Глава 21
Наше новое узилище можно было назвать вполне комфортным. Просторное, светлое и теплое помещение площадью, пожалуй, с мою московскую квартиру. В окнах, забранных изящными коваными решетками, просматривается близкий лес. Вдоль крашенных в зеленый цвет стен – деревянные откидные нары, в углу – умывальник с горячей и холодной водой, а рядом, за занавесочкой, металлический унитаз, совсем как в самолете или современных поездах дальнего следования. Даже скатки из тощих матрацев с одеяльцами заботливо сложены в углу. Пахло тут, правда, как в раздевалке провинциального спортзала – прелыми тряпками и кислятиной, но я надеялся со временем принюхаться к этому не слишком приятному амбре. Камеру отделяла от коридора еще одна решетка, набранная из тонких, но прочных металлических прутьев, коридор освещен электрическими лампами, дающими ровный, приятный свет. Когда за нашими спинами громыхнул замок, я обратил внимание, что одни нары откинуты, а поверх них топорщится скомканное шерстяное одеяло, из-под которого торчит край подушки в желтоватой застиранной наволочке. Недолго думая Лора подошла поближе и двумя пальцами приподняла краешек покрывала.
– Эй, Ударник, тут какой-то старик, – сказала она, – и по-моему, мертвый. Эй, дед!
Она слегка пошевелила лежащего, но тот никак не отреагировал на попытку привести его в чувство. Приблизившись, я заглянул ей через плечо. На нарах и вправду лежал древний старик, похожий на египетскую мумию. Глубоко запавшие глаза, дряблая, тонкая, как папиросная бумага, кожа в пигментных пятнах, обтягивающая резко очерченные скулы. Совершенно лысый шишковатый череп, почти прозрачные уши, напоминающие формой обкусанный пряник. Лора ошиблась: старик был определенно жив, тощая грудь его едва заметно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Просто этот человек либо глубоко спал, либо и вовсе находился в коме. Последнее предположение лично меня не слишком обрадовало: подобное соседство не сулило ничего, кроме сплошных неприятностей и проблем. Впрочем, в нашем нынешнем положении приятного и без того было немного.
– Хреновенько, – осмотревшись, подвела итог Лора. – Решетка из прочной стали, замки – электронно-механические, стекло – триплекс… Хм, надо же, окно открывается, можно проветрить… Что скажешь, Ударник?
– Скажу, что соваться сюда без оружия было сущим безумием.
– Ну а теперь-то чего? Уже сунулись. Просто действовать надо было осмотрительнее, не подставляться так по-глупому…
– Тут датчиков понатыкано, как в банковском хранилище. Хрен бы мы прошли мимо них незамеченными без специального оборудования.
– Ладно, не заводись, – примирительно махнула рукой Лора. – Лучше придумай что-нибудь, пока нас тут не убили.
– На этот счет можешь не беспокоиться. Очаг просто так никого не убивает, только в случае крайней необходимости. Они, знаешь ли, гуманисты.
– Гуманно сгноят нас за решеткой?
– Ну почему же сгноят? Смотри, тут и одеяльца есть, и рукомойник, и сортир. Не хуже, чем в среднестатистическом московском хостеле. Жить можно.
Проигнорировав мой издевательский тон, Лора пристально посмотрела на меня и собралась уже что-то ответить, когда в коридоре хлопнула дверь, послышался шум, и за отделявшей нашу камеру от окружающего мира решеткой показался человек в сером мешковатом костюме, толкающий перед собой дребезжащую тележку на колесиках. Остановившись возле запертой калитки, он открыл снаружи окошко-кормушку и звонко прокричал по-клондальски:
– Обед, арестанты! Кушать подано!
Баландер открыл в своей тележке крышку, из которой сразу повалили густые облака ароматного пара, вытащил из прикрытой дверцей секции несколько пластиковых мисок и принялся разливать в них похлебку. Одеяло на соседних нарах зашевелилось, и из-под него показалась голова на цыплячьей шее. Старик сел на лежанке, с удовольствием почесался и произнес дребезжащим, как пустая кастрюля, голосом:
– А принеси-ка мне похлебки, сыночек.
От неожиданности я едва не выронил свою миску.
– Да живой я, живой, – проскрипел старик и коротко хохотнул. – Позвольте представиться: Роланд, в прошлом биоинженер, а ныне вот политический заключенный, прошу любить и жаловать.
«Прямо как синтезатор», – всплыло у меня в голове при звуке его имени воспоминание из давней музыкальной жизни.
– Иван, – представился я, протягивая старцу дымящуюся миску, – бывший пограничник, а теперь вот сами видите.
– Да уж вижу, – ответил тот, споро заработав ложкой, – а соратницу вашу, стало быть, Лорой звать?
– Очень приятно, – буркнула девушка, удаляясь со своей порцией в противоположный угол камеры.
– Думаю, не ошибусь, ежели предположу, что вы не местные, – не унимался тем временем старец, которому, видно, было очень охота поболтать. – Откуда будете?
– С Маранга, – озвучил я общепринятое в Центруме название Земли.
– Наслышан, наслышан, – старик задумчиво пожевал губами, – значит, и впрямь нездешние. А с чем пожаловали?
– Да вот решили нанести дружеский визит старым знакомым, – вступила в разговор Лора, – а то зазнались они чего-то. Решили в нашем мире чумную бомбу взорвать, а нас на этот праздник позвать забыли.
– Вот оно что… – Старец как-то сразу сник и сделался задумчивым, даже опустил ложку. – Одного Центрума им, значится, уже сделалось мало…
– Сами-то вы давно здесь, в Зеллоне? – поинтересовалась девушка.
– Ась? Я-то? Я-то давно, милая… Аж поди с самого основания вот этой самой колонии.
Ни фига ж себе! Хотя постойте. Это же выходит…
– Подождите, если вы в этом мире с самого начала… Получается, вам сейчас должно быть больше ста лет? – изумленно повернулся я к нашему сокамернику.
– Сто девять, если я со счета не сбился, – хохотнул тот. – У наших мохнатых друзей, видите ли, очень хороши биомедицинские технологии, что позволяют продлевать жизнь. Лекарства у них просто замечательные, генетика – на высочайшем уровне. А мы переняли практически все достижения их науки. Да вот взять хоть ту самую штуку, которую вы называете «высокомолекулярной чумой». Она ведь на основе их изысканий сделана! Генно-модифицированная бактерия с управляющим модулем на основе сложных белков, программируемые асинхронные нейроцепи… Впрочем, вы не поймете.
– Мартыши разработали генную инженерию? – с сомнением переспросила Лора.
– Молекулярную архитектуру. Впрочем, и биоинженерию тоже. Жаль только, им самим это не помогло: сейчас мои соотечественники поставили мартышей в такие условия, что они вынуждены массово мигрировать с Зеллона в Центрум. Здесь им уготовлена роль разве что дрессированных мартышек на побегушках, так что те, кому они когда-то предоставили убежище и кров, теперь гонят их поганой метлой из собственного дома.
– Ну а вас-то за что сюда упекли? – задал я слегка бестактный вопрос.
– Так я ведь выжил из ума! – Роланд снова зашелся веселым квохчущим смехом. – У меня старческий маразм, склероз и слабоумие. Меня нужно изолировать от общества, чтобы не смущал молодежь своими бредовыми идеями. И вот я здесь. Уже лет пять, пожалуй… Или шесть? Не помню.
Со стороны дед не производил впечатления умалишенного и, видя мой явный скепсис, поспешил объясниться:
– По крайней мере так считают те ребята, которые сейчас тут всем заправляют. Очень шустрые ребята и девчата, надо сказать. Выросло поколение… Н-да…
Он ненадолго умолк, задумавшись о чем-то своем, пожевал губами и продолжил:
– Одного только они не понимают. Мы ведь и вправду хотели построить идеальное общество, которое исповедовало бы гуманистические принципы и использовало «чистую энергию», не превращало бы все вокруг себя в пустыню, не пыталось покорить природу, а жило бы с ней в гармонии. В конце концов, у этих мохнатых и хвостатых все получилось, хоть они и ходят на четырех лапах. Почему же у двуногих не выйдет? Вот вы только представьте…
Глаза старика загорелись азартом, и он заговорил с жарким убеждением:
– Представьте себе, что в мире нет ни границ, ни религий. Это легко, просто попытайтесь! Нет причин убивать друг друга или умирать ради абстрактных идей. Представьте, что люди просто живут в обществе, где не существует ни голода, ни социального неравенства. Путешествуют между мирами, просто наслаждаются жизнью. Вы скажете, что я мечтатель? Ну да, все мы были мечтателями… Но я не один такой…
Кажется, когда-то очень давно я слышал подобные слова. По-моему, в какой-то песне. Как она называлась? Нет, не вспомнить сейчас.
– Мы даже выпустили специальную книжицу на разных языках, в которой все это подробно излагается, – продолжил Роланд. – Да, собственно, чего уж теперь, я и был одним из ее авторов. Где бишь она? А, вот, взгляните.
Старик, кряхтя, порылся под матрацем и извлек оттуда потрепанную и изрядно помятую брошюрку толщиной со школьную тетрадь в простой серой обложке. На титульном листе красовалось лаконичное название: «Очаг». Именно такую я швырнул в огонь два с лишним года назад.
– Можно? – спросила Лора, принимая книжку из рук Роланда. Перелистнула обложку, открыла первую страницу, задумчиво пробежалась глазами по испещренному мелким шрифтом развороту.
«Этот текст даст вам ответы на все вопросы, касающиеся Очага, Центрума и «пластиковой чумы», – прочитала вслух она. – Вы поймете смысл наших действий и сможете сделать собственный свободный выбор, владея всей полнотой информации…» Да ну, скукота какая-то. Кто же так книжки пишет? Вам, Роланд, любой редактор скажет, что первая фраза должна затягивать, увлекать читателя. А у вас тут сплошная философия. Так нельзя.
– А как надо? – совсем растерялся старик.
– Должна быть интрига! Начало просто обязано быть необычным, вызывать интерес! Ну, например…
Лора в задумчивости прикрыла глаза.
– Например, так: «к ночи потеплело». Отличная фраза, создает нужное настроение и намекает на интересное развитие сюжета. Разве нет?
– Да ну вас, – обиженно проворчал старец, потянулся, вырвал тетрадку из рук Лоры и с недовольным сопением сунул ее обратно под матрац.
– Теперь-то вы уже думаете иначе? – спросил я, чтобы снять возникшее напряжение.
– Теперь…
Старик тяжело вздохнул.
– Теперь многое изменилось, деточка. Мир стал другим. Мы выбрали неверную тактику, тупиковый путь. Уничтожение технологий не способно само по себе привести человечество к счастью и остановить войны. Вот в Центруме случилась «пластиковая чума», и что? Стали от этого люди реже убивать друг друга?
– Да там прямо сейчас идет война. Всех со всеми.
– А я о чем говорю? Многие из нас давным-давно разочаровались в своих идеалах. Но мы уже не в силах что-либо изменить.
Мне стало искренне жаль старика. Романтик и идеалист, он вольно или невольно подтолкнул Центрум к катастрофе, пытаясь спасти его от катастрофы еще более ужасной. Это стало фатальной ошибкой, только вот осознали ее слишком поздно, когда исправить что-либо было уже невозможно. Но по крайней мере теперь я понял, почему активисты Очага упрятали Роланда за решетку. На свободе он представлял для них слишком большую опасность.
В коридоре послышалась какая-то возня, и мы умолкли, настороженно прислушиваясь. Поначалу источник этого звука оставался вне поля нашего зрения, а потом из-за угла показался мартыш. Он семенил, нервно оглядываясь, и то вставал на задние лапы, будто выглядывающий из норы суслик, то снова опускался на четвереньки. Приблизившись к решетке и заметив, что у старого узника неожиданно появились соседи, мартыш испуганно замер на месте, не решаясь продолжить свой путь.
– Заходи, заходи, не бойся, мой хороший, – поприветствовал его Роланд, – это свои.
Мгновение поколебавшись, мартыш втянул носом воздух, принюхиваясь к ставшим вдруг незнакомыми запахам камеры, а затем решительно просунул голову сквозь решетку. Расстояние между прутьями, как мне казалось, было слишком мало, чтобы в него могла протиснуться мохнатая серая тушка, но мартыш как-то хитро вывернул одну руку, потом другую, изогнулся немыслимой дугой и тут же очутился внутри, припустив вприпрыжку к нарам нашего сокамерника.
– Ах ты, моя радость, – старик со слезами на глазах принялся чесать мартыша за ухом и гладить его по мохнатой спине, – ну давай посмотрим, что ты мне сегодня принес?
Приглядевшись, я заметил, что на спине мартыша красуется тонкая кожаная шлейка, к которой с противоположной стороны крепится небольшая сумочка на молнии, почти незаметная в густом мехе. Роланд расстегнул застежку, извлек оттуда сложенный вчетверо лист бумаги и несколько завернутых в фольгу шоколадных конфет.
– Хотите? – предложил он лакомство нам. Я отрицательно качнул головой. С детским выражением благодарности на лице старик развернул фантик, засунул конфету в рот и принялся жевать, не забыв поделиться лакомством со своим маленьким гонцом. На скуластом лице старика застыла гримаса неземного блаженства.
– Очень люблю сладкое, – словно извиняясь, доверительно сообщил он, – а шоколада тут не дают. Вот этот малыш таскает мне иногда передачки.
– Родственники присылают? – поинтересовалась Лора.
– Ученики. Я преподавал когда-то. Начинал еще в университете Лореи, потом кое-кто из студентов последовал за нами сюда. Да и здесь я не одно поколение ученых воспитал и вырастил…
Пошарив под подушкой, Роланд водрузил на нос очки со сломанной дужкой, развернул бумажный листок и углубился в чтение. Хмыкнул, покачал головой. Затем достал откуда-то карандаш, послюнявил его и нацарапал ответ на обратной стороне страницы.
– А вот так я узнаю последние новости, – пояснил он. – Газет у нас тут нет совсем, а ребят ко мне не пускает охрана. Приходится искать варианты…
Закончив письмо, старик аккуратно сложил бумагу вчетверо, поместил ее обратно в сумочку и нежно потрепал мартыша по макушке:
– Беги.
Тот не заставил повторять команду дважды. Уже через минуту маленького серого существа и след простыл, словно его и не было.
– Прошу прощения, но я с вашего позволения подремлю немного, – вежливо произнес старик, укладываясь обратно под одеяло. – Возраст, знаете ли. Никакие таблетки от этой болезни не помогают…
– Да, конечно, – кивнул я, – постараемся не шуметь.
– Шумите на здоровье, – зевая, махнул костлявой ладонью старец, – я сплю крепко.
– Стоило бы и нам маленько отдохнуть, – предложила Лора, – денек сегодня выдался непростой.
Однако этим планам не суждено было воплотиться в реальность. Едва я откинул нары и пристроился на жесткой, плоской как блин подушке, в коридоре послышались шаги, а потом из-за решетки раздался знакомый голос:
– Эй, Ударник!
Эйжел улыбалась мне приветливо, точно старому другу. Одета она была в такой же черный обтягивающий комбинезон, эластичный материал идеально подчеркивал ее сексуальную фигуру.
– Чего тебе? – не слишком любезно откликнулся я. Лора тоже уселась на своей шконке, внимательно прислушиваясь к разговору.
– У меня предложение, – не обращая на нее ни малейшего внимания, сказала Эйжел, – я могу открыть эту дверь и выпустить тебя отсюда. Если ты присоединишься к нам, Иван. Я знаю, ты умный парень и наверняка уже понял, что правда на нашей стороне. Мы не пытаемся погубить Землю, Ударник, мы спасаем ее. Ты все последние годы делал то же самое. Так давай делать это вместе!
– Какой ценой, Эйжел? Ценой миллионов невинных жизней? В таком случае мой ответ – «нет».
– Подумай еще раз. Все уже решено. Ты можешь помочь нам, но не сможешь ничего изменить. Мы уже собрали новую бомбу. Со дня на день мы доставим ее на Землю, и все будет кончено.
– Порталы больше не открываются, а все проводники утратили свои способности. Это будет не так-то просто, Эйжел.
– Я думала, ты умнее, – презрительно фыркнула в ответ предводительница Очага. – Каждый школьник знает, что все миры «ромашки» соединены меж собой стабильными природными порталами. К нам есть проход из мира вонгов. А из Зеллона – в Маранг.
– Для начала его еще нужно найти.
– Это не проблема. Мартыши населяют Зеллон десятки тысяч лет, и среди них наверняка отыщется тот, кто знает место расположения аномалии. Ну так что, Иван? Ты с нами?
– Знаешь что? – Лора вдруг подошла вплотную к решетке и встала напротив Эйжел, сверля ее недобрым взглядом. – Шла бы ты отсюда куда-нибудь подальше, а?
– Ничего себе, – с наигранным испугом та отступила на шаг назад, не переставая тем не менее улыбаться, – ты-то тут с какой стати выступаешь? Я вроде бы не с тобой разговариваю.
– Да просто не люблю, когда моему мужику глазки строят. Вали отсюда, я сказала.
Я с интересом глянул на свою сокамерницу. Не знаю, в какой именно момент времени я стал «ее мужиком», но само выступление мне понравилось.
– Как хотите, – пожала плечами Эйжел, – жаль, Ударник, пропустишь все самое интересное.
С этими словами она развернулась на каблуках и гордо удалилась прочь.
А мы остались. Я снова опустился на нары: разговаривать не хотелось, да и все уже давным-давно было обговорено не по одному разу. В тюремном корпусе царила полная тишина, разве что изредка где-то вдалеке хлопали двери, да по коридору почти беззвучно пробегали мартыши то с подносом, то с метлой, то с половой тряпкой. Ощущение пристального взгляда возникло у меня не сразу, просто где-то на уровне подсознания я почувствовал некое неудобство, какое возникает, когда кто-то исподволь наблюдает за тобой издалека. Я повернулся, приподнявшись на локте. Возле решетки замер мартыш, в целом ничем не отличающийся от других таких же обитателей нашей тюрьмы, только маленький, худосочный и щуплый. Он пристально и внимательно разглядывал меня глазками-бусинками, обхватив прутья решетки тонкими пальцами. Я смотрел на него в ответ и поначалу никак не мог понять причины его интереса к моей скромной персоне, пока загадку не разгадала Лора:
– Ба, да это же наш старый знакомый!
И точно. Мартыш был тем самым, которого я вытащил недавно из бродячего цирка.
– Привет, – ласково сказал я, подойдя к решетке и опустившись на колено. – Можешь нам помочь?
– Человек. Друг. Помощь, – неожиданно произнес по-детски тонким голосом мартыш. А ведь я считал его немым!
– Свобода, – подсказал я.
– Свобода. Терпение. Ожидание.
С тревогой оглядевшись по сторонам, мартыш опустился на четыре лапы и ускакал прочь. Мы остались ждать.
За полдень принесли обед – пюре с рыхлой бумажной котлетой, вкусную хрустящую булочку и стакан какой-то вязкой розовой жидкости, пахнущей химическим ароматизатором и похожей на компот. Затем снова потянулись долгие и томительные часы полного безделья. Повалявшись на жесткой лежанке и немного восстановив силы, я прошелся по камере от стены к стене, разминая мышцы. Восемь шагов в одну сторону, восемь в другую. Совсем небольшое пространство, позволяющее не сойти с ума от тоски.
Когда за окнами начали сгущаться сумерки, хмурый надзиратель привез тележку с ужином: на сей раз нам досталась лапша с разваренной пресной рыбой. Рыба была ужасно костлявой, а лапша – безвкусной. Есть эту гадость совершенно не хотелось, но тем не менее я заставил себя проглотить все до последней крошки: привычка подолгу оставаться без источников пропитания приучила меня наедаться впрок. Но гораздо больше отвратительных продуктов меня раздражала неопределенность. Что, если Эйжел не лгала, и агенты Очага прямо сейчас несут снаряженную чумную бомбу на Землю? Как теперь помешать им осуществить свои планы? Что, если мартыш забыл про нас и больше не вернется, чтобы попытаться помочь?
Но мартыш не забыл. Едва оконные стекла потемнели и снаружи зажглись электрические фонари, маленькое мохнатое существо снова появилось возле решетки и замерло, выжидательно глядя на меня. В руке мартыш сжимал крошечный кусочек пластика треугольной формы.
– Свобода. Ключ, – сказал он.
Осторожно, стараясь не выронить, я принял у него маленький треугольник. Похоже, в нем был запаян микрочип, открывающий электромеханический замок камеры. Я просунул руку сквозь прутья решетки, но дотянуться до считывателя не смог: создававшие эту систему инженеры предусмотрительно разместили блок управления замком так, чтобы его невозможно было отпереть изнутри.
– Свобода. Помощь, – сказал я.
– Помощь, – охотно согласился мартыш. Вернув ему ключ, я взял мартыша на руки и поднял повыше. Тот оказался крайне сообразительным, как, впрочем, и все остальные представители его племени: внутри двери что-то щелкнуло, и решетка медленно отворилась, открывая нам путь к свободе.
– Молодец! Спасибо тебе! – похвалил нашего спасителя я.
– Человек. Друг? – с вопросительной интонацией настойчиво произнес мартыш.
– Друг, – вздохнув, согласился я.
– И что теперь? – послышался из-за моего плеча голос Лоры. – У нас нет оружия, и мы не знаем даже, где находимся. Думаешь, этот лохматый чувак сможет показать нам дорогу?
В глубине камеры послышалась возня, и из-под одеяла показалась лысая голова Роланда.
– Я покажу вам дорогу, если вы, конечно, не возражаете, молодые люди, – сказал старик. – Загляните под мою кровать…
Не теряя времени, я залез под нары и вытащил оттуда компактно сложенную инвалидную коляску. Судя по количеству покрывавшей ее пыли, ею уже давно не пользовались. Привести это нехитрое средство передвижения в боевое положение было делом нескольких секунд, а усадить в коляску старика – и того проще: его тщедушное тельце оказалось на удивление легким.
– Ноги уже совсем не ходят, – пожаловался старец, – хорошо хоть голова соображает. Ну что, поехали? Только будьте осторожны, тут повсюду камеры.
Выкатив коляску в коридор и аккуратно прикрыв за собой решетчатую дверь, мы направились в указанном стариком направлении. Впереди нас ждала неизвестность.
