, когда я снова покину этот мир, и когда тело мое будет лежать в могиле, я отправлюсь к ним, в пиршественные залы. Что значат несколько лишних десятилетий разлуки но сравнению с надеждой на вечную жизнь вместе?
— Если? — зацепился Реджис за эту оговорку. Разумеется, они оба уже побывали в царстве мертвых и вернулись к жизни лишь по воле могущественной богини. Разве кто–либо из них мог теперь сомневаться в существовании жизни после смерти?
Он внимательно посмотрел на Вульфгара, а гигант пожал плечами и ответил:
— Я не знаю, что лежит по другую сторону пещеры, которая находится в глубине пруда, как не знал о реальности жизни после смерти до моего путешествия в тот странный лес.
— И все же ты умер и отправился туда; тебе помогла богиня.
— Возможно.
Реджис недоверчиво уставился на друга.
— Кто может знать истину о том, что произошло? — пожал плечами Вульфгар. — Возможно, все это — иллюзия, трюк какого–нибудь колдуна, а? Магический обман, призванный обратить нас на его сторону и выполнять его желания.
— Ты не можешь верить в это!
Вульфгар рассмеялся, глубоко затянулся, и у него почти получилось выпустить колечко дыма; при этом он закашлялся совсем немного.
— Но это неважно, — рассеянно произнес Вульфгар. — И только после того как я осознал эту истину, истину о том, что я не могу видеть конца пути, ведущего через пещеру на дне пруда в Ируладуне… — Он снова смолк — казалось, искал нужные слова.
Реджис подумал, что на друга снизошло прозрение, но он не в состоянии был бы объяснить, в чем оно заключалось.
— Что бы ни приготовили боги для меня после того, как я умру окончательно, — это им решать, — продолжал Вульфгар. — Только после того, как я понял это, я перестал постоянно спрашивать себя, чего же хочет от меня Темпус.
— И вместо этого спрашиваешь, какая дорога больше подходит тебе, — закончил за него Реджис.
Вульфгар посмотрел на хафлинга сверху вниз и снова улыбнулся:
— Я был бы неблагодарным сыном и плохим другом, если бы выбрал иной путь и нырнул в пруд.
— Никто из нас не осудил бы тебя за это.
Вульфгар кивнул, искренне соглашаясь со словами хафлинга.
— И это еще раз доказывает, что я поступил правильно, когда вернулся, — сказал он, и его следующее колечко уже действительно походило на кольцо дыма.
И Реджис, не теряя времени, выпустил свое кольцо, которое пролетело сквозь него.
— Я не собирался приходить, — признался Бренор, обращаясь к Кэтти–бри и Дзирту. Кэтти–бри сидела у постели дроу, а тот полулежал на подушках; он еще не оправился от ран. Дворф покачал лохматой головой — у него, как прежде, выросла густая борода — и принялся мерить шагами небольшую комнату, словно это была клетка.
Это признание не слишком удивило Дзирта, но он заметил на лице Кэтти–бри изумленное выражение.
— Реджинальд Круглый Щит, капитан гвардии самого короля Эмеруса, к твоим услугам! — чуть ли не изящно поклонился Бренор.
— Это совершенно невероятная история. — Дзирт покачал головой, размышляя о приключениях своих четырех друзей, о которых ему рассказали за последние пару дней. Реджис играл роль главного рассказчика, и если хотя бы половина его россказней была правдой, он действительно прожил захватывающую вторую жизнь. — Вы, все вы, жили как дети других родителей и при этом помнили все о своем прежнем существовании. Я с трудом могу в это поверить, хотя и не сомневаюсь в ваших словах.
— Да я сам чуть не свихнулся. Ага, даже пить начал! — произнес Бренор, нарочито подмигивая.
— Король Эмерус, — вслух размышлял Дзирт. — Твердыня Фелбарр?
— Ага, она самая.
— И как поживает добрый король?
Бренор пожал плечами:
— Вся страна в смятении. И по всей стране смердит орками.
— Так вот почему ты едва не свернул со своего пути здесь и едва не отказался от клятвы Миликки, — догадалась Кэтти–бри, и снова Дзирт угадал удивление, даже некоторое раздражение, в ее реакции на слова Бренора.
Бренор хотел что–то сказать, но сдержался; и Дзирту показалось, что дворф тщательно взвешивает свои слова. Это было для него нехарактерно.
— Ты только что сказал… — напомнила ему Кэтти–бри.
Бренор взмахом руки велел ей замолчать.
— Я пришел, чтобы сражаться за своих друзей, так что давайте сразимся и покончим с этим. — Договорив, он посмотрел на Кэтти–бри, словно ожидая, что она прямо сейчас поведет их в бой.
— С кем сразимся? — спросил Дзирт.
— Кто знает? — ответила Кэтти–бри, обращаясь не к Дзирту, а к Бренору. — Мы действовали, как велела нам богиня. И если бы мы не…
— Я бы умер там, на вершине Пирамиды Кельвина, в ту ночь, — перебил ее Дзирт. Он взял руку Кэтти–бри, она посмотрела ему в глаза и кивнула. Раны его были смертельны, она уже говорила ему об этом и объяснила, что Миликки в ту ночь привела их на роковой утес.
— Тогда с нашими делами здесь покончено, а у меня есть дорога, которую надо пройти! — объявил Бренор.
— Ты собираешься нас покинуть? — удивился Дзирт.
— О, ты сам пойдешь со мной, в этом не сомневайся, — ответил дворф. — Мне нужно разобраться с одним дельцем — и тебе тоже нужно с ним разобраться.
— Королевство Многих Стрел?
— В точку.
Дзирт беспомощно покачал головой.
— Войны сейчас нет, — тихо произнес он. — Ты же не будешь отрицать, что это хорошо.
— Война будет, — возразил Бренор. — И очень скоро, если уже не началась, уж будь уверен! В мои дни в Фелбарре, а потом в Мифрил Халле…
— Ты возвращался в Мифрил Халл?! — одновременно воскликнули дроу и женщина.
Бренор прекратил расхаживать по комнате и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
— Ага, только там я известен как Реджинальд Круглый Щит, малыш Арр Арр — так меня называли парни Эмеруса. Провел там большую часть семьдесят девятого года, и это чистая правда. Война придет в Серебристые Болота, и придет скоро, если уже не пришла.
— Ты не можешь этого знать, — не согласился Дзирт. — Войну уже удавалось предотвратить прежде, так что это может получиться снова.
— Нет! — крикнул Бренор, топнув ногой. — Больше этого не случится! Я ошибся, когда подписывал этот проклятый договор! Это не помогло, дало нам только небольшую передышку.
— У нас не было другого выбора.
— Выбор был! — громко возразил Бренор, придя в еще большее волнение. — Я должен был расколоть своим топором череп этому вонючему Обальду и покончить со всем этим! И Мифрил Халл… да, но мы должны были выстоять.
— Другие королевства отказались нам помочь! — напомнил Дзирт.
— Должны были выстоять! — заорал Бренор и снова топнул ногой. — И другие присоединились бы к нам, это точно! И мы покончили бы с Обальдом и его мерзкими орками раз и навсегда.
— И с обеих сторон потеряли бы тысячи убитыми.
— Не стыдно умирать, когда воюешь с орками!
Дверь распахнулась, и ворвались Реджис и Вульфгар, озираясь по сторонам с такими лицами, словно думали увидеть драку.
— Ты воспользовался шансом, который тебе выпал, — сказал Дзирт, безуспешно пытаясь сохранить спокойный тон. — Возможно, если мир продержится, твое решение изменит отношение других рас к оркам во всех Королевствах.
— А может быть, я не желаю этого.
— Ты предпочитаешь войну? — спросил Дзирт. Он взглянул на Кэтти–бри в поисках поддержки, и его удивило суровое выражение ее лица — она смотрела на него, а не на Бренора. — Король Обальд предложил нам иное решение, — упорно продолжал Дзирт, несмотря ни на что. — Мы не могли бы его одолеть, в одиночку тем более, а возможно, даже и в том случае, если бы все королевства Серебристых Болот присоединились бы к нам — чего они сделать не пожелали. И, судя по всему, мир пока еще сохраняется.
— Был я там, — пробормотал Бренор. — Не так уж там и мирно.
— Но и войны нет, — настаивал Дзирт. — Многие родились или прожили всю жизнь в мире; а иначе они видели бы лишь несчастье и смерть под сапогами солдат воюющих армий.
— И сколько народу теперь погибнет под этими самыми сапогами потому, что мы сотню лет назад не загнали Обальда обратно в его дыру? — резко возразил Бренор.
— Дорога к долгому миру никогда не бывает легкой, — сказал Дзирт. — Но дело того стоило.
— Нет! — воскликнула Кэтти–бри. Дроу и дворф, не веря своим ушам, уставились на обычно мягкую женщину. — Нет, — повторила Кэтти–бри, уже тише, но все равно настойчиво. Она покачала головой, чтобы еще раз продемонстрировать свое неодобрение, и заявила: — Это была пустая затея, ложная надежда, которая мешала нам видеть жестокую реальность.
— Ты сама была там, — напомнил ей Дзирт. — На возвышении в ущелье Гарумна, рядом со всеми нами, когда Бренор подписывал договор.
— Мне тогда хотелось уйти, погнаться за Обальдом вместе с тобой, Бренором и Реджисом и убить его, а не заключать с ним мир.
— Но в конце концов ты все же согласилась с нашими намерениями и условиями договора.
— И я ошиблась, — просто призналась она. — Но сильнее всего ошибался ты, мой любимый.
После этого в комнате надолго воцарилась тишина; присутствующие обдумывали удивительные слова женщины, отказавшейся от прежнего мнения, и ее обвинение. Дзирт устремил на нее тяжелый взгляд, словно она только что пронзила стрелой его сердце и душу, но она не опустила глаз, не отступила.
— По–моему, я многое упустил, — произнес Вульфгар, который покинул своих друзей и Мифрил Халл еще до подписания договора ущелья Гарумна и никогда больше не возвращался туда. Он засмеялся, видимо, пытаясь разрядить обстановку, но не преуспел в этом.
— Я дал Бренору такой совет, какой считал наилучшим, — спокойно произнес Дзирт.
— Это был хороший план, — сказал Реджис, но никто не обратил внимания на его слова.
— Ты не мог бы заставить меня подписать эту треклятую бумагу, если бы я в душе не был согласен с тобой, — сказал Бренор.
— Дурные советы часто дают из лучших побуждений, — заметила Кэтти–бри.
— Неужели ты вытащила нас обратно в мир живых только для того, чтобы выразит!» свой неуместный гнев по поводу решения, принятого сто лет назад? — резко спросил Реджис и на сей раз привлек всеобщее внимание, вышел вперед, стал между Бренором и женщиной и смело посмотрел на нее.
Кэтти–бри тоже посмотрела на него, и на миг на ее прекрасном лице отразилось удивление, но затем она улыбнулась.
— Это была ошибка, и крупная ошибка, — сказала она. — И я считаю, что сейчас все мы должны понять это, потому что нам предстоит делать выбор, и решения наши, скорее всего, так же сильно повлияют на судьбы Королевств и рас, как и те, что мы принимали прежде.
— Наши ошибочные решения, ты хочешь сказать! — воскликнул явно взволнованный Бренор.
— Именно так, — немедленно согласилась Кэтти–бри; и ни малейших признаков неуверенности или сомнений не было ни в ее голосе, ни в выражении лица, ни в позе.
— Ты, как я вижу, чертовски уверена в себе, девчонка, — фыркнул Бренор.
— Это орки. — Голос женщины был ровным и неумолимым, словно сама смерть. — Мы должны были перебить их всех до единого.
— И их женщин тоже? — спросил Дзирт.
— А где тут детская? — ответила Кэтти–бри, превосходно имитируя выговор дворфов; это был безжалостный боевой клич, который бородатый народ издавал, вломившись в крепость гоблинов или злобных великанов. Это была старая дворфская шутка, и, произнося ее, они чокались кружками, словно это был похабный тост. Но когда Кэтти–бри произнесла эти слова, остальным четверым снова показалось, что она мрачна как смерть.
Дзирт поморщился, услышав эту фразу.
— Значит, ты взяла бы меч и?.. — начал он.
— Да, — ответила она, и присутствующие содрогнулись, когда ледяной ветер полного безразличия к чужой жизни коснулся их.
Дзирт не мог оторвать недоверчивого взгляда от женщины, стоявшей перед ним. Внезапно она показалась ему такой высокой, прекрасной и одновременно наводящей страх, в своем белом платье и черной шали. Он почувствовал на себе взгляд Реджиса, но не сумел заставить себя обернуться к хафлингу: знал, что все равно не может дать достойного ответа, и на лице его появилось жалкое выражение. Потому что из присутствовавших Дзирт был смущен и потрясен больше всех!
— В чем дело? — тихо спросил у него Реджис.
— Бремя, которое ты несешь, мешает тебе ясно мыслить, — обратилась Кэтти–бри к Дзирту. — Ты надеешься найти собственные черты в других — даже в орках и гоблинах. — Она покачала головой. — Но это невозможно, за очень редким исключением.
— Нет, ты точно стала слишком уверена в себе, дочка! — снова рявкнул Бренор.
Вульфгар засмеялся у него за спиной, и все с удивлением обернулись к человеку.
— Так говорит ей Миликки, — объяснил он и кивнул на Кэтти–бри; и все повернулись к женщине.
Та до сих нор даже не моргнула и лишь кивнула, подтверждая слова Вульфгара.
— Гоблины не похожи на остальные расы этого мира, — объяснила Кэтти–бри. — Они не таковы, как люди, хафлинги, эльфы, дворфы, гномы… даже дроу. В этом и состоит твоя ошибка, любовь моя. Эту ошибку все мы совершили в тот далекий день, когда согласились подписать договор ущелья Гарумна. Мы видели мир со своей точки зрения и приписывали свои взгляды и здравый смысл оркам. Возможно, потому, что нам очень хотелось в это верить, возможно, потому, что нам не дали выбора, но в любом случае мы ошиблись. И Миликки показала мне это.
Дзирт покачал головой, но скорее в смятении, чем в знак несогласия.
— Они — зло, — просто произнесла Кэтти–бри.
— Разве ты не знакома с моими соплеменниками? — иронически спросил Дзирт.
— Между дроу и гоблинами существует большое различие, — сразу же ответила она, словно ожидала именно такого вопроса. — Твой народ в большинстве своем воспитан в культуре демонической богини, которая построила систему управления, основанную на насилии. Действия дроу, согласна, часто несут зло, однако у вас есть выбор, свободная воля, несмотря на то, что общество склоняет дроу подчиняться требованиям Паучьей Королевы. Но с гоблинами и большинством великанов дело обстоит иначе.
— Знаешь, Охотнику это и без тебя известно, — бесцеремонно перебил ее Бренор, а когда все обернулись к нему, пожал плечами и засмеялся. — Ну разве не в этом был весь смысл твоего обучения, эльф? — спросил он у Дзирта.
Дзирт снова обратился к Кэтти–бри:
— Однажды я встретил гоблина, который мог бы поспорить с тобой на этот счет.
— Нойхейм, я знаю. Я помню твой рассказ.
— Значит, я ошибался насчет него?
— Возможно, — Кэтти–бри пожала плечами, — встречаются исключения, но если и так, эти гоблины сильно отличаются от остальных сородичей. А возможно, в жилах его текла не только кровь гоблинов — разумеется, бывают и неплохие полуорки, даже целые сообщества полуорков, которые мирно сосуществуют.
— Но насчет чистокровных гоблинов?.. — спросил Дзирт.
— Нет.
— Значит, мы должны принять, что они — все они, все орки, все гоблины, гноллы и кобольды — просто мусор… просто зло? — поинтересовался Дзирт, не скрывая скептицизма и раздражения. — Мы должны относиться к ним безо всякого милосердия, убивать их, даже не пытаясь договориться с ними?
— Да.
— Ты говоришь почти как верховные матери Домов Мензоберранзана, когда речь заходит об иных расах, — упрекнул он женщину.
Но Кэтти–бри снова даже глазом не моргнула, и выражение ее лица не изменилось.
— Если бы Бренор высказался подобным образом против… например, жителей Несма, тогда его речи можно было бы сравнить с разговорами ваших верховных матерей, — объяснила она. Но не мои слова. Только не мои слова о гоблинах. Эти твари созданы только для того, чтобы уничтожать, и ни для чего более. Боги предназначили их для того, чтобы насылать кару на эту землю, они — бич и испытание для тех, кто служит добрым целям. У них нет ни короля, ни даже божества, в отличие от дроу. Они не стремятся к завоеваниям сознательно, не ищут превосходства над другими расами. Истина проста, и я повторяю тебе то, что сказала мне Миликки. Гоблинов не воспитывают во зле. Они по природе своей — абсолютное зло. Различие не просто существенно, оно огромно; и горе тем, кто не заметит его.
— Король Обальд видел иной способ существования, — не унимался Дзирт. — Лучший путь для его народа, и благодаря его силе… — Он смолк при виде хмурого лица Кэтти–бри.
— Это был обман. Обманулись мы, обманулся Обальд, — сказала женщина. — Он получил великие магические дары от шаманов Груумша Одноглазого и от самого Груумша. Физические дары, например огромную силу, — он сильнее любого орка. Но кроме того, ему даровали мудрость и способность увидеть лучший путь для орков, и он поверил в него, и благодаря его могуществу его народ следует новым путем.
— Значит, ты все же неправа! — воскликнул Дзирт.
— Права — потому что все это было военной хитростью, — твердо продолжала Кэтти–бри. — Скрываясь за спиной Обальда, Груумш создал общество орков, государство, подобное остальным королевствам Серебристых Болот, но лишь по одной причине. Он считал, что они смогут уничтожить соседние королевства только изнутри. Даже при помощи организованной им армии Обальд не смог бы завоевать Серебристые Болота. Десятки тысяч достойных воинов погибли бы в этой войне, но королевства Серебристых Болот не пали бы. На сей раз, похоже, Груумш потребовал от своих подданных большего — безликого пушечного мяса.
— И мы отдали ему это, — с сожалением в голосе произнес Бренор.
Дзирт в тревоге взглянул на него, затем снова на Кэтти–бри, во взгляде которой тоже промелькнуло сожаление — сочувствие, возможно; но отказываться от своих жестоких слов она не собиралась.
— Это не люди, — мягко проговорила она. — Это чудовища. Так нельзя сказать о других расах, даже о тифлингах, которые называют себя потомками демонов, потому что они, в отличие от гоблинов, обладают свободной волей и разумом, сознанием и даже совестью. Да, у некоторых из них есть совесть! А у настоящих чистокровных гоблинов ее нет, говорю я; так говорит Миликки. Представь, что ты нашел львенка и вырастил его у себя в доме; это гораздо безопаснее, чем найти и вырастить детеныша гоблина, потому что гоблин наверняка убьет тебя, когда ему этого захочется, ради денег или просто ради удовольствия.
Дзирт почувствовал себя так, словно пол вдруг заходил ходуном. Он не сомневался в словах Кэтти–бри, и не сомневался в том, что она повторяла содержание песни Миликки. Это всегда было для дроу источником больших страданий — для дроу–отступника, который нашел в себе силы покинуть свой народ и отказаться от его жестоких обычаев. Была ли Кэтти–бри права в своей оценке? И, самое главное, была ли она права в оценке его самого?
В ушах Дзирта еще звучали ее слова: «Бремя, которое ты несешь, мешает тебе ясно мыслить». Он не хотел в это верить, хотел найти какое–нибудь логичное возражение ее доводам. Он подумал о Монтолио, своем первом наставнике в Верхнем Мире, но воспоминания о тех днях лишь подтверждали правоту Кэтти–бри и не подтверждали правоту дроу, потому что Монтолио никогда не высказывал суждений о характере гоблина или орка. Дзирт считал Монтолио Де Бруши одним из лучших людей, которых он когда–либо знал, но согласился ли бы Монтолио подписать договор ущелья Гарумна?
Позволил бы Монтолио гоблинам существовать мирно?
Дзирт даже не мог себе представить подобного.
Он жалобно посмотрел на Кэтти–бри, но эта женщина любила его слишком сильно, чтобы предложить ему легкий выход из положения. Он вынужден был выслушать ее приговор, слова, подсказанные ей Миликки, богиней, живущей в сердцах Дзирта и Кэтти–бри.
Ему хотелось верить, что Обальд руководствовался благородными намерениями. Ему хотелось верить, что орк, или гоблин, подобный Нойхейму, может подняться над уровнем своей расы, потому что если они смогли сделать это, значит, сможет и он, и наоборот: если он смог, значит, они тоже могут, или должны, измениться.
— Гоблины — это не народ, — говорила Кэтти–бри. — Это не люди, не дроу, они совершенно отличаются от любой другой расы. Ты не можешь судить о них, не можешь относиться к ним так же, как к представителям прочих рас.
— Ты права, чтоб мне провалиться! — вмешался Бренор. — Дворфы знали это много веков!
— Но все же ты подписал этот договор, — произнес Реджис, и все недовольно уставились на хафлинга, а Бренор нахмурился сильнее прочих.
Но сердитые взгляды были встречены широкой, дразнящей и ужасно заразительной улыбкой.
— Что, на сей раз у тебя кишка не тонка спорить со мной, а? — спросил Бренор.
Реджис подмигнул дворфу и ухмыльнулся:
— Давайте–ка прикончим кучку орков.
Если Бренора и разгневали предыдущие слова хафлинга, то гнев моментально испарился при этом приглашении.
— Ба–ха–ха! — взревел он и хлопнул Реджиса по спине.
— Скоро тропы станут проходимыми, и в любом случае мы сможем добраться куда нужно, — сказала Кэтти–бри. — Итак, Мифрил Халл?
— Ага, — отозвался Бренор, но при этих словах смотрел на Вульфгара. В конце концов, варвар покинул Компаньонов из Халла именно во времена Обальда — вернулся в родной дом, в тундру Долины Ледяного Ветра.
— Ага, — от души ответил Вульфгар.
— Значит, не собираешься оставаться со своими сородичами? — прямо спросил Бренор.
— Я вернулся, чтобы сражаться рядом с Дзиртом и всеми вами, — совершенно невозмутимо сообщил Вульфгар. — Ради приключений. Ради битв. Так что давайте развлекаться.
Дзирт заметил, что Кэтти–бри пристально смотрит на варвара. Он разделял ее изумление, но для них обоих это был приятный сюрприз.
— В Мифрил Халл, — согласился Дзирт.
— Не прямо сейчас, — возразил Бренор. — Потому что у нас есть еще одно дельце, — пояснил он, кивая при каждом слове. — Один наш друг в беде, эльф; ты его видел и оставил умирать.
Дзирт удивленно посмотрел на дворфа.
Бренор отошел к стене, наклонился и извлек из–под своей койки знакомый шлем, щит и топор. Никто не удивился, кроме Дзирта, который почти ничего не соображал и не видел той ночью на Пирамиде Кельвина, и забыл, во что был облачен Бренор. Но теперь, услышав рассказы друзей об их возвращении в этот мир, он понял, что они имели в виду: Бренор посещал собственную могилу!
— Разница в том, что один наш старый друг уже был мертв, — продолжал Бренор, — и оказался не таким сильным, каким считал себя.
— Пуэнт, — прошептал Дзирт; он только сейчас вспомнил про беднягу. Он наткнулся на Пуэнта в окрестностях Невервинтера, неподалеку от Гаунтлгрима. Несчастный превратился в вампира, и Дзирт оставил его в пещере в ожидании восхода солнца, которое должно было покончить с проклятием.
— Что с ним? — спросила Кэтти–бри.
— Он в Гаунтлгриме, убивает дроу, — сообщил Бренор.
— Небось, доволен собой как никогда, — заметил Реджис, потом недоверчиво прошептал: — В Гаунтлгриме?
— Он стал вампиром, — объяснил Дзирт.
— Точно, и я не собираюсь бросать его в беде, — заявил Бренор.
— Ты хочешь его убить? — спросил Вульфгар.
Бренор пожал плечами, а Дзирт обернулся к Кэтти–бри:
— И нет другого способа?
Женщина тоже беспомощно пожала плечами. Она была жрицей, но мало что смыслила в делах немертвых, которые принадлежали чуждому и враждебному Миликки царству.
— Гаунтлгрим? — снова спросил Реджис.
— Ага, мы его нашли, — сказал Бренор. — В холмах Краге, к северу от Невервиитера. Пуэнт там, умер, пропащий бедняга, но прихватил за собой несколько дроу, и, кстати, мне не слишком нравится мысль о том, что этот народ копошится в Кузне моих предков!
— Значит, по дороге что–нибудь придумаем, — предложила Кэтти–бри.
— Джарлакс сейчас в Лускане, — поведал Реджис, и все насторожились, услышав это имя.
Но Кэтти–бри думала о другом, понял Дзирт, потому что она покачала головой и беззвучно произнесла: «Широкая Скамья».
Дзирт не смог скрыть своего удивления, потому что дом Гарпеллов был не из тех мест, куда обычно хочется вернуться!
