Глава четвертая

– Сколько вам понадобится времени, чтобы дописать программу? – спросил майор.

– Думаю, в три-четыре дня уложусь. Только мне бы мощный стационарный компьютер и помещение, где мне никто мешать не будет.

– У нас на узле связи устроим. Выделим самую мощную нашу машину. Если компьютер не подойдет, затребуем у ФСБ. У них с финансированием проще, чем у нас. Пусть приобретают, общее дело делаем. А кабинет отдельный на узле связи имеется. Даже на довольствие в нашу столовую поставим, и еду приносить будут, чтобы не отвлекать. Если узел связи не устроит, в казарме отдельный кубрик выделим. Там, кажется, есть место. Есть, Виталий Николаевич?

– Кажется, даже два кубрика свободны, – подтвердил я. – На нашей стороне и напротив, на стороне автороты.

– Сначала на узел связи пройдем, компьютер поищем… – Майор поднялся и посмотрел на меня: – Но это не отменяет все ранее намеченные мероприятия. Ты, старлей, позвони в автороту. Машины уже должны быть готовы. Если готовы, звони полковнику Коломойникову и спроси, когда можно выезжать. А мы пока займемся поисками места для работы программиста и попробуем разобраться с останками сбитого «беспилотника». Вдруг удастся там прочитать «полетную карту»…

Я решил все вопросы еще до возвращения Рыженкова и Дегтярева, даже в казарму позвонить успел, отдал распоряжение поднимать взвод. Но начальник штаба с программистом все не возвращались. Видимо, лучший компьютер сводного отряда проходил испытания на скорость работы процессора. Идти искать их необходимости не было, и я, попросив дежурного по гаражу отправить все шесть выделенных «уазиков» к казарме, отправился туда же. Но перед этим предупредил дежурного по штабу, чтобы, когда майор Рыженков вернется, он доложил ему, что я со взводом выехал на задание.

Шесть «уазиков» – это все, что нашлось. От грузовиков я отказался. В столице республики существует множество улиц, по которым запрещено грузовое движение. И хотя все наши машины имеют пропуска на проезд под запрещающие знаки, тем не менее лучше не осложнять обстановку и не привлекать к себе лишнего внимания. Вообще-то взводу требовалось семь машин, чтобы добраться до Махачкалы. «Уазик» – машина пятиместная. Если учесть, что водитель свое место никому не уступает, то шесть машин должны одновременно перевозить двадцать четыре бойца. А у меня во взводе их двадцать семь, плюс командир, то есть я. Как раз одной машины и не хватало. Однако мои солдаты – народ неприхотливый, смогут и в тесноте доехать, сидя на коленях один у другого. Главное, был бы результат.

Взвод я проинструктировал по полной программе. И даже на случай возникновения нестандартных ситуаций, отлично зная, что отношение к солдатам среди населения разное. Напомнил и о том, что даже в Крыму при проведении боевой операции бойцы спецназа ГРУ получили прозвище «вежливые люди», а это значит, что при общении с мирными жителями вежливость ставится во главу всего. Даже в том случае, если кто-то будет настроен откровенно агрессивно. А провокации в нашей операции не исключены.

Разбивать бойцов на пары, которые и будут работать отдельными группами, я заранее доверил командирам отделений. Они лучше меня знают отношения между солдатами и прекрасно понимают, кому с кем будет удобнее и комфортнее работать.

– К машине! – дал я стандартную армейскую команду.

И в это время мне позвонил полковник Коломойников.

– Старший лейтенант Лукрепциев. Слушаю, товарищ полковник…

– Ты еще не выехал, старлей?

– Садимся в машины, товарищ полковник. Максимум через пятьдесят минут будем у вас.

– Майора Рыженкова рядом с тобой нет?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ты его до отъезда не увидишь?

– Едва ли, товарищ полковник.

– Ладно. Я сам ему перезвоню. Сейчас только тебя в известность поставлю. Короче, дело такое. Оперативная группа ФСБ выезжала искать того соседа Азнаура Тавсултанова, который ему заказывал испытание. Соседних домов – два. В одном живут пожилые мужчина и женщина. Весьма, надо заметить, пожилые, далеко за восемьдесят уже обоим. На них подозрение не падало. А по другую сторону молодой сосед имелся. Причем со склонностью к криминалу, как участковый сообщил. Не так, чтобы очень уж, не бандит и не вор, но вспыльчивый, чуть что не по его – сразу кулаки в ход пускает. Уже много случаев за ним числится. Несколько приводов в полицию. Дважды по десять суток отсидел по решению суда. Но руки у парня «золотые», любит с железяками возиться. И все умеет, на любом станке работает. Разные приспособления делает сам. У него в гараже целая мастерская. Поехали к нему. В дом опергруппу не пустили, потом окно распахнулось, и оттуда раздались автоматные очереди. Оказавший сопротивление бандит встречным огнем был уничтожен. Но это был не хозяин дома, как заявил участковый. Его на месте не оказалось. Сейчас он объявлен в розыск. Дома, в холодном подвальном помещении, оказались закрытыми жена хозяина и двое его детей. Сказали, что от перестрелки сами спрятались и попросили гостя дверь снаружи закрыть. Про мужа и отца говорят, что тот привел человека, который и отстреливался, а сам сразу ушел. Два дня уже его не видели. В доме и в гараже провели обыск. В гараже нашли несколько тех самых звуковых «пугалок», что крепились к стандартным минам, которые сбрасывались с «беспилотников». Такие же были найдены и на вокзале рядом с перроном, и в аэропорту. Причем в аэропорту эта штука улетела аж на крышу пассажирского терминала. Есть в этой истории еще один непонятный момент. Тот парень, что был в доме, когда начал отстреливаться, сделал один выстрел из «подствольника». Больше просто не успел – его снайпер, прямо не выходя из машины, уничтожил. Из кузова стрелял в окно, и этот единственный выстрел оказался результативным. Из дома напротив после начала стрельбы вышел мужчина в черных очках. Слепой с собакой-поводырем. Говорят, красивая и умная собака, золотистый ретривер. Этого слепого осколок ранил в плечо по касательной, слегка порвало мягкие ткани. От услуг медиков слепой отказался. Сказал, что у него хозяйка дома – бывшая операционная медсестра, сейчас пенсионерка. Она ему зашьет, ранение обработает и перевяжет. И ушел в дом. Участковый тогда очень удивился. Хозяйка дома, в который вошел слепой, уже несколько лет не работает, пьет, живет за счет мужиков, которых время от времени приводит, и вообще никогда медсестрой не была. Не была даже санитаркой. А самого слепого участковый в первый раз видел, хотя всех на своем участке, говорит, знает как облупленных, в каждом дворе бывал в свое время. Сразу, на месте, руководитель группы проверять слепого не стал, пожалел и посчитал проверку документов некорректным действием. Но у меня лично этот человек вызвал интуитивное подозрение. Зачем вообще он вышел, когда услышал стрельбу. Тем более слепой. Непонятное поведение, мне кажется. А ко всему непонятному нам стоит присматриваться. Ну ладно, приезжай. Сейчас для тебя все бумаги распечатываются. А машины уже готовы…

– Понял, товарищ полковник. Взвод уже по машинам распределился. Меня только ждут. Выезжаем!

На КПП дежурный был уже предупрежден о нашем выезде. Осталось снова, в который уже раз, удивиться, когда же начальник штаба успевает все предусмотреть! Как только машины приблизились к КПП, ворота раскрылись, и мы покинули расположение сводного отряда без остановки.

Дальше дорога лежала привычная, многажды преодоленная на различных видах транспорта и в дневное время суток вполне безопасная, если только дороги в Дагестане могут быть безопасными. Но в данном случае опасность исходила уже не от бандитов и им подобных, а от самих водителей. На отдельных участках дорожное полотно было настолько приличным, что приглашало разогнаться. Но все наши водители хорошо знали, что вслед за приличным участком дорожное полотно будет таким, что преодолевать его лучше всего как минимум на боевой машине пехоты, где гусеницы не имеют привычки проваливаться в ямины и не реагируют на другие неровности.

Добрались мы до Махачкалы достаточно быстро и без приключений. Ровно через пятьдесят минут наша колонна остановилась перед зданием республиканского управления ФСБ, где уже стояла колонна таких же машин, только слегка более длинная, чем наша. Я так понял, что эти машины должны были поступить под мое командование…

Дальше пошла рутинная и скучная работа. Взвод был разделен на малые группы, по два бойца в каждой. Третьим в группе был водитель, роль которого сводилась к минимуму выполнения собственных функциональных обязанностей: отвезти по адресу, остановиться и ждать, по возможности страхуя, то есть оставив автомат под рукой. Каждая из групп получила по два листка принтерной распечатки. На одном листе – адреса и паспортные данные недавних пассажиров прибывшего из Москвы поезда, на другом – планкарта вокзала, где было отмечено предположительное место, откуда велась видеосъемка. Подполковник Рахматуллин не поленился подготовить и эту распечатку.

Парами мы стали рассаживаться по машинам. Я выбрал себе случайного солдата. Вернее, даже не выбрал, а старший сержант Ничеухин привел его ко мне.

– Ваш напарник, товарищ старший лейтенант.

Рядовой срочной службы Валера Самохин был как раз тем, с кем, кажется, никто другой во взводе не пожелал бы добровольно работать в паре. И дело здесь вовсе не в боевой подготовке, в которой, кстати, он большинству бойцов взвода, мягко говоря, не уступал, а, честно говоря, превосходил многих. Но Валера по натуре своей был самодостаточным индивидуалистом. С одной стороны, это неплохо. Мы все в спецназе обязаны ощущать себя отдельными боевыми единицами, способными вести серьезные боевые действия в любых обстоятельствах. Но Самохин никогда и ни с кем из сослуживцев не стремился сблизиться, не проявлял желания подружиться, словно ощущал какую-то особую собственную миссию, часто демонстрировал некоторую высокомерность. Правда, это обычно выражалось во взгляде, а не в словах. Но такое поведение отталкивало от него других солдат взвода. Я, как командир, обязан был это видеть и знать. И я видел и знал. Но переделать Самохина за год службы было не в моих силах. Он таким уродился, так его много лет воспитывали дома два уважаемых родителя – мама и папа, профессора, медицинские светила, он привык таким себя ощущать. Не светилой еще, но сыном двух светил, с которыми он в скором времени обязательно сравнится. Валера даже успел окончить два курса медицинской академии, после чего пожелал пойти служить в армию. Отец не возражал, поскольку сам когда-то служил, прежде чем стал врачом. Мать сначала сопротивлялась, потом и она согласилась, видя упертость сына. Но звонила мне каждую неделю, интересовалась, как у него проходит служба.

Машины начали постепенно разъезжаться.

– Проверка связи! – раздался в наушниках голос старшего сержанта Ничеухина. Внутривзводная связь – всегда на контроле замкомвзвода.

Бойцы отзывались один за другим, называя себя. Назвал себя и я. Отозвался и Самохин, хотя я ожидал, что он посчитает это не обязательным, раз находится рядом с командиром, а командир уже отозвался.

Первый адрес из короткого списка я сразу сообщил водителю, и тот пересказал его своему смартфону, который использовал в качестве навигатора, считая его, видимо, более точным, чем навигатор штатный, установленный в автомобиле. Я тоже мог бы контролировать водителя и через свой смартфон, и через свой «планшетник», но не посчитал это нужным. Работать с навигаторами все водители сводного отряда были обучены.

Адреса я заранее мысленно рассортировал не по тому порядку, как они были в списке, а, относительно неплохо зная город, по направлению движения, чтобы поступательно двигаться от одного адреса к другому, не кружа по городу и не возвращаясь. Вообще-то я ожидал, что оперативники ФСБ, которые готовили списки, сделают это сами. Но то ли они плохо знали Махачкалу, что было, вообще-то, и неудивительно, поскольку большинство из них простые прикомандированные из разных регионов страны сотрудники, то ли не имеют навигаторов в своем распоряжении, что тоже вполне вероятно.

Первый же адрес принес нам неожиданность. Люди, которые были зарегистрированы в кассе вокзала Москвы, в этой квартире никогда не проживали. Там с самого момента построения пятиэтажного дома и до сих пор, а это более пятнадцати лет, проживала супружеская пара средних лет, а должна была бы жить, согласно нашему списку, пожилая. Причем фамилии даже близко не были похожими. Невольно вставал вопрос: либо пожилая супружеская пара оформляла билеты по поддельным документам, либо ошибку допустила кассир-оператор в железнодорожной кассе. Второе более походило на правду, поскольку два человека, едущие в одном купе, по идее, не должны были предъявить фальшивые паспорта с пропиской в одной квартире, Даже если они не настоящие муж и жена. Хотя здесь следует рассматривать множество вариантов. Но пусть ФСБ вместе с МВД этим занимаются. Это их профиль. Наше же дело проще и яснее, менее запутанное. Нам больше по душе боевая обстановка, в которой спецназ себя всегда чувствует лучше, хотя помогать следственным органам доводится достаточно часто, как, например, в этот раз.

Ничего не добившись в начальной стадии поездки, мы отправились по второму адресу. Там тоже следовало поговорить с немолодой парой. И там ошибки уже не было. Они действительно приехали тем самым поездом и угодили под ту самую бомбардировку. Только сообщить мало что могли. Единственное, что они помнили, – что люди вели себя излишне истерично, что-то кричали, толкали друг друга. Им обоим, в соответствии с возрастом, идти-то в бегущей толпе было тяжело, не то что бежать. А приходилось еще и чемодан с вещами катить. Никого с камерой в руках или вообще кого-то подозрительного пожилая пара не видела, хотя прошли они, как объяснил мужчина, практически по тому самому месту, что я показал им на странице принтерной распечатки. Только там, прислонившись к колонне, стоял слепой мужчина с собакой-поводырем.

– Да, я еще подумала, – добавила женщина, – как бы собаке лапы не отдавили…

Это сообщение меня заинтересовало.

– Собака-поводырь? А что за собака? Порода какая?

– Я в породах не разбираюсь, – отмахнулась женщина. – Красивая такая собачка, рыженькая, и глаза – как маслины и добренькие такие…

Я вытащил «планшетник», вышел в интернет и через систему «Поиск» нашел фотографии золотистого ретривера, поскольку у слепого, о котором говорил полковник Коломойников, была собака именно такой породы.

– Посмотрите, похож?

Женщина сходила на кухню за очками, чтобы рассмотреть фотографии.

– Ой, точно… Такая же… Только эта, на вокзале, чуть посветлее была… Рыжевато-беловатая…

Я перелистал фотографии и нашел более подходящий окрас у собаки.

– Вот, точно, то же самое… – согласился мужчина, который раньше про собаку просто забыл.

Я сохранил фотографию в памяти «планшетника». А когда мы вышли и сели в машину, отправил ее на электронный адрес подполковника Рахматуллина, с припиской-вопросом к полковнику Коломойникову, не такую ли собаку видели сегодня со слепым при попытке задержать соседа убитого Азнаура Тавсултанова. И передал полученные от пожилой четы пассажиров сведения. Конечно, хотелось нагнать таинственности и дождаться срочного звонка полковника Коломойникова, с дополнительными вопросами о собаке-поводыре. Тем не менее, понимая, что оперативность в нашей работе значит многое, я отправил сведения сразу же, после чего по внутренней связи вызвал взвод:

– Внимание всем! Есть у кого-нибудь сведения про слепого человека с собакой-поводырем, что стоял у вокзала во время паники?

Оказалось, еще двое из пассажиров с разных адресов обратили внимание на слепого. Жалели и его самого, и собаку, потому что они не могли убежать вместе с другими. И эти сведения я тут же отправил полковнику Коломойникову дополнением к первому посланию. А своим бойцам централизованно выслал со своего планшетника на их приемоиндикаторы фотографию интернетовской собаки, похожей на ту, что была возле вокзала.

– Показывайте ее людям. Внешность у собаки впечатляющая, кто ее видел, должен запомнить или хотя бы пожалеть, ведь в толпе ей могли и лапы отдавить. А я буду ждать звонка из ФСБ. Может, вовсе и не такая собака, но все равно проверить следует.

Звонок полковника не заставил себя долго ждать. Мы не доехали еще до следующего дома из списка, когда он позвонил, попросил всех заострять внимание на слепом, вдобавок сообщил, что к дому, где скрылся слепой, отправлена оперативная группа, но без прикрытия спецназа ФСБ, поскольку спецназ занят на другой операции вне города. Собака, по мнению членов бригады, которая выезжала на задание, была очень похожа.

– Понял, товарищ полковник. Работаем более целенаправленно…

Убрав трубку, я снова включился во внутривзводную связь и передал приказ о конкретизации поиска. И вовремя успел, потому что наша машина уже остановилась перед подъездом, который нам следовало посетить. Дверь подъезда имела домофон, но не была закрыта на замок. На четвертый этаж мы поднялись без лифта. На звонок квартирная дверь открылась, и вышел хмурый мужчина с закрученными чуть ли не до бровей усами. Его жены, которая приехала на том поезде, дома не оказалось – ушла к подруге и вернется неизвестно когда, сам он ее с поезда не встречал – был на работе и потому ничего рассказать не может. Чувствовалось, что в этой семье отношения не самые гладкие. Усугублять их не хотелось. Тем не менее я спросил адрес подруги. Оказалось, живет в соседнем подъезде на первом этаже, номер квартиры мужчина не помнил, но дверь была первой налево, значит, отсчет квартир начинался именно с нее. Нетрудно и номер выяснить. Извинившись и попрощавшись, мы с рядовым Самохиным двинулись в соседний подъезд. Там на звонок в нужную квартиру по домофону никто долго не отвечал, но я услышал звук звонка и сообразил, что окно кухни выходит на крыльцо, к тому же оттуда доносились чьи-то голоса, и я продолжил звонить. Наконец приоткрылась не дверь, а то самое окно, и недовольный женский голос с нотками не совсем трезвой вежливости спросил, какого хрена нам надо. Объясняться долго и во всеуслышание было как-то не совсем прилично, и я сунул в приоткрытое окно ствол автомата, требуя открыть двери. То ли вид ствола подействовал, то ли мой серьезный, неприлично трезвый голос, но домофон тут же щелкнул, и Самохин вошел в подъезд, где уже открывалась, судя по звуку, квартирная дверь. Следом за ним двинулся и я.

Но ни мне, ни рядовому Самохину кавказского гостеприимства оказано не было по той банальной причине, что под столом стояли две уже пустые бутылки, а на самом столе ничего не было. На грязном диване прямо в такой же грязной рабочей одежде спал мужчина. Судя по оставленной в прихожей метле, это был местный дворник. Хозяйка квартиры выслушала фамилию и имя женщины, которую мы искали, и с недовольным видом провела нас на кухню, где за столом сидела полусонная пьяная подруга.

– Загребайте! Она нам уже надоела… – показала на нее рукой хозяйка.

«Загребать» мы никого не собирались. Я только назвал женщину по имени, она подняла на меня мутный взгляд и спросила:

– Ты кто, мент?

– Нет, военный, – ответил я.

– Что, Анвар на меня уже армии нажаловался? Мало того, что менты каждый день приезжают, так теперь и армия. Скоро, похоже, служить призовут.

– Анвар – это… – Валера Самохин характерным движением пальцев нарисовал в воздухе усы, закрученные до бровей.

– Он самый, – ответила хозяйка квартиры. – Мужик ейный… Домой ее не пускает, а разыскивать ментов знакомых шлет… Что с него взять! Сам бывший мент!

Но мне было не до семейных разборок штатной пьяницы и ее подружки. Я вытащил свой «планшетник», нашел сохраненную фотографию собаки и показал им.

– Вот эту собаку видели когда-нибудь? Или просто похожую?

Они долго и тупо рассматривали снимок, и наконец хозяйка соизволила ответить:

– Не-а… На наших дворовых не похожа… У нас во дворе сплошь чистопородные дворяне живут… Мы им с мусоропровода жратву таскаем. Люди так не жрут, как они…

Но ее подруга вдруг словно протрезвела. В замутненных глазах на секунду появился откровенный ужас. Она вспомнила, видимо, вчерашнюю бомбардировку перрона на железнодорожном вокзале, и это воспоминание вызвала именно фотография собаки – в этом у меня сомнений не было.

– Ну… – поторопил женщину рядовой Самохин. – Говори, пока менты не приехали и не помешали… Где ты эту собаку видела?

– Вч-чер-ра… – заикаясь, выдавила из себя женщина и потрогала свою левую руку, на которой я увидел толстый кусок санитарного тампона, приклеенный пластырем. Под внешним тампоном, судя по всему, был наложен нижний кровоостанавливающий тампон. Должно быть, женщину задело одним из осколков и ей была оказана медицинская помощь. Но не боль от раны, в принципе, достаточно простой на внешний вид, заставила женщину протрезветь. Она вспомнила весь ужас, охвативший в тот момент толпу, ужас преддверия апокалипсиса. И он, этот ужас, уже более суток спустя все не отпускал ее, готовый снова вырваться в истеричном движении, в желании куда-то бежать и от чего-то или от кого-то прятаться, чтобы спастись. Конечно, здесь сказывались и расшатанные алкоголем нервы, но нервы у людей расшатываются не только алкоголем. Для этого есть множество причин. В результате возникает истеричность. И когда в толпе появляется хотя бы несколько истерично настроенных особ, они способны заразить своей истерией всю толпу. Именно благодаря этому качеству Гитлер сумел сделать из самого просвещенного народа Европы стадо убийц. А впоследствии были разработаны целые технологии воздействия на ту же самую толпу. В нашем случае у бандитов был грамотный руководитель, и он умело просчитал действие бомбардировки не только на тех, кто присутствовал на перроне, но и в целом на жителей города. Оставалось только понять, к чему такая бомбардировка привязана. А она обязательно должна быть привязана. Она и производится исключительно для того, чтобы люди опасались собираться большими группами. Как раньше я не догадался! Но этот вопрос надо обсудить с полковником Коломойниковым, который априори обладает большей информированностью, чем старший лейтенант спецназа ГРУ.

А мне пока следует выполнять свою работу, непосредственно мне порученную.