Глава 12
Ночь пришла с востока. Она предупредила о приближении прохладой и звоном комарья, которое выбралось из нор, спеша воспользоваться кратким окном приемлемой температуры. Полупрозрачные тела насекомых поднялись над садом. И в мелодичный перезвон их крыльев вмешалось тяжелое гудение шершней. Их тяжелые тела скользили в комариных тучах, распугивая гнус.
Надо будет гнездо поискать, обложить желтыми камнями, чтобы никто не наткнулся ненароком. И при роении отметить, куда молодые матки в спячку залягут.
Нкрума сидел у окна.
О шершнях думалось легко, как и о комарах, что стучались в стекло мелкой дробью. Некоторые садились, позволяя разглядеть и полупрозрачные тельца, и тонкие лапки, и свернутые нити хоботков.
– Страдаешь? – Гарджо подкрался незаметно и, несказанно довольный этим обстоятельством, щелкнул брата по носу.
Тот только отмахнулся.
– Невеста не понравилась?
Не в этом дело.
– Она здесь не выживет, – тихо сказал Нкрума. – Я даже не уверен, что ей в доме безопасно.
Слишком хрупкая.
С тонкой кожей, которую пробьет не то что комариный хоботок, но и тонкое жало пустынной мошки, которая опасна разве что новорожденным.
С теплой кровью, что будет манить всех хищников в округе. С любопытством неумеренным и готовностью лезть туда, куда не стоит. Чудо, что анемоны не плеснули в нее желудочным соком, точно без ожога не обошлось бы.
– Не знаю… она цветочкам понравилась. А Бои бесится… Таль уже сбежал. Прячется на полигоне… ты не хочешь?
– Настроения нет.
– Матушка разослала приглашения. Будет представлять твою невесту старейшинам, ну и всем, кто прибудет. А прибудут, как понимаешь, многие.
Шершень появился в стекле беззвучно, на долю мгновенья сложив крылья. Лапы его, снабженные плотными выростами хитина, впились в комариное тельце. И, прежде чем комар успел подняться, жвалы шершня ловко откусили ему голову.
Нкрума поежился.
Невесту было жаль, а себя и того жальче. Возникла трусливая мысль бежать, если не в пустыню, то хотя бы с планеты, но…
Матушка этого точно не простит.
– Когда? – со вздохом поинтересовался он.
– Так… завтра. – Братец проводил шершня задумчивым взглядом. – Чего тянуть-то?
И вправду чего?
…Ночь пахла азалиями. Вот никогда особо цветы не любила, и, быть может, нынешний аромат к азалиям имел отношение весьма опосредованное, но вот не шли они у меня из головы, эти разнесчастные азалии.
И еще дом.
И пустыня, голос которой доносился сквозь стены. Я способна была расслышать каждое слово ее. Шелест песков, запертых там, за оградой, которую местные хозяева мнили непреодолимой. Но достаточно было откликнуться, и песчаное море смоет ее, накроет дом по самую крышу.
Слышала шорох змей.
И шелест крыл неведомых насекомых. И как-то беспокойно мне становилось.
– Что, тяжко тебе? – шепотом поинтересовалась я у сороконожки, которую посадили-таки в банку. Банка была высокой, из толстого стекла и с крышкой надежного вида. Но сороконожка ворочалась и скреблась, норовя пробиться сквозь прозрачную эту преграду.
При звуке моего голоса она замерла.
А после заскреблась с куда большим энтузиазмом, как бы видом своим показывая пример: вот так надо, Агния. А ты лапки сложила – и конец борьбе за независимость.
Тянуло прохладой.
И азалиями.
И кажется, ночной сад был полон жизни, но что-то, наверное, здравый смысл, подсказывало мне, что не стоит туда соваться. Целее буду.
– Дорогая… – Свекровь не удосужилась постучать. Она вплыла в комнату с уверенной неторопливостью океанского лайнера, знающего, что он – самый роскошный корабль в океане.
Белый костюм.
Золотые цепочки на запястьях. Домашние тапочки расшиты круглыми камнями, которые мне напоминали чьи-то глаза. Пояс с теми же камнями.
Сверток в руках.
– Добрый вечер, – я старалась говорить спокойно. – Я вот… в окно смотрю.
– Это хорошо. Только выходить не следует. Этот мир, полагаю, слишком чужд для тебя.
– Чужд.
Надо же, какое у нас вдруг возникло взаимопонимание.
– Я вообще не представляю, как такое возможно…
– Что именно? – Величественный взмах руки, и сверток превратился в платье. То есть не совсем чтобы в платье: просторные шаровары из бледно-зеленой тюлеобразной ткани, узкая рубашка до середины бедра и просторный жакет, на сей раз изумрудного колеру. – Мне подумалось, что тебе, должно быть, не слишком удобно все время ходить в одном и том же. Поэтому если ты не возражаешь…
Какие вежливые слова, а тон таков, что становилось ясно: не стоит мне возражать.
Я и не собираюсь.
– Я взяла на себя смелость подыскать домашнее платье. Думаю, в нем тебе будет удобно. Завтра доставят другие.
– Спасибо.
Интересно, а белье под это платье полагается надевать?
– Не за что, дорогая… Не за что, – она любовно провела по ткани ладонью. – Это круонский шелк… мы держим несколько ферм с шелковичными червями. Слышала?
– Кто не слышал о шелковичных червях, – пробормотала я.
Белье имелось.
Я просто не сразу поняла, что эти мотки веревочек с запутавшимися в них кусочками ткани и есть белье.
– Действительно… Нам повезло на пески с высоким содержанием кварца. К слову, я собиралась отдать эти фермы за сыном.
Мило.
Это у них так принято, за женихом приданое давать?
– Он, конечно, несколько далек от прикладной биологии…
Я все же присела и покачала головой, надеюсь, выражая именно сочувствие.
– А вот вам, как видела, нравится работать с живым. Анемоны вас признали.
– А могли и не признать?
По губам свекрови скользнула тонкая улыбка.
– У нас не принято трогать чужие цветы. Очень легко остаться без пальцев.
Ага…
А за обедом, стало быть, не судьба была.
– Не стоит переживать. Это адаптированная форма, – свекровь успокаивающе погладила меня по плечу. – Никто не станет держать в доме по-настоящему опасное растение.
Уже легче.
– Самое большее, что вам грозило, – кислотный ожог.
Я сглотнула.
Однако странные у них здесь представления об опасности.
– Иногда ребенку лучше на собственном опыте позволить понять, что есть опасность. Малая боль – большой опыт, так здесь говорят.
Вот что-то сдается мне, что речь идет вовсе не об анемонах.
– Я взяла на себя смелость ознакомиться с результатами вашего тестирования, – она обошла стороной столик, и сороконожка замерла, свернулась клубком и погасла, из яркого насекомого превращаясь в некое подобие камня. – Ваши эмпатические способности… любопытное приобретение.
Ага, как и я сама.
Взвешена.
Оценена.
И признана годной.
Я подцепила пальцем веревочку и, прикинув, как сия конструкция будет выглядеть в итоге, покраснела и положила белье на место.
– Так, говорите, вы знакомы с червями? В вашем мире они тоже встречаются? – Свекровь распахнула окна, впуская в комнату свежий ветер и запах азалий. Но только их. Стоило чему-то крупному и явно агрессивно настроенному подлететь ближе, как оно увязло в завесе.
– Встречаются, – я поерзала. – Гусеницы такие… едят листья, потом строят коконы из шелковой нити. Эти коконы, кажется, кидают в кипяток, чтобы личинка погибла, а затем раскручивают.
Познания мои были куцы и печальны.
– Какое варварство! – не то восхитилась, не то возмутилась свекровь. – Не стоит опасаться, никто не заставит вас уничтожать бедных животных.
Она щелкнула пальцем по гудящему шару, отправляя его в темноту сада.
– Скоро включатся ультразвуковые глушилки, и полог станет непроницаемым, – сказала она. – Наши черви обитают в песках. Они питаются песчаным крилем, мелкими простейшими, которыми заселены верхние слои. И, охотясь, поглощают огромное количества песка. Органика переваривается, а неорганика преобразуется в пищеварительном тракте. Слюна червей содержит вещества, изменяющие структуру песка. Он превращается в клубки тончайших нитей, которые червь попросту отрыгивает.
Лежащий на кровати наряд заиграл новыми красками. Ткань из отрыжки песчаного червя – как-то не самая лучшая реклама.
– Дальше уже дроны подбирают, распутывают… Нити получаются исключительной прочности, но в то же время мягкие и тонкие. Это одеяние не пробить ни осе, ни даже шершню.
Понятно. Огламуренный бронежилет для девочки, если той вздумается выйти из дома.
А ведь тянет.
Я слышу, как поет пустыня.
– Конечно, процесс пусть и автоматизирован, но все равно нестабилен, как сама популяция червей. В последнее время их что-то беспокоит. Надеюсь, вы поймете, что именно.
Конечно.
Я же специалист. По внеземным червям…
Слетаю и спрошу. Может, песок несвежий попался или луны не в той фазе сошлись. Кому ж еще в этом разбираться-то?
– Больше веры в собственные силы. – Моя свекровь была неудержимо оптимистична. И это, честно говоря, пугало. – И окажите мне любезность, наденьте завтра это платье, даже если оно вам не по нраву.
– Почему?
Я моргнула, пытаясь избавиться от навязчивого желания выглянуть в окошко. В окошке этом что-то гудело, и гремело, и возилось, и еще шуршало, намекая, что выглядывать вовсе не стоит, что желание это суицидальное и…
– Не всякий род может позволить себе одеваться в чистый шелк. Как правило, его нити просто добавляют. Но мне хотелось бы показать всем, что мы ценим дар судьбы, Агния… Быть может, мой сын и бестолков, и забыл те сказки, которые ему читали на ночь, но я помню. Если вас примет мир, примем и мы.
Понятно, что ничего не понятно.
То есть моя свекровь все же наступила на горло собственному недовольству и приняла-таки меня в почетные невестки. Но только она. А завтра мне предстоит знакомство еще с кем-то, кто будет настроен куда более скептически, и потому меня надо нарядить, чтобы у этого кого-то и мысли не возникло, что мне здесь не рады.
Как все запутано.
И бестолково.
– Хорошо. – Я взяла платье. – Я ведь справлюсь без посторонней помощи, верно?
Здешние слуги меня, честно говоря, несколько пугали. Были они молчаливы, исполнительны и, когда пропадала надобность в их услугах, просто-напросто исчезали.
– Справитесь. – Свекровь, кажется, поняла. – Вас смутили ашшеры? Не стоит воспринимать их как разумных существ. То есть они, безусловно, ограниченно разумны, но являются по сути теми же дронами, просто адаптированными для дома.
Безумие.
Но мое, если уж на то пошло. Кто ж знал, что у меня настолько извращенный разум, да…
– Я постараюсь привыкнуть к ним, – пообещала я.
– Не сомневаюсь, у вас получится. И все же постарайтесь не выходить из дома, ладно?
Я кивнула.
Постараюсь, что уж тут…
А платье село идеально. И надо сказать, белье, оказавшееся еще более развратным, чем я предполагала, было удобно.
Шелк холодил кожу.
И был мягок.
Нежен.
И огромное зеркало, в которое вдруг превратилась стена, показывало, что наряд этот странный мне идет.
Этак я и замуж захочу.
Почему бы и нет? Мужчина серьезный. Червей опять же дадут. Он будет дубиной местных мамонтов гонять, а я за прялку сяду. И заживем в любви и согласии.
