Книга: Черный Корсар. Королева карибов. Иоланда, дочь Черного Корсара (сборник)
Назад: Иоланда, дочь Черного Корсара
Дальше: 2 Похищение плантатора
1
Таверна «У быка»
В этот вечер таверна «У быка» была необыкновенно переполнена. Казалось, случилось или вот-вот случится что-то чрезвычайно важное.
Хотя это заведение не принадлежало к числу лучших в Маракайбо, в нем всегда толклись моряки, портовые грузчики, метисы и карибские индейцы, но сейчас, как ни странно, сюда заходили и люди, принадлежавшие к сливкам общества этой важной и богатой испанской колонии: крупные плантаторы, сахарозаводчики, судовладельцы, гарнизонные офицеры и даже кое-кто из членов правительства.
Довольно обширный зал с закопченными стенами и величественным камином, скверно освещенный неудобными коптящими лампами, появившимися в конце шестнадцатого века, кишмя кишел народом. Никто, однако, не пил, и столики, беспорядочно расставленные у стен, были пусты. Стоявший в центре огромный старинный, более чем десятиметровый стол орехового дерева был, напротив, окружен тройным кольцом людей, охваченных, казалось, сильным возбуждением. Каждый с жаром выкрикивал ставки:
– Двадцать пиастров на Замбо!
– Тридцать на Вальенте!
– Ваш Вальенте получит такую шпору в лоб, что свалится с первого удара!
– Это Замбо ваш свалится!
– А вы что скажете, дон Рафаэль?
– Я ставлю на Плата́, он покрепче того и другого и наверняка одержит верх!
– Фига с два! Слабак ваш Плата.
– Вольно вам говорить, дон Алонсо, а я подожду его выхода!
– Довольно!
– Бойцов – на арену!
– Закройте банк!
Удар колокола возвестил, что ставки сделаны, и оглушительный гвалт сменился глубокой тишиной.
Тем временем в зал поочередно вошли два человека и приблизились к огромному столу с разных сторон. На руках они несли двух великолепных петухов: черного с золотисто-синим отливом и рыжего с черно-белыми пестринками.
Это были кареадоры – тренеры бойцовых петухов. Их профессия до сих пор весьма прибыльна и высоко ценится в старинных испанских владениях Южной Америки.
В те времена страсть к столь варварскому развлечению достигла настоящего безумия, и буквально дня не проходило без петушиных боев. Не было недостатка и в судьях, чей приговор не подлежал обжалованию.
Воспитание бойцовых петухов требовало, однако, не меньших забот, чем натаскивание псов для выпаса быков; птиц приучали драться друг с другом, едва те вылуплялись из яиц. Давали им особый корм, состоявший чаще всего из кукурузы, зерна которой каждый раз строго отмеривались для придания большей жесткости шпорам, а дабы последние не притуплялись, на них надевали кожаные колпачки с шерстяной подкладкой.
При появлении петухов раздалось громогласное «ура».
– Браво, Замбо!
– Смелей, Вальенте!
Судья, толстый сахарозаводчик, похоже хорошо знавший запутанные правила этого состязания, тщательно взвесил обоих соперников, измерил их рост и длину шпор, дабы удостовериться в равенстве исходных данных, и затем громко провозгласил, что оба петуха абсолютно равноценны и что все в порядке.
Петухов с разных сторон выпустили на стол. Это были действительно два прекрасных экземпляра андалузской породы – лучшей по своим боевым качествам.
Замбо на несколько дюймов был выше своего противника, его немного загнутый, как у сокола, клюв отличался крепостью, короткие когти – большой остротой. Вальенте выглядел более коренастым и сильным, ноги у него были кряжистее, шпоры – длиннее. Клюв, напротив, короче, но шире. На голове гордо возвышался багровый, до синевы, гребень, глаза дерзко блестели.
Едва очутившись на свободе, оба петуха вытянулись во весь рост, захлопали крыльями и, распушив перья на шее, почти одновременно издали боевой клич, бросая вызов друг другу.
– Будет дело! – сказал какой-то гарнизонный офицер.
– А по мне, все скоро кончится, – промолвил дон Рафаэль, – и победу одержит Плата.
– Тише! – закричали остальные.
Пригнувшись чуть не до самого стола, оба петуха стали приближаться друг к другу, но тут их отвлек шум тяжелых шагов.
– Кто там лезет? – с досадой спросил судья.
Недовольно ворча, все оглянулись на двоих мужчин, вошедших в таверну и громко хлопнувших дверью. Они, конечно, не подозревали, что мешают добрым парням и уж тем более дерущимся петухам.
С виду они походили на головорезов или авантюристов – и те и другие были нередкими гостями в заокеанских владениях Испании – и смахивали на бандитов с большой дороги.
На них было слегка помятое платье, широкополые фетровые шляпы с полуощипанными страусовыми перьями, высокие ботфорты из желтой кожи с широкими голенищами. Левой рукой они гордо опирались на палаши, которые, должно быть, наводили страх не на одного робкого буржуа из Маракайбо. Один из них был высоченного роста, с угловатым лицом и рыжеватой шевелюрой, другой – гораздо приземистей и покрепче, с черной щетинистой бородой.
И тот и другой отличались загорелой кожей, выдубленной солнцем и морскими ветрами.
Услышав шиканье и ощутив на себе негодующие взоры, оба искателя приключений приподняли свои палаши, на цыпочках проследовали к столу, расположенному в самом темном углу, и попросили мальчика, тут же подбежавшего к ним, по бокалу аликанте.
– Народу дополна, – вполголоса молвил тот, что пониже. – Может, тут и сыщется нужный нам человек.
– Не торопись, Кармо.
– Не бойся, гамбуржец.
Недовольно ворча, все оглянулись на двоих мужчин, вошедших в таверну и громко хлопнувших дверью.
– Хм!.. А зрелище что надо! Бой петухов! Давненько не видал ничего подобного.
– Надо бы к кому-нибудь подкатиться, но только не к офицеру.
– Хватит нам и гражданских, Ван Штиллер, – сказал Кармо. – Капитану все равно, лишь бы был маракайбец.
– Глянь-ка на того брюхатого: ни дать ни взять – богатый плантатор и сахарозаводчик.
– Думаешь, он что-то знает?
– Крупные плантаторы и торговцы вхожи к губернатору. К тому же кто здесь не помнит Черного Корсара? Мы тут такое вытворяли с этим отважным сеньором.
– Проклятые войны! – воскликнул Кармо. – Не вернись он к себе в Пьемонт, останься здесь, сейчас, наверное, был бы жив.
– Молчи, Кармо, – буркнул гамбуржец. – И без тебя тошно.
– Не верится, что он погиб. А вдруг капитану Моргану втерли очки?
– Да нет, он узнал от земляка Черного Корсара. Тот сам присутствовал при его гибели.
– А где его уложили?
– В Альпах: он геройски бился с французами, которые угрожали Пьемонту. Говорят даже, сам ринулся в объятия смерти.
– Как? Раньше ты мне этого не говорил, Кармо.
– Я сам только вчера узнал от Моргана.
– Что же толкнуло его на этот безумный шаг?
– Горестное известие о смерти жены, герцогини Ван Гульд, только что подарившей ему дочь.
– Бедный наш предводитель! Добрая смелая душа… Будут на свете еще флибустьеры, но таких, как он, не сыщешь.
Тут оба вскочили от дикого рева: люди, толпившиеся вокруг стола, вошли в настоящий раж. Одни ликовали, другие кляли все на свете, размахивали руками, топали ногами, не находя себе места от возбуждения. Опорожнив единым духом стаканы, Кармо и гамбуржец подошли к зрителям, стараясь держаться поближе к толстому плантатору или сахарозаводчику, оказавшемуся тем самым доном Рафаэлем, который хотел поставить на Плата.
Оба петуха после нескольких обманных движений и наскоков друг на друга ринулись в яростную атаку, и Замбо, получив удар шпорой по голове, остался почти без своего великолепного гребня и одного глаза.
– Чудесный удар! – пробормотал Кармо, который, казалось, знал толк в этом деле.
Кареадор тут же подхватил пострадавшего, смочил ему раны крепкой настойкой, чтобы хоть на миг остановить ему кровь.
Возгордившийся от победы Вальенте кукарекал во все горло, распускал хвост и хлопал своими роскошными крыльями.
И все же Замбо нельзя было считать побежденным: бой только начинался. Несмотря на вытекший глаз, он еще долго мог оспаривать победу и даже вырвать ее у противника. Ясно было, однако, что преимущество на стороне Вальенте, показавшего уже, на что он способен. Даже дон Рафаэль не устоял перед искушением.
– Пятьдесят пиастров на Вальенте, – воскликнул он после недолгих колебаний. – Кто принимает пари? Кто…
Легкий хлопок по плечу прервал его восклицание и заставил оглянуться. Кармо не убрал еще руку с плеча.
– Что вам угодно, сеньор? – спросил то ли заводчик, то ли плантатор, нахмурив брови при виде такой бесцеремонности.
– Хотите совет? – сказал Кармо. – Ставьте на раненого петуха.
– Вы разве кареадор?
– Какая вам разница? Если угодно, я ставлю на него двести пиастров…
– На Замбо? – удивленно спросил плантатор. – Деньги вам, что ли, оттягивают карман?
– Отнюдь. Напротив, я желаю выиграть.
– И ставите на Замбо?
– Да, и скоро вы увидите, как он отделает другого. Следуйте моему примеру, сеньор.
– Хорошо, – согласился толстяк после некоторых колебаний. – Если просажу, отыграюсь на Плата.
– Ставим вместе?
– Идет.
– Триста пиастров на Замбо! – воскликнул Кармо.
Все взгляды обратились к авантюристу, поставившему довольно крупную сумму на почти добитого петуха.
– Принимаю, – крикнул судья. – Выпускайте бойцов.
Через минуту оба противника оказались друг против друга.
Замбо, весьма помятый и истекавший кровью, первым перешел в нападение. Он подпрыгнул выше Вальенте, но и на этот раз промахнулся и был отброшен назад.
Вальенте, не терявший ни минуты, выпрямился во весь рост, затем с быстротой молнии ринулся на противника, стараясь налететь и размозжить ему голову когтями.
Замбо, однако, быстро пришел в себя. Выставив вперед крылья и втянув голову, он внезапно так метко клюнул противника, что отхватил у него одну из бородок на горле.
– Отлично! Молодец! – заорал плантатор.
Но не успел он закончить, как залитый кровью Вальенте соколом налетел на противника.
На какой-то миг обе птицы смешались в тесной схватке, затем покатились по столу и вдруг замерли, словно убитые. Замбо лежал под противником и не подавал признаков жизни.
– Все пропало, – процедил сквозь зубы дон Рафаэль, обернувшись к Кармо.
– Кто вам сказал? – усмехнулся проходимец. – Гляньте-ка! Триста пиастров в наших карманах, сеньор.
Замбо вовсе не собирался умирать. Не успели зрители поставить на нем крест, как он резко скинул с себя противника и с победным криком вонзил шпоры в тело побежденного.
Вальенте дал дуба и лежал тюфяком с раскроенным черепом.
– Ну как, сеньор, что скажете? – воскликнул Кармо, стараясь перекричать ругавших побежденного петуха.
– Скажу, что у вас глаз – алмаз, – ответил плантатор, радостно потирая руки.
Кармо получил триста пиастров и, разделив их на равные кучки, сказал:
– Недурна нажива.
– Вы неправильно поделили, – возразил дон Рафаэль.
– Как так?
– Я ставил только пятьдесят пиастров.
– Пардон, разве мы не на пару играли? Забирайте свои пиастры: все по закону – в проигрыше один судья – он ставил на пришитого.
– Неужели вы настолько богаты, чтобы бросаться деньгами? – спросил плантатор, изумленно глядя на Кармо.
– Плевал я на них, вот и все, – ответил тот.
– Я тоже хочу отплатить вам добром, сеньор. Поставьте на петуха, которого сейчас принесут.
– Посмотрим.
В этот момент вошел другой кареадор и поставил на стол великолепного петуха – выше Замбо, с роскошным хвостом и серебристо-белым оперением.
Это был Плата.
– Ну как, сеньор? – сказал дон Рафаэль, обращаясь к Кармо.
– Красавец, ничего не скажешь, – ответил искатель приключений, внимательно разглядывая птицу.
– Ставите?
– Да, пятьсот пиастров на Замбо.
– На Плата, хотите сказать?
– Сеньор, пятьсот пиастров на Замбо. Кто ставит против?..
– С ума сойти.
– Кто идет на пари?
– Ему что, нет равных, вашему Замбо?
– На сегодня нет.
– Дьявол вы, что ли?
– Ну, если не сам Вельзевул, то из его приближенных, – пошутил Кармо. – Так будете ставить против меня?
– Да, наполовину. С Плата мне всегда везло на море.
Ставки были сделаны, и в огромном зале снова воцарилась тишина.
Едва оказавшись нос к носу, петухи бешено схватились друг с другом: захлопали крылья, в воздух полетели перья.
Казалось, оба были равны по силе, но Замбо, хотя и ослеп наполовину, не давал передышки противнику.
Вскоре стол обагрился кровью. Оба бойца уже несколько раз пронзали друг друга шпорами, а фиолетовый гребень у Плата уже превратился в лохмотья.
Время от времени, словно по взаимному согласию, оба останавливались, чтобы собраться с силами и отряхнуть с век кровь, слепившую им глаза. Затем с еще большей яростью бросались в атаку. После пятого приступа Плата оказался под Замбо.
Зал огласился ревом проклятий: большинство ставили на нового петуха. Однако Плата сумел внезапно выскользнуть и все же не увернулся от клюва противника, которым тот вырвал ему глаз.
– Теперь хоть они сравнялись, – промолвил Кармо. – У обоих по одному глазу.
Кареадор бросился к Плата. Влив ему в горло настойки, он промыл ему голову губкой, дабы удалить кровь, впрыснул в пустую глазницу немного лимонного сока и снова выпустил на стол со словами:
– Держись, голубчик.
Но он слишком поторопился. Не успевший прийти в себя петух не смог устоять перед молниеносным натиском отважного Замбо и почти сразу свалился от мощного удара клювом, раскроившего ему череп.
– Что я говорил, сеньор? – спросил Кармо, обращаясь к дону Рафаэлю.
– Кто вы – колдун или лучший кареадор в Америке?
– На все эти пиастры, которые на нас свалились, мы можем себе позволить роскошь – распить бутылку хереса. Плачу я, если не возражаете.
– Позвольте уж мне.
– Как хотите, сеньор.
Назад: Иоланда, дочь Черного Корсара
Дальше: 2 Похищение плантатора
