Глава пятьдесят третья

Я начала разуваться, и тут на меня нахлынуло. Тяжелый стук каблуков по полу. Те самые туфли. Шепот. Воспоминание. Когда я в первый раз услышала их шаги, по спине пробежал зловещий холодок – я поняла. Сдержанность и благоговение.

Осознание пришло внезапно и с такой силой, что мне стало нехорошо.

Чувствуя, что меня вот-вот стошнит, я согнулась над ночным горшком. На лбу выступил холодный липкий пот.

Они поменяли всё, только туфли оставили прежние.

Я сглотнула, стараясь избавиться от мерзкого тошнотворного привкуса, и попыталась распалить в себе гнев. Мне это удалось – гнев неистово заполыхал, гоня меня вперед. Проскользнув за спинами не заметивших меня стражников, я бесшумно нырнула в подземный ход. Там, куда я направлялась, мне не нужно сопровождение.

На этот раз, пробираясь по катакомбам вниз, в пещеру, где дожидались сожжения груды книг, я не заботилась о том, слышны ли мои шаги. Добравшись до места, я обнаружила, что в наружной комнате никого нет, зато дальняя тускло освещена. В проеме я заметила силуэт человека, склонившегося над столом. Один ли он там?

Внутреннее помещение не уступало размером первому, и на полу тоже лежали бесчисленные стопы книг – видимо, их ждала та же участь. Я насчитала восемь облаченных в рясы фигур. Стоя в дверях, я не скрываясь их разглядывала, но они были настолько поглощены своими занятиями, что не заметили моего появления. Глубоко надвинутые капюшоны, возможно, были символом смирения и преданности, но было у них и другое предназначение – помочь отгородиться от остальных, чтобы никто и ничто не отвлекало от дела. Их смертоносного дела.

Жрец, с которым я повстречалась когда-то в Терравине, чувствовал, что что-то неладно, но даже ему не было известно, что именно. Я ничего не расскажу об этом другим жрецам. У нас с ними могут быть разные представления о том, что такое верность. Я запоздало поняла, что тогда он пытался меня предостеречь. Если Комизар привлек к себе этих людей, посулив им богатства, значит, я смогу склонить к себе их алчные сердца лишь поистине сказочными сокровищами.

Я присмотрелась к их обуви, почти полностью скрытой под грубыми бурыми рясами. Здесь эти люди выглядели чужими, не на своем месте – им подобало сидеть за другими столами, богатыми, отполированными.

Входя, я взяла из стопы одну из отбракованных ими книг – а теперь бросила ее на пол. Звук удара разнесся гулким эхом, и все книжники – сидевшие и стоявшие – повернулись ко мне. Они не были встревожены, даже, кажется, не удивились. Только те, кто сидел, встали со своих стульев и присоединились к остальным.

Я стояла перед ними, их лица были все еще скрыты в тени капюшонов.

– Подданные Морригана могли бы и поклониться, когда к ним обращается их принцесса.

Ответил мне самый высокий из них, стоявший в середине.

– Я все ждал, когда же вы наконец обнаружите нас здесь, в подземелье. Мне живо помнится, как вы обследовали все уголки в Сивике. – Его голос показался мне смутно знакомым.

– Откройте свои лица, изменники, – скомандовала я. – Я приказываю вам как единственный ваш суверен в этой окаянной стране.

Вперед выступил высокий.

– Смею заметить, вы ничуть не изменились, принцесса.

– А о вас этого не скажешь: вы изменились разительно. Ваш новый облик куда бледнее прежнего.

Он вздохнул.

– О да, я тоскую по расшитым шелковым мантиям, но пришлось с ними расстаться. Здесь намного практичнее носить вот это.

Он откинул капюшон, и у меня тоскливо сжался желудок. Мой наставник, Аргирис, который учил меня на десятом году. Один за другим остальные тоже стали открывать лица. Передо мной стояли не какие-то захудалые книжники из отдаленных провинций. Это был узкий круг избранных, элита, всех их обучал и готовил сам Королевский книжник: я узнала второго помощника Королевского книжника, главного просветителя, своих наставников пятого и восьмого годов, библиотекаря, двоих наставников моих братьев. Все эти книжники в последние годы оставили свои посты, якобы ради работы в других Сакристах по всему Морригану. Только теперь я поняла, куда они уходили на самом деле. Самое ужасное – уже тогда я интуитивно чувствовала, что им нельзя верить. Уже тогда, в Сивике, в их присутствии меня охватывало странное смятение. Это были самые несимпатичные мне книжники, да что там – я их всех терпеть не могла: они с грацией быка вбивали мне в голову тексты Священного писания. В их отношении и в помине не было той нежности или искренности, какие я слышала в голосе Паулины, возносящей поминовения. Они же, стоящие сейчас предо мной, в клочья изорвали тонкую ткань истории.

– Что же такое пообещал вам Комизар? Какой должна быть награда, что ради нее вы смогли отвернуться от своей страны и народа?

Улыбка Аргириса была все такой же самодовольной, как годы назад, когда он, заглядывая мне через плечо, отпускал ехидные замечания насчет моего почерка.

– Не совсем правильно называть нас изменниками, Арабелла. Мы лишь временно трудимся на Комизара, исполняя приказ главы королевства Морриган.

– Лжец, – отрубила я, – мой отец никогда не отправил бы в эту страну никого, не говоря о придворных книжниках, чтобы… – я обвела рукой груды книг вокруг нас. – Над чем вы тут корпите, какую новую угрозу создаете или ищете?

– Мы всего лишь ученые, принцесса, и делаем то, что умеем, – ответил Аргирис, обмениваясь гнусной усмешкой с прочими книжниками. – Что потом люди делают с нашими открытиями, мы не знаем, да и не наше это дело. Мы же попросту открываем миры, таящиеся в этих книгах.

– Далеко не все миры. Вы сжигаете книги в очагах Санктума, стопку за стопкой.

Аргирис пожал плечами.

– Не все тексты одинаково содержательны и полезны. И нам все равно не под силу расшифровать и перевести каждый из них.

От того, как он это произнес, как выгораживал книжников, отрицая их измену, мне нестерпимо захотелось вырвать его язык – однако я сдержалась. Мне еще предстояло получить от них ответы.

– Мой отец не мог отправить вас сюда. Но тогда кто? – требовательно спросила я.

Они молча смотрели на меня, как на взбалмошную дуру, и снисходительно улыбались.

Пусть смотрят! Я протиснулась между ними, не обращая внимания на их возмущенное пыхтенье, и подошла к столу, за которым они работали. Перебрала книги и документы, пытаясь найти хоть какие-то указания на то, кто их сюда отправил. Я открыла одну из тетрадей для ведения счетов, но в этот момент сзади протянулась рука и с шумом захлопнула обложку.

– Не стоит, ваше высочество, – прошептал он мне прямо в ухо, обдав своим горячим дыханием.

Он придвинулся ко мне вплотную, слишком близко и так притиснул, что я не сразу смогла развернуться и взглянуть на него. Буквально пригвоздив меня к столешнице, он с улыбкой дожидался, что же отразится на моем лице, когда я его узнаю.

О, я его узнала.

И замерла, не в силах дышать.

Он протянул ко мне руку, коснулся пальцем небольшой белой метки – шрамика в том месте, куда ударил меня наемный убийца.

– Царапина – и только-то? – картинно нахмурился он. – Так я и знал, надо было посылать другого. А этот… ваш нежный королевский носик, должно быть, за милю учуял его приближение.

Рядом со мной стоял возница с конюшенного двора. Но еще – я уверена – гость в таверне, на которого однажды (как давно это было) обратила мое внимание Паулина. А ты не видела? Он вошел сразу за этими двумя. Худой и какой-то взъерошенный. Он то и дело на тебя косился, глаз не спускал.

А еще раньше – кажется, этого растрепанного человека я однажды вечером видела в Сивике с канцлером.

– Гарвин, к вашим услугам, – отрекомендовался он, шутовски щелкнув каблуками. – Приятно наблюдать, как в вашей милой головке со скрипом крутятся шестеренки.

В его внешности не было ни одной примечательной детали. Среднего роста, пепельно-светлые нечесаные волосы. Такому легко затеряться в любой толпе.

Он запомнился мне не своим внешним видом. В памяти всплыло замешательство на лице канцлера, когда в укромном уголке восточного портика я наткнулась на него и двух книжников. На их смущенных лицах было такое смятение, словно я застукала их с поличным на месте преступления. Но тогда я не обратила на это внимания. Время было позднее, я возвращалась к себе после ночной игры в карты и думала лишь о том, как бы самой не попасться.

– Наверное, канцлер был очень раздосадован, узнав, что я не умерла, – посмотрела я на него в упор.

Он улыбнулся.

– Я не виделся с ним уже несколько месяцев. Насколько я знаю, он уверен, что вы мертвы. Наш наемник прежде никогда не допускал ошибок, к тому же канцлеру было известно, что за вами охотится и Убийца. Не было никаких сомнений, что одному из них улыбнется удача. Поглядим, что скажет канцлер, когда узнает правду, – Гарвин захихикал. – Впрочем, сюжет с вашей великой изменой Морригану и женитьбой на Комизаре послужит его целям еще лучше. Отличная работа, ваше высочество.

Его целям? Мне вспомнились драгоценные камни в перстнях канцлера. Подарки, как он называл их. Что еще получает он у Комизара в обмен на поставку обозов с винами и службу книжников? Несколько ярких искорок, украшающих его фаланги, – это едва ли достаточная цена предательства. Переворот и захват власти? Что еще Комизар мог ему обещать?

– Я бы посоветовала канцлеру не торопиться делить шкуру неубитого медведя. Напомню, я до сих пор еще жива.

Гарвин засмеялся и склонился ко мне.

– Здесь? – зашептал он. – Нет, принцесса, здесь вы все равно что мертвы. Вы никогда не покинете Венду – по крайней мере пока живы.

Я попыталась оттолкнуть Гарвина, но он крепче вцепился в стол. Ростом он был невелик, но жилистый и сильный. Книжники пересмеивались, я слышала это, но видела только щетину на подбородке Гарвина да чувствовала, как подол его рясы касается моих ног.

– Напомню еще, что я не только узница Комизара, но также и его невеста, и, если ты не хочешь, чтобы твою тощую, прокисшую шкуру подали ему на блюде, советую убрать от меня руки прочь.

Улыбка сползла с лица Гарвина, и он шагнул в сторону.

– Уходите отсюда и соблаговолите более не ходить этим путем. В катакомбах слишком много опасных ходов. Здесь легко потеряться, навсегда.

Я протиснулась между ним и книжниками. Хотелось поскорее вырваться отсюда, оказаться подальше, избавиться от горького вкуса предательства на губах. Но, отойдя на несколько шагов, я остановилась и обвела их долгим внимательным взглядом.

– Что это вы задумали? – спросил Аргирис.

– Запоминаю ваши лица, ваш облик – и представляю, как вы будете выглядеть примерно через год, когда окажетесь перед лицом гибели. Потому что, как всем вам известно, я наделена даром и только что видела смерть каждого из вас.

С этими словами я вышла, и вслед мне не раздалось ни смешка, ни шепотка, даже дыхания не было слышно.

Прошло меньше часа, и за это время мне дважды пришлось разыграть спектакль.

А может, это и не было притворством.

Потому что на один леденящий кровь миг я вдруг ясно увидела каждого из них болтающимся в петле.