5
Взятие Маракайбо
По прошествии двадцати четырех часов на пиратские корабли, все еще стоявшие на якоре, не поступило никаких известий, но что хуже всего – не вернулась и шлюпка, хотя море по-прежнему оставалось спокойным и дул попутный ветер.
Глубокое волнение охватило корсаров, составлявших пиратский флот. Они боялись, что испанцы в Маракайбо не посчитались с белым флагом, поднятым на шлюпке, как это не раз случалось в прошлом.
Даже Морган, обычно спокойный, стал обнаруживать признаки явного раздражения – все время хмурил лоб и нетерпеливо расхаживал по палубе.
Кармо и Ван Штиллер были прямо-таки вне себя.
– Их схватили и повесили, – повторял первый. – Никакого уважения к нашим парламентариям. А ведь мы воюющая сторона, поскольку Испания ведет войну с Францией и Англией.
– Капитан за них покарает, дружище Кармо, – успокаивал гамбуржец.
Прошло еще двенадцать часов в бесполезном и нетерпеливом ожидании. Морган с согласия Пьера Пикардийца, своего помощника по командованию эскадрой, собирался уже отдать приказ о снятии с якоря, но тут в лучах заходящего солнца появилось утлое каноэ с каким-то человеком, тщетно старавшимся направить свою ладью в узкую бухту.
Навстречу ему была выслана шлюпка с двенадцатью матросами, и через двадцать минут усталый гребец предстал перед Морганом на адмиральском корабле.
Узнав в нем одного из восьми флибустьеров, которым было поручено препроводить плантатора в Маракайбо, моряки не смогли сдержать возгласов удивления и ярости.
– Где твои товарищи? – спросил Морган после того, как несчастный, едва державшийся на ногах, опрокинул чашу с ромом.
– Повешены, капитан, – ответил флибустьер. – Висят на семи виселицах, воздвигнутых на Пласа-Майор, на том самом месте, где восемнадцать лет назад висел Красный Корсар, брат кавалера ди Вентимилья.
В глазах адмирала сверкнула молния.
– Повешены! – вскричал он ужасным голосом.
– По приказу губернатора.
– Невзирая на белый флаг?
– Его тут же растоптали, едва мы сошли на берег как парламентарии.
– И вы не сопротивлялись?
– Сначала нам предложили сдать оружие, пообещав уважать нас как посланцев мира.
– Сволочи!.. А тебя почему отпустили?
– Отвезти ответ губернатора.
– Он с тобой?
– Вот, – сказал флибустьер, вынимая из-за пояса записку.
Выхватив ее из рук, Морган впился в нее глазами. В записке было всего две строчки:
Жду в Маракайбо флибустьеров с Тортуги, чтобы повесить их всех до единого.
Губернатор Маракайбо
Морган разорвал в гневе записку, а затем, обратившись к моряку, спросил:
– А о дочери Черного Корсара он ничего не сказал?
– Да, пускай-де забирает, если рук хватит.
– И заберем, – отрезал Морган.
Затем громовым голосом, донесшимся до моряков с остальных кораблей, воскликнул:
– Поднять якоря и паруса. Завтра к вечеру Маракайбо будет в наших руках.
– В Маракайбо!.. В Маракайбо!.. – донесся в ответ мощный гул голосов.
Через полчаса все восемь кораблей вышли из бухты и направились к заливу Маракайбо.
Корабль Моргана «Молниеносный», названный так в честь прославленного корабля Черного Корсара, шел во главе эскадры.
Это был трехмачтовый фрегат, крупнее других по размерам, вооруженный тридцатью шестью крупнокалиберными пушками, среди которых было несколько для ближнего боя. Экипаж его состоял из восьмидесяти человек, не боявшихся ничего на свете.
Остальные корабли – почти сплошь каравеллы, захваченные у испанцев, но вооруженные многочисленными пушками, камнеметами и мортирами, – следовали за ним сдвоенной колонной, держась на расстоянии пятисот – шестисот метров друг от друга, дабы иметь достаточно места для маневра, не рискуя столкнуться.
Все шли с потушенными огнями. Несмотря на новолуние, ночь была светла, ибо воздух в тропиках и на экваторе отличается необыкновенной чистотой.
Морган, стоявший на капитанском мостике, внимательно вглядывался в горизонт: на днях ему сообщили, что три крупных испанских корабля отплыли с Кубы, чтобы отыскать и разгромить его, прежде чем он посягнет на города континента.
Рядом с ним стоял его верный друг Кармо. Время от времени они перебрасывались словами.
– Что-то меня одолевает сомнение, – промолвил Кармо.
– Какое?
– Не воспользуется ли нашим промедлением губернатор, знающий, куда и когда мы направляемся, чтобы упрятать дочь нашего друга в надежное место.
Глубокая морщина обозначилась на лбу Моргана.
– Если я не найду девицу, – сказал он угрожающе, – то не дам и пиастра за шкуру любого испанца из Маракайбо. Ты знаешь, я не уступаю в вежливости кавалеру ди Вентимилья, но могу быть безжалостным и жестоким, как Пьетро Олоне, самый кровавый и беспощадный пират с Тортуги.
– Этот подонок-губернатор, о жадности которого я наслышан, в свое время был дружком Ван Гульда, тестя кавалера ди Вентимилья. Он способен отправить дочь Черного Корсара куда-нибудь подальше.
– Это ему дорого обойдется! Я поступлю с ним покруче, чем Черный Корсар с герцогом. Живым он от меня не уйдет.
– Эх, сообщи нам дочь нашего старого предводителя о своем прибытии в Америку, испанцам бы ее не видать. Самые славные флибустьеры с Тортуги сочли бы за честь взять ее под свою защиту. Странно, почему она не вспомнила, что у ее отца столько верных друзей на Тортуге, где ему и по сей день принадлежит дом с поместьем, которым я семнадцать лет управляю один.
– Может, она хотела сделать нам сюрприз, и, не попадись навстречу испанский фрегат, захвативший голландское судно, быть бы ей сейчас королевой Тортуги… Эй!.. Смотри-ка, Кармо!
– Что, капитан?
– Какие-то огни движутся там на север.
– Уж не те ли это корабли, которые посланы за нами в погоню? Говорят, это три больших высокобортных судна с экипажем из бискайцев, готовых помериться силами с гораздо более многочисленной эскадрой, чем наша. Так что осторожней с этим людом, капитан.
– Огни движутся к северу, значит мы не пересечемся с ними на нашем пути, – возразил Морган.
– Лишь бы это не был обманный маневр, чтобы напасть на нас с тыла, когда мы попадем под обстрел форта на мысу у Маракайбо, – сказал Кармо.
– Вряд ли они подоспеют к тому времени. Предупреди Пьера Пикардийца, чтобы он держался ближе к берегу, и вызови наверх всю команду.
Пока исполнялись его приказы, Морган не спускал глаз с ярких точек, продолжавших удаляться от залива Маракайбо, вместо того чтобы спешить городу на помощь. Увидев, что они исчезли в темноте, он с облегчением вздохнул, и на лбу у него разгладились морщины.
– Если они вернутся, – пробормотал он, – будет уже поздно. На рассвете мы подойдем к форту на мысу, а там посмотрим, долго ли устоят испанцы.
Восемь кораблей, входившие в эскадру, прижались к берегу, уходя как можно дальше от порывистого ветра.
Вот уже показался остров Сапара, но на его берегах не было ни одного огонька, который свидетельствовал бы о том, что испанцы приняли меры предосторожности.
За несколько часов до рассвета эскадра, так никем и не замеченная, вошла на полных парусах в залив Маракайбо и оказалась в проходе между полуостровом Синамайка и западной оконечностью мыса острова Табласо.
Моряки стояли уже на своих местах за укрытиями вдоль борта и возле пушек, а командиры – на мостиках с рупорами в руках.
– Кармо, – сказал Морган, приглядываясь к показавшемуся уже форту на мысу, – передай пушкарям, чтобы они не стреляли, даже если испанцы встретят нас огнем.
Сумерки стали рассеиваться, когда эскадра внезапно появилась в водах, омывающих подножие форта. Корабли выстроились в одну линию с «Молниеносным» в центре.
По сигналу тревоги испанский гарнизон высыпал из казематов и расположился на эскарпах. Солдаты, должно быть, были поражены, увидев перед собой эскадру, не замеченную даже каравеллами, несшими охрану у входа в залив.
Губернатор, похоже, даже не дал себе труда предупредить командующего фортом приготовиться к обороне, настолько не поверил он угрозам Моргана.
Испанцы, однако, не пали духом и встретили эскадру шквальным огнем, полагая, что легко ее потопят или заставят уйти из залива.
Однако они имели дело со стреляными воробьями.
Несмотря на град ядер, пиратские корабли спокойно продолжали двигаться к берегу, вовсе не собираясь отвечать.
Кое-где попадали уже мачты и реи, развалились укрытия, были убиты или ранены флибустьеры, но никто не смел нарушить приказ Моргана – настолько железной была дисциплина, царившая на пиратских кораблях.
«Молниеносный» оказался уже в двух швартовых от берега и готовился спустить шлюпки на воду, как вдруг, словно по мановению волшебной палочки, неистовая пальба прекратилась.
Когда рассеялся дым, поднимавшийся над бастионами, пираты, к своему удивлению, увидели, что возле пушек нет ни единой души.
– Что бы это значило? – спросил себя Морган, ни на миг не покидавший капитанского мостика. – Сдаются они, что ли? Но ведь испанцы считают свой форт неприступным. Пьер!
Флибустьер, носивший это имя и являвшийся, как мы говорили, одним из самых бесстрашных Береговых братьев и капитаном второго ранга, оставил румпель и приблизился к командиру.
– Что, по-твоему, означает эта неожиданная тишина? – спросил его Морган. – Не пахнет ли тут ловушкой?
– Надо проверить, – ответил без колебаний флибустьер. – Дайте мне сорок человек, держите наготове еще сотню, и я посмотрю, что там делается.
Шлюпки были уже спущены на воду. Флибустьер отобрал себе людей и поплыл к берегу, в то время как другие корабли готовили часть экипажа к высадке, чтобы поддержать его отважное предприятие.
Постоянно опасаясь ловушки, Морган велел дать залп изо всех двадцати пушек с правого борта. На передовые посты противника посыпался град ядер, но ответом было только молчание, нигде ни души. И вот, высадившись на берег, сорок корсаров, вооруженные одними пистолетами и кортиками, вскарабкались на скалы, стараясь опередить друг друга. Добравшись до зубчатых стен, они забросали форт гранатами и, дождавшись взрывов, полезли друг другу на плечи, чтобы, одолев последние эскарпы, ворваться внутрь с криком «ура».
Но перед ними были одни лишь пушки да ружья, брошенные в спешке отступающим противником. Полагая, что пиратов нельзя остановить, гарнизон, напуганный огромным числом кораблей, поспешно ретировался в Маракайбо, решив в отместку взорвать пороховой погреб, а вместе с ним и дерзких врагов. По счастью, корсары находились еще на эскарпах, где их оглушил ужасный взрыв.
С грохотом рухнули казематы, в зубчатых стенах образовались огромные бреши, не причинив, однако, вреда морякам с «Молниеносного».
Услыхав страшный грохот, за которым последовали клубы дыма, моряки с других кораблей поспешили высадиться на берег, чтобы прийти на помощь своим товарищам, которых, как они считали, одолевают испанцы, но вместо этого до них донеслись победные крики.
Узнав об отступлении гарнизона, Морган твердо решил напасть на город, прежде чем его жители успеют укрыться в лесах.
Гибель форта немедленно вызвала панику среди несчастного населения, которое в прошлом уже испытало ужасы разграбления, учиненного флибустьерами Черного Корсара, Пьетро Олоне и Мигелем Баском.
Вместо того чтобы готовиться к обороне, люди поспешно бросились в леса, унося с собой все самое ценное. Среди гарнизона также царила паника, рассеять которую не в силах было присутствие губернатора и его военачальников.
Имя Моргана, покорителя Портобелло, наводило страх на самых старых солдат, доказавших свою доблесть на полях сражений в Европе, завоевавших и уничтоживших такие империи, как государства ацтеков и индейцев в Мексике и Перу.
Флибустьеры, оставив немногочисленную охрану на кораблях и погрузившись на шлюпки, быстро приближались к городу, готовые сокрушить все на своем пути.
Возглавлял их Морган с Пьером Пикардийцем и Ван Штиллером.
При виде десанта испанцы, также обладавшие немалыми силами и поспешно окопавшиеся в траншеях, открыли сильнейший огонь из мушкетов, а два форта, прикрывавшие город с берега, стали палить из крупнокалиберных пушек. Но было слишком поздно. Ничто не могло остановить флибустьеров, которых не сдержали и не уничтожили мощные пушки форта на мысу.
Буканьеры, считавшиеся в те времена лучшими стрелками в мире, прицельными выстрелами заставили вскоре гарнизон покинуть траншеи и поспешно ретироваться.
Десять минут спустя отряды Моргана заполонили улицы несчастного города. Они врывались в дома и беспощадно расправлялись со всеми, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление.
