В ноябре 2001 года, через четыре дня после того, как американцы выгнали талибов из Кабула, в афганскую столицу из Москвы прибыла небольшая делегация, в состав которой входил и я. Задач было несколько – «показать флаг», задружиться с новыми властями и особенно президентом Б. Раббани, посмотреть, что стало с посольством и получить гуманитарный груз из России.

О перелете в Кабул самолетом не могло быть и речи, поскольку столичный аэродром и его взлетно-посадочная полоса были разбомблены американцами. Лететь пришлось на вертолетах через Гиндукуш. Четыре стареньких Ми-17 бодро поднялись над самой верхней точкой горного хребта – где-то около четырех тысяч метров – и зависли над ней, имея свой собственный «потолок», если не ошибаюсь, в четыре тысячи триста метров. В звуке ровно работающего ротора появился какой-то новый, очень неприятный свист. На протяжении нескольких минут пилот что-то такое колдовал над управлением, пытаясь стронуть машину с места, а я спокойненько взирал на горы, пытаясь найти какую-нибудь площадку поровнее, на которую можно попробовать сесть, если вертолет все-таки посыплется вниз. Это, друзья мои, называется «храбрость дурака».

Вдоволь насвистевшись, наша армада все же перевалила через хребет и дружно пошла вниз, почти в пике, переходя на бреющий полет. Видимо, опытные пилоты старались идти как можно ниже, чтобы не получить «гостинец» от какого-нибудь афганского недоброжелателя – пулеметную очередь или ракету. Впрочем, попавшиеся нам несколько раз группы местных жителей не только не стреляли, но наоборот весьма дружелюбно махали нам руками.

Кабульский аэродром, на полосе которого зияли пять больших воронок и одна поменьше, был со всех сторон окружен завалами погибшей наземной и авиационной техники. Сотни и сотни танков, БТР, грузовиков, самолетов и вертолетов обрамляли весь периметр аэропорта одной огромной, рыжей от ржавчины грудой.

Гостиница «Кабул», в которой мы поселились, была частично обрушена с верхнего этажа до нижнего прямым попаданием американской ракеты. К счастью, за день до нашего приезда власти восстановили нарушенное электроснабжение, дали воду в водопровод, а хозяин гостиницы сумел изловить разбежавшийся персонал. Заработал ресторан, а когда нам принесли в номера электрические обогреватели, то жизнь стала вполне терпимой.

За несколько лет перед нашим прибытием в этой гостинице был убит американский посол Даббс. Чтобы мы не повторили его печальную судьбу, нас охраняло подразделение зверообразных моджахедов, вид которых наводил на меня легкий испуг. Впрочем, могли бы и не охранять, поскольку окно моего номера выходило на городскую улицу, гостеприимно предлагая любому желающему метнуть в комнату гранату или две. Слава Богу, так и не метнули.

Осмотр посольства произвел удручающее впечатление. На его территории неоднократно шли бои между различными претендентами на власть. Пробоины от тысяч пуль испещрили все вокруг, а в заборе посольства зияла дыра от танкового снаряда. Рачительные афганцы, словно муравьи, утащили с нашей территории все, что смогли, включая металлические подземные цистерны для топлива, оконные рамы и даже дверные переплеты. На самой территории проживало где-то около восемнадцати тысяч беженцев, нипочем не пожелавших очистить бывшие владения «шурави».

Афганские власти предложили нам посмотреть под временное посольство бывшее здание министерства внутренних дел, откуда перед самым нашим приездом удрали занимавшие его боевики Исламского движения Узбекистана. Когда мы подъехали к зданию, глава делегации дал нам всем свирепые и по-военному четкие инструкции – в дом не заходить, по коридорам и комнатам не ходить, обзор провести снаружи, иначе можно нарваться на мину или «растяжку», установленную коварными узбеками. Ясен пень, что когда наши микроавтобусы причалили у ворот, вся делегация во главе с ее строгим руководителем неорганизованной, стремительной толпой забежала внутрь. Видимо, мужики чаяли найти какие-нибудь секретные документы, привезти их в Москву на погляд своему начальству и отличиться.

Передо мной такая задача не стояла. Я забрел в довольно большую комнату, заваленную луковой шелухой, и обнаружил несколько бумаг, оказавшихся чем-то вроде отчета бандитского завхоза о закупках овощей на местном рынке. Я долго рассматривал их, пытаясь сообразить, представляют ли они какую-либо ценность для российского МИДа или спецслужб. Не придя к какому-либо удовлетворительному решению, я отправился искать мудрого главу делегации, чтобы испросить его совета. Шествуя по коридору, по которому уже неоднократно пробежали туда-сюда ретивые члены делегации, я наткнулся на здоровенный ящик, заваленный доверху минами, гранатами и прочей убийственной дрянью. Выслушав мой доклад о ящике, глава делегации некультурно выразился и заорал грубым голосом: «Все вон, вон отсюда сейчас же! Бегом на улицу!» Вот так я, гражданская штафирка, можно сказать, спас недисциплинированную делегацию от неминуемого подрыва с сопутствующим разлетом оторванных конечностей в разные стороны. Взрыв, к счастью, не состоялся, поскольку найденные мною предметы оказались учебными муляжами.

Президент Раббани что-то долго не принимал нас, видимо торопливо пожиная плоды американской победы над талибами. Когда все-таки прошла команда срочно выезжать на встречу, в гостинице, как нарочно, отключили электричество и вместе с ним миниатюрные бойлеры на десять литров воды, в силу чего мыться каждый раз приходилось бегом. Я зажег огарочек свечи, открыл последнюю бутылку холодной газированной воды и кое-как побрил свое заросшее чело, причем газировка шипела на моих ланитах, а бритвенный станок скребся о них таким звуком, будто рыбу чистил.

Наша встреча с ним вряд ли будет вам интересна. Не так давно господина Раббани убило бомбой, и я не скорблю о нем, ибо этот благообразный дедушка-богослов был одним из руководителей операции по истреблению наших военнопленных на территории пакистанской военно-воздушной базы Бадабер.

Пришло время получить груз гуманитарной помощи. Меня охватило чувство гордости за свою страну, когда я увидел в аэропорту Баграм, как двенадцать огромных Ил-76 заходят на посадку. Это было поразительное зрелище, которое я никогда не забуду. В то время, как одна из машин шла по глиссаде к аэродрому, другая ложилась на разворот, а третья зависала в воздухе, ожидая своей очереди на посадку. Могучие двигатели огласили мощным ревом, подобно колоссальному органу, окрестности аэродрома, отзываясь гулким эхом от мрачного Гиндукуша, амфитеатром окружившим Баграм. К слову, все присутствовавшие там иностранцы, включая американских военных, буквально обалдели от этого зрелища. Знай наших, дядя Сэм!

Жаль все-таки, что у нас с американцами отношения никак не наладятся. Хорошие они ребята, терпеливые, доброжелательные и снисходительные к младшим собратьям по разуму. Стою я это как-то раз на аэродроме Баграм рядом с американским лейтенантом (выгнав талибов из Кабула, американцы первым делом прихватили эту авиабазу неподалеку от столицы), от нечего делать смотрю, как маленький легкомоторный самолет заходит на посадку. Заметив мой интерес, американец на всякий случай пояснил мне: «Бич эйркрафт!» («пляжный самолет», от английского слова «beach», т. е. пляж). Прикинувшись русским идиотом, для чего мне не надо особо напрягаться, я удивленно переспросил: «Bitch?» («проститутка», произносится так же как и «пляж»). Сообразив, что случай «тяжелый», американец для вящей ясности переходит на ломанный русский: «О, нет, что вы! “Бич” – это такой женщина некароши, а “бич” – букви b, e, a, c, h – это пльяж. Understand?»

Просто от удовольствия, что со мной так хорошо разговаривают, попросил объяснить еще раз. Он охотно повторил все с самого начала. Чувствуя себя в душе немножечко скотиной, я сказал, что все-таки не могу взять в толк, чем один «бич» лучше другого. Лейтенант объяснял мне до тех пор, пока я не сознался, что наконец-то все понял. В знак благодарности желаю ему поскорее стать полковником на благо терпеливого и доброжелательного американского народа, и чтобы санкции на нас не накладывал.

Мой вклад в афганскую эпопею микроскопичен по сравнению с тысячами людей, воевавших там, работавших с нужными нам людьми, помогавшими афганскому народу. Мой отец и его коллеги занимались выводом войск. И в том, что нашим солдатам не стреляли в спину, есть и его заслуга. Я все решил предложить на ваш суд краткую историю моей поездки в Кабул, ставшей одним из самых ярких впечатлений моей жизни. О том, как развивались последствия афганской войны в этой стране и Пакистане, включая поиск советских военнопленных, я рассказал, как сумел, в повести «По ту сторону Гиндукуша».