Глава 4
Сначала район базирования покинули двенадцать равелинов. Они ушли тайно, глубокой ночью, когда на остальных кораблях заканчивалась самая сволочная «собачья вахта». На «Алексеевском равелине» все началось с того, что на экране капитанской консоли перед дежурным офицером, мирно дремлющим в командном кресле, внезапно вспыхнула кодовая строка. Дежурный встрепенулся и озадаченно уставился на экран. Появление кодовой строки застало его врасплох. Она высветилась в стандарте адмиральского канала связи, но он точно знал, что за все время его вахты не было ни одного сеанса связи за исключением обычного телеметрического сброса данных о состоянии корабля на центральный тактический анализатор флагмана. Так откуда могла возникнуть эта закодированная команда? Дежурный несколько мгновений настороженно смотрел на экран, будто ожидая, что непонятно откуда возникшая строчка причудливых символов исчезнет так же, как и появилась, но этого не произошло, а кодовый сигнал требовал немедленной и однозначной реакции. Поэтому дежурный грустно сморщился, представив, что сейчас услышит от Деда Флота, и с глубоким вздохом надавил клавишу командирского интеркома.
Адмирал ответил только после пятого гудка:
– Ну, чего там «собачьей вахте» не спится?
Это была почти что ласка. Дежурный с облегчением выпустил воздух из легких:
– Команда адмиральским кодом на мониторе, господин адмирал.
– Да. А когда пришла?
Дежурный замялся:
– Так последние два часа связи не было.
Динамик помолчал несколько мгновений, видно, начальник равелина переваривал сообщение, а затем из забранного прочной сеткой отверстия послышался резко посерьезневший голос адмирала:
– Сообщение – на расшифровку и… поднимай офицерский состав, сынок, – после чего отключился. А дежурный почувствовал, что у него похолодели ноги. Похоже, эта команда означала нечто настоящее, то, чего они так долго ждали, к чему все это время готовились, но что еще полминуты назад казалось чем-то невероятно далеким, что будет иметь место когда-то в будущем, но не сейчас и даже не завтра. А вот теперь ворвалось в жизнь с мощью и неотвратимостью селевого потока.
Адмирал Переверзин появился на командном уровне спустя пять минут, одетый в боевой подскафандрик. Под мышкой он держал толстый пакет. Дежурный и переминающийся рядом с ним шифровальщик встретили его облегченной улыбкой. На экране мерцала строчка расшифрованного послания: «Отработать сигнал “Томь-прим”». И это сообщение как раз и было причиной их хорошего настроения. Оба прекрасно знали, что сигналы «Томь» были учебными, а не боевыми. «Томь-первый» – проверка сбора. «Томь-второй» – проверка сбора с выдвижением по маршруту. «Томь-третий» – проверка сбора с выходом в указанный район и отработкой учебной задачи. И хотя сигнал «Томь-прим» был дежурному совершенно незнаком, но это все-таки был сигнал «Томь», а не, скажем, «Прибой» или даже «Гром».
– Сигнал «Томь», господин адмирал, – обрадованно гаркнул дежурный.
Дед окинул их насмешливым взглядом:
– А вы уже в штаны наложили, молодежь? – Затем он перевел взгляд на экран и изменился в лице.
И дежурный почувствовал, что весь его оптимизм мгновенно улетучился.
– Когда была последняя телеметрия на флагман? – Тон адмирала стал сухим и резким, похожим на тот, каким он отдавал команды в бою. Дежурный судорожно дернул глазом в сторону наручного экрана и выпалил:
– Двадцать минут назад!
– Следующая?
– Через десять минут. В два тридцать по времени эскадры.
В небоевом режиме телеметрия с любого корабля эскадры поступала на флагман каждые тридцать минут.
Переверзин кивнул:
– Хорошо. В два тридцать три объявите равелину боевую тревогу. Офицеров подняли?
– Так точно.
– Через пять минут жду всех в зале боевого планирования, а сейчас немедленно вызовите ко мне старшего инженера и… Зельмана.
Дежурный козырнул и исчез, а адмирал тяжело опустился в командное кресло и надорвал пакет. Вытащив несколько листков распечатки, он быстро пробежал их глазами и, скривившись будто от зубной боли, извлек из пакета плоский инфокристалл и воткнул его в приемную щель командной консоли. По экрану побежали строчки. Переверзин читал рубленые слова приказа, все больше мрачнея лицом. Да они что там, с ума посходили?! Отправить равелины в одиночку, без противодесантного прикрытия!.. В этот момент за его спиной раздалось осторожное покашливание. Адмирал повернулся:
– Ну что, пьяный еврей, пришло и твое время.
«Дура» готова?
За подобное обращение старший офицер систем прикрытия, капитан второго ранга Зельман, любому бы врезал по морде, но перед ним был не любой, а Дед Флота. Лет десять назад, тогда еще капитан-лейтенант, Зельман попал в неприятную историю с женой адмирала Гольденберга, начальника оперативно-боевого управления флота. В принципе, такое время от времени случается, причем не только в армии. Человек устроен так, что ему сложно хранить верность одному и тому же человеку. К тому же и сам адмирал Гольденберг был не без грешка, регулярно меняя поднадоевших супружниц. Так что пикантная интрижка между молодым бравым офицером из семьи уважаемых раввинов и очередной молоденькой супругой лысоватого влиятельного адмирала вполне вписывалась в нравственные каноны общества. Вот только оказалось, что адмирал пока еще не успел остыть к своей юной женушке. Поэтому, когда до него дошли слухи о том, чем и с кем она занимается, пока он протирает штаны на службе, адмирал пришел в бешенство и на голову капитана-лейтенанта тут же посыпался дождь неприятностей. Поскольку в деле были замешаны два еврея, влиятельная во флоте еврейская община сначала оказалась в некоторой растерянности, а затем надавила на того, кто казался более податливым, дабы исчерпать ситуацию без серьезного морального ущерба. Но капитан-лейтенант Зельман закусил удила.
Когда на его горизонте возник Дед Флота, приказ на увольнение Зельмана уже лежал на столе начальника штаба флота, а сам капитан-лейтенант со всем жаром своей семитско-русской души отдавался бурному общению с новой подружкой – в отличие от всех прежних, чистой как слеза, прозрачной и абсолютно жидкой.
Явление адмирала Переверзина перед светлыми очами падшего было очень эффектным. После пяти минут безуспешных попыток привлечь внимание хозяина квартиры, во всю мочь фальшиво горланящего «семь сорок», к дико гудящему монитору входной двери Дед Флота вышиб дверь плечом и ввалился в комнату, заваленную пустыми бутылками и пласто-колбами. Хозяин квартиры, увидев вломившегося к нему с таким грохотом адмирала, сначала воспринял это явление как очередной приступ белой горячки и хрипло захохотал, а затем сделал Переверзину «козу-козу». Но адмирал быстро вывел его из этого заблуждения, отвесив вдупель пьяному капитану-лейтенанту пару совершенно реальных и довольно увесистых затрещин. Когда Зельман немного пришел в себя, Переверзин хмуро произнес:
– Больше всего на свете ненавижу пьяных евреев.
Зельман пьяно вскинулся:
– Ну а я – пьяный еврей.
Адмирал хмыкнул и засветил ему еще одну затрещину. А когда тому удалось снова собраться с мыслями, сунул ему под нос предписание:
– Завтра к восьми сорока быть на третьем пирсе. Опоздаешь – ждать не будем, но по твоей милости равелин уйдет на ходовые без третьего инженера систем защиты, – после чего повернулся и двинулся в сторону двери, но на пороге задержался и кинул Зельману, тупо взиравшему на распечатку с предписанием. – А насчет того, еврей ты или нет, то… слетай на Иудею и спроси.
Среди доброй трети населения Иудеи был очень популярен анекдот: «Повезло как-то одному еврею оказать услугу самому Господу. Тот возьми да и одари его милостью: “Проси, чадо мое. О чем только ни пожелаешь, все сделаю”. Пал еврей Господу в ноги и взмолился: “Всю жизнь об одном мечтаю – сделай меня, Господи, русским”. – “Будь по-твоему, чадо, – произнес Господь и… отправил его на Иудею”».
С тех пор Зельман следовал за Переверзиным с корабля на корабль, горел вместе с ним над Большим Николаевском, судорожно проталкивал в легкие последние глотки кислорода в мертвом, стынущем корабле над Светлой, не зная, придет ли помощь и вообще остался ли кто-нибудь, кто может оказать эту помощь, или все погибло и вокруг одни враги. И ни разу Переверзин не пожалел о своем решении. Но «пьяного еврея» Зельману так и не простил…
Поэтому на вопрос адмирала капитан второго ранга Зельман просто ответил:
– Да.
Адмирал перевел взгляд на стоящего рядом старшего инженера и, дождавшись едва заметного движения бровями, означавшего, что старший инженер полностью согласен со старшим офицером систем прикрытия, выдохнул:
– Тогда запускайте.
Оба четко отдали честь и исчезли, а адмирал вылез из-за командной консоли и двинулся в сторону зала боевого планирования.
Спустя двадцать пять минут «Алексеевский равелин», соблюдая режим полного молчания, снялся с места и на минимальной тяге маневровых двигателей ушел с парковочной орбиты, оставив на своем месте шестнадцатиметровую «дуру» многофункционального имитатора конструкции капитана второго ранга Зельмана. В отличие от имитаторов прежнего поколения, эта «дура» не только выдавала в пространство все параметры равелина, но и имела целый набор специальных программ, позволяющих создать полный эффект присутствия, – например, время от времени имитируя переговоры скучающих на дежурстве операторов и дежурных офицеров, выброс пакетированных твердых отходов или сброс излишков тепла.
В течение пятнадцати минут после этого точно так же исчезли и остальные равелины. Но это было только начало великого исхода. После завтрака парковочные орбиты покинуло семнадцать авианосцев с крейсерами прикрытия. К обеду столь же тихо снялись линкоры и тяжелые крейсера. А ближе к вечеру с орбиты ушли все шестнадцать дивизий эскадренных миноносцев. К полуночи на парковочных орбитах осталось только одиннадцать сторожевиков, которым через два дня предстояло сменить посты охранения. Но у любого наблюдателя, притаившегося на окраине системы базирования, создалось бы полное впечатление, что флот остался на своем месте. В четко определенное время на флагман отсылалась телеметрия, начальники и подчиненные в положенные часы обменивались необходимыми рапортами и докладами, а связисты время от времени в нарушение всех и всяческих инструкций делились друг с другом свежими сплетнями и бородатыми анекдотами. Вот только все это было полной туфтой, а гигантский флот в тысячу двести сорок вымпелов бесследно растворился в космосе…
* * *
Когда уже шедший в полном составе флот проходил над облаком Оорта, корабли, соблюдая режим полного молчания, снизили скорость до половины световой и начали перестроение в боевой порядок. Несмотря на то что с планеты так и не поступило условленного сигнала, Враг, без сомнения, уже был здесь. На таком удалении Светлая уже должна была быть хорошо различима в оптическом, инфракрасном и магнитном диапазонах даже при работающих в пассивном режиме комплексах ДРО, но картинка на экранах была чрезвычайно размытой. Это означало, что система накрыта сильным полем подавления, мощность которого, судя по тому, что оно ощущалось на таком расстоянии, была просто фантастической. Похоже, даже если бы на Светлой имелась система дальней связи уровня центрального передающего узла Генерального штаба, вряд ли ее передатчики сумели бы «добить» даже до внешней планеты системы. А в половине светового года от планеты остатки сигнала не уловили бы и самые чувствительные приемники.
Князь держал флаг на линкоре «Варяг». Когда до планеты осталось около трехсот миллионов километров, флот закончил перестроение и корабли еще больше снизили скорость и слегка повысили напряженность полей отражения. Вероятность обнаружения пока была незначительна. Поле подавления действовало и на сенсоры Врага тоже. В принципе, равелины уже вышли на дистанцию поражения главным калибром, но князь опасался, что при таком мощном поле подавления системы орудийного наведения будут работать недостаточно надежно. К тому же ему очень хотелось, чтобы во время первых залпов, когда сектора обстрела будут полностью свободны, огонь равелинов поддержали бы линкоры и тяжелые крейсера.
Они приблизились к планете невероятно близко. Сенсорные комплексы Врага, работающие, в отличие от флотских, в активном режиме, могли засечь их в любую секунду. И все же пока они двигались незамеченными.
Светлая проявилась на экране мгновенно. Еще секунду назад на месте планеты было только размытое цветное пятно, на фоне которого мерцало табло «распознавание изображения невозможно», и вдруг изображение вспыхнуло со всеми ужасающими подробностями. Все находящиеся в главном операционном зале линкора невольно ахнули, а князь, стоящий у края мостика командного уровня, небрежно опираясь на ограждение, резко выпрямился и, стиснув перила, до боли закусил губу.
Это было чудовищно! Они знали, что силы противника превосходят Второй флот, но никто не представлял – насколько! Флот противника был столь огромен, что вынужден был разместиться над планетой в ШЕСТЬ эшелонов. На мгновение у князя засвербило от дикого желания сейчас же, пока их еще не засекли, скомандовать поворот «все вдруг» и бежать от планеты с максимально возможной скоростью, но внизу, на поверхности, были свои, которые в этот момент отчаянно вглядывались в грохочущие небеса.
Судя по тому, что они увидели, на поверхности был настоящий ад. Светлая, в свое время получившая это название за необычную чистоту и прозрачность атмосферы, была затянута черным маревом, растянувшимся на три четверти видимого ракурса планеты. Только в районах полюсов еще просматривались полярные шапки. Показания сенсоров указывали на то, что это марево в основном состояло из густой пыли, мелкой взвеси остывшей лавы и пепла. В северной трети западного материка сквозь марево пламенел багровый глаз, представлявший собой пятнадцатикилометровое лавовое озеро, образовавшееся на месте единственного на планете комплекса планетарно-космической обороны. А само марево каждую секунду расцвечивалось причудливыми узорными вспышками. Это висящие на низких орбитах корабли огневой поддержки десанта Врага обстреливали обороняющиеся полевые войска империи. Князь бросил взгляд на цифру, высветившуюся в левом верхнем углу экрана, и охнул. Девять тысяч шестьсот восемьдесят четыре вымпела! Черт возьми, так вот почему их еще не засекли. Слишком много переменных, и системы обработки данных, чтобы справиться с таким объемом информации, вынужденно округляли обрабатываемые параметры. Что ж, в таком случае у них появился… нет, не шанс, а максимум надежда на него. Князь оттолкнулся от ограждения, сделал шаг назад, опустился в адмиральское кресло и затянул ремни. Скоро ад начнется и здесь, наверху.
– Расчетная группа, рассчитайте рубеж семидесятипроцентного поражения главным калибром тяжелых крейсеров.
Ответ последовал практически мгновенно:
– Рубеж через семь секунд. – Отсчет.
– …пять, четыре, три, две, есть!
Князь выждал еще пару мгновений, что увеличивало вероятность поражения на драгоценные проценты, каждый из которых стоил даже не десятки, а сотни и тысячи жизней, а затем отрывисто приказал:
– Залп!
Линкор вздыбился, а экран центрального обзора судорожно замерцал. Сенсорные комплексы приспосабливались к работе в условиях чудовищного энергетического выброса полного залпа всех кораблей флота. Внешний эшелон вражеского флота окрасился десятками искорок взрывающихся кораблей. Князь жадно вгляделся в цифру в левом верхнем углу и расстроен но хлопнул ладонью по подлокотнику. Мало, как мало! Корпус линкора часто дрожал, батареи вели огонь в максимальном темпе, быстро опустошая накопители и угрожающе раскаляя энерговоды, но это было единственно возможным образом действий. Там, за спинами тяжелых артиллерийских кораблей, авианосцы уже сбрасывали свои истребительные эскадры, а звенья эсминцев, набирая ход, выходили на директрисы торпедных атак, и потому сектора обстрела равелинов и линкоров скоро должны были значительно сузиться. Но в накопителях оставалось энергии всего на восемнадцать секунд такого темпа огня…
Князь нервно вывел на адмиральский пульт параметры ордера флота и тут же переключился на начальника штаба:
– Кебич, почему запаздывают истребители?
– Никак нет, все в норме, семь секунд до начала атаки.
Князь скрипнул зубами и приказал:
– Переверзина мне.
Ответ последовал мгновенно.
– На связи!
– Дед, как у тебя?
– Держусь. Но энергии накопителей при таком режиме огня секунд на двадцать пять, – и после короткой паузы: – Слава богу, что они набились на низкие орбиты как сельди в бочку и по нам стреляет едва пятая часть их батарей, а то мы бы уже превратились в пыль.
Князь стиснул зубы и, выдохнув воздух, глухо бросил:
– Ничего, они уже очухались. Скоро от нас только щепки полетят.
В этот момент поверхность экрана, отображавшего курсовой сектор пространства, запестрела метками истребителей. Каждый из восемнадцати авианосцев нес по восемьдесят семь машин, и теперь вся эта армада устремилась к начавшему сход с орбиты флоту Врага. Вслед за истребителями, роем рассерженных ос умчавшимися к планете и заслоняющему ее вражескому флоту, носовой сектор пространства заполнили хищные силуэты эсминцев. В голосе Деда Флота тут же появились довольные нотки:
– Ну, пошли родимые. Давайте, ребятки, не дайте им развернуться, не выпускайте их с низких орбит, а мы уж их к ногтю прижмем…
Князь медленно сомкнул веки. Весы в руках судьбы качнулись, и чаша, на которой было написано «люди», медленно поползла вверх. Вот только никто не знал – надолго ли?
Глава 5
Капитан второго ранга Семецкий всю жизнь считал себя удачливым. Ну еще бы, будучи сопливым гардемарином, выжить в мясорубках над Большим Николаевском и Светлой при ее первой обороне, в тридцать лет стать капитаном эсминца, а в тридцать пять получить место лидера пятерки. Поэтому к настоящему времени он приобрел непоколебимую веру в свою звезду и некоторый апломб. В первый момент, когда на его экране высветились цифры, обозначавшие силы противника, он немного оторопел, а сердце екнуло. Но вдруг после массированной атаки в составе ордера дивизии его пятерка вывернулась из-под беспорядочных ответных залпов растерянного противника и, расшвыряв пару звеньев «жуков», ухнула в самый центр боевого порядка Врага. Без особых проблем проскочив почти уничтоженный верхний эшелон, проскользнула между вторым и третьим эшелонами и вышла на обратную сторону планеты, где первым же торпедным залпом уменьшила число торопливо сходящих с орбиты кораблей противника на полтора десятка… Похоже, и из этой заварушки ему все-таки удастся вывернуться. И первое время для этой мысли были все основания.
После сумасшедшего прорыва, когда его зажало полтора десятка «скорпионов», к нему быстро подскочило полсотни истребителей с «Варшавы» под командованием лихого лидера истребительного наряда авианосца полковника графа Дашкова, и они совместными усилиями загнали атакующих обратно, на низкие орбиты. И сейчас «Беспокойный» шел правым ведомым в «ромбе», ведя частый огонь нижними батареями и батареями правого борта. После шести торпедных атак, отправивших в мир иной полтора десятка «скорпионов» с наиболее ретивыми командирами, торпеды на эсминцах закончились и в распоряжении Семецкого оставалась только артиллерия. Но попыток прорыва больше никто не делал, и эсминец вел стрельбу экономным темпом, лишь иногда доводя его до двенадцати залпов в секунду, поэтому запасы энергии в накопителях не опускались ниже критической отметки. Так что Семецкий надеялся удержаться на позиции до подхода к основному театру, а там, выведя своих подопечных под главный калибр флота, укрыться за тяжелыми кораблями и, слегка передохнув и поднакопив энергии, опять совершить что-нибудь этакое. По его расчетам, они сумели забраться глубже всех и прижали Краснозадых очень чувствительно, поэтому по большому счету его прорыв вполне тянул на «Георгия». Семецкий, улучив момент, даже успел представить, как Георгиевский крест будет смотреться на его парадной тужурке, но затем старательно загнал эту мысль подальше. Думать о наградах до конца битвы – очень плохая примета. Но он даже не подозревал – насколько…
До выхода из планетарной тени оставалось совсем немного, когда из-за массивного естественного спутника Светлой выскользнула эскадра в семь десятков «скорпионов» и ударила по его ромбу и истребителям полными бортовыми залпами. Дашков в первые же несколько секунд лишился почти половины эскадры и, звериным чутьем старого волка уловив единственно возможное решение, нырнул вниз, к атмосфере, попытавшись укрыться от огня развернутых в идеально согласованный боевой ордер скорпионов за изрядно потрепанными рядами тех, кого он только что так успешно атаковал. Семецкий остался один. Два его эсминца, получив по совмещенному залпу десятка «скорпионов», тут же превратились в огненные шары, а спустя пару мгновений за ними последовал еще один. Последний из оставшихся получил множество пробоин и рухнул вниз. Но «Беспокойному» повезло: он поймал всего десяток одиночных залпов, два из которых пробили поле и проломили обшивку. Сначала Семецкий отнес это везение на счет того, что ему удалось резким маневром выскочить из фокуса залпа, но тут его взяли в кольцо – и он, побледнев, понял причину такой неожиданной удачи. Для него приготовили нечто более страшное. Его собирались взять на абордаж…
* * *
Всевидящий оттянул свой «скорпион» подальше от одинокого эсминца. Эта битва выбила его из колеи. Сначала оказалось, что эта планета, снискавшая себе мрачную славу еще в прошлой кампании, забита полевыми войсками. Первая волна десанта была буквально размазана по поверхности. И только он успел вывести на низкие орбиты свои самые могучие корабли, чтобы подавить войска на планете мощными орбитальными ударами, как ему на голову свалился тот самый флот, который, судя по последним докладам, продолжал мирно торчать на парковочных орбитах района базирования. Внезапная атака этого флота людей, принадлежащих к расовой группировке с самоназванием «русские», сначала привела его в состояние, близкое к потере контроля. Атака была стремительна и жестока. Да что там говорить, если для восстановления положения на одном из участков ему пришлось задействовать свою личную эскадру. И это было нарушением всех мыслимых традиций и установлений, но куда деваться, если он был единственным Алым на всю эскадру, и при мысли о том, почему так получилось, ему хотелось вздыбить когти и вонзить их в такую податливую мягкую плоть людей…
В первые полчаса у него даже создалось впечатление, что, несмотря на столь вопиющее неравенство сил, атака этих сумасшедших близка к успеху. Люди дрались отчаянно. Всевидящий бросил взгляд на экран, и его когти и крылья невольно сложились в жест уважения. Например, вот этот одинокий корабль, оставшийся от всей прорвавшейся группы, отбил уже две волны абордажа. Но даже это охватившее людей боевое безумие принесло им всего лишь временный перевес. Их флот таял гораздо медленнее, чем хотелось бы Всевидящему, но неотвратимо. Вот и от этого отчаянно оборонявшегося эсминца теперь остались лишь жалкие ошметки – обшивка парила, испещренная ранами вышибных зарядов, на месте спарок непосредственной обороны зияли обледенелые дыры, а вокруг корабля медленно кружился чудовищный саван из кусков разрубленных тел людей и Низших, обрывков боевых скафандров, обломков абордажных ботов и более-менее целых трупов. Но он еще, каким-то чудом, держался на орбите.
Что ж, пора заканчивать. Всевидящий жестом отдал приказ отправить на изуродованный корабль новую, и на этот раз уже, без сомнения, последнюю, волну абордажа и вывел на экран последние сводные данные. Локтевые когти Алого тут же приподнялись в жесте удовлетворения. Что ж, этого следовало ожидать. Даже то, что они решились на атаку при таком соотношении сил, было просто безумием. Потери, конечно, чудовищные, но еще час-полтора, и все будет кончено. Он был достаточно опытным адмиралом, иначе ему не доверили бы огромный флот. Но и ставка в этой битве была слишком высока. Впрочем, судя по тому, насколько большой флот их атаковал, это понимали и люди. Однако все уже решено…
Князь угрюмо смотрел на ползущие по экрану адмиральской консоли колонки непрерывно меняющихся цифр. Они проигрывали битву. Из двенадцати равелинов только три все еще вели огонь. От пяти остались обломки, а еще на четырех шла отчаянная рукопашная с вполне предсказуемым результатом. Из почти семи сотен истребителей осталась едва четверть, да и из них больше половины способны только, при удаче, дотянуть до своих авианосцев и грохнуться на посадочную палубу. Линкоры и тяжелые крейсера пока потеряли только десять процентов состава, но их силовые поля были уже сильно измочалены, а мощность залпа упала почти вдвое. Кроме того, они потеряли половину эсминцев, а с низких орбит уже поднимался четвертый эшелон Врага. Князь откинулся на спинку и прикрыл глаза. Нельзя, нельзя было ввязываться в бой при таком соотношении сил и… нельзя было не ввязаться. А что же остается сейчас? Князь выпрямился в кресле и, повернув голову, приказал:
– Метелица!
– Я, вась сиясь.
– Волоки боевой скафандр. – И заметив, что тот оцепенело уставился на командира, рявкнул: – Ну, шевелись!
Спустя пару минут он затянул последние застежки, окинул хмурым взглядом дюжую фигуру ординарца, тоже затянутую в боевые латы, скупо улыбнулся и тихо выдохнул:
– Чарку, – а затем, медленно протянув руку, переключил пульт на циркулярную связь: – Внимание флоту!
В операционном зале все замерли, даже гудение процессоров, казалось, слегка приутихло. Князь знал, что сейчас его изображение появилось во всех БИЦах, боевых рубках и на экранах пульта связи всех кораблей эскадры. Из-за спины вывернулся Метелица с массивной серебряной чаркой в руках. Князь поднялся во весь рост, лихим движением вытащил из ножен шпагу, на мгновение замер и твердо произнес:
– Флоту – приготовиться к абордажу, авианосцам – вооружить экипажи и высадить десант на те равелины, на которых идет рукопашная, всех троллей – порвать в лохмотья, остальным – курс на низкие орбиты, в самую… их задницу, артиллерийский огонь по целям за пределами десятикилометровой зоны, все ближние цели – на абордаж. Затем он подхватил чарку, надсадно проорал: – Во славу Отечества! – и, лихо отбросив ее в сторону, выдохнул: – Ну с богом, ребятушки, – а потом повернулся к капитану линкора и приказал: – Витаутас, заводи нашу.
Тот молча кивнул и с бледным, но решительным лицом надавил клавишу на своем пульте. Сначала под сводами операционного зала поплыла торжественная, скорбная мелодия, а затем загремел хор мощных мужских голосов:
Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает!
Князь мгновение слушал, а затем, привычным движением задействовав миомерные мышцы боевого скафандра, сиганул с мостика прямо к выходу из операционного зала и выскочил в коридор, ведущий к нижней гитаре боксов абордажных ботов линкора. А вослед ему неслось:
Врагу не сдается наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает…
* * *
Всевидящий не понимал, что творится. У него на глазах рушились все самые точные и проверенные методики расчетов. Во-первых, эти измочаленные остатки корабля опять отбили абордаж. Чего просто не могло быть. Этот жалкий обрубок боевого корабля перемолол уже три полных абордажных наряда, каждого из которых обычно вполне хватало для захвата любого корабля подобного класса. Но самое непонятное было не в этом. Русские атаковали. Весь флот. Флот, который, по всем расчетам, можно было уже считать уничтоженным. Более того, русские пошли на абордаж. Это было безумием. Они не могли знать, что на его кораблях практически не осталось Низших, но они все-таки решились на это безумие, и все перевернулось…
Два его изрядно потрепанных эшелона, сумевшие вырваться с низких орбит и развернуться, не успели среагировать, как тяжелые корабли русских, презрев все законы боя, предписывающие таким монстрам держаться на дистанции максимальной досягаемости их главного калибра, ворвались в боевые порядки и ударили главным калибром практически в упор. Темп огня вырос до немыслимых параметров, грозя не просто расплавить, а взорвать их энерговоды, но они с безумием обреченных лезли напролом, уже не просто стараясь не выпустить его «скорпионы» с низких орбит, а буквально загоняя их вниз, в атмосферу, лишая не только маневра, но и огневой мощи, перегружая поля защиты… А затем они выбросили абордажные команды, и у него практически не осталось ни единого шанса…
Все началось с той странной мелодии. Когда торжественный хор мужских голосов ворвался в динамики, Всевидящий пару мгновений вслушивался в этот, по его меркам, совершенно немузыкальный рев, а затем пренебрежительно вскинул крылья в жесте полного презрения. Дикие были в своем репертуаре – ну какому еще разумному виду могло прийти в голову в самый разгар боя забивать оперативные частоты связи абсолютно бесполезной для боя информацией? Спустя некоторое время он соотнес-таки охватившую противника одержимость с этой мелодией и приказал заглушить ее всеми возможными средствами. Но через несколько минут отчаянных усилий Приближенные с растерянностью доложили ему, что это невозможно.
– Что значит невозможно?
– Они все поют ее.
– Кто все?
– Все. Экипажи, пилоты истребителей, абордажные команды… Все. Мы заглушили центральный сигнал, но они все перешли на циркулярное вещание и… поют.
Всевидящий переключил динамики, и в рубке остервенело заревели сотни, тысячи голосов:
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг» Подобен кромешному аду…
В эту минуту Всевидящий понял, что все кончено. И единственное, что ему остается, – это попытаться вырваться из чудовищной ловушки, чтобы донести до собратьев драгоценную информацию о том, что они серьезно ошиблись в оценке этого странного дикого вида. Поэтому он повернул увенчанную короной рогов голову и коротко приказал:
– Эскадре – сняться с орбиты. Ордер – «звезда». Курс – передовая база, – и резким движением отвернулся от обзорного экрана, на котором погибал его флот, самый мощный флот, который Алая аала когда-либо собирала для атаки на миры людей…
Боцман Путивлин перевалился через высокий комингс боевой рубки и замер, тяжело дыша и дожидаясь, пока исчезнут красные круги перед глазами. «Беспокойный» был мертв. Не действовало ни одно орудие, ни один маневровый двигатель, ни один излучатель. Внутри корабля не осталось даже воздуха. Коридоры и палубы были завалены трупами людей и – Низших. Похоже, из всей команды в живых остался он один. Пока боцман не добрался до рубки, у него еще теплилась надежда, что здесь он найдет хоть кого-нибудь живого. Во всяком случае, во время последней атаки он еще слышал в наушниках шлема хриплый, но бодрый голос своего молодого капитана. Но теперь ему стало ясно, что он остался один. Пол рубки был скользким от зеленой крови Низших, консоли разбиты, командное кресло разрублено, и большая его часть валялась внизу. Капитан Семецкий повис на ограждении мостика командного уровня, но подниматься наверх, чтобы убедиться в его смерти, необходимости не было. В грудь капитана по самую рукоятку был вогнан ятаган. Впрочем, судя по тому, что рядом с креслом валялась разрубленная туша тролля, капитан сумел-таки нанести свой последний удар. Не дав доставшему его врагу хоть сколько-нибудь поторжествовать. Эх, сынок-сынок…
Тут у центральной консоли замерцал какой-то огонек. Путивлин усмехнулся, похоже, пошла последняя волна абордажа. Вот только встречать ее кроме него некому. Да и он уже не боец. Ну что ж, посмотрим, кого они пошлют на этот раз. Боцман приподнялся на руках и, подволакивая единственную оставшуюся ногу, подполз к последней более-менее целой консоли, на которой еще еле мерцал экран. Вот это да! Кольцо «скорпионов», намертво зажавшее одинокий эсминец, распалось. Они спешно перестраивались в походный ордер, оттягиваясь для защиты одного из них, все время этой жуткой бойни держащегося немного в отдалении. Путивлин зло оскалился. Похоже, краснозадые собирались драпать. Ну уж нет, так не пойдет. Он подтянулся на руках и втащил свое одеревенелое от лошадиной дозы лекарств тело прямо на пульт. Так, главный калибр – к черту, спарки – к черту, торпедные аппараты – пусто, ну хоть что-нибудь, хоть ботами протаранить… протаранить! Путивлин торжествующе зарычал и, извиваясь как змея, пополз прямо по пульту к консоли управления главными ходовыми. Только бы там осталось хоть что-нибудь, хоть одна клавиша, хоть целый проводок… Он умер мгновенно. При отсутствии силового каркаса в момент запуска главных ходовых Путивлина просто размазало по боевой рубке. «Беспокойный» прожил чуть дольше. Но, когда обломки эсминца вонзились в борт «скорпиона», они еще составляли компактную массу. С массой покоя около восьми тысяч тонн. И Всевидящий умер спустя всего полторы секунды после последнего оставшегося в живых защитника упрямого эсминца…
Глава 6
«Драккар» висел в межзвездном пространстве в полутора световых годах от системы Аль-Акры. Они вышли в указанную точку вчера в полдень. Ив приказал заглушить главные ходовые и перевести орудийные батареи в походное положение. Пантелеев окинул его неодобрительным взглядом, но продублировал приказание. После бойни на Светлой в этом районе пространства вполне могло находиться несколько кораблей Врага, скажем, по причине серьезного повреждения главных двигателей или ослабления генераторов поля силового каркаса. Команде был объявлен самый легкий транспортно-перегонный распорядок вахт. И только операторы системы ДРО работали в полном боевом режиме. Экипажу было ясно, что они кого-то ждут, но если бы они только могли догадаться КОГО…
Дежурная смена засекла корабль, когда он уже находился невероятно близко. Обычной реакцией на столь близкое обнаружение корабля, да еще идущего в режиме поля отражения, было объявление «Боевой тревоги», но старший смены рассудил, что, во-первых, на такой дистанции любой корабль, обладающий более-менее серьезным вооружением, успеет расстрелять их прежде, чем они переведут орудия из походного в боевое положение, а во-вторых, если капитан кого-то ждал, то это, скорее всего, и были его гости. Поэтому, вместо того чтобы отжать тангенту включения баззеров боевой тревоги, он нажал кнопку капитанского интеркома и уже приготовился доложить о замеченной цели, как капитан появился на пороге рубки:
– Цель на семь-два-три, капитан, скорость один-двадцать два, падает. Силуэт… – Он на мгновение запнулся, а затем продолжил: – В памяти тактического анализатора не значится. Но на взлет – похож на тот, на котором вы уже путешествовали у русских.
Ив кивнул:
– Спасибо, – и, слегка усмехнувшись, спросил: – Когда обнаружили?
Старший смены неловко повел плечами:
– Поздно. Минуту назад.
– Ладно, не переживай, у него кроме поля отражения восьмого класса еще и бортовой комплекс системы подавления.
Дежурный присвистнул удивленно-понимающе. Странный кораблик.
В этот момент экран консоли связи замерцал в ритме вызова. Ив не стал переключать вызов на командную консоль, а устроился на кресле связиста и нажал клавишу приема. На экране возникло изображение человека, которого он до сегодняшнего дня видел только один раз, но уже вряд ли когда-нибудь забудет. Человек мгновение всматривался в экран, а затем вежливо улыбнулся:
– Рад видеть вас, святой отец… Впрочем, сейчас подобное обращение к вам не очень-то подходит. Как видите, я выполнил наши договоренности… – Он оборвал фразу, подразумевая этим, что продолжение за Ивом. Тот принял эстафету:
– Я собираюсь выполнить свою часть с неменьшей обязательностью. И эта наша встреча как раз вызвана тем, что я собираюсь предоставить вам доказательства истинности этого заявления. Только я должен извиниться за то, что вынужден попросить вас немного подождать. Поскольку необходимо дождаться третьего участника нашей встречи.
Человек на экране склонил голову в вежливо-благодарном поклоне и после короткой паузы предложил:
– В таком случае почему бы нам, пока у нас есть некоторое время, не отобедать у меня.
Ив в свою очередь слегка наклонил голову в вежливом поклоне:
– Благодарю вас, ваше величество, и с удовольствием принимаю ваше предложение.
– В таком случае – жду.
И император одной из самых могущественных империй современности исчез с экрана. Ив отключил погасший экран и бросил возникшему за его спиной Пантелееву:
– Приготовь бот. Поведешь сам.
Тот кивнул и коротко спросил:
– Сопровождение?
– Не нужно.
Обед начался в полном молчании. Но после второй перемены, осуществляемой дюжим малым в униформе пилота, но с манерами вышколенного официанта, Ив не выдержал и затронул тему, изучению которой он последнее время уделял довольно много времени.
– Знаете, я всегда считал монархию как форму правления абсолютным пережитком.
Император на мгновение замер, слегка выбитый из колеи подобным началом застольной беседы. Но потом, судя по всему, сработал стереотип. Похоже, он подсознательно воспринимал Ива как мистера Корна, а граждане Содружества Американской Конституции славились своей бесцеремонностью. Поэтому он только вежливо улыбнулся и, дождавшись, когда пилот, закончив расстановку блюд, покинет салон, спокойно ответил:
– Вы совершаете общую ошибку.
Ив слегка приподнял брови:
– Какую же?
– Вы продолжаете считать монархию всего лишь одной из форм правления.
Ив несколько мгновений обдумывал столь парадоксальную фразу, а затем осторожно спросил:
– А разве это не так?
Император наклонился вперед, подхватил со столика бокал с вином, пригубил и поставил обратно. Судя по всему, он решал, стоит ли вообще затевать обсуждение этой темы, но потом, как видно решив, что разговор в данном направлении не только не по мешает, но даже может оказаться полезным, решительно повернулся к Иву:
– Скажите, вас никогда не удивляло многообразие монархических форм организации государства? Есть абсолютные монархии, где слово монарха решает все. Есть монархии демократические, где суверен – всего лишь представительская должность и от него зависит чрезвычайно мало. – Он сделал короткую паузу, а затем продолжил: – Несколько сотен лет назад на моей родине попытались построить социализм, этакий идеалистический строй, где всем всегда хорошо. В общем-то, ничего не вышло, но на закате того государства правящие в России в то время социалисты вдруг обнаружили, что нечто подобное есть совсем рядышком, в соседнем небольшом государстве под названием Швеция. Они увлеклись этим самым «шведским социализмом», позабыв о том, что Швеция – монархическое государство. А если взять исламские государства, то мы опять видим, что наибольшего успеха добиваются те из них, которые сохраняют монархическую форму правления. Всякие там исламские республики тут же скатываются в лучшем случае в нищету, а в худшем – в бандитизм и геноцид собственного народа. – Он замолчал, бросив на собеседника внимательный взгляд. Ив кивнул:
– Допустим, но что, по-вашему, это доказывает?
– То, что монархия уже давно перестала быть просто одной из форм правления, причем не особенно удачной, а является наиболее разумной и естественной формой организации нации. Причем я рассматриваю понятие «нация» в самом широком смысле, то есть не применительно к неким ограниченным сообществам, схожим по ограниченному набору языково-этнических признаков, а как некую общность языков и народов, создавшую государство.
Ив усмехнулся:
– Довольно смелое заявление. Я-то считал доказанным, что подобное место уже давно принадлежит демократии.
Император покачал головой:
– Вы путаете понятия. Демократия именно наиболее эффективная на сегодняшний день форма правления или, в более широком смысле, форма организации общественной жизни. И мы понимаем это ничуть не хуже других. Русская империя, согласно нашей конституции, по существу, лишь обычная демократическая республика. Все основные назначения – премьера и кабинета, Верховного главнокомандующего, Генерального прокурора, членов Верховного суда, а также утверждение бюджета производит парламент. Губернаторы и законодательные палаты провинций также избираются всеобщим голосованием. Если из механизма государственной власти изъять императора, не потребуется даже сколько-нибудь серьезно менять конституцию. Для того чтобы законодательно ликвидировать монархию, парламенту достаточно будет всего лишь изменить редакцию семи статей основного закона, три из которых относятся к государственным символам. Так что на взгляд стороннего наблюдателя династия – всего лишь способ глупой и ненужной растраты солидной части государственного бюджета. Этакая игрушка для бесящихся с жиру. Вот, скажем, у вас не сложилось подобного впечатления?
Ив оказался прав, император действительно воспринимал его как мистера Корна. Впрочем, до того как он серьезно занялся этим вопросом, его представления действительно были близки к тем, что только что изложил император. До того…
– Возможно. Если бы вы были одни такие. Но едва ли не половина наиболее цивилизованных народов цепляется за эти «глупости» обеими руками. Ниппонцы, британцы… да что там говорить, не так давно я побывал на Квебеке Дальнем и Новой Австралии и с большим удивлением узнал, что и они до сих пор де-юре подданные британской королевы. Хотя при чем здесь Канада и Австралийская федерация – убей бог, непонятно. Будучи де-факто независимым и вполне самодостаточным государством, продолжать цепляться за абсолютно чуждый трон… Согласитесь, что это выглядит довольно-таки странно.
Его величество улыбнулся:
– Верно, странно… Если считать монархию всего лишь одной из форм правления.
Ив молча взял свой бокал, сделал пару глотков и, приподняв бокал перед глазами, посмотрел вино на просвет. Пожалуй, не стоит вступать в спор. Мнение лица, непосредственно участвующего «в процессе», причем на самой вершине, самоценно само по себе. Даже если оно несколько отличается от его собственной точки зрения.
– Что ж, давайте представим, что вы поколебали мою уверенность в этом вопросе. Но мне требуются более веские аргументы.
Уголок рта императора насмешливо приподнялся.
– Я думаю, вы уже не раз убеждались в том, что наиболее веские аргументы – те, которые человек находит сам.
Ив на минуту задумался:
– Да, это так, и все же прошу вас хотя бы показать наиболее предпочтительное, на ваш взгляд, направление моих размышлений.
– Ну что ж, попробуем. – Император сделал паузу. – Скажите, что, по-вашему, является силой, обеспечивающей устойчивость любому государству?
Ив удивленно посмотрел на собеседника:
– А вы считаете, что эта сила единична?
Император бросил на Ива нарочито безмятежный взгляд:
– В общем-то да.
– Удивительно. Мне казалось, что существует целый комплекс факторов – экономические, социальные, политические, демографические…
– Это не так. Эти факторы, безусловно, очень важны, от них зависит сила государства, его богатство, влияние, уровень жизни и многое иное, но они теряют всякое значение, если государство утратит то, что я подразумеваю. Император сделал паузу, ожидая вопроса, и Ив решил его не разочаровывать:
– И что же это?
– Единство нации.
В кабинете на некоторое время повисла тягучая тишина. Его величество смаковал вино, Ив задумчиво играл бокалом, размышляя об услышанном. Наконец он повернулся к императору:
– Я бы хотел уточнить, что вы подразумеваете под этим термином?
– Я думаю то же, что и вы. – Император одарил Ива выразительным взглядом и продолжил: – И так как этот фактор чисто духовный, моральный, то есть как бы эфемерный, то для его обеспечения требуются столь же эфемерные составляющие, вернее, кажущиеся эфемерными… – И тут он внезапно резко изменил тему: – Вы не обращали внимания на то, что демократия, так сказать, в чистом виде наиболее успешна именно в мононациональных государствах или государствах, не имеющих серьезных исторических корней, то есть образованных эмигрантами на пустом месте, таких, как Содружество Американской Конституции или его родоначальник – США. Недаром, вас столь подчеркнуто престижно понятие гражданства, а вопрос о национальности считается прямо-таки неприличным. А государства, образованные множеством исторически сложившихся наций, устойчивы только в виде монархий, иначе они просто разваливаются на мононациональные куски, иногда более-менее мирно, но чаще всего довольно кроваво?
– Ну, я не был бы столь категоричен… Однако кое-какие параллели действительно просматриваются. И чем, по-вашему, это вызвано?
Император усмехнулся:
– Все просто. В каждой семье должен быть глава. Его можно любить или ненавидеть, но как только глава исчезает, начинаются свары. Сначала словесные – кто кому сколько должен и кто от кого больше натерпелся, затем дело доходит до битья посуды, а заканчивается все крысиным ядом в чай или чугунной сковородой по затылку. Массы людей, составляющих нацию, обладают гораздо большей инерцией, чем те, из которых складывается семья, поэтому все разгорается гораздо медленнее, но заканчивается революцией и гражданской либо межэтнической войной. Кстати, это прекрасно понимали даже отцы «чистых» демократий. Именно потому наиболее устойчивы демократии, обладающие таким суррогатом монарха, как президент. Вспомните, страны с так называемой парламентарной демократией являются лидерами по частоте сменяемости правительств.
Ив задумчиво приподнял бокал:
– Я никогда не рассматривал эту проблему с такой точки зрения.
Его величество снова усмехнулся, но на этот раз его усмешка была немного печальной.
– Ну а нашим предкам, увы, пришлось. И знаете, какой вывод они сделали?
Ив поощрил своего собеседника вопросительным взглядом.
– Что принятие монархической формы правления способно не только удержать, но и, как это ни парадоксально, воссоединить народы, казавшиеся ранее по отношению друг к другу абсолютно непримиримыми. И, судя по тому, что империя не только возродилась в те далекие времена, но и сумела выйти к звездам и существует и развивается уже сотни поколений, они оказались правы.
– А почему?
Император пожал плечами:
– Если вы хотите услышать научно обоснованные выводы, то вы явно обратились не по адресу. Но если вас интересует мое… даже не мнение, а, скажем так, субъективное ощущение, то я готов им поделиться.
– Был бы благодарен.
– Для любого человека хранить верность трону и суверену гораздо легче, чем, скажем, талмуду под названием конституция или аморфному понятию «народ», некоторую малую, но совершенно конкретную часть которого, как то: теща, свекровь, сосед или сослуживец, он терпеть не может.
Ив понимающе кивнул:
– Как говорят шотландцы: «Да, мы не любим англичан, но мы храним верность королеве».
– Вот именно. Да и такие понятия, как верность долгу, честь, достоинство, становятся гораздо более конкретными, если существует класс носителей этих понятий, такой, как аристократия.
Ив иронически приподнял брови:
– Потомственная?
– Как ни странно – да. Как показывает опыт поколений, потомки дворян, как правило, в подавлявшем большинстве оказываются достойными подражания образцами верности и чести. Возможно, потому, что дворянские семьи почитают развитие подобных качеств в детях непременной основой семейного воспитания. А ведь именно в семье закладывается фундамент личности. Что, впрочем, совершенно не исключает расширение аристократии за счет притока достойных представителей иных классов. И это при том, что в современных государствах принадлежность к аристократии отнюдь не означает обязательного экономического достатка или непременной принадлежности к правящей элите. – Император развел руками. – Как видите, если считать основой экономики так называемый средний класс, то лучшей основой единства нации и ее морального здоровья является аристократия. Так что в отличие от чисто демократических государств монархические имеют, так сказать, еще одну опору, которая позволяет им быть гораздо более устойчивыми.
Ив снова поиграл бокалом:
– Знаете, со многими вашими утверждениями я мог бы поспорить, но мое мнение против вашего не доказывает ничьей правоты. К тому же вам удалось заставить меня взглянуть на многие вопросы с неожиданной точки зрения…
Император усмехнулся:
– Не так уж и неожиданной. Вы, как мистер Корн, сами создали, по существу, огромную финансовую и экономическую империю. Причем вы в этой империи являетесь таким же абсолютным монархом, как я. Поскольку, если даже вы и не участвуете в принятии тех или иных решений, ваше слово в конечном счете есть абсолютная высшая инстанция. И совершенно неважно, произнесете вы его или просто молча одобрите решение нижестоящего руководителя. – Он хитро прищурился. – К тому же, согласитесь, главным для вас при назначении на высокий пост того или иного руководителя являются даже не столько его деловые качества, сколько то, насколько вы, лично вы, можете доверять этому человеку. А это уже сродни вассальной клятве, правда растянутой во времени и выраженной не в словесной формуле, но в действиях и поступках, что есть непременный атрибут аристократии. Ведь и мы, современные монархи, тоже уже не особо доверяем речам и клятвам, больше полагаясь именно на действия и поступки. Так что вы уже сталкивались с подобными проблемами и, не сомневаюсь, использовали схожие решения.
Ив задумчиво прищурил глаза, а затем улыбнулся:
– Ну, я бы не сказал, что вы так уж сильно ограничены в своей власти. О всевластии русского императора ходят легенды.
Император посерьезнел:
– В какой-то мере это так, но моя власть – результат того, что парламент назначил меня Верховным главнокомандующим и неизменно поддерживает мои предложения. Однако эта власть отнюдь не неизменна. Просто процент принятых мною решений, оказавшихся правильными или даже единственно возможными, пока еще существенно превышает процент ошибок. А если бы на моем месте оказался кто-то менее компетентный или, скажем, более слабый, не сумевший настоять на своем в то время, когда авторитет императора был еще не настолько высок, то за сувереном остались бы только представительские функции, а власть получил бы сильный премьер. Такое тоже было в нашей истории, причем неоднократно. Император – олицетворение империи, объединяющий символ, а его реальная власть зависит от того, что он за личность.
– Но, как мне кажется, сейчас вы бы смогли и законодательно закрепить свою власть.
Его величество пожал плечами:
– Возможно. Но я не собираюсь этого делать. Я же сказал – мы понимаем преимущества демократии как наиболее эффективной на сегодняшний день формы организации общества. Империя может оставаться устойчивой, если у следующих поколений по-прежнему останется выбор – сильный император или слабый император, но сильный премьер. И если мой сын, внук или правнук окажутся, скажем так, менее способными правителями, чем я, пусть, это не так уж сильно повлияет на империю. К тому же власть – слишком суровое бремя, чтобы продолжать волочь его на себе, когда речь уже не будет идти о выживании. Династия – древко знамени, за которое хватаются в суровое время. А когда жизнь станет более приятной и спокойной, пусть об императоре вспоминают только в связи с карнавалами в День Тезоименитства или салютами в день рождения наследника.
В этот момент в проеме двери возникла физиономия пилота.
– Вызов с сателлита.
Император коротко кивнул и повернулся к Иву:
– Вас вызывает ваш корабль.
Но тот уже и сам догадался, в чем дело.
– Да, я понял. Как мне кажется, ваше величество, это наш третий собеседник. Если вы не возражаете, я предпочел бы пригласить вас и его на свой корабль. Поскольку наш собеседник обладает статусом, сходным с вашим, мне кажется, это будет более правильным с дипломатической точки зрения.
Император молча склонил голову.
…Когда вновь прибывший снял шлем скафандра, Ив повернулся к императору:
– Ваше величество, позвольте вам представить его величество султана Сэладдина Седьмого, правителя султаната Регул.
На лице императора не дрогнул ни один мускул. И, судя по всему, причиной этого была отнюдь не его великолепная выдержка. Ив понял, что император все это время знал, кто будет их третьим собеседником, и невольно восхитился старым финном. Недаром старина Дуглас считал графа Маннергейма лучшим руководителем разведслужбы современности. Император сделал шаг вперед и пристально посмотрел на новоиспеченного султана:
– Вы знаете, что мне обещал наш общий знакомый?
Бывший принц Абдель, ныне принявший тронное имя Сэладдина VII, медленно наклонил голову:
– Да.
– И как вы к нему относитесь?
– Я готов принять на себя все обязательства по его выполнению.
Император бросил на султана пристальный взгляд:
– Насколько я могу доверять вашему слову?
Султан побагровел, но сдержался и тихо спросил:
– Вы знаете, КТО он?
– Да.
– Так кто может пойти на обман, зная, ЧЬЕ обязательство он нарушает?
Император несколько секунд молча переваривал ответ, а затем произнес:
– Что ж, это достаточно веский аргумент… Но все же я хотел бы, чтобы наши с вами отношения не нуждались в подобных аргументах. – И он каким-то величественно-торжественным, но в то же время отнюдь не кажущимся высокомерным жестом протянул султану Регула руку. Тот на мгновение замер, а затем осторожно, но крепко пожал ее.
Глава 7
Толстый Ансельм поднялся с колен и, отдуваясь, привалился спиной к стене. Да-а, его объемистый живот, как раз и послуживший основной причиной последнего прозвища, несмотря на все его шуточки типа: «Чем больше доброго дона – тем лучше» или «Живот не от пива, а для пива», отнюдь не помогал при подобных операциях, какую он только что проделал. Толстый Ансельм с завистью покосился на остальных донов, продолжавших с сосредоточенным видом ползать вокруг голокуба, и повернулся к тому, что стоял слева от него.
– Ну, что скажешь, Сивый Ус?
Невысокий тщедушный дон, одетый в чуть великоватый, и слегка истрепавшийся маскбалахон, с которым резко контрастировала роскошная перевязь его шпаги, несколько картинно пожал плечами.
– Кто его знает? Кое-какие мысли есть, но о главном – никаких идей.
Толстый Ансельм в очередной раз шумно выпустил воздух из легких и, сморщившись, кивнул:
– В том-то и беда. О том, как их прищучить после, я и сам много чего напридумывал, а вот как пройти внешнее оборонительное кольцо…
Флот донов торчал в одной небольшой звездной системе, состоящей всего лишь из центрального светила и кучи всякого космического мусора, который язык не поворачивался назвать даже астероидами.
Они покинули систему Зовроса около полутора месяцев назад. В общем-то, работать там практически не пришлось. За все время оккупации планеты, завершенной всего в течение полутора суток, вблизи системы не появилось ни одного вражеского корабля. А за две недели, пока длилась эвакуация, в систему одна за другой сунулись всего три группы «жуков» и «скорпионов» численностью в два, три и чуть больше пяти десятков, каждая из которых для их флота была на один укус. Донам даже не удалось размять косточки абордажем. Они просто разнесли краснозадых совмещенными залпами. Конечно, если бы эти ребята имели представление о численности флота прикрытия, они вряд ли бы сунулись в систему в таком количестве. Но Толстый Ансельм даже после начала штурма приказал кораблям донов оставаться под прикрытием поля отражения и оттянул почти две трети флота в астероидный пояс. Поэтому краснозадые попадали как кур в ощип, каждый раз рассчитывая на то, что корабли, разбившие предыдущую эскадру, и составляют весь флот прикрытия, и каждый раз нарываясь на новые неприятности. И только на третий раз до них наконец дошло, что в рукаве противостоящего им вредного фокусника вполне может быть спрятано еще много такого же рода неприятностей.
Из всего этого Толстый Ансельм сделал два серьезных вывода. Во-первых, все, что происходило на Зовросе, имело для краснозадых очень большое значение, поскольку столь неразумное поведение нельзя было объяснить ничем, кроме паники. А во-вторых, ни на кораблях, ни в том месте, откуда они приходили, не было ни одного Алого князя. Уж они-то никогда не совершили бы подобных ошибок. Однако если то дело на Зовросе действительно было столь важным для краснозадых, то отсутствие Алых князей было вовсе не объяснимо. Если… все они не находились на самом Зовросе и не были благополучно разнесены в пыль орбитальной бомбардировкой. Но в таком случае ярость краснозадых трудно было переоценить.
После ухода флота кораблей-монастырей, по слухам доставивших детей куда-то в русский сектор, а затем вернувшихся за своими братьями-монахами, все эти две недели развлекавшимися охотой на разбежавшихся по округе масаев и иные остатки персонала лабораторий, Толстый Ансельм получил приказ от Черного Ярла со всеми предосторожностями следовать в эту систему. Предусматривалось, что здесь будет произведен окончательный расчет, после чего флот донов исчезнет, а их корабли разлетятся по своим делам со слегка пополневшим счетом и гораздо более сильно наполненными гордостью командами. Но Толстому Ансельму отчего-то казалось, что это еще не конец. Возможно, потому, что для окончательных расчетов Черный Ярл мог бы выбрать место и несколько поближе к мирам людей и уж конечно подальше от миров, захваченных краснозадыми. Впрочем, как выяснилось из осторожных бесед с наиболее опытными капитанами, к подобному выводу пришел не один адмирал.
Черный Ярл появился в системе без своих обычных приколов. Охранение засекло его корабль еще за семь световых часов. То есть за сорок минут до времени контакта. Впрочем, это было немудрено. Черный Ярл прибыл в сопровождении чрезвычайно солидного эскорта. Оператор ДРО дежурного корабля охранения, закончив идентификацию обнаруженных объектов, даже присвистнул:
– Ого! Вот это бегемоты, – и, щелкнув еще парой клавиш, добавил: – Хотя… сдается мне, что я их уже видел. Причем не так давно. – Буркнув после короткой паузы: «Ну точно», он повернулся к капитану, только что влетевшему в рубку: – Эй, Усатая Харя, к нам тут старые знакомые пожаловали. Братцы-кролики, – и, заметив недоумение, мелькнувшее на лице капитана, коротко хохотнул и пояснил: – То есть братцы-монахи.
Он даже не подозревал, что только что дал кличку всему святому воинству, которая теперь прилипнет намертво.
Черный Ярл вышел на связь спустя пять минут после того, как Толстый Ансельм получил доклад об обнаружении кораблей-монастырей. Адмирал донов был склонен рассматривать подобную задержку как Знак вежливости. Вряд ли момент обнаружения оказался не зафиксирован оператором ДРО «Драккара», поскольку капитан сторожевого корабля оповестил об этом не только своего адмирала, но и дюжину приятелей-капитанов, а те тут же развернули свои комплексы ДРО и сообщили дальше. И спустя пару минут весь флот уже напоминал растревоженный муравейник. Так что Черный Ярл просто дал адмиралу время проснуться, одеться к занять свое место, на случай если тот изволил почивать. Но даже этот факт, свидетельствующий о явных признаках уважения, проявляемых этой загадочной личностью по отношению к нему самому, заставил Толстого Ансельма лишь больше насторожиться.
Похоже, он оказался прав и предыдущее поручение было скорее тестом, тренировочной задачей на боевое слаживание. А теперь флоту предстоял еще один контракт. И именно для его выполнения потребовался столь большой флот. Толстому Ансельму не хотелось даже думать о том, что это может быть за контракт. Всем было хорошо известно, что Чёрный Ярл, как правило, ввязывался в бой при трех-, четырехкратном превосходстве противника как минимум, поэтому целью предстоящей операции могло быть только одно – Карраш. А это было настоящим безумием! Однако пока это были всего лишь предположения.
Сигнал вызова застал адмирала в командном кресле. У Толстого Ансельма было совершенно особенное командное кресло. Он таскал его с корабля на корабль. Дело в том, что с некоторых пор фигура адмирала начала заметно превосходить своими линейными размерами фигуры других людей. Причем лет пятнадцать назад она настолько увеличилась по двум из трех измерений, что обычные командные кресла, конструкции отнюдь не хлипкие, перестали его устраивать. И он заказал себе другое. Это было кресло, спинка которого вздымалась над полом на высоту почти двух ярдов, мощные подлокотники, отстоявшие один от другого на целый ярд, скрывали клавиатуру и полноформатный выдвижной дисплей, а в спинку и сиденье кресла были встроены массажер и система кондиционирования. Толстый Ансельм любил свое кресло.
Черный Ярл появился на экране, как всегда, в своем неизменном черном рогатом шлеме с непрозрачным, закрывающим лицо забралом:
– Приветствую Толстого Ансельма.
Адмирал склонил голову:
– Рад видеть уважаемого нанимателя.
Черный Ярл поклонился в ответ:
– Мне надо сообщить капитанам две новости: приятную и… сложную, поэтому я прошу вас задействовать режим телеконференции.
У Толстого Ансельма екнуло сердце, но он молча надавил клавишу и, когда панель экрана распалась на множество мелких квадратиков, означавших, что командиры всех кораблей донов отослали сигнал подтверждения выхода на связь, коротко бросил:
– Флоту, циркулярно, наниматель желает обратиться к капитанам.
По квадратикам пробежало хаотичное движение, вызванное оживлением капитанов, услышавших это сообщение, а потом все замерло.
Черный Ярл заговорил тихим спокойным голосом:
– Я хочу поблагодарить всех, кто принимал участие в рейде на Зоврос, и сообщить, что на лицевые счета всех кораблей уже перечислены заранее оговоренные суммы…
Это сообщение вызвало новую волну движения, которая, однако, стихла еще быстрее, так как, судя по тону, Черный Ярл явно собирался сообщить еще кое-что.
– Должен признать, я заранее предполагал, что проведенная операция не потребует присутствия столь большого числа кораблей. Поэтому я рассматривал ее скорее как упражнение, основной целью которого было боевое слаживание флота. И должен с удовлетворением констатировать, что эта задача полностью выполнена, – Он сделал небольшую паузу, как бы давая капитанам время привыкнуть к столь неожиданному для большинства повороту событий, а затем продолжил: – И теперь настало время обнародовать истинную цель нашего рейда.
Толстый Ансельм буквально услышал, как екнули сердца у доброй половины капитанов. Черный Ярл немного помолчал, а затем закончил несколько более торжественным тоном:
– Это Карраш.
Несколько мгновений в эфире стояла абсолютная тишина. Все прекрасно знали, что такое Карраш. Система была защищена ничуть не хуже Таира или, скажем, Нового Петербурга, так что даже мысль об атаке этой системы флотом донов, не имеющим ни одного тяжелого артиллерийского корабля и ни одного ударного авианосца, казалась безумием, бредом… если бы эту мысль высказал не Черный Ярл, а кто-то другой. И эфир взорвался воплем сотен возмущенных глоток.
Такой накал страстей продолжался почти пять минут, а затем начал потихоньку слабеть. Когда он окончательно превратился в гомон. Толстый Ансельм решил, что пора вновь брать инициативу в свои руки. Но он не успел этого сделать. Черный Ярл, все это время хранивший невозмутимое молчание, качнул своим рогатым шлемом и заговорил:
– Я понимаю ваше возмущение. Все это время Карраш был местом, откуда вырывались стаи «скорпионов» для того, чтобы грабить и убивать, нападать на наши миры и заливать их кровью, был неприступной крепостью сатаны, страшным чертогом, где сгинули многие из тех, кого мы считали своими друзьями, товарищами по оружию. Но я говорю вам – пришло время мести, – Адмирал внезапно осознал, что попал под гипнотическое воздействие этого негромкого и спокойного голоса. Эти, в общем-то, довольно банальные слова проникли ему в душу так, что мороз прошел по коже. А Черный Ярл продолжил:
– Сейчас это гнездо ненависти и страха беззащитно, как никогда. В системе Карраша нет флота. Максимум, что может встретить нас там, – это десяток «жуков», выполняющих чисто патрульные функции. Существенная часть технического персонала орбитальных крепостей внешнего кольца снята со своих крепостей и задействована на широкомасштабном строительстве. Они поспешно готовят базу для размещения тех, за кем отправились все их корабли. – Он на мгновение замолчал, а потом все также негромко и спокойно, но с явственно ощущаемой иронией произнес: – Мне надо объяснять, ЗА КЕМ они отправили весь свой флот?
Капитаны вновь загалдели. Толстый Ансельм лихорадочно стучал по клавишам, пытаясь рассчитать их шансы при том раскладе, о котором сообщил наниматель.
Когда гомон наконец утих, кто-то из капитанов, видимо из молодых (вряд ли кому из ветеранов пришло бы в голову задавать Черному Ярлу подобный вопрос), спросил:
– А сколько положите на этот раз?
Ответ прозвучал как гром среди ясного неба:
– Ничего. – Черный Ярл помолчал, будто наслаждаясь произведенным эффектом, и снова заговорил: – Вы позабыли, господа, что система Карраша это не только мощный военный объект, но и настоящая пещера с сокровищами. Вы возьмете там такую добычу, что каждый, кто сумеет выжить в этой нелегкой битве, окажется настолько богат, что даже трудно себе представить. Сотни орбитальных плавильных заводов, грузовые корабли и склады, забитые тысячами тонн скандия, германия, миллионами тонн титана, чистым каронитом, танки, наполненные антиводородными капсулами, кошели с келемитом… Я даже не могу подсчитать всю стоимость того, что вы отыщете в системе Карраша…
И вновь гомон голосов, жаркие споры… К исходу дня флот решил, что – раз подвернулась такая возможность – грех не воспользоваться моментом и не попытаться разорить это чудовищное разбойничье гнездо краснозадых. Правда, некоторые капитаны, то ли от жадности, то ли по природной глупости, вздумали было коситься в сторону монахов, заявляя, что и сами вполне справятся, но Черный Ярл быстро охладил их пыл, сказав, что, несмотря на то что флот ушел, большая часть Низших осталась в системе Карраша. Так что там не будет лишним ни один плазмобой, ни один боевой топор или шпага. К концу обсуждения Толстый Ансельм, уже слегка пришедший в себя и вынырнувший из мути того золотого тумана, в который погрузили их всех рассказы Черного Ярла, невольно восхитился его блестящему ходу. Если бы он просто предложил донам хорошую плату, большинство бы отказалось. К чему деньги, если у тебя почти стопроцентный шанс превратиться в труп? Но он сначала рассказал им о неожиданной слабости противника, а затем поманил видениями невиданного сказочного богатства. И теперь можно было быть уверенным, что ни один из кораблей не уйдет. Каждый будет стремиться прорваться и добраться до сокровищ, втайне надеясь, что тяжелые потери, каковые конечно же будут неизбежны, обойдут его стороной и только увеличат его собственную долю.
Все опомнились только тогда, когда эти обсуждения были внезапно прерваны незнакомым громовым голосом:
– Ну, господа благородные доны, может, перестанем делить шкуру неубитого медведя и приступим к обсуждению плана операции?
Капитаны затихли и уставились на экраны связи. Черный Ярл исчез, а вместо него с экрана на них смотрела угрюмая физиономия маршал-кардинала Макгуина…
От воспоминаний Толстого Ансельма отвлек голос опытного дона Киора, носившего почетную кличку Пивной Бочонок:
– Эй, адмирал, я тут привел парня. По-моему, у него есть одна сумасшедшая идея, которая может нам вполне пригодиться.
Толстый Ансельм повернулся. Парень, которого приволок Пивной Бочонок, оказался дюжим молодцем с румянцем на щеках. Завидев знаменитого адмирала, он смущенно покраснел и даже потупился. Толстый Ансельм хмыкнул:
– Где ж ты его взял?
Пивной Бочонок расплылся в улыбке:
– Не поверишь. Парень умудрился совершить круиз на самом «Драккаре», причем в качестве канонира.
Адмирал изумленно вытаращил глаза. Переходы донов с одного корабля на другой были вполне обыденным явлением, но никто никогда не слышал, чтобы кто-то рассказывал, что ему удалось пристроиться на «Драккар». Ходили слухи, что кто-то когда-то, во время совместного рейда с кораблем Черного Ярла, признал кого-то из знакомых из числа тех, кто официально считался погибшим, но слухи, как правило, так и оставались слухами.
– Это правда?
Парень кивнул, а Пивной Бочонок хохотнул:
– А то. Недаром его прозвали Счастливчиком.
О Счастливчике адмирал кое-что слышал. Этот дон регулярно попадал в самые безнадежные ситуации, но всегда выпутывался из них с минимальными потерями. Как, например, в памятном рейде эскадры Усатой Хари к Новому Магдебургу, из которой вернулось всего два корабля. Причем Счастливчик был в команде одного из тех, которые краснозадые разнесли в пыль. Но он, когда их абордажную группу, прыгнувшую на «скорпион», зажали на его борту, сумел прорваться к обшивке, в отчаянном прыжке, совершенном почти наобум, с практически сухими танками импульсных прыжковых двигателей скафандра, с колотой раной в боку, пролететь в пустоте почти десять миль и упасть на обшивку корабля Усатой Хари за несколько секунд до того, как тот отдал приказ запустить главные ходовые.
– И что, как там у Черного Ярла?
Счастливчик пожал плечами:
– Нормально. Орудия стандартные, «Бофорс» серии восемь тысяч, – потом слегка оживился: – Правда, юстировка обалденная. Девяносто девять и семь десятых на десять одиннадцатых досягаемости.
За спиной адмирала кто-то удивленно присвистнул, а Толстый Ансельм покачал головой. Что ж, если у «Драккара» юстировка полей такого уровня, становилось ясно, почему Черному Ярлу удаются его удивительные шуточки… Но сейчас было не до удовлетворения своего любопытства.
– Ну, чего ты там придумал?
Счастливчик опять слегка стушевался:
– Да это не я. Мне просто… ну в общем… на «Драккаре» рассказывали, как они однажды прорвались через орбитальную крепость краснозадых. Сделали «чучело»… То есть разогнали кометное ядро побольше, нацепили на него десяток генераторов С-поля с автономным питанием и направили в сторону крепости. Краснозадые начали по нему лупить» пока не раздолбали в пар, а убраться с пути этого пара не догадались… – Он замолчал, явно не закончив мысль, но опять засмущавшись. Толстый Ансельм терпеливо ждал продолжения. – Ну вот, а вся штука была в том, что у них на обратной стороне в капсуле Кориолиса было пять тонн сжатого антиводорода. Когда капсулу наконец разнесло внешним защитным полем, тут-то и был сюрприз краснозадым.
Адмирал несколько мгновений обдумывал его сумбурную речь, а затем расплылся в улыбке:
– Молодец, парень, славная шутка. Вот только мы сделаем это немного по-другому.
Счастливчик вновь смутился и, неловко повернувшись, двинулся в сторону выхода из командной рубки. Пивной Бочонок проводил его одобрительным взглядом и сказал, обращаясь к Толстому Ансельму:
– Ты не смотри, что он такой увалень. Этот парень способен на многое, уж можешь мне поверить.
Он даже не подозревал, насколько был прав…
Глава 8
Атака Карраша началась с того направления, откуда никто ее не ожидал.
После ухода флота интенсивность грузопотока, изливающегося на Карраш с остальных миров Могущественных, резко возросла. Этот поток всегда был по большей части односторонним. В системе Карраша имелись огромные разведанные запасы сырья и минералов и была создана сложная и разветвленная инфраструктура, позволявшая удовлетворить запасы всей военной структуры, созданной Могущественными для атаки на миры людей. Но здесь не было только одного – пищи. Сам Карраш представлял собой некое подобие Земли в ледниковый период. Поэтому даже при использовании самых современных технологий он едва ли мог прокормить больше двух миллионов человек. Но кому придет в голову завозить на окраины оборудование для современных технологий сельскохозяйственного производства. Тем более что они становились мало-мальски рентабельными только при наличии семидесяти миллионов стабильных потребителей как минимум, а даже в самые лучшие времена освоения число обитателей Карраша никогда не преодолевало планки в двести тысяч человек. Еще около полумиллиона душ безвылазно торчало в Поясе и, соответственно, не могло иметь никакого отношения к производству продуктов питания. Так что львиная доля продовольствия на Карраш импортировалась.
Когда Могущественные захватили систему и решили сделать ее своей передовой базой, вопрос с обеспечением гарнизона продовольствием встал перед ними в полный рост. И после серии исследований они пришли к выводу, что дешевле организовать импорт продовольствия с других миров, специализирующихся на производстве данной продукции, чем вкладывать силы и средства в развитие местной сельскохозяйственной базы. Поэтому практически вся пища, которую употребляли десятки миллионов Низших, Полезных и Приближенных, составлявших гарнизон и рабочую силу этой гигантской военной базы размером с целую звездную систему, доставлялась извне.
Караваны судов шли без охраны. Кого было бояться? Карраш являлся как бы незримой границей, дальше которой не смели забираться ни один флот, ни одна эскадра, ни один корабль людей. Если провести воображаемую линию от Ядра, как Могущественные называли густонаселенный анклав своих наиболее развитых и древних миров, к мирам людей, то Карраш располагался на этой линии существенно ближе к мирам Могущественных, чем Новый Магдебург, Симарон и остальные захваченные, планеты. Так что он вполне подходил на роль последнего «пограничного столба». Тем более что в его доках и на парковочных орбитах всегда находилось достаточное количество кораблей, чтобы ни у одного потенциального нападающего не возникло даже мысли подойти к этому миру ближе чем на пару световых лет, да и то прикрываясь самым мощным полем отражения, на какое только были способны его генераторы.
Этот караван был относительно небольшим. Всего девять транспортов с продуктами. Могущественные поспешно перебрасывали на Карраш дополнительные продовольственные запасы. Ведь вскоре его гарнизон должен был увеличиваться на десяток миллионов особей. Поэтому сейчас транспорты шли из гораздо большего количества миров, чем ранее, истощая имеющиеся на каждом мире резервные запасы, предназначенные на случай чрезвычайных обстоятельств.
Когда на экране появилось изображение изуродованного корабля Диких, направляющий каравана не испытал никаких иных чувств, кроме любопытства. До сих пор он ни разу не видел Диких. Могущественные, под чьим благословением его раса поднялась из тупых копателей грязи до статуса Приближенных, которым стали открыты звезды, ограждали своих слуг от того, что могло бы принести им вред, внести элементы нестабильности в строго и разумно устроенную поливидовую цивилизацию, где каждый мир, каждый разумный вид занимались именно тем, к чему имели Предрасположение или талант. Вот и его раса, к моменту появления Могущественных поднявшаяся только до уровня родо-племенных отношений, была замечена Могущественными, строго и беспристрастно изучена, а затем возвышена до наивысшего после самих Могущественных статуса Приближенных. И перед ними открылись такие высоты, до которых им самим пришлось бы расти не одно тысячелетие. Направляющий каравана был непоколебимо уверен в том, что империя Могущественных – средоточие света и разума, воплощение великих идеалов и образец мудрости и свободы – на протяжении последних ста лет столкнулась с несколькими расами тупых Диких, которые пытались противиться их мудрости. Поэтому всем расам, находящимся под благословенной рукой, пришлось поднапрячься, помогая своим благодетелям в их Великой миссии.
По-видимому, этот корабль принадлежал одной из уже усмиренных рас и за десятки лет придрейфовал в этот район из места своего последнего боя. Ибо вряд ли Могущественные позволили бы боевому кораблю еще не усмиренной расы появиться так близко от маршрута движения караванов. И вряд ли он успел бы оказаться здесь всего, скажем, через пару-тройку лет после того, как грозные боевые корабли Могущественных остановили его бег в пустоте. Направляющий каравана не подозревал, что его великие и мудрые покровители все это время воевали с одной и той же расой, ибо подобное предположение выглядело в его глазах чуть ли не кощунством и святотатством.
Любой капитан корабля людей, даже будь это грязный рудовоз или каботажник внутренних рейсов, заметив разбитый корабль, предпринял бы хоть какие-нибудь действия: попытался бы связаться с бортовым компьютером замеченного корабля, высадил бы призовую партию либо, если бы он уж очень торопился или был от природы слишком трусоват, просто сообщил бы о встрече на ближайший диспетчерский пункт и передал бы координаты обнаруженного объекта. Но диким потомкам землян было далеко до цивилизованности и дисциплинированности Приближенных. Все, что не имеет отношения к возложенной миссии, не имеет никакого значения. Поэтому направляющий каравана, поймав себя на любопытстве, даже испытал некоторый стыд и, бросив последний взгляд на диковинный корабль, своими хаотично-причудливыми очертаниями ничем не повторяющий грозную красоту Смерчей или Разящих, опять переключил экран на носовой сектор. У него была своя работа – довести девять кораблей до системы со странно звучащим на его языке названием Карраш.
Он продолжал пребывать все в том же спокойно-умиротворенном расположении духа, когда перед ним, будто из ниоткуда, вынырнули полтора десятка кораблей Диких и первым же залпом накрыли антенны связи. Это было не так уж сложно. Притворившийся разбитым корабль очень точно вывел засаду на маршрут движения каравана, а сенсорные комплексы транспортов были слишком слабы, чтобы засечь укрытые полями отражения корабли донов, приблизившиеся почти вплотную. И сразу после залпа в пустоте вокруг каравана засверкали сотни звездочек прыжковых двигателей идущих на абордаж донов…
Сигнал тревоги прозвучал ровно посреди его смены. Когда раздался грозный рык сигнала оповещения, контролирующий, до сего момента развлекавшийся решением забавных математических головоломок, подпрыгнул на своем месте и после секундного оцепенения поспешно переключил аппаратный комплекс контроля пространства на центральный обзорный экран. Вся передняя полусфера зала контроля мгновенно заполнилась мириадами разноцветных искорок, большая часть из которых обозначала не небесные тела, а рукотворные объекты, которых в порученной его контролю системе Карраша было больше, чем естественных. Для того чтобы отыскать сектор пространства, в котором происходило нечто, заставившее центральный информатор выдать сигнал тревоги, ему понадобилось не более минуты. Шесть неуклюжих транспортов, судя по услужливо выведенной на обрез экрана буквенно-цифровой информации являющихся остатками каравана, который должен был прибыть в систему около восьми часов тому назад, стремительно приближались к внешнему оборонительному кольцу. Их догоняло два десятка кораблей Диких. Контролирующий тронул пару манипуляторов и понимающе кивнул. Транспортники выжимали из своих генераторов все, что можно и что нельзя, и, судя по неестественному цвету выхлопа, их ходовые генераторы были уже на последнем издыхании. Однако, судя по расчетам центрального информатора, шансы добраться до зоны действия тяжелых батарей крепостей внешнего оборонительного кольца имело, как минимум, пять кораблей из шести. Контролирующий вывел на экран еще пару параметров, больше для того чтобы подстраховаться, чем для уточнения ситуации, а затем с благоговением и тайной надеждой коснулся тангенты вызова. Инструкция предписывала в подобных случаях ставить в известность надзирающего из Могущественных. Но при столь ясной ситуации существовала вероятность, что надзирающий не окажет чести залу контроля личным присутствием.
Однако спустя полторы минуты в распахнутых дверях зала контроля возникла божественно прекрасная фигура, укутанная в оранжевые крылья. Контролирующего охватил восторг. Он соскочил со своего места и низко склонился в искренне благолепном поклоне. Могущественный благосклонно шевельнул локтевыми когтями и замер, устремив взгляд на центральный контрольный экран. Спустя несколько мгновений он спросил:
– Как скоро они войдут в зону действия крепостных батарей?
Контролирующий ответил. В этот момент одна из искорок, обозначавшая отчаянно удирающий транспорт, ярко вспыхнула и тут же рассыпалась мелкой световой пылью. Судя по мгновенно высветившейся информации, это не было следствием удачного залпа Диких. Просто ходовые генераторы корабля не выдержали перегрузки. У Могущественного дрогнули крылья. Контролирующий понимал его огорчение. Ведь там погибают его дети, те, кого он так долго растил и возвышал… Но ничего сделать было нельзя. Во всей системе сейчас осталась едва дюжина боевых кораблей, и большинство из них находилось в противоположном секторе системы… Похоже, Дикие знали о том, что почти все боевые корабли покинули систему. Иначе чем еще можно объяснить их столь наглое нападение на транспорты? В этот момент вновь раздался голос Могущественного, от звуков которого контролирующий пришел в экстаз:
– Что ж, ты знаешь, что делать…
Крепости и орбитальные батареи внешнего оборонительного кольца были расположены таким образом, что даже уничтожение одной из них не приводило к образованию неприкрытой дыры. Секторы обстрела каждой крепости перекрывали друг друга таким образом, что батареи соседних крепостей вполне могли прикрыть оголенный сектор. Поэтому перед Толстым Ансельмом стояла сложная задача – уничтожить не одну, а, как минимум, две крепости внешнего кольца. Именно поэтому корабли захваченного каравана, в каждый из которых загрузили по несколько капсул антиводорода, приближались к внешнему оборонительному кольцу столь растянутым фронтом. Имитируя как бы удавшийся прорыв «врассыпную». А чтобы картина погони выглядела максимально правдоподобно, поскольку вряд ли неповоротливые транспорты при обычных условиях имели хоть какие-нибудь шансы ускользнуть от более скоростных кораблей донов, он, во-первых, распорядился поставить ходовые генераторы захваченных транспортов на разгон, а во-вторых, приказал капитанам кораблей, имитирующих погоню, отключить по трети излучателей на внешней обшивке и, приоткрыв наружные створки шлюзовых камер, хорошенько «попарить», имитируя пробоины внешней обшивки. Тем самым «подсказывая» центральному информатору краснозадых, что преследующие караван корабли уже побывали в некой серьезной переделке и сами изрядно повреждены. Иначе вероятностные контуры этого устройства тут же вычислили бы, что тот исход боевого столкновения, какой разыгрывался на подходе к системе Карраша, имеет вероятность воплощения не более семи сотых процента. Конечно, в подобных решениях был известный риск: во-первых, поставленные на разгон генераторы взорвутся намного раньше, чем транспорты, превращенные в брандеры, доберутся до назначенных в качестве целей орбитальных крепостей, что и случилось с частью из них, а во-вторых, если брандеры слегка замешкаются и тяжелые батареи крепостей успеют сделать хотя бы один залп, от кораблей со столь ослабленным силовым полем останется один пар. Но другого выхода не было. Спектакль следовало разыграть с максимальной достоверностью. Если бы краснозадые заподозрили подвох, другого шанса донам уже не представилось бы.
Основные силы флота донов, укрытые полями отражения, шли на двух третях световой скорости. При таком черепашьем темпе факел выхлопа практически не выходил за границы поля отражения. Они находились в получасе полетного времени от передовой группы, увлеченно разыгрывающей перед краснозадыми репризу «бегу – догоняю». Гигантские туши кораблей-монастырей ползли через пространство еще в двух часах позади. Слишком далеко и… слишком близко. Если даже предположить, что системы ДРО краснозадых перед началом представления находились в дежурном режиме, то сейчас они, без сомнения, были уже полностью развернуты в боевое положение. За корабли донов он практически не волновался. Когда ты летаешь на такой скорлупке, от того, как близко ты сможешь подобраться к цели, зависит не только успех атаки, но и твоя собственная жизнь. Поэтому в экипажах донов на системах прикрытия сидели зубры. А вот стадо ломящихся через пространство «бегемотов» было слишком крупной целью. Поэтому адмирал нервно ерзал в своем кресле, с минуты на минуту ожидая, что краснозадые засекут необычные флуктуации волн в привлекшем их внимание секторе пространства. И тогда центральному информатору понадобится всего лишь несколько секунд, чтобы уловить несоответствие, и отдать приказ тяжелым батареям сосредоточить огонь на любом объекте размером более песчинки, приближающемся к крепостям внешнего кольца. А это означало, что брандерам – конец и вся атака пошла псу под хвост. Но и оттягивать корабли-монастыри подальше назад тоже было опасно. Сразу после прорыва флот донов столкнется с остервенелым сопротивлением огромного гарнизона. И если краснозадым удастся до подхода кораблей-монастырей разгромить уступающий им в численности в десятки раз флот донов, то к моменту подхода кораблей-монастырей прорыв уже вполне может быть закрыт подтянутыми из других секторов резервными орбитальными батареями.
Толстый Ансельм потер руки и, переключившись на оператора контроля пространства, в очередной раз переспросил:
– Как там у нас дела?
В вопросе не было никакой необходимости. Все параметры были выведены на экран адмиральской консоли, но дон, исполняющий обязанности оператора контроля, как видимо, сам был как на иголках. И явно обрадовался возможности хоть чем-то занять себя в ожидании начала собственно штурма. Поэтому он тут же откликнулся:
– На подходе к объектам атаки четыре брандера. Время контакта: по первому – полторы минуты, по второму – две сорок, по третьему – три пять, по четвертому – три пятнадцать… А, черт! Адмирал, первый накрылся…
Толстый Ансельм нервно облизал губы. Осталось всего три брандера. Плохо, но, с другой стороны, может, это и к лучшему. Второй брандер должен был достичь своей цели только через минуту десять после первого, а за это время краснозадые вполне успели бы не только раскусить фокус, но и расстрелять три оставшихся брандера. А теперь все три оставшихся достигали своих целей в интервале всего в тридцать пять секунд. Если они, конечно, доберутся… Он бросил взгляд на экран – все еще могло рухнуть, даже не начавшись, а затем вновь, в который уже раз, пересчитал контрольное время прибытия кораблей-монастырей. Когда Толстый Ансельм перевел взгляд на экран, в левом верхнем углу уже мерцали цифры последнего десятка. Адмирал сглотнул и хриплым полушепотом начал считать вслух:
– Восемь, семь, шесть…
Корабль вздрогнул. Главные ходовые выходили на режим форсажа, пока только закачивая энергию в накопители, но готовясь через несколько мгновений дать корвету хорошего пинка.
– Пять, четыре, три…
Картинка на экране на какой-то миг затуманилась – это укрытые до сих пор полем отражения антенные комплексы систем наведения главного калибра начали разворот в боевое положение.
– Два, один, ЕСТЬ!
Одна из крупных тускло-багровых, будто злобный глаз казгорота, искорок, обозначавших цель, ярко вспыхнула и в следующее мгновение исчезла с экрана. Главные ходовые взвыли, и корабль швырнуло вперед…
* * *
Надзирающий нервно дернул коленными когтями, чисто рефлекторно едва не сложив их в жесте абсолютного отчаяния, но сдержался и вернул когти на место. Хотя Приближенный, исполняющий обязанности контролирующего, все равно не понял бы его жеста, столь явное проявление эмоций в присутствии существа из подчиненной касты унижало его и в его собственных глазах. Впрочем, это было не самой серьезной причиной для унижения. Надзирающий не принадлежал к Алой, воинской аале. Алых катастрофически не хватало. В системе Карраша их осталось всего четверо. И все четверо сейчас руководили ликвидацией прорыва внешнего кольца. Конечно, еще не так давно их было гораздо больше. Но эта безумная атака Диких стоила жизни почти трем сотням Могущественных. И когда он вспоминал об этом горестном факте, его локтевые когти сами собой выворачивались в жесте отчаяния. Это были просто чудовищные потери. В несколько раз большие, чем за все Годы покорения, вместе взятые. Поэтому сейчас Оранжевые остались практически в одиночестве.
Надзирающий вновь окинул взглядом обзорный экран. Сектор прорыва мерцал и переливался, как сказочный фейерверк, ежесекундно изменяя причудливый рисунок огней. Пространство пылало, расцвечивалось сотнями искорок прыжковых двигателей боевых скафандров Низших, идущих сквозь огонь на абордаж кораблей Диких. Трепетало, разрываемое на лоскуты залпами тяжелых орудий резервных орбитальных батарей, подтянутых Алыми к месту прорыва в отчаянной попытке успеть заткнуть дыру до того, как на помощь прорвавшимся придут огромные корабли, спешащие к Каррашу. А ему оставалось только смотреть. Он вряд ли чем мог помочь. Нет, если дело дойдет до когтей и рогов, любой Могущественный, к какой бы касте он ни принадлежал, способен выпустить кишки не одному десятку Диких. Но если дело дойдет до костей и рогов, это уже не будет иметь никакого значения. Поэтому ему оставалось только ждать…
* * *
Корабль вздрогнул, и тут же в уши ворвался гнусавый голос старпома, торопливой скороговоркой называющего места новых прорывов. Толстый Ансельм прислушался, все они были в противоположном секторе, поэтому он опустил руку со шпагой, привалился к переборке и, откинув дрожащей рукой забрало шлема, несколько раз с силой втянул в себя горький, пахнуший вонючей тролличьей кровью воздух. Краснозадые атаковали с небывалым остервенением. Флот держался из последних сил. Шесть резервных орбитальных батарей, переброшенных краснозадыми из ближайших секторов, успели уменьшить число кораблей донов почти на три десятка, прежде чем доны взорвали их совмещенными залпами. Но под прикрытием их огня Краснозадым удалось подтянуть на внутрисистемных каботажниках, буксируемых танках из-под водорода и даже на следующих своим ходом через всю систему абордажных ботах огромное количество Низших, которые отчаянно ринулись на абордаж. Без прикрытия, без огневой поддержки они гибли уже не сотнями, а тысячами и десятками тысяч, но их было столько, что даже добравшихся вполне хватало на то, чтобы ворваться внутрь кораблей и втянуть экипажи в отчаянную рукопашную схватку, заставив донов резко снизить интенсивность огня. Что уж там говорить, если самому командующему флотом пришлось взять в руки шпагу и идти закрывать прорыв. А на подходе была уже вторая, не менее многочисленная волна, которая уж точно сумеет добраться до кораблей донов с гораздо меньшими потерями…
Толстый Ансельм зажмурился. Похоже, все оказалось напрасно. Они проиграли. Он захлопнул забрало шлема и вывел на внутришлемный экран секундомер, отсчитывающий время, оставшееся до прибытия кораблей-монастырей. Несколько мгновений он напряженно всматривался в цифры не в силах сразу осознать, что они обозначают, а затем зло стиснул зубы. Судя по счетчику, монахи уже должны быть здесь. Но их не было. И это было плохо, очень плохо. Выходит, он чего-то не рассчитал либо информация, полученная от Черного Ярла, оказалось неполной. И корабли-монастыри перехватила какая-нибудь шальная эскадра Краснозадых.
В этот момент по переборкам пробежала легкая дрожь. Толстый Ансельм отделился от переборки, перехватил шпагу поудобнее и двинулся вперед. Он знал, что означает эта дрожь, и ему не нужно было дожидаться сообщения старпома о месте прорыва. Видимо, вышибной заряд сработал совсем рядом, буквально в двух десятках метров.
Он успел принять стойку и выставить вперед руки со стиснутыми в них шпагой и дагой, когда из черного проема пробоины показались тяжелые ботинки боевого скафандра, явно сделанного где-то на Таире или Санта-Макарене, а следом за ними внутрь ввалилась дюжая фигура в белом плаще с красными лотарингскими крестами поверх скафандра. Монах, заметив неясную фигуру впереди, поднял свой огромный топор, но, различив, что это не тролль, а человек, успел задержать удар и, растянув губы за поликарбонатным забралом шлема в хищной и лихой улыбке, весело спросил:
– Ну, божьи дети, где тут у вас нечисть?
Толстый Ансельм опустил шпагу и сполз по стене. Они все-таки успели…
