Старушку Егорову разбил паралич, и три года она лежала в груде дурно пахнущего тряпья в боковой комнатушке, где никогда, даже и в холодную погоду, не закрывали форточку.

Но за несколько дней до смерти вроде как выздоровела Егорова, села на постели, провела перед собою рукой, словно занавеску отодвигая, и сказала:

— А я Николая Угодника сегодня видела…

Такое вот чудо случилось.

Три года не говорила ни слова, лежала пластом, а тут сама села на кровати и ясно-ясно сказала об увиденном.

Даже зятя, который в церковь никогда не ходил, и то проняло.

— Так это угодник тебя и вылечил, что ли? — спросил он.

— Я Николая Угодника сегодня видела… — повторила старушка, перекрестилась, снова легла и больше ничего не говорила и не вставала…

Смерть ее заметили по выражению лица старушки.

Не то чтобы оно изменилось, но таким глубоким покоем покрылось, такое полное удовольствованное знание обозначилось на нем, что даже зять Егоровой, который ни в какую загробную жизнь не верил, долго стоял над постелью умершей тещи и не мог оторвать от нее глаз.

А раньше, бывало, и в боковушку заходить из-за дурного запаха избегал.

Впрочем, сейчас — зять как-то отстраненно подумал об этом — никакого запаха не слышно было.

— А что, — спросил он у стоящей рядом жены. — Больше ничего не говорила она?

— Не… — ответила жена. — Сказала только, что Николая Угодника видела. А чего еще говорить?