Глава пятнадцатая

Уэс не смог сдержать эмоции, когда увидел мое перевязанное ухо. Расспрашивать не стал. Я и сама еще не отошла от всего, поэтому тоже молчу.

Не так я представляла себе наше первое свидание… Уэс, присев на подоконнике, выглядывает на улицу, где солнечный денек, похоже, издевается над нами. Я стою в дверном проеме. Несмотря на то что мы в моей комнате, что-то в манере Уэса – он так поглощен созерцанием происходящего за окном, полностью погрузившись в свои мысли, – заставляет меня ждать приглашения.

– Школа – отстой, – наконец произносит он, не отрывая взгляда от окна. – Хотя чему я удивляюсь? Я ходил в разные школы – везде так. В этом меня можно считать экспертом… Помнишь, кем ты была на прошлой неделе? – интересуется он.

– Сарой Рейес? – спрашиваю я.

– Нет. Ты была Джиджи.

Я отпрянула, словно от пощечины. Начинаю возражать, но Уэс, подняв руку, просит выслушать его.

– Первый раз я увидел тебя не во сне. А неделей раньше, в школе. Я тогда как раз готовил документы на зачисление. Ты с таким важным видом шла по коридорам – как хозяйка. Проходя мимо, всем приветливо улыбалась, а потом, когда ребята уже не слышали, смеялась шуточкам, что отпускала Джиджи. – Он качает головой. – Прости, но с какой-то стороны ты вела себя даже хуже, чем она. Тебе ведь известно, что значит иметь недостаток. Такой недостаток, что хуже сросшихся бровей или шепелявости.

– Но если я такое чудовище, что же ты со мной зависаешь?

Хотя внутренне я сопротивляюсь этому, но до меня доходит, что Уэс прав. Я понимаю, о чем он говорит: за последние несколько дней на себе испытала, что значит оказаться по ту сторону гнева Джиджи. И осознание причастности к ее прежним варварским поступкам по отношению к другим теперь наполняет меня отчаянием. Я так боялась потерять свой мнимый статус в школьной иерархии, что допускала слишком многое. Теперь от понимания того, что мы делали с другими, меня мутит. Я себя не оправдываю. Но слышать об этом из уст Уэса – намного хуже. Теперь к чувству вины примешиваются и ярость, и обида.

– А зависаю я с тобой, – объясняет Уэс, – потому что теперь ты другая. Ты свалилась с пьедестала, но на колени не рухнула. Ты не идешь по трупам невинных людей, чтобы взобраться обратно, хотя вроде и тряпкой не стала. Ты, Сара Рейес, сейчас сама стихия. – Его лицо освещает полуулыбка. – И если будешь использовать свои силы ради добра… такую девчонку я поддержу.

– Видимо, надо сказать спасибо, – невнятно бормочу я, но в душе облегченно выдыхаю: меня кто-то простил.

– Ты сегодня поставила Джиджи на место. Расскажи хоть что-то, – просит Уэс, подаваясь вперед. – Как ощущение?

– Не могу сказать, что отлично.

Скорчив рожу, я показываю на ухо.

– Снимаю вопрос. – Зато теперь ты понимаешь, как она боится. И не говори, что не веришь: она подумает дважды, прежде чем к кому-то пристать. – Я еле заметно улыбаюсь. А ухмылка Уэса становится все шире. – Сегодня ты сделала хорошее дело, – говорит он, чуть приподнимая в знак признательности воображаемую шляпу, и я оттаиваю. – Удалось даже отомстить за парочку неучтенных жертв Джиджи Макдоналд.

Уэс скрещивает руки за головой и откидывается на оконную раму.

– Неплохо… Но что скажешь, если мы попробуем решить еще несколько наших проблем?

– В смысле?

– Смотри. Насколько я понимаю, у нас в наличии два блюда, употреблять которые предполагается исключительно вместе. С одной стороны, феноменальные способности, которыми мы начали управлять. С другой – наша жизнь в школе, которая похожа на сущий ад. С этим надо что-то делать. Почему бы с помощью первого не разобраться со вторым?

– Все равно не догоняю, – признаюсь я.

Уэс сжимает ладони вместе.

– Старшие классы – худшее, что есть в школе, согласна? Либо стараешься выжить, а потом уже в колледже узнаешь, что такое лучшая жизнь, либо добиваешься каких-то успехов, но после выпуска всем плевать на то, как ты попала в число лучших: победила на местных соревнованиях или на выпускном уложила волосы а-ля Дженнифер Энистон. – Я соглашаюсь. – Но что, если есть и другие возможности? Представляешь, был бы промежуточный вариант, а не две крайности: либо целуешь перстень, либо на тебя выливают свиную кровь? Что, если можно было бы ходить в школу, словно ты король, но при этом не заставлять других чувствовать себя ничтожеством? Мы могли бы все изменить, Сара. Мы могли бы свергнуть монархию и раздать наконец людям пирожные.

– И как? – смеюсь я. – Пугая во сне?

– Именно, – отвечает он без тени улыбки на лице.

– Ну нет… Ты же не серьезно, – наконец выдавливаю я. – Думаю, ты ошибаешься… Даже если Джиджи испугалась, это не помогло, а сделало все хуже: она стала более жестокой, чем раньше.

– Все изменится, как только до них дойдет, что плохое поведение будет наказано, – уверяет Уэс. – Разве эти ее две шестерки не должны поплатиться? Как я слышал, они измывались не только над тобой.

Не могу отрицать, что Уэс говорит правду. Киара, например, точно человек с гнильцой, а Эмбер и того хуже. Я так считаю не только потому, что в отличие от Киары Эмбер была мне настоящей подругой. Да, я тоже виновата: закрывала глаза на гнусные выходки Джиджи, не останавливала ее. Зато Эмбер в них постоянно участвовала. Неужели она так боялась вылететь из ближнего круга Джиджи? Вернуться к тем временам, когда она в средней школе коротала выходные в одиночестве? Возможно. Но сколько можно оправдывать жестокость страхом? Та тринадцатилетняя Прыщавая Эмбер много чего боялась и заработала немало комплексов. Конечно, она все еще с ними неустанно борется: например, при помощи Пита, с которым встречается. Но это не значит, что она не несет ответственности за вред, что наносит другим. За такие проступки человек должен нести справедливое наказание. Представляю, как Эмбер сталкивается с последствиями своих поступков, и улыбаюсь.

Уэс присаживается рядом.

– Во сне мы имеем дело с серьезными вещами… Нужно продолжать учиться все контролировать. Так чего ждать? Почему бы не научиться управлять теми, кем мы в состоянии управлять, и не сделать тем самым обстановку в школе лучше?

Я чуть отстраняюсь.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что это эксперимент над нашими одноклассниками?

– Только над самыми гадкими, – уточняет он.

– Ну, тогда… Ладно, – соглашаюсь я. – Ты прав. Подумать только, это предлагаешь ты, с кого все и началось…

– Так нечестно, Сара. – Его взгляд вмиг становится хмурым. – Одно дело – заслуженно устроить один судьбоносный кошмар со справедливой местью, и совсем другое – использовать ребенка на благо крупных фармакологических компаний. – Я заливаюсь краской, а он продолжает: – Хочешь попробовать сама, давай. Но в истории научных прорывов полным-полно сомнительных организаций. Не будешь же ты отрицать результаты лишь потому, что методы, какими они получены, были несколько рискованны?

– Йа, герр Доктор, – выкидываю я вперед руку.

– Отлично. Давай только Гитлера сюда приплетать не будем, – закатывает глаза Уэс. – Слишком банально. Ты знаешь, что у человечества появилась вакцина от туберкулеза только после того, как двое заключенных в Колорадо согласились стать первыми подопытными? За страдания их потом досрочно освободили. Честная сделка, как мне кажется… Вспомни милых пушистых зверьков, которым вводят раковые клетки, пока мы, ничего не подозревая, продолжаем травить собственные тела. А что такого? Ведь довольно скоро – скажи спасибо Братцу Кролику – мы сможем лечить болезни, которые сами на себя и навлекаем. Не слышал, что из-за опытов на животных кто-то отказывался от химиотерапии. К тому же если бы на мне не ставили все эти эксперименты, то не получили бы в итоге единственное лекарство, которое обездвиживает наши тела на всю ночь. Я, разумеется, не в восторге от того, что был подопытной крысой, но это еще одна причина, по которой следует радоваться тому, что сейчас происходит. – Он положил руки мне на колени. – И уж тем более я не жалею о том, что благодаря всему этому встретил тебя.

Я отвожу взгляд. Полностью капитулировать еще не готова, но чувствую, что совсем скоро сдамся.

– Я не говорю, что нужно вредить им по-настоящему, – его тихий голос звучит уверенно, – а всего лишь предлагаю воспользоваться преимуществом и преподать урок теми средствами, что мы имеем. Лучше будет, если Джиджи и ей подобные продолжат свои издевательства? Тем более теперь, когда мы знаем, что сила на нашей стороне. – Он взял меня за подбородок и развернул к себе. – Ты ведь знаешь, что говорят о великой силе? А почему не думаешь, что мы должны взять на себя эту ответственность?

Он садится на пол, устраиваясь между моих ног.

– Ты не принимала себя полностью, чтобы избежать насмешек или чего похуже. Но теперь, когда это «чего похуже» уже случилось, неужели ты просто сбежишь и спрячешься? Сара… – Он говорит теперь с жаром. – Скажи, что не хочешь быть недочеловеком! Скажи, что готова быть тем, кто ты есть! Целиком и полностью. Скажи, что у тебя хватит на это сил. Ради всех, кому ты позволяла испытывать те же чувства, что за последнюю неделю испытала сама. Стань той девушкой, кем ты, я уверен, на самом деле являешься!

Его ладони скользят по моим ногам, вокруг талии, останавливаются на спине. Он подается вперед, почти касаясь своими губами моих. И замирает.

Первый раз, сколько себя помню, на меня смотрят не как на сумасшедшую, которую надо вылечить, а как на личность с безмерным потенциалом. А вдруг эта новая версия меня, которую так четко видит Уэс, эта смелая девочка, все время была здесь? Если подумать, то ее черты проглядывали во всем: школа, личная жизнь, спорт, – но я слишком хотела стать такой, как все, не выделяться. Боялась пойти непроторенной тропкой, куда каждая частичка моего «я» молила свернуть. До сих пор молит об этом…

С моих губ, прижавшихся к губам Уэса, слетел утвердительный стон. А потом я – уже не одиночка, а исследователь – потащила его за собой вниз, в кроличью нору, чтобы отыскать нашу собственную Страну чудес. Каждый поцелуй, каждое прикосновение служили нам сегодня печатью. Я больше не буду девчонкой, которая стыдится! С распростертыми объятиями приму свою силу и использую ее во благо. Во благо!

Конечно, само понятие «благо» – субъективно. Ведь то, что для одного – прекрасное видение, для другого – ночной кошмар…