Глава 12

Не знаю, что бы я сказала или сделала, но спас Харни Растум. Принялся кланяться, благодарить, потянул меня из зала, и я как кукла пошла вслед за ним.

Барон меня видел. И подозреваю, что узнал. Что же делать, что делать? Еще часом раньше я решила бы бежать и только бежать. Сейчас же… А с чего это я побегу из Алетара? Здесь и сейчас я под защитой короны, даже если барон вытащит эту историю на свет. А ведь я тоже кое-что могу? Да, я сбежала от ненавистного брака, зато девчонок не калечила и не насиловала. А барон – очень даже.

Между прочим, можно всегда проверить… Я не помнила, как зовут беременную от насильника девушку, но если там проросло семя барона – такого в Алетаре и герцогам не спустят.

Закон прост. Отсечь, прижечь и бросить на площади. Выживет – хорошо, сдохнет – того лучше. Были случаи, когда и родня девушек мерзавцев на клочья раздирала – стражники смотрели в другую сторону.

Грязно, кроваво, а все же в чем-то верно. Потому и насильники тут редкость. Кому охота лишаться самого ценного, если можно по согласию? Конечно, я назвала крайний случай, были наказания и попроще, мало ли что, кто и как, но барону за изнасилования и убийства грозило именно это. И чужое подданство не поможет, только усугубит. А нечего тут гадить, к себе иди, скотина!

Так что…

Никуда я не побегу! А вот со знакомым стражником договорюсь, пусть приглядит. Найду, чем отплатить за добро.

– Мы едем в лечебницу?

– Разумеется, Вета. Ты думала такое событие не отпраздновать?

Я вообще ни о чем таком не думала, но Харни прав. Служители, служительницы, лекари – все попросту обидятся. Уж точно не поймут, если я «зажму» праздник.

– Да, что-то я…

Улыбка Харни была исполнена ехидства. Ну как же, я не подумала, а вот он, такой умный, все предусмотрел…

– Я уже распорядился, стол накроют. Едем!

Только вот никуда я не попала. И отмечать пришлось без меня, потому что, стоило нам выйти из кареты, ко мне бросилась маленькая фигурка.

– Госпожа!!!

Мальчишку я подхватила на руки автоматически. А уж потом вгляделась и узнала.

– Темного крабом! Алемико! Лим!

Да, это был Алемико Моринар, и в каком виде! Весь грязный, растрепанный, исцарапанный, словно он сюда через колючие кусты ползком пробирался. На щеках – грязные полоски от слез и пыли…

– Ты как здесь?..

– Госпожа Ветана! Помогите, пожалуйста!!!

Я посмотрела на ошалевшего Харни Растума. Вздохнула…

– Лим, что случилось?

Алемико посмотрел тоже. Очень выразительно. Пришлось перехватить его поудобнее, все же не котенок, и отойти на пару шагов в сторону. Харни демонстративно уставился в противоположный угол двора. Оставлять меня он не собирался. Подчиненные подождут, а тут Моринар! Пусть маленький, так вырастет же! И может быть, отблагодарит за участие!

Мальчик смотрел на меня громадными зелеными глазами, а по щечкам катились слезы. Катились, капали на воротник…

– Папа умирает.

– Как?

– Не знаю. У него уже все были. Маг приходит, чистит ему кровь, помогает, а папе все равно плохо. И мама плачет. И дядя был… Папа у него слово взя-а-а-а-ал… – тут слова мальчика превратились в откровенный рев. – Он сказал, что если умрет, пусть дядя о нас позаботится. И тот согласи-и-ился-я-я-а…

Теперь Алемико рыдал вовсе уж в голос, размазывая по щекам грязь и слезы. Я машинально прижала малыша к себе, погладила по растрепанным волосам.

– А от меня ты чего хочешь?

– Тетя Вета, помогите нам! Пожалуйста!

Я скрипнула зубами. Помочь, ага! Моринарам! Особенно канцлеру. А все будет так легко и просто! Меня впустят в его особняк, позволят подойти к канцлеру, и после чудесного – чего уж там – исцеления даже не поинтересуются, что и как? Одно дело – минимальные магические способности, которые у меня подозревают. Тут ими и повитухи обладают. Могут беременность почувствовать на раннем сроке или определить, что плод неправильно повернут… Иногда сами не понимают – как, но чувствуют!

Это случается. Сил у таких людей больше ни на что не хватает, но они встречаются. Среди лекарей, повитух, ювелиров, стражников, моряков – там, где нужна иногда интуиция на грани разума и полное к ней доверие. А то, что у меня… Это все равно что нарисовать на себе мишень. И плакат повесить. Маг жизни. Ловите кто хотите…

Алемико завозился у шеи, привлекая к себе внимание, размазывая по мне слезинки…

– А как ты сюда-то попал?

– Просто ушел…

– Темного крабом! – не сдержалась я.

– Что? – Харни Растум далеко не отходил.

– А то, господин Растум, что этот молодой человек сбежал из дома, не предупредив, я так полагаю, ни мать, ни слуг. Я угадала?

– Д-да…

– Прогулялся пешком по Алетару, нашел лечебницу… Вам не кажется, что он заслуживает хорошей трепки?

– Кажется, – мгновенно согласился со мной Харни. – Будь это мой сын, он бы у меня на задницу месяц не сел.

– Ну и пусть, – хлюпнул носом Алемико. – Пусть выпорют, пусть хоть что… Пусть только папа выздоровеет…

И слезы хлынули потоком.

Принять решение Алемико оказалось намного проще, чем его выполнить. Хорошо, что в доме царили бардак и неразбериха. Кто-то суетился рядом с канцлером, кто-то – с герцогиней, кто-то тащил «чудодейственные травы и амулеты» по принципу «а вдруг поможет?», и мальчик остался без присмотра.

И все же было сложно выбраться через окно в гостиной. Кстати, розовые кусты под ними сажают совершенно зря, и ногу Алемико чуть не подвернул. Но вылез и направился к ограде. Моринары не боялись никого, а потому особняк окружала ажурная решетка. Через нее не пролез бы взрослый человек, но мальчишка? Да к тому же мелкий и худой для своего возраста? Вполне!

Алемико кое-как протиснулся и направился к порту. К лечебнице для бедных, он хорошо это помнил. Он часто спрашивал дорогу у прохожих, но пару раз все же заблудился. Один раз ему пришлось удирать от бродячей собаки, пролазить сквозь живую изгородь, кстати, там в него и помоями плеснули (хорошо, не попали), но мальчик упрямо шел. Шел, надеясь на чудо. И – добрался.

Так сошлось – когда он увидел лечебницу, то понял, что нуждается в паре минут отдыха, и присел на одну из лавочек, находящихся рядом. А тут и нас волны принесли. И сейчас мальчик просил о чуде, глядя мне в глаза. Что я должна была ответить? Что сказать? Да только одно.

– Поехали к тебе домой, малыш. Посмотрим.

Алемико прижался еще крепче.

– Тетя Вета, если нужно… Пусть я заболею, как раньше, ладно? Только пусть папа живой будет!

Я искренне надеялась просто отвезти мальчишку и удрать, но… После этих слов? Не помочь? Обмануть надежду, которая читается в зеленых глазенках? Может быть, магом жизни я и останусь. А вот человеком точно быть перестану.

Харни одолжил нам свою карету. Сам он отправился праздновать в лечебницу, а мы поехали к Моринарам. Растум с удовольствием поехал бы с нами, да вот беда – народ уже собрался. Пришлось выбирать между обидой всей лечебницы и возможностью отвезти мальчика домой. Харни с радостью бросил бы на растерзание лекарям меня, а сам поехал собирать медок у Моринаров, но Лим так вцепился, что отодрать его не смогли бы и стамеской. Еще и заверещал, что только тетя Вета…

Я успокаивающе подмигнула Растуму. Мол, я все помню про ваше чуткое руководство, а если зарплату поднимете на пятьдесят процентов… Растум возмущенно ответил взглядом, что я вымогательница и негодяйка, и отправился праздновать. А мы уселись в карету.

– Лим, а ты понимаешь, что меня могут просто не пустить к твоему папе?

– Пусть только попробуют не пустить!

– И попробуют, и не пустят…

– А я… Я – его сын! Имею право…

Я вздохнула. Право-то ты имеешь, да кто будет слушать мальчишку? Во что я, дура такая, ввязываюсь?

В особняке Моринаров царила паника. Даже не так. Пожар в борделе во время потопа плюс крыша, сорванная ураганом под землетрясение. Это было ближе к истине.

Герцогиня истерически рыдала в гостиной, да так, что через до сих пор не закрытое окно (не Алемико ж было его закрывать) отзвуки доносились, слуги метались по саду, кто-то вылетел за ворота…

Я потрепала Алемико по макушке.

– Нравится? Твоя работа.

Храбрый Моринар мрачно сопнул носом.

– Я бы тебя точно выпорола.

– Ну и пусть. А папе ты поможешь?

И что оставалось делать? Я молча кивнула и полезла под сиденье. Харни Растум был лекарем, хоть и не слишком хорошим, а потому под сиденьем в его карете хранилась сумка с самым необходимым. И сильно помогала в жизни. Возьму с собой.

– Это что?

– Твоего папу лечить, – мрачно ответила я, разглядывая настойку наперстянки. По запаху, вылить бы пора. Скажу Растуму…

Я помогу. А потом… Пусть помогут мне все боги мира.

Увидев нас с Алемико, слуги замерли столбиками. Затем один из них ринулся внутрь дома с радостным воплем:

– Нашелся!!!

На миг все стихло, а потом… Больше всего Линетт Моринар сейчас напоминала ураган. Она вылетела, подхватила сына на руки, прижала к себе – и разревелась так, что к урагану добавилась еще и гроза.

– Как ты мог!? Как ты мог!!!

Алемико молча сопел и отбивался. Мать все крепче прижимала его к себе и продолжала причитать. Слуги восхищенно (О-о-о, материнская любовь!) продолжали наблюдать, так что первой надоело мне.

Я встряхнула за плечо стоящего рядом лакея.

– Живо – стакан вина для герцогини! Видишь, у нее истерика?

Голос у меня окончательно стал похож на бабушкин, так что лакей сорвался с места, не думая ни о чем. Куда там!

Когда через пару минут он вернулся с кубком вина, я была готова лечить истерику герцогини затрещинами. Останавливали лишь соображения собственной безопасности. Я же дворне не объясню, что это лечение? Еще и мне оплеух надают в ответ, чтобы герцогиню не обижала! А вот сейчас…

В вино полилось успокоительное. Несильное, нет, просто смесь настойки пиона и валерианового корня. В самый раз.

Я решительно подошла к герцогине и отобрала у нее ребенка.

– А ну – цыц!

– А… э…

Линетт Моринар пару минут была в таком шоке, что у меня все получилось. Алемико отправился на руки к ближайшей служанке, а в руки герцогини я втиснула кубок.

– Пей! Немедленно!

Получилось как надо. Линетт всхлипнула и принялась пить. Глоток, два, потом она поняла, что что-то не так, но я ловко придержала бокал за донышко, заставляя ее глотать.

– Пей, кому говорят! Успокоительное!

Герцогине ничего не оставалось, как выпить до дна и уставиться на меня.

– Это… как? Что?

– Выпила? Умничка. Это – Алемико. Живой и здоровый. Я – лекарка. Где герцог?

– Т-там… Н-но…

– Мам, пусти ее! – Алемико, солнышко! Какой же ты умница! – Тетя Вета хорошая, она мне тогда ночью помогла, она и папе поможет…

Из глаз Линетт хлынули слезы. Да, досталось бедолаге. Сначала сын, потом муж, тут любая с ума сойдет. Кто из нас не превращается в курицу, когда речь идет о родных и близких? Меня вспомнить после бабушкиной смерти…

– Папа… Алемико…

– Умер? – рявкнула я.

– Лекарь сказал – час-два…

Линетт уже рыдала в голос, и я махнула рукой. Некогда. Если так – некогда, каждая минута на счету.

– Лим, живо! Веди!!!

Мальчик схватил меня за платье и потянул за собой. Мы бежали сквозь невероятно красивый сад, по усыпанной разноцветным гравием дорожке, по богато обставленным комнатам, мимо остолбеневших слуг, вверх по лестнице… Туда, где упрямо стучало сердце канцлера, отказываясь останавливаться и не имея достаточно сил, чтобы продолжать биться.

С грохотом упала, покатилась ваза.

Алемико пинком распахнул дверь в спальню.

– Все – вон!!! Немедленно!!!

И таким страшным был этот детский крик, что слуги попятились.

– Вон!!! – добавила я.

Всего трое, впрочем, это не важно. Ничего уже не важно кроме человека на кровати и разворачивающего крылья дара.

– Лим, закрой двери на засов, – шепнула я. – Когда все кончится, мне нужна будет вода. Простая, колодезная, ладно?

И шагнула к кровати. Уже не совсем я. Маг жизни – больше человека, но меньше мага. Это просто проводник для силы вокруг нас.

Краем уха я слышала лязг засова, но это меня уже не волновало. Только человек, лежащий передо мной. М-да. Не сказали бы мне, что это канцлер, я бы и не догадалась. Передо мной лежал умирающий старик. Сейчас Алонсо Моринар выглядел лет на сорок старше своего возраста, только глаза оставались прежними, горящими, яркими…

– Кто…

Я повела рукой, приказывая замолчать, и канцлер повиновался.

– Не важно!

И дар рванулся из меня, рассыпая по комнате золотистые искры. Здесь и сейчас я видела все, что происходит. Моя сила пронизывала тело канцлера, словно оно было хрустальным, искала причину болезни и… находила ее.

Что это?

– Нож!

Кто-то, кажется, Лим, вложил мне в руку сорванный со стены кинжал. Я коснулась языком лезвия – все в порядке, и сделала еще шаг к кровати.

– Лежите смирно. Или умрете…

Я знала это, видела, как надо резать, чтобы почти не повредить ни сосуды, ни нервы, ни мышцы. Просто старая рана, которую я чуть расширяю и углубляю. Болезненный вскрик канцлера – и крики с другой стороны запертой двери мне не мешают. Сливаются воедино, отвлекают, но не мешают. Самое главное сейчас не люди и не больной. Даже так.

Самое важное здесь и сейчас – в моей руке! Маленький металлический шарик, красивый, ажурный, если забыть о том, что у него внутри. Комочек яда. Эту мерзость поместили в рану. Кровь касалась ее, разносила по телу, и сколько бы ни бился маг воды… увидеть-то он ее не мог! Это не вода, это трава и металл. Лечи последствия, не лечи – бесполезно. Пока не устранена причина, она так и будет убивать.

Но кто это сделал? Кто убивал канцлера, да еще таким подлым способом? Не знаю. Здесь и сейчас – это пустяк. Я увидела причину и смогла ее убрать. А вот теперь… Я видела и нечто иное. Яд поразил внутренние органы. Если бы не маг воды, канцлер умер бы еще сутки тому назад. Он проник в кровь и в кости, он отравил крепкого мужчину так, что тот превратился в старика, он убивает… Даже если маг воды очистит кровь, это все равно не поможет. Последствия останутся, и долго канцлер не протянет. А потому…

– Воды…

По счастью, у кровати стояло несколько кувшинов. С водой, с отваром, с вином… нам хватит.

– Пейте, канцлер. Если хотите жить – пейте…

– Стошнит…

– Да. Пейте…

И дар устремился на свободу, окончательно вырываясь из-под моего контроля. Я не могу просто убрать яд, он должен выйти из организма. Почему бы и не так?

Герцог глотал травяной отвар, а золотые искры танцевали по нему, внутри его, вокруг меня, освещая комнату, заставляя рану на его плече кровоточить все сильнее. Сначала сгустками крови, а потом неприятного вида зеленоватой жижей – последствия яда, отмершая ткань, ошметки гноя и гнили. Затем канцлера начало рвать фонтаном, так, что он едва успел свеситься с кровати, но яд выходил вместе с рвотой. И он сам это понимал, потому что за отваром последовал кувшин с вином…

Что-то громыхнуло, но это было не важно, совсем не важно, потому что выходили последние остатки яда, а я все выплескивала из себя дар и никак не могла остановиться. И золотые искры танцевали в полумраке комнаты, и личико Лима было бледным и счастливым, и канцлер все больше походил на самого себя…

Только вот я, кажется, переценила себя. Голова кружилась все сильнее и сильнее, я вытянула руку вперед, последним усилием вбрасывая в тело умиравшего остатки своей силы, силы жизни, – и ковер метнулся к лицу.

Когда я научусь не падать в обморок?..

Когда Рамону доложили, что его дядя умирает, а племянник попросту пропал, Белесый Палач не разозлился, нет. Он медленно отложил перо, стараясь не закапать чернилами пергамент, и «ласковым» взглядом посмотрел на гонца.

– Что, целый дом слуг не мог уследить за одним ребенком?

Несчастный сравнялся цветом со стенкой.

– В-в-ваша с-с…

– Молись, чтобы Лим нашелся целым и невредимым. Или заказывай службу у храмовников.

– К-какую…

– Поминальную!

Больше Рамон ничего не сказал – до самого дома. Гнал коня что есть сил, а в голове стучало только одно: не надо!!! Пожалуйста, не надо… Почему это должно случиться с ним?

Дом канцлера встретил герцога шумом и гамом. И заплаканной Линетт, упавшей ему на грудь.

– Рамон!!!

– Ну, Линетт, что случилось? Где Лим?

– Нашелся!

Из рыданий выяснилось, что Лим, не сказав никому, сбежал в лечебницу.

Что добрался до лечебницы пешком, через весь Алетар. Нашел лекаря, который… которая и привезла его обратно.

Услышав, что отец умирает, Алемико потащил лекарку в дом, и они заперлись в комнате канцлера, выгнав оттуда всех слуг! Кажется, там кричали… Линетт пыталась пробиться, но ей не открыли. А они там уже… она не знает сколько…

Рамон коротко выругался и помчался вверх по лестнице. Каково? Нет, мальчишку все же надо выдрать, как сидорову козу! Или отправить на месяц туалеты чистить по всему дому! Если пороть нельзя…

Под дверью дядиной спальни толпился народ. Кто-то пытался выбить дверь плечом… юмористы! Дубовую дверь, толщиной в ладонь, в надежном переплете…

– Разошлись, – коротко приказал Рамон. – Иначе так и похороню!

Он плохо контролировал свою силу, но здесь и сейчас – горе и ярость неплохие стимуляторы.

Понимая, что Палачом просто так не назовут, слуги бросились врассыпную. Так, что тараканы, убегающие из-под тапка, позавидовали бы. Пара секунд – и коридор опустел. С пальцев герцога сорвался огненный шар, в мгновение ока оставив от двери горстку пепла. Засов стек на пол каплями расплавленного металла, и Рамон замер на пороге. Открывшаяся ему картина была…

Посреди комнаты, рядом с кроватью, стояла лекарка. Та самая, из лечебницы для бедных. И от нее исходил мягкий золотистый свет. Он заливал комнату, обволакивал все предметы, освещал бледное и восторженное личико Лима, который жался к девушке, а еще она протягивала руки к канцлеру, и с ее пальцев слетали десятки и сотни золотых искорок.

Они танцевали в потоке света, они обволакивали канцлера плотным коконом, они плясали по всей комнате, и Рамон понимал: то, что он видит, это… Это – магия. Высшая сильная магия, на которую не способен ни он, ни Ренар Дирот, ни его величество – никто из находящихся в Алетаре. Просто потому, что магия жизни доступна единицам. А девушка перед ним – маг жизни. Сильный, овладевший своим искусством.

Как? Он же видел ее раньше и даже не подумал! Как?

Пока Рамон размышлял на эту важную тему, девушка пошатнулась. Каким-то судорожным жестом вытянула руки, заставляя искры в безумной пляске рвануться к канцлеру, а потом медленно, словно во сне, стала падать вперед лицом, как и стояла. Рамон едва успел подхватить ее, чтобы лекарка не расшибла нос о кровать.

Подхватил, уложил в кресло, посмотрел на дядю.

– Ты как?

– Поразительно жив, – неверящим голосом ответил канцлер.

– Вот и отлично. Разберись со своими домочадцами, пока я никого не убил. Лим!

– Да, дядя? – голосом пай-мальчика отозвался маленький поганец.

– Ты сейчас откроешь нам мамину спальню, и быстро.

На лестнице слышались уже топот слуг и голос Линетт.

Не размышляя, Лим метнулся к двери, распахнул ее, Рамон вытащил из кресла тушку лекарки, кое-как перехватил поудобнее – все же не тростиночка, а нормальная девушка и весит соответственно – и бросился за занавеску.

Они с Лимом успели вовремя.

Мальчик задернул за ними штору, задвинул засов уже со стороны герцогини и наткнулся на грозный взгляд герцога, который уложил Ветану на кровать, и готов был заниматься племянником.

– Иди сюда, солнце мое. Будешь рассказывать, где ты, негодяй малолетний, нашел мага жизни, почему никому не сказал об этом, и… И вообще!

Лим пожал плечами.

– Ну… Дядя, я не могу.

– Что?

– Вот тетя Вета проснется, она и расскажет. А я ей слово дал.

– Я тебе сейчас тоже… дам! Ремня хорошего!!! – взорвался Рамон.

Ага, как же! Лим отработанным движением нырнул под кровать, перекатился, вынырнул с другой стороны и метнулся к двери.

– Я сейчас Вете попить принесу. Она просила. Дядя, детей бить нельзя!

И хлопнул дверью, оставив Рамона размышлять над простым вопросом. Как сдержаться и не выпороть племянника в ближайшие десять минут за все его фокусы?

Меня пытались напоить водой. Холодной, вкусной… Наверное. В основном – холодной. Она лилась за шиворот, по шее, заставляла ежиться, приходя в себя. Я шевельнулась, пытаясь оттолкнуть чашку. Не помогло. Пришлось глотать, чтобы не захлебнуться и не утонуть, и открывать глаза.

Ох, нет! Лицо, которое склонилось надо мной, я бы с удовольствием развидела обратно. Рамон Моринар! Этот-то откуда взялся? Лим? Алемико был рядом. Смотрел виноватыми глазами. Одно ухо у него было заметно больше другого, и подозрительно красного цвета.

– Тетя Вета, я не виноват.

– Правда?

– Дядя пришел уже под конец, дверь выбил, ты как раз сознание потеряла…

– Он меня дверью ушиб? – не сдержалась я.

Рамон Моринар начал медленно багроветь. С пятен на щеках.

– Стоило бы!

– Нет. Дверь он сжег.

– А починить сможет?

Я понимала, что игра окончена, а потому могла и не сдерживаться. Сейчас, когда Моринар видел меня… Видел ли? Одного взгляда на герцога хватило, чтобы понять: видел. Еще как! И забывать не станет даже за деньги.

– Я ведь вашему дяде жизнь спасла…

– Объясните мне, госпожа Ветана, как маг жизни мог столько времени оставаться незамеченным. Амулет?

– Тренировки, – буркнула я.

– Я не вижу в вашей ауре ничего нового, вы обычный человек. Но то, что было в спальне дяди, – это как?

Ответ был продуман давно. Не рассказывать же про пластинку амулета, за которую бабушка заплатила безумные деньги?

– Я и есть обычный человек. Пока не призываю свою силу. Вы же дышите? Ходите? А я… Вот!

– Поэтому магов жизни и сложно найти. Вы не выглядите магами. Ясно.

– Рада, что подарила вам ясность, – не сдержалась я. – Встать помогите?

Сильная рука обхватила меня за плечи и помогла подняться. Я оглядела себя. Так… платье цело, ворот расстегнут и намок, но в остальном – ничего страшного.

– Лим, как папа?

Алемико кивнул в сторону соседней комнаты.

– Там сейчас мама. Все хорошо…

– Выздоровел?

– Да.

– Тогда я здесь больше не нужна. Ты понимаешь, что рассказывать обо мне никому не надо?

– Да.

– Иди к маме, Лим, – вмешался Рамон Моринар. – А нам с госпожой Ветаной надо еще поговорить.

– О чем?

Мальчик уходить и не подумал.

Я улыбнулась ему.

– О личном, Лим. Обещаю, со мной ничего страшного не случится.

– Правда?

– Лим! – обиделась я. – Разве твой дядя может обидеть женщину?

Вообще-то может, и еще как, но не говорить же этого малышу? Он ведь любит Палача, всей душой любит!

– Нет, – уверенно ответил мальчик. – Но женщины всегда могут обидеться на какую-нибудь глупость! Так папа говорит, а он никогда не ошибается.

Я от души рассмеялась. Рядом так же хохотал Рамон Моринар.

– Обещаю. Я госпожу Ветану не обижу.

Лим успокоился и кивнул.

– Я… Тетя Вета, вы еще придете?

– Если я не смогу, ты сам заглянешь ко мне в гости, – решила я. – Разве нет?

– Обещаю!

Лим вышел. Мы остались в спальне герцогини наедине с Рамоном Моринаром. Герцог обвел меня насмешливым взглядом и уточнил:

– Госпожа Ветана, вы понимаете, что, как честный человек, я обязан теперь на вас жениться?