Египет под властью Фатимидов и Тулунидов
Для общей истории ислама более важны Фатимиды, чья судьба весьма драматически повествует о том, насколько независимы были семеричники от любых территориальных или национальных связей. Потомки Пророка по линии Фатимы и Хусайна (согласно их утверждению, оспариваемому другими) примерно в 860 г. перенесли свой организационный центр в Саламийю (Сирия), откуда, как уже говорилось, двинулись в Йемен, где создали свой опорный пункт. «Пропагандист», дай, Абу Абдаллах из Саны (Йемен) в 894 г. обосновался среди берберов племени кутама (в Малой Кабилии, к западу от нынешней Константины), посягавшего на район, который сунниты и хариджиты до этого поделили между собой. Недовольство деятельностью аглабидского наместника в Кайруане и постоянные трения между правителями городов и берберами, жившими в горных и степных районах, позволили Абу Абдаллаху укрепиться в качестве защитника интересов махди Убайдаллаха и наконец в 909 г. нанести решающий удар последнему Аглабиду. Так были уничтожены остатки аббасидского влияния в Северной Африке. Между тем крах сирийской революции вынудил Убайдаллаха бежать кружным путем через Египет в Северо-Западное Марокко, где он некоторое время по повелению Аглабидов томился в темнице в Сиджильмасе. Абу Абдаллах освободил его, и махди вступил в Ифрикийю (нынешний Тунис) как победитель. Вскоре он казнил своего защитника, по-видимому возмущенный его жестокими финансовыми мерами, и взял бразды правления в свои руки.
Однако Фатимиды вовсе не собирались оставаться мелкими североафриканскими властителями. Из-за политического каприза они очутились в этом регионе, до крайности провинциальном по сравнению со всем исламским миром. Их целью было изгнание Аббасидов и воцарение фатимидского халифа в качестве единственного праведного амир ал-муминин;, Убайдаллах принял этот титул вместе с титулом махди 15 января 910 г. Таким образом, с самого начала политика Фатимидов была всецело направлена на восток. В 914 г. они в первый раз захватили Александрию. Однако берберы не намеревались унизиться до того, чтобы стать простым инструментом империализма; хариджизм дал необходимый идеологический предлог для революции, которая между 944 и 947 гг. до основания потрясла фатимидское могущество; Фатимидам удалось разгромить берберов под стенами своей новой приморской столицы-Махдийи (Тунис).
После поражения этого последнего поддержанного хариджитами берберского восстания понадобилось более 20 лет, прежде чем Фатимиды стали строить планы завоевания Египта. После тщательной дипломатической подготовки рожденный на Сицилии вольноотпущенник Джаухар в 969 г. захватил Фустат (ныне Старый Каир). Поблизости от него он основал поселение, которое в честь своего халифа Муизза назвал Ал-Муиззиййа ал-Кахира, т е. Муиззиййа Победоносная. Прошло совсем немного времени, и оно превратилось в один из крупнейших культурных центров исламского мира. В мечети ал-Азхар, воздвигнутой Джаухаром до прибытия фатимидского халифа (973), была открыта богословская школа, чтобы создать прочную базу для проповеди шиитского учения. Берберский род Зиридов получил в управление Ифрикийю; они заботились о ее благополучии в качестве независимых представителей Фатимидов. Хотя Фатимиды не питали слишком большого интереса к своим первым владениям, т е. Ифрикийе, они хорошо управляли аглабидским наследством (несмотря на постоянный рост и без того значительного налогового бремени), особое внимание уделяя поддержанию мощи флота; Сардиния, Корсика, Балеарские острова были и оставались под фатимидским контролем, не говоря уже о Сицилии, которая начиная с 827 г. все более переходила в мусульманскую сферу влияния. Подобно тому, как позднее было в Египте, сила династии, правившей в Ифрикийи, в немалой степени зависела от экономического могущества, проистекавшего из активных торговых связей с христианским Средиземноморьем, прежде всего с Италией.
Перевод государственной власти, или, скорее, правящего класса и его наемников, из одной страны в другую – событие, которое можно понять только в том случае, если мы ясно представим себе исключительную идеологическую спаянность «элиты», ее внутреннюю отчужденность от всего мирского, считавшегося лишь орудием для достижения цели, и если мы вспомним, что правление меньшинства уже давно стало утвердившейся формой политического существования. Испанией правили 200 тыс. визиготов, число вандалов в Африке оценивалось примерно в 80 тыс.; около 12 тыс. мусульман завоевали Испанию; Аййубиды в 1200 г. захватили Египет приблизительно с восемью тысячами человек. Та ситуация, которая сложилась на Ближнем и Среднем Востоке в первые века после хиджры, когда мусульмане составляли меньшинство населения, не могла повториться. На самом деле Фатимиды никогда и не пытались сделать Египет шиитским, хотя тайное учение отлично согласовывалось с их политическими устремлениями; они предоставили немусульманам больше свободы, чем те когда-либо имели с момента арабского завоевания. Тем самым они обеспечили себе поддержку кругов, игравших важную роль в экономике и в системе управления.
Когда Фатимиды пришли в Египет, эта страна уже в течение столетия обладала известной независимостью, обретенной после периода колониальной эксплуатации. Как часто случалось в истории Египта, этим благополучием он был обязан чужеземцу. Ахмад ибн Тулун, сын невольника-тюрка, появился здесь в качестве представителя тюркского военачальника, назначенного в 868 г. наместником Ифрикийи; однако тот, следуя обычаю, предпочел не покидать столицу Халифата Самарру, где находился подлинный источник его могущества. Военные мятежи тюрок, неутихающая вражда между халифом Мутамидом (870—982) и его братом ал-Муваффаком (ум. 891), который управлял империей (и спасал ее), ненадежность наместников провинций и, наконец (но не в последнюю очередь), восстание зинджей позволили ибн Тулуну добиться фактической независимости. Доходы от налогов, взимавшихся в Египте, за вычетом относительно небольшой суммы, предназначавшейся для халифа, он использовал для развития экономики, что упрочило благополучие, уже отличавшее страну в предшествующие десятилетия. Государственная хлебная монополия фактически спасала Египет от голода начиная с эпохи Птолемеев; арабы добавили возделывание риса и сахарного тростника. Даже несколько понизив налоги, Ибн Тулун сумел содержать армию (невольничью), состоявшую в основном из греков суданцев, берберов и тюрок, и построить к северо-востоку от Фустата новую столицу, поделив землю на участки и раздав их своим офицерам и чиновникам; город получил название ал-Катаи («участки», или «лены»).
Несмотря на оппозицию центрального правительства, Ибн Тулун не только сохранил Египет, но и распространил свою власть на Сирию – «бастион», завладеть которым стремились все могущественные правители Египта. Попытка халифа с помощью бегства в Египет спастись от опеки своего брата оказалась безуспешной; но эта неудача не помешала установлению мирных отношений с Самаррой. После смерти Ибн Тулуна (884) халифское правительство утвердило правление Египтом и Сирией на следующие 30 лет за его сыном Хумаравайхом и за семьей Тулунидов (886). В последующие годы могущество Тулунидов стало ощутимым в Северной Месопотамии: в 895 г. халиф ал-Мутадид женился на двенадцатилетней дочери Хумаравайха. Богатое приданое и роскошное убранство невесты породили слух, что халиф надеется разорить Хумаравайха эти браком. Расточительность молодого правителя (в 896 г, он был убит) быстро ослабила тулунидский Египет, При передаче ленных прав его преемнику халиф увеличил размер дани. Династия быстро вырождалась, и уже через восемь лет халиф принял решение отвоевать Египет. В 905 г. Фустат пал, и Катай сровняли с землей.
Единственный сохранившийся памятник тулунидского периода – мечеть, которую Ахмад ибн Тулун построил между 876 и 879 гг.; эта имитация Большой мечети в Самарре, вполовину уступающая ей размером, отражала общую зависимость двора Тулунидов в художественном и культурном отношении от главного города Халифата. Характерное для стиля Самарры сочетание эллинистических и доминирующих персидских элементов было, таким образом, занесено в Египет. Самарра дала также модель организационной структуры: те самые принципы организационного устройства армии, которые привели Халифат к бессилию и сделали возможным возвышение Ибн Тулуна, были перенесены в Египет и, несомненно, явились главной причиной недолговечности этой эпохи египетской независимости (фактической, а не юридической), которой страна наслаждалась впервые более чем за тысячу лет. Через 30 лет после аббасидской реставрации начался новый цикл. В 937 г. ослабленный Халифат даровал тюркскому наместнику Египта Мухаммаду ибн Тугджу (935—946) право носить титул согдийских правителей ихшид, которым его род обладал на своей родине в Центральной Азии, – символ фактической независимости. 900 лет спустя этот же смысл был придан североиранскому титулу хедив, дарованному оттоманскому наместнику Египта Мухаммаду Али, что подтвердило его независимость в пределах Оттоманской империи. Власть над Египтом едва не досталась крупному финансисту Абу Бакру Мухаммаду ал-Мазараи (872—957). Он был виднейшим представителем семьи, поставлявшей администраторов и банкиров, которые фактически держали в своих руках контроль над Египтом (а часто и над Сирией) после смерти Ахмада ибн Тулуна. В то же время и в Багдаде, и в Фустате все князья и их семьи активно занимались коммерческой деятельностью. Это неизбежно вело к коррупции, но в целом не наносило вреда развитию экономики. Нападение на Сирию повторилось, был даже занят Дамаск. Абиссинский майордом Кафур управлял Египтом при преемнике Мухаммада ибн Тугджа до тех пор, пока незадолго до его смерти не получил Египет в ленное владение. Могущество Ихшидидов базировалось лишь на бессилии окружающего мира; не прошло и года с момента смерти Кафура (968), как внук основателя династии отдал свою страну Фатимидам.
Почти незаметно и не оказывая никакого влияния на дела в центральных областях империи, началось распространение ислама в Судане и вдоль побережья Восточной Африки. Однако по меньшей мере до конца первого тысячелетия единственной причиной этого была иммиграция арабских колонистов или купцов, а вовсе не обращение в ислам христиан-нубийцев в Судане или язычников, населявших побережье Индийского океана. С 652 г. Нубия поддерживала с Халифатом договорные отношения – их можно интерпретировать как даннические; арабы поставляли зерно и масло в обмен на рабов. Первое значительное мусульманское поселение на восточноафриканском побережье было, вероятно, основано последователями Зайда ибн Али. Когда их вождь, потерпев поражение, в 740 г. умер, они стали искать убежище за пределами досягаемости власти халифа и создали несколько небольших прибрежных поселений. С течением времени к ним присоединились другие беглецы. Макдишу (Могадишо), первый сколько-нибудь значительный населенный пункт, был основан не ранее середины X в.; далее к югу сунниты в конце I тысячелетия основали поселок Килва. Эти колонии, не имевшие отечественной поддержки, существовали главным образом работорговлей – на родине зинджей. Можно предполагать, что туземные правители время от времени переходили в ислам; тем не менее Африка южнее Сахары ни тогда, ни позже не содействовала развитию мусульманского вероучения и не оказывала никакого культурного влияния на подлинно исламские страны. Строго говоря, это относилось в то время и к Северной Африке, если не принимать во внимание восточную ориентацию Фатимидов. Северная Африка была исламской колонией, и обращение в ислам шло медленно. Хотя берберы, приняв учение, крепко держались за него, они не идентифицировали себя полностью с исламом до тех пор, пока не возникли берберские династии, пришедшие к власти в XI в.
Было предпринято несколько попыток создать берберское вероучение путем модификации исламской модели. Самым замечательным было, несомненно, то, что сделал Салих около 744 г. Его отец отличился в борьбе против арабов, а сам он был одним из хариджитских лидеров бергваты. Религия, которую он проповедовал, основывалась на берберском Коране, состоявшем из 80 сур в противоположность 114 сурам мусульман. Он титуловал себя салих ал-муминин, «праведный среди правоверных», как было предсказано в мусульманском Коране (66,5), и ощущал себя махди, который должен возвратиться перед концом времен. Мусульманские праздничные дни были изменены, молитвы и правила приема пищи модифицированы; однако в целом мусульманские религиозные заповеди сохранялись и переделки оказались незначительными; по-видимому, их приспособили к местным обычаям.
В Рифе, прибрежной узкой полосе в Северном Марокко, Ха-Мим, подобно Салиху, проповедовал, базируясь на берберском Коране; в 927 г. он погиб в войне против испанских Омейядов. Он также изменил предписания, касавшиеся приема пищи и времени молитвы. Создается впечатление, что проповедь Ха-Мима была бледным отражением «ереси» бергваты. Последняя, несмотря на все гонения, существовала и в XI в., а в отдельных общинах даже в XII в., тогда как проповедь Ха-Мима была быстро забыта. Значение этих сходных явлений состоит в основном в их «национальном» характере. Переход политического и интеллектуального руководства в берберском исламе к местным жителям сделал возможной ситуацию, при которой специфические свойства населения наложили печать на идеологию ортодоксальной общины. Это четко проявилось в движении Альмохадов в XII в.
