ВХудожественном колледже Джон и Стюарт дружили все крепче. Стю почти постоянно мотался вместе с группой и смотрел, как они репетируют. Они с Джоном уломали совет колледжа купить магнитофон, якобы нужный всем студентам. Джон забрал его себе — записывать, как они играют, слушать себя со стороны. Еще они добились покупки системы громкой связи для танцев в колледже. Она в итоге стала одним из усилителей группы.

Стю, хотя и тратил массу времени на Джона и его группу, по-прежнему увлекался живописью. Он представил несколько работ на выставку Джона Мурза, одну из лучших в своем роде, не только в Мерсисайде, но и во всей Британии. Названа она в честь Джона Мурза, выходца из богатой ливерпульской семьи, сделавшей состояние на футбольном тотализаторе «Литтлвудз» и рассылке товаров по почте. Стюарт Сатклифф, еще студент, выиграл шестьдесят фунтов — огромные деньги по тем временам и серьезный успех в столь юном возрасте.

Джон, его лучший друг и самая влиятельная фигура в его жизни, мигом нашел прекрасный способ распорядиться деньгами. Стю всегда говорил, что хочет научиться играть и войти в группу по-настоящему, а не просто околачиваться на репетициях. Джон сказал, что теперь у Стю появился шанс к ним присоединиться. На свои шестьдесят фунтов он может купить бас-гитару, которой всегда не хватало, — и милости просим. Не важно, что он не умеет играть, — они научат.

Полу и Джорджу эта идея пришлась по душе — им действительно был нужен еще один исполнитель. Насколько помнит Джордж, Стю предложили купить себе на выбор бас-гитару или ударные. Группе требовалось и то и другое: при трех солирующих гитаристах у них не было ритм-секции. «Стю понятия не имел, как играть, — вспоминает Джордж. — Мы показали ему все, что знали сами, но взаправду он освоился, уже играя на сцене». На фотографиях того времени Стю почти всегда стоит спиной к публике, чтобы никто не видел, как мало он умеет.

Приглашали их все чаще, в рабочих клубах и на танцах они зарабатывали по несколько шиллингов. Но когда мода на бит-группы охватила весь Ливерпуль, постепенно стали появляться молодежные клубы. По сути, это были кофейни, подобные сотням других кофеен, расплодившихся по всей стране, — в них подавали эспрессо под сенью бамбука и искусственных цветов. Но в ливерпульских кофейнях порой устраивали концерты для подростков, и сотни бит-групп получили площадки.

Однако в традиционные клубы — например, «Кэверн» — бит-группы не пускали. Такие клубы предназначались для джаз-бандов и поклонников джаза — искусства более утонченного. Бит-группы — сплошь неряшливые дилетанты и «тедди». Пролетарское искусство для электриков и разнорабочих. К бит-группам и игравшим в них музыкантам тогда относились пренебрежительно.

«Мы всегда были против джаза, — говорит Джон. — Дерьмовая музыка, еще глупее рок-н-ролла, для студентов в свитерах из „Маркса и Спенсера“. В джазе не происходит ничего путного, ничего не меняется, и все сидят и хлещут пиво пинтами. Мы ненавидели джаз, потому что нас поначалу в такие клубы не пускали. Из-за джазовых оркестров мы даже на прослушивание не могли попасть».

Бит-группы теперь старались обзавестись аппаратурой, электрогитарами и усилителями — скиффл обходился без них. Вслед за Элвисом Пресли появились и другие рок-певцы — Литтл Ричард, Джерри Ли Льюис, а в Британии у них возникали толпы имитаторов.

Но здесь все самое важное по-прежнему происходило в Лондоне. Первым английским рокером в духе американских звезд, добившимся успеха у себя на родине, стал кокни Томми Стил, который сделал себе имя, выступая в лондонских кофейнях. Плюс Клифф Ричард, который вылепил себя под Элвиса. Джон, Джордж и Пол о существовании Томми Стила, похоже, не подозревали — по крайней мере, не помнят, чтобы он произвел на них какое-то впечатление. Зато Клиффа Ричарда и The Shadows они просто терпеть не могли. Джон говорит, его уже тогда раздражал эдакий христианский имидж Клиффа. Но и его традиционные поп-баллады они на дух не переносили.

Пол, всегда старавшийся добиваться результатов, готов был умерить гордыню и уболтать любого, кто мог оказаться им полезен. Он постоянно пробивал для группы рекламу в местной прессе.

Примерно тогда он отправил письмо одному журналисту, некоему мистеру Лоу, с которым они разговорились в пабе.

Состав может показаться скучноватым, но следует отметить, что, обладая музыкальными способностями значительно выше среднего уровня, члены группы добиваются на удивление разнообразных эффектов. В основе лежит офф-бит, но в последнее время он сопровождается фоновым он-битом, в результате чего звучание группы несколько напоминает традиционные джазовые четыре четверти. Возможно, это результат влияния мистера Маккартни, который в 1920-е годы возглавлял Jim Mac’s Jazz Band, один из лучших местных джаз-бандов.

На этом пестрая смесь правды и вымысла, увы, обрывается. Полу, конечно, не исполнилось 18 лет, в Ливерпульском университете он не учился, однако что правда, то правда: как намекает многоточие, названия у группы не имелось. Позднее, в 1959 году, нарисовалось очередное важное прослушивание, и, как и перед прослушиванием у Кэрролла Левиса, ребята всерьез задумались о том, как же себя назвать.

Тут и возникла идея назвать группу «Битлз». Теперь уже никто не помнит точно, как это вышло. Пол и Джордж просто говорят, что однажды эту идею принес Джон. Они всегда были поклонниками Бадди Холли и The Crickets. Им нравилась и музыка, и название группы. Значение у него двойное, и об одном из них, чисто английском, американцы не догадывались. Они жалели, что сами так не назвались.

Размышляя об этом, Джон придумывал названия других насекомых, которые можно было бы обыграть. В детстве он заполнял такой игрой слов целые тетрадки. «Мне пришло в голову слово „beetles“. И я смеху ради решил написать его как „BEAtles“, чтобы намекнуть на связь с бит-музыкой».

Так и возникло название «Битлз» — просто и ясно, хотя потом долгие годы битлы, когда их спрашивали о происхождении названия, чего только не выдумывали. Обычно отвечали, что в окно залетел человек на ковре-самолете и сказал это слово. И хотя у группы появилось название, которое им всем нравилось, ребята еще не скоро станут «Битлз» навсегда.

Как-то один приятель спросил, как они теперь называются. Они сказали, что «Битлз». А он ответил, что группе нужно длинное название. Скажем, «Long John and the Silver Beatles»? Это им тоже не очень-то понравилось. Но когда настал день того важного прослушивания и у них спросили, как называется их группа, они представились The Silver Beatles и до конца 1959 года так и звались.

Ответственное прослушивание проводил знаменитый Ларри Парнз, тогдашний король британского рок-н-ролла, подписавший Томми Стила, Билли Фьюри, Марти Уайлда, Даффи Пауэра и Джонни Джентла. О его приезде в Ливерпуль они услышали в клубе «Джакаранда», где играли многие бит-группы. Владел клубом ливерпульский валлиец Аллан Уильямс. Ему же принадлежал клуб «Голубой ангел», где Ларри Парнз проводил прослушивание.

Туда они явились не только без названия (лишь в последний момент, когда помощник Ларри Парнза спросил, как их объявлять, они назвались The Silver Beatles), но и без ударника. Тот, что играл с ними время от времени, обещал прийти, но так и не явился. Они опять стали безударными.

Их выручил ударник другой группы, тоже пришедшей в «Голубой ангел» на прослушивание. Его звали Джонни Хатч, и он считался одним из трех лучших ударников в Ливерпуле. С прослушивания осталась фотография. Джонни Хатч сидит в глубине, скучающий и высокомерный. Стю, как обычно, толком не разглядишь. Он стоит спиной к Ларри Парнзу, пряча от него аппликатуру.

На прослушивании выбирали аккомпанирующую группу для Билли Фьюри. Ларри Парнзу никто не понравился, но The Silver Beatles он предложил двухнедельные гастроли по Шотландии, аккомпанировать Джонни Джентлу, своему последнему и еще неизвестному открытию. Речь не шла об их гастролях. The Silver Beatles отводилась весьма незначительная роль. Но это был их первый нормальный, профессиональный ангажемент и вдобавок первые гастроли, пусть даже короткие и второсортные.

Джордж, которому вскоре исполнялось шестнадцать, воспользовался для поездки двухнедельным отпуском. Полу надлежало корпеть над экзаменами обычного уровня, но он не собирался отказываться от гастролей из-за какого-то аттестата о среднем образовании. Айвен Вон, его товарищ по институту, вспоминает, как они спорили, как он уговаривал Пола не дурить — нельзя вот так взять и уехать, бросив подготовку к экзаменам. Отца Пол как-то умудрился убедить, что у него двухнедельные каникулы. Мол, в школе велели как следует отдохнуть. Пол сказал, что к экзаменам вернется, а гастроли — прекрасный отдых для мозгов. Неудивительно, что он сдал всего один экзамен.

Для гастролей по Шотландии им снова понадобился ударник. Им стал Томас Мур. Про него они помнят только, что пришли к нему домой и забрали его и что жил он на пособие по безработице. Судя по всему, его и впрямь звали Томас Мур. А The Silver Beatles, едва почувствовав себя профессионалами, захотели обзавестись псевдонимами. Тогда это было модно.

«Смена имени — это очень волнующе, — говорит Пол. — Сразу все взаправду, ты настоящий профессионал. Если есть псевдоним, это как бы доказывало, что ты не липа».

Пол превратился в Пола Рамона. Он не помнит, откуда взялся этот Рамон. «Видимо, где-то услышал. Мне казалось, звучит шикарно, чем-то напоминает Валентино». Джордж стал Карлом Харрисоном, в честь одного из своих кумиров Карла Перкинса. Стю обернулся Стю де Стейлом, с поклоном голландским художникам. Джон своего псевдонима не помнит и не уверен, был ли у него псевдоним, но остальные утверждают, что называли его Джонни Силвер.

Гастроли проходили на самом севере Шотландии, по маленьким дансингам северо-восточного побережья. Полу запомнились Инвернесс и Нэрн — другие города из памяти выпали. Он посылал отцу открытки: «Дела путем. У меня попросили автограф».

Остальных слегка задевало, что со звездой тура Джонни Джентлом лучше всех ладил Джордж. Джонни даже пообещал после гастролей подарить Джорджу одну из старых рубашек Эдди Кокрэна. Они по-прежнему постоянно между собой ссорились, но новичку Стю доставалось больше всех. Джон, Пол и Джордж были вместе уже давно и знали, что ссоры, словесные перепалки и критика — это все ерунда. А если не ерунда — огрызайся в ответ.

«Мы вели себя чудовищно, — вспоминает Джон. — Запрещали ему садиться рядом, есть вместе с нами. Гнали его, и он уходил». Из одной гостиницы, где они остановились, только что съехала эстрадная труппа. В их шоу участвовал карлик. Они разузнали, где была его постель, и велели Стю спать в ней. Уж они-то не собираются ложиться в нее после карлика. Придется Стю. «Так он учился жить с нами, — говорит Джон. — Идиотизм, но ничего не поделаешь, такими уж мы были».

После упоения шотландских гастролей наступило затишье. Ларри Парнз больше ничего не предлагал. Теперь он признает, что упустил потрясающий шанс, но тогда у него полно было звездных певцов, и группами он не интересовался. Битлы снова выступали на танцах перед толпой пьяных «тедди» и работягами, которым выдался свободный вечерок, либо в весьма сомнительных заведениях.

Вскоре после Шотландии их пригласили сыграть в стрип-клубе на Аппер-Парламент-стрит. Стриптизерша Дженис должна была раздеваться под их аккомпанемент. «Она дала нам ноты, — рассказывает Джордж. — „Gypsy Fire Dance“, что-то такое. Но мы не умели читать нот, и ее заказы нам были до фонаря. Играли „Ramrod“, а потом „Moonglow“ — я как раз недавно ее выучил».

Примерно тогда же им удалось пару раз выступить в клубе «Кэверн» на Мэтью-стрит, который по-прежнему оставался оплотом джаза. Им передавали записки — просили не играть рок-н-ролл, — и они представляли свои номера как настоящие джазовые композиции. «А теперь всем известная популярная композиция Фэтса Дюка Эллингтона Ледбелли „Long Tall Sally“». После чего следовал бит. Такие выходки не могли понравиться руководству клуба и не очень-то помогали получать дальнейшие приглашения.

Но в основном они толком ничего не делали — сидели друг у друга в гостях или, если были деньги, шатались по клубам. «Шотландия — это была слабая надежда, первый проблеск шоу-бизнеса, — говорит Джордж. — Вернувшись в Ливерпуль, мы как будто спустились с небес на землю. Если выходило больше двух выступлений в неделю — это нам еще везло. За вечер зарабатывали шиллингов пятнадцать и сколько угодно яичницы, тостов и кока-колы».