Как ядовитые пресмыкающиеся в зимнее время года бывают спокойны и неподвижны и не причиняют вреда, оцепенев от стужи, так и страсти, оставаясь в бездействии при отвлечении [внимания на что-то другое]¹⁵, хотя не прекращаются, однако бывают на время покойны, только тогда приходя в движение, когда найдут и свободу, и досуг показать в мыслях, на что они способны, подобно зверям, при солнце и тепле выползающим и выходящим из нор. Поэтому, как рассказывают, некто из преследующих свои помыслы, долгое время проведя в безмолвии в пустыне и намереваясь опытом дознать ежедневный успех, набрав в пустынном песке камней, держал их у себя за пазухой и один камень из всей кучи, если помысел подвигнут был на мысль добрую, клал по правую себя сторону, а если на мысль срамную, то по левую, и делал это обыкновенно до вечера, по одному камню прикладывая там и здесь, как требовали того приходившие на ум мысли. Потом, по наступлении вечера, пересчитывал он те и другие камни и таким образом узнавал, какой ежедневно у него, если только бывал, успех в добре. И наличие свободного времени позволяло ему делать это. Но у кого недостает времени на ежедневные тревоги, потому что их больше, чем на весь день, и своим множеством превосходят они время [которое у него есть], тот узнает ли когда что-либо из требующего такой рачительности? Ибо ум, когда нужно рассмотреть и что-либо необходимое, не хочет иметь заботы и не привык к этому, хотя бы и желал поразмыслить о чем-то другом, кроме того, чем озабочен; подобно глазу, он смотрит на что-либо одно и по природе своей не может зрительную силу разделять сразу на многие предметы.