Глава 2
Четверг, 26 января, Дармоншир, Марина
- Дура, какая же ты дура, - твердила я, до боли сжимая руль в руках. Машина неслась по дороге, подпрыгивая и почти взлетая на ухабах. - Доверчивая, влюбленная, безмозглая дура! Люди не меняются… поверила, что изменится для тебя, поверила, да?!!
Я резко вывернула на шоссе, чуть не потеряв управление - «Колибри» занесло, машина завизжала, пошла юзом, вырывая руль из рук - и я, мгновенно покрывшись холодным потом, кое- как удержала ее, понеслась дальше вдоль черных деревьев. На дороге лежал вязкий грязный снег - видно было, что ее чистили, но с тех пор, видимо, ещё прошел снегопад. Машин было очень мало. И к лучшему. Не хватало ещё устроить аварию.
«А история-то повторяется! Опять ты бежишь, опять на его машине…»
Я всхлипнула раз, другой, изо всех сил сдерживаясь - и слезы хлынули потоком, выворачивая меня изнутри. Ну как же так? Что это за банальная, пошлая нелепица? Как мне забыть это, не видеть, вернуть ощущение нетерпения, страха и счастья, когда я осторожно приоткрывала дверь в кабинет, как вернуть невозможную нежность к этому мужчине, мое доверие вопреки всему разумному?
Я вытерла мокрые щеки и сильнее вдавила педаль газа. Рано или поздно должен мелькнуть указатель на Иоаннесбург. А нет - отъеду до ближайшего города с телепорт-вокзалом и уйду к себе домой. И больше никогда, никогда никому не поверю.
«Ты и в прошлый раз это себе обещала».
Память услужливо подкинула картинку увиденного в кабинете, и я зарычала сквозь зубы. Ведь в первые секунды я даже не поняла, что происходит. А потом пришло осознание, в глазах потемнело и стало не хватать воздуха.
Горло сдавил спазм, я рванула из ушей тяжелые рубиновые серьги, со злостью бросила их в стекло машины и снова тыльной стороной ладони вытерла слезы, которые и не переставали течь. На руке остались разводы туши и помады. И белый мой плащ весь был в черных мокрых пятнах.
Как хорошо, что на улице оказалась машина, и я избавлена от унизительного выяснения отношений. Не хочу слышать его, не хочу видеть, ненавижу! Как хорошо, что я сообразила - телепорт мне никто не откроет, и решила бежать из замка. Как хорошо, что в замок зажигания были вставлены ключи.
На «Колибри» меня точно никто не догонит, даже если Кембритч поднимет в погоню всю полицию герцогства.
«А как ты вернешься домой? Что скажешь родным?»
- Вася обещала, что не будет меня заставлять, - пробормотала я. - Скажу, что поняла - он не мой человек. А там решим. Главное сейчас - добраться домой.
«Колибри» летела по шоссе вдоль моря на пределе моих возможностей. Я еле справлялась с управлением и не могла себя заставить сбросить скорость. В зеркале заднего вида что-то мелькало - я сощурилась, пытаясь понять, что вижу, и выругалась. Почти над самой дорогой, метрах в двадцати над ней за мной несся огромный крылатый змей. И он, черт бы его побрал, меня догонял.
- Не хочу, не хочу, не хочу!!! - я прибавила скорость. Змей сложил крылья и рванул за мной, как молния, как хищная птица, падающая на добычу. Там, где он пролетал, останавливались машины, люди выбирались из них, показывали вслед пальцами.
- Нет! - заорала я, чувствуя, как меня накрывает истерика, и впиваясь ногтями в ладони, обхватывающие руль. - Не хочу!
В голове вдруг наступила тишина и ясность. Змей уже был почти надо мной и снижался, выставив кривые лапы - и я, понимая, что лучше умереть, что не вынесу ни разговора, ни звука его голоса, что случившегося слишком много для меня, - в каком-то жутком спокойствии дернула руль влево и вылетела с шоссе в воздух с обрыва, у подножия которого кипело ледяное море.
Меня вдавило в сиденье, я увидела, как стремительно приближается ледяная каша морской поверхности - и, вцепившись в руль, зажмурилась от страха и завизжала. Автомобиль дернуло, меня подбросило вверх. Я открыла глаза - вокруг клубился, завывал, гудел ураганный ветер, и машина дрожала так, будто кто-то в ярости тряс ее, пытаясь сломать.
Так и было. Я неслась в клубах ветра над морем, а «Колибри» скрипела от разрушающей ее бури. Металл стонал и гудел. Вот покрылись трещинами стекла и рассыпались, в одно мгновение унесшись наружу. Загудела крыша - и рванулась вверх - я задрала голову, щурясь от слез, холода и яркого солнца - никого там не было, кроме ветра. Он не касался меня, но буйствовал, со злостью рвал на клочки машину, терзал хлопающие двери, пока не оторвал и их.
- Прекрати! - закричала я зло. - Прекрати, Люк! Ты достаточно сегодня натворил!
Ветер взвыл с такой яростью, что я сжалась. Лопнул ремень безопасности - меня выдернуло вверх, в воздух - а под моими ногами летела вниз, в море, красная измочаленная машина. Я даже двинуться не могла - тело сжимали невидимые жесткие руки, и ураган нес меня обратно к берегу, и я орала ругательства, выплескивая весь страх, всю горечь, всю ненависть к человеку, который в одно мгновение разрушил меня.
Меня опустили на дороге недалеко от замка - и, пока я приходила в себя, переживая тошноту и головокружение, вокруг перестали со скрипом и грохотом валиться от ветра высокие дубы и тополя, а передо мной из туманных струй соткался Люк, и глаза его горели белым. Он был одет.
Я размахнулась и врезала ему по лицу, он перехватил мою руку, сжал плечи, затряс, заорал, как сумасшедший:
- Дура бешеная! Как ты посмела!!! Как ты посмела!
- Одной бабой меньше, одной больше, какая тебе разница! - крикнула я в ответ, чувствуя, как сдавливает горло. - Ненавижу! Не смей меня трогать, не смей, Люк!
- Ненормальная! - он ещё раз тряхнул меня и вдруг прижал меня к себе так, что я застонала - дышать было нечем. - Поверить не могу! Понимаю, почему твоя семья держит тебя под арестом - ты сама для себя опасна, Марина!
- Не смей орать на меня! - прошипела я, давясь слезами. - Отпусти!
Он отстранился, словно оглушенный, помотал головой - глаза его приобретали нормальный цвет - и снова до боли сжал мои плечи.
- Дурочка, - яростно процедил мне в лицо, - какая же ты дура, Марина. Разве хоть кто-нибудь стоит твоей жизни? Как тебе вообще в голову это прийти могло?
Я не выдержала - разревелась, и стояла, обмякнув, захлебываясь слезами и ненавистью, и выплакивала свой страх, и свое дурное решение свести счеты с жизнью, и думала о том, что я могла быть сейчас уже мертва, как и ни в чем не повинный ребенок внутри, если бы не Кембритч. Люк так и сжимал меня, и молчал, пережидая мою истерику, и первый всплеск эмоций проходил, оставляя опустошение.
- Отпусти, - приказала я прерывающимся голосом, когда, наконец, могла говорить. - Ты мне противен, Люк. Отпусти! Разойдемся по-хорошему. Ты прав, я сделала глупость, непростительную глупость. И когда решила быть с тобой, и когда дернула руль в море. Спасибо, что уберег меня. Спасибо. Я должна тебе жизнь. Именно поэтому я ничего не расскажу родным. Просто разойдемся и все.
Кембритч чуть отстранился, взглянул мне в глаза.
- Детка, - проговорил он почти спокойно. - Я виноват. У меня достаточно бурное прошлое. Но я не изменял тебе, клянусь. Если хочешь, проверишь меня менталистом.
Я молчала. Я больше не верила ему. Мне было противно и едко.
- Женщина, которую ты видела, - вдова моего партнера. Раньше… мы были близки, но потом все прекратилось. У нее двое детей, ее мужа убили, я обещал ей защиту и поэтому поселил в замке. И разговор у нас шел о том, что ей нужно переехать. Я не хотел, чтобы ты хотя бы на каплю усомнилась во мне.
- Твои руки у нее на заднице очень способствовали моему доверию, как и твой язык у нее в горле, - не выдержав, процедила я. - Скажи, что она сама на тебя набросилась. А ты отбивался.
- Это звучит смешно, но это правда, - с раздражающей и немного растерянной иронией подтвердил Люк. - Мы уже прощались, она от избытка чувств решила меня поцеловать. Я опешил поначалу, потом отстранился. Марин… это недоразумение. Клянусь. Черт… я очень виноват. Прости, детка. Пожалуйста.
Я задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям. Кембритч был очень убедителен. Я знала, что он умеет быть убедительным.
- Знаешь, - проговорила я, уже не делая попыток отстраниться, - а мне уже все равно, хотел ты ее или нет, любовница она тебе или нет. Достаточно того, что я видела. Я, может, и желала бы забыть и простить, но не смогу больше с тобой быть, Люк. Мне будет противно целовать тебя, у меня уже сейчас вызывают отвращение твои прикосновения, - я передернула плечами, глаза его сузились, и голос мой снова стал прерываться от сдерживаемых слез. - До этого… я шла сказать, что выйду за тебя, Люк, но теперь - нет.
- Марина, - сказал он потерянно, - ты обижена, я понимаю.
- Я раздавлена, - честно призналась я. - Уничтожена, Люк. Была любовь и нет. Мне жаль, что это случилось. Мне жаль и тебя, и себя. И ребенка жаль.
Глаза его стали непонимающими, затем он сглотнул, опустил виноватый взгляд на мой живот. Руки стали мягче.
- Ты беременна.
- Да, - всхлипнула я жалобно.
- Поэтому ты хотела согласиться?
- Я бы согласилась в любом случае, Люк. Но не теперь.
- Я тебя не отпущу ведь, Марина, - уверенно сказал он. Я нервно засмеялась.
- А что ты сделаешь, Люк? Будешь держать меня силой? Заставишь выйти за себя? Так за моей спиной Рудлог и начнется война. Попробуешь уговорить? Что ты можешь мне сейчас ещё сказать? Да и вообще, - горечь моя переливалась через край, и желание сделать больно было нестерпимым, - с чего ты взял, что это твой ребенок? Что ты у меня был единственным мужчиной?
- А я не был? - внимательно спросил Люк, глядя мне в глаза. Я не смогла соврать - опустила ресницы, отвернулась.
- Я иду домой, Люк.
- Стань моей женой, Марина, - проговорил он настойчиво. - Несмотря ни на что. Мы переживем эту ситуацию. Я сделаю все, чтобы ты забыла.
Я засмеялась, оглянулась на него.
- Ты меня не слышал? Я не могу, Люк. Мне противно.
- А как же ребенок? Ты думаешь, я позволю своему наследнику расти без отца?
- Не переживай, - сказала я, ядовито улыбаясь, - ты себе ещё сделаешь, а я найду себе хорошего мужа, и ему - прекрасного отца. Любой аристократ Рудлога сочтет за счастье взять меня в жены даже с десятью детьми.
- И ты пойдешь? - снова проницательно спросил он, не реагируя на мой яд, и я дернула головой и зашагала по дороге в сторону замка. Мне было так плохо, что хотелось только сбежать, и никакие слова не могли заставить меня остаться.
- Марина, - позвал Люк. - У Луциуса есть наши фотографии из Эмиратов.
Я, холодея, обернулась.
- Если мы сегодня не поженимся, вечером снимки будут во всех газетах Инляндии.
- Боги, - простонала я, представляя себе последствия. - Как ты… как ты допустил?
- Я виноват, - снова сказал он, играя желваками, и я представила, какими глазами на меня посмотрят Василина и Мариан, и что они будут мне говорить, и как начнут в народе сплетничать и про Ани, и про меня, и про всю семью Рудлог. Сжала кулаки, застонала от отчаяния.
- Все из-за тебя! Все из-за тебя, Кембритч! Боги… светлые боги…
Я опустилась на корточки, пачкая платье и белый плащ в грязи, закрыла лицо руками и снова заплакала. Услышала шаги - меня потянули наверх, и я зарычала, молотя его кулаками - куда попадала. Люк перехватил мои руки, снова прижал к себе.
- Я не хотел, чтобы тебе стало известно, Марин. Не хотел. Детка… ты же знаешь, что я люблю тебя.
«Да, любишь. Но это ничего не меняет».
- И без этого добивался бы твоей руки…
Он много говорил - я не слушала, я рыдала. Потом слезы кончились, и я обессиленно прижималась щекой к его груди, принимая решение. Мне кажется, прошли часы - а Люк не шевелился.
- Я выйду за тебя, - сказала я сипло ему в грудь и вдохнула его запах, - а сейчас мне нужно привести себя в порядок и сообщить родным. Они ждут и будут присутствовать на обряде. Ты можешь пригласить близких со своей стороны.
- Я рад, Марина, - с облегчением проговорил Кембритч.
- Но ты больше не прикоснешься ко мне, Люк, - спокойно продолжила я и подняла голову. В глазах его была усталость. - Я буду тебе женой, буду растить нашего ребенка - и на этом все. Надеюсь, у тебя хватит ума не афишировать своих любовниц. А к себе я тебя больше не подпущу. Не могу, Люк. Все. Все разбито. Брак наш будет либо на таких условиях, либо его не будет, и пусть все катится к чертям.
Он долго смотрел на меня, потом невесело усмехнулся, отошел.
- Я сейчас соглашусь на это, детка. А потом поговорим. Я сумею тебя переубедить.
- Нет, Люк, - грустно сказала я. - Не сумеешь.
В замок мы возвращались рядом, не касаясь друг друга. По пути нам встретился какой-то страшный старик с выпученными глазами, поклонился мне, подал маску. Я отбросила ее - какая уже разница?
- Леймин, - проговорил Люк, - проследите, чтобы о случившемся не болтали.
Старик что-то буркнул, кажется: «Уже сделано».
- Вы не находили, случайно, мой телефон? Мне нужно позвонить матери.
Леймин молча достал из кармана трубку и протянул Люку. Он нажал на кнопки.
- Матушка, - услышала я, - я сегодня женюсь. Да… не волнуйся. Потом все расскажу, времени нет. Жду тебя через час в Вейне. Захвати Маргарету и Берни. Церемония будет камерной…
Дальше я не слушала, ускорившись. Передо мной распахнули дверь замка. В холле было тихо и пустынно - будто все слуги попрятались. Ирвинс, бледный и тревожный, проводил меня в огромные вычищенные, шикарные покои с монументальной кроватью в спальне.
- Это семейные герцогские покои, госпожа, - тихо объяснил он. - Сейчас сюда придут горничные и замковый маг. Платье мигом почистят, вот увидите!
Он ушел - и я в ожидании горничных пошла в ванную комнату, напоминающую большой позолоченный музей. Умылась, сняв макияж и темные подтеки с лица и рук. Посмотрела на некую счастливую невесту, красноглазую и серую, в зеркало. И, твердо пообещав себе, что ни взглядом, ни словом не дам родным повода для беспокойства, позвонила Василине.
Венценосная сестричка на звонок откликнулась сразу, будто сидела у телефона.
- Васюш, - сказала я жизнерадостно. - Мы договорились. Мне уже не терпится влезть в брачный хомут, поэтому жду вас в Вейне в час дня. Очень хочу вас видеть.
- У тебя все в порядке? - настороженно спросила проницательная старшая сестра.
- Придешь - сама убедишься, - беззаботно откликнулась я, сдерживая нервный смешок. - Конечно, я нервничаю, но я очень счастлива, Василина.
- Я рада, - проговорила она мягко. - Мы будем, Марина.
Тихие горничные почистили платье и оставили его магу - довести до ума, лицо мое тоже привели в порядок. От Люка принесли украшения - рубины в золоте, серьги и ожерелье, и я равнодушно надела их - сил бороться больше не было.
Через сорок минут прибыли мои родные - и только боги знают, каких усилий мне стоило не выдать себя ничем. Их проводил к моим дверям сам Люк - я слышала его голос, но в покои он не входил. Была здесь и Ани, и ее муж, дракон Нории - его испытующего взгляда я испугалась больше всего и умоляюще посмотрела на него - не выдавай, не говори!
Он чуть нахмурился и отвернулся, а потом и вовсе вышел вместе с отцом и Марианом, отговорившись тем, что не хочет мешать женским приготовлениям. Каролинка же, погрузившись в себя, сидела прямо в платье на ковре, и, поглядывая на меня, рисовала. И вид у нее был самый вдохновленный.
- Я кое-что принесла тебе, - проговорила Василина, разворачивая мягкий сверток. - Наклони голову.
И старшая сестра покрыла мои волосы красной кружевной полупрозрачной фатой, спускающейся ниже колен, закрепив ее на голове тонким рубиновым венцом.
- И я, - сказала Ани, надевая мне на палец золотое кольцо, украшенное драгоценным красным цветком шиповника. - Это мамино. Помни, кто ты есть, Марина.
- Я помню, - подтвердила я тихо. И на секунду позволила себе слабость - прижалась к ним, пытаясь напитаться силой и уверенностью. Потому что внутри я была совершенно опустошена и оглушена.
Но когда наступило время, я, расправив плечи, в красном, белом и золотом, как и положено невестам рода Рудлог, прошла по пахнущим свежестью лестницам замка Вейн и спустилась в окружении родных во внутренний двор замка. Там, у кованых дверей старой часовни, одетый в традиционный свадебный сюртук и брюки, ждал меня Люк, мужчина, который подарил мне самое солнечное счастье и сам же разрушил его. Там же стояли его родные - привлекательная черноволосая женщина, очень похожая на Кембритча, не могла быть никем иным, кроме как его матерью, а офицер с добрым лицом и юная девушка с колючим взглядом были представлены как его младшие брат и сестра.
Мы поженились в маленькой, пахнущей сыростью и камнем часовне. Люк крепко держал меня за руку, а мне под ликами шести богов было зябко и страшно - они-то все видят! А если сейчас прервут свадьбу?
Но каменные статуи молчали, и текли под шестиугольным куполом слова старого брачного обряда. Мы поклялись друг другу в вечной любви - это звучало насмешкой, - мы дали обеты быть верными и беречь друг друга - и я едва удержалась от слез. На моем запястье застегнулся браслет в виде кусающего себя за хвост змея, я, стараясь не дрожать, застегнула такой же на запястье Люка. Выдержала. Все выдержала. Но впереди была пустота. Потому что когда он поднял фату и поцеловал меня, я не почувствовала ничего.
Свадебный обед тоже удался на славу. Маленькая столовая с множеством зеркал, на которых были выгравированы витиеватые гербы Дармонширов, была украшена цветами. Очень светлая, в бежевых и золотых оттенках, очень уютная и праздничная - можно бы умилиться, но сейчас это все было мне чуждо. За короткий перерыв после церемонии, когда мы готовились к обеду, я немного пришла в себя, но все равно окружающее воспринималось глухо и странно, как будто я сидела под стеклянным куполом.
Мы собрались за круглым столом, и беседа текла вполне непринужденно, прерываясь на смену блюд. За первым все усиленно высказывали друг другу радость от столь неожиданного брака, не упоминая о его причинах, хотя вряд ли кто ещё не знал о будущем прибавлении в славном семействе Дармонширов. От потоков словесной патоки казалось, что густой мясной суп приобретает вкус засахарившегося меда, а в ответ на очередное поздравление мне хотелось истерично смеяться. Но родные были искренни и немного обеспокоены, и я терпеливо слушала их, мило благодарила и получала ещё несколько минут передышки.
Хорошо разбавляла всеобщее усердное ликование младшая сестра Люка, поглядывающая на меня так, будто планировала препарировать. Кажется, тут мы имели дело с самым отчаянным сестринским обожанием и вытекающей из него ревностью. Ее взгляды меня здорово отвлекали и развлекали. Приятно встретить чистую искренность там, где почти все немного (или много) лицемерят.
Бернард Кембритч тоже пришелся мне по душе. Он был слегка застенчив и добр, отдаленно напоминал старшего брата, и даже по нескольким фразам стало понятно, что он любит животных. Берни оказался отличным рассказчиком - это тоже их объединяло с Люком, и, когда освоился, вся его застенчивость испарилась, и он довольно искусно развлекал нас армейскими байками.
Леди Шарлотта не была ослепительно красива, но на нее хотелось смотреть, и в линиях выразительного лица чувствовалась та же порода, что и в Люке. А уж иронией и естественностью она меня покорила сразу. На старшего сына графиня взирала обеспокоенно и строго, со мной же держалась подчеркнуто ласково. Я даже слегка торжествовала - приятно встретить ещё одного человека, которого ему не обмануть никакими маневрами.
К первой смене блюд беседа приобрела уже деловой характер, и я только послушно кивала, соглашаясь со всеми предложениями и погружаясь в себя. Голоса беседующих звучали отдаленно и глухо.
- Я поговорю с Луциусом, - это Василина, - но, думаю, с его согласием проблем не будет. В ближайшее время сделаем совместное заявление для прессы, что дом Рудлог и дом Инландеров договорились о браке третьей принцессы и герцога Дармоншир. И во имя укрепления связей между государствами и высокого доверия свадьба пройдет в те же сроки, в которые планировалась церемония между Ани и Люком - через две недели.
- Это хорошая формулировка, ваше величество, - соглашался Люк.
- Но Марине до официальной церемонии необходимо жить во дворце Рудлог, - беспрекословно заявляла Ани. - И вам нужно до тех пор соблюдать все приличия…
Я сосредоточенно накалывала на вилку кусочек рулета из перепелки и, кажется, продолжала кивать, когда обсуждение уже закончилось, и только легкое прикосновение к моему затылку вернуло меня в реальность. Люк, отреагировав на мой взгляд, убрал руку, я улыбнулась тревожно замолчавшим родным и объяснила ехидно:
- Это я от счастья. Устала.
Люк усмехнулся, показательно поднес мою кисть к губам:
- Потом сможешь отдохнуть, Марина.
- Да уж, - откликнулась я, глядя, как губы его касаются моих пальцев, и ощущая, как чуть царапает кожу щетина, - надеюсь это последний подобный день в моей жизни.
Мне было дико тоскливо. Хорошо хоть, что начавшаяся ещё в парке головная боль вдруг прошла, как и не было ее. Иногда, правда, перед глазами все расплывалось и к горлу подступало удушье - но я усилием воли возвращалась в сознание и заставляла себя дышать. Я очень боялась, что либо Ани, периодически бросающая на меня внимательные взгляды, либо Василина все поймут и сейчас-то и случится скандал.
Но его не случилось. Люк был безукоризненно хорош в роли хозяина и источал именно тот уровень нежности, который нужен был, чтобы я не дергалась - и чтобы родные ничего не заподозрили. Иногда он прикасался ко мне - к пальцам, к плечу, галантно ухаживал за столом. Четкие выверенные движения. Именно так должен вести себя счастливый новобрачный, которому по этикету не положено слишком бурно выражать свои чувства. Люк на моей памяти всегда превосходно играл, когда ему нужно было.
Я тоже не отставала, хотя у меня внутри все болело от горечи. Отвечала обожающим взглядом на прикосновения, принимала короткие деликатные поцелуи в висок, и, когда становилось совсем худо, когда хотелось сорваться и убежать, тянулась к его уху губами, касалась его и шептала неслышно: «Как же я тебя ненавижу». Да, это было глупо и по-детски жестоко, но мне становилось легче, перед глазами светлело - и я не удерживалась от довольной улыбки, когда видела, как болезненно твердеет линия его губ. Мне хотелось делать ему ещё больнее - а скрывать это за лаской было даже забавно и наполняло меня каким-то темным азартом.
Игра и Люку давалась нелегко. Иногда он внезапно замолкал, ожигая меня коротким взглядом - тогда я чувствовала, как у меня белеют от напряжения и злости скулы, - и, любезно извинившись, выходил на балкон покурить. Когда он возвращался, я уже успокаивалась и жадно раздувала ноздри, ловя желанный запах табака и испытывая нехорошее чувство вины.
Думаю, из нас получилась на редкость слаженная пара самых несчастных в мире лицедеев.
Иногда с ним выходили и другие мужчины то по одному, то все вместе, и до нас доносились приглушенные их голоса. Рокотал Нории - почему-то от звука его голоса я успокаивалась, что-то спокойно и уверенно отвечал Мариан, слышались мягкие слова отца, реплики Бернарда, хрипло высказывался Люк. В его отсутствие роль хозяйки беседы брала на себя леди Шарлотта, и они втроем с Ани и Василиной справлялись превосходно, видимо, решив, что я слишком ошеломлена свадьбой и поэтому немного не в себе. Я же к концу так устала от происходящего, что мечтала только об одном: как вернусь в свои покои, сниму наряд и упаду в кровать. И так пролежу до следующего тысячелетия.
Люк
Его светлость позвонил королю Луциусу сразу после церемонии, когда гости разошлись по предоставленным им комнатам - подготовиться к обеду, освежиться. И они с Мариной тоже поднялись в семейные покои.
Рука принцессы была горячей и взгляд напряженным - и лорд Лукас молча оставил ее в спальне, выйдя в гостиную и на всякий случай не закрывая дверь. И набрал первый номер королевства.
- Ты меня порадуешь, Лукас? - спокойно вопросил король Инляндии.
- Я женился, ваше величество, - так же спокойно ответил герцог Дармоншир и потер брачным браслетом ноющую после пощечины Марины скулу. Удар у нее всегда был хорошим.
- Я доволен тобой, Лукас, - величественно сообщил Инландер. - Может, из тебя и выйдет толк. Теперь потрудись обеспечить себя наследником.
Марина, как-то бессмысленно побродив по спальне, села на огромное ложе боком к Люку, выпрямила плечи. И ему захотелось подойти к ней, ткнуться в колени, пробиться сквозь ее обиду, ещё раз попросить прощения. Но вместо этого он сухо ответил в трубку:
- Уже потрудился.
Все равно смысла скрывать нет. Узнает, не от него, так от матери.
В трубке замолчали и через несколько мгновений его величество, словно не веря своим ушам, переспросил:
- Марина Рудлог беременна?
- Да.
Опять молчание. Щелчок зажигалки, глубокий вдох, бормотание:
- Боги… значит, я все правильно понял…Лукас!
- Да, ваше величество? - терпеливо откликнулся Люк.
- Я очень тобой доволен, мой мальчик. Я награжу тебя.
- Фотографии, ваше величество? - не давая сбить себя с толку и пообещав себе потом подумать над реакцией короля, поинтересовался Дармоншир.
Марина, не сделавшая до этого ни движения, при слове «фотографии» повернула к нему голову - лицо ее было бледно на фоне красного платья, в огромных глазах плескались разочарование и печаль.
- Уничтожил ещё с утра, как и обещал.
Люку показалось, что он видит, как Инландер довольно затягивается. Прямо как он сам, когда удачно провернул важное дело.
- Благодарю, ваше величество, - сухо проговорил он и не удержался: - Вы так добры.
В трубке раздался смешок.
- Не дерзи, Лукас.
- Простите, мой король, - ядовито сказал Люк, чувствуя себя преотвратно.
Марина отвернулась, плечи ее поникли, и она медленно сняла рубиновый венец, стянула фату и потерла пальцами виски, склонив голову. И пошла в сторону ванной. Люк сделал несколько шагов вперед - чтобы видеть ее - но она закрыла дверь, и он остановился, преодолевая желание эту дверь выбить.
- Все надо делать вовремя, Лукас, - наставительно говорил король в трубке. - Ты это поймешь. И выполнять обещания, если уж дал их. Шарлотта в Дармоншире?
- Да, - недовольно буркнул Люк. Инландер усмехнулся.
- Я дам тебе три ночи на брачные радости. Затем возобновлю наши уроки. О времени сообщу. Наслаждайся новым статусом, Лукас. Сейчас я должен уже ехать. И ещё раз - ты очень порадовал меня. Ты даже не представляешь, как это важно. Все-таки боги милосердны и определенно любят тебя…
В трубке зазвучали короткие гудки, и Люк убрал ее в карман, прислонился плечом к дверному косяку. Из ванной вышла Марина, посвежевшая, собравшаяся.
- Ты теперь будешь следить за мной? - поинтересовалась она едко.
- Я боюсь за тебя, Марина, - искренне признался его светлость. Страх, который он испытал в своем кабинете, понимая, что теряет ее навсегда, и потом - видя, как «Колибри» летит с обрыва, - до сих пор заставлял сжимать кулаки и колол в груди.
- Дай мне побыть одной, - резко сказала принцесса. - Я не повторю свою глупость, обещаю, - она зло усмехнулась. - Обычно я придумываю новые.
Люк кивнул, достал из кармана пачку сигарет, отвернулся.
- Я подожду тебя в гостиной.
- И не кури здесь, - сдавленно сказала она ему в спину, когда он уже закрывал дверь. - Иначе я точно тебя убью, Люк.
Первое, чему научил Кембритча Тандаджи - верить интуиции и затаиваться, если чувствуешь, что дело на грани провала. Не делать резких движений, не дергаться, вести себя спокойно, расслабленно, убаюкивая тех, кто начал что-то подозревать. И наблюдать, наблюдать и делать выводы. О том, где ошибся, о том, чем грозит ошибка и как все исправить.
«Думать, - монотонно говорил ему господин начальник, распекая за очередное рискованное предприятие, - выбей это себе на лбу, Кембритч, сначала думать, потом действовать. Отставить эмоции, включить разум. Иначе я укреплюсь в убеждении, что боги дали тебе твои великолепные мозги в насмешку. Как красивый автомобиль дикарю, который не умеет и не научится им пользоваться».
Люк раздражался, дергал головой, курил, преодолевая желание послать начальничка матом и уехать - и учился терпению. Впрочем, стоило только себе дать установку, и многолетняя привычка профессионального гонщика сохранять хладнокровие в любой ситуации перешла и в другие сферы жизни.
Сейчас дело было провалено с грохотом и жертвами, и по его вине. Слишком привык полагаться на удачу, проскакивать в игольное ушко.
И Люк по привычке затаился, наблюдая и анализируя. И выстраивая приоритеты.
Прежде всего - не дать дорогим гостям, спустившимся на праздничный обед, заподозрить неладное. И боги с ними, с ледяными глазами Ангелины Рудлог, которая определенно что-то чуяла, или с мрачным взглядом принца-консорта. Мать и красноволосый дракон - вот кто Кембритча беспокоили по-настоящему. Леди Шарлотта слишком хорошо знала сына, чтобы не понять, насколько он взвинчен и растерян сейчас, а Нории, хоть и действовал умиротворяюще, казалось, видел его насквозь.
Второе - не допустить, чтобы при всех сорвалась Марина. А она вполне могла дойти до точки кипения - и поэтому он контролировал и себя и ее, вслушивался в ее дыхание - слышал он его куда отчетливей, чем голоса общающихся за столом, - и отвлекал, когда резко втягивала ноздрями воздух или задерживалась на вздохе, словно готовясь сказать что-то, что уже не поправить. Но и новобрачная старалась - очень старалась. Иногда аура спокойствия прорывалась, и тогда она впивалась ему в руку ногтями или шептала на ухо слова ненависти - но он был рад и этому. Касается. Приближается. Хочет сделать больно. Значит, не все равно, что бы она ни говорила. Мало ли что женщина может сказать в ярости. Особенно когда он так напортачил.
И третье, очень важное - оставить ее сегодня в замке Вейн. Рядом. Иначе Марина много чего надумает в его отсутствие, уверится в своем решении, и переубеждать ее будет в разы труднее. И Люк мучительно соображал, как это сделать изящно, не вызывая подозрений. Лучше всего думалось на балконе, да и от вкуса табака и свежего ветра с легкой моросью, ударяющего в лицо, становилось легче. И даже занывший, словно сдавливаемый холодными руками затылок почти прекратил болеть.
В один из таких выходов из-за стола поднялся и дракон. Вышел вслед за хозяином замка, прислонился спиной к холодной стене. Просто стоял рядом и молчал, с удовольствием вдыхая свежий воздух. От него волнами шло спокойствие. Посмотрел на подозрительно поглядывающего на него Люка, усмехнулся.
- Там, где все полыхает, не помешает немного умиротворения.
- Значит, не показалось, - пробормотал его светлость, затягиваясь. - Спасибо. Как вы это делаете?
- Мы сенсуалисты, как и серенитки, - пояснил Нории гулко. - Видим эмоции, можем подправлять их.
- И что? - напряженно и невнятно поинтересовался Люк. Но Нории его понял.
- Это ваше дело, - спокойно сказал он. - Ты выбрал себе огонь, тебе и укрощать.
Произнес он это с таким знанием дела, что Люк невольно улыбнулся. И кое-что вспомнил.
- Я ведь должен вам ящик коньяка, Владыка.
- Не припомню такого, - веселясь, ответил дракон.
Дармоншир махнул рукой.
- Это был обет перед самим собой. Пора бы его исполнить. Видите ли, сейчас такой период, когда мне нужно срочно сокращать количество долгов, чтобы не переломиться.
- Бывает, - без удивления кивнул Нории. - Мы, дети Воздуха, любим нагружать себя неразрешимыми проблемами. Благо, моему племени мать-вода дала больше выдержки и терпения.
- Да, - пробурчал Люк, - терпение мне сейчас не помешает.
Он затянулся, взглянул на дракона и замер, увидев прохладные переливы его ауры. Такое он видел только однажды, у царицы Иппоталии, и змеиное зрение воспринимало свечение куда отчетливей. Сейчас хватило один раз моргнуть, и все пропало. Люк напряг зрение, сощурившись, - и свечение появилось снова.
- Ты зря напрягаешь глаза, герцог, - Владыка склонил голову, наблюдая, как развлекается хозяин замка. - Расслабь и смотри сквозь меня.
Люк хмыкнул, отвернулся в сторону парка, снова затянулся.
- Вы тоже видите ауру? И мою?
- Вижу, - подтвердил дракон.
Его светлость поколебался.
- В ней нет ничего… необычного?
- Есть, - легко согласился Нории. - Твоя суть - это воздух, но он подавлен. Я такого никогда не видел. Ощущение, что у тебя два отца, герцог.
- Час от часу не легче, - невесело засмеялся Дармоншир.
- Такая аура вообще не может существовать, - говорил Владыка, всматриваясь в него багровеющими глазами, - ощущение, будто на тебя натянули вторую кожу и присушили намертво. Это издевательство над природой. Ты чем-то сильно искалечен, герцог. Не знаю, какое проклятие так сработало или чье воздействие. Но оно должно было убить тебя. Или по крайней мере свести с ума.
- Вполне возможно, что и свело, - Люк передернул плечами - затылок заныл сильнее, и он невольно оглянулся - интуиция просто вопила, что его ждет опасность. Дракон вдруг поднял голову вверх, принюхался, как животное.
- Я тоже чувствую это, - пророкотал он гулко. - Уж полчаса как. В воздухе пахнет бедой. Смотри.
Навстречу им, закрывая небо, быстро катился вал черных туч, заворачивающихся циклоническим вихрем где-то далеко за горизонтом в сторону столицы. Потемнело, тучи потекли над головами - и тут же заревел ветер, усиливаясь до такой степени, что трудно стало дышать.
- Никогда такого не видел, - сипло проговорил Люк, выбрасывая сигарету - все равно не докурить было: в лицо сыпались искры.
- Я тоже, - откликнулся дракон тревожно. - Никогда.
Они вернулись в столовую как раз в тот момент, когда торжественно заносили пахнущий сливками и ягодами торт. Ветер бил в окна, и Люк потер заледеневшие руки, сел рядом с Мариной.
- Соскучилась? - любезно осведомился он, кладя ладонь ей на напрягшиеся пальцы и почти сразу же согреваясь. Слуги аккуратно разливали чай, раскладывали торт по тарелкам.
- Смертельно, - улыбнулась принцесса остро. Как укусила.
- Какой превосходный торт! - чутко вмешалась леди Шарлотта. - Правда, Берни?
- М…да, - недоуменно согласился Бернард, глядя на совершенно целый кусок на тарелке матери.
- Постараюсь больше не давать тебе скучать, - галантно проговорил Люк, непринужденно улыбаясь гостям.
- В этом ты мастер, - согласилась Марина, отворачиваясь.
- Да, - прозвучал ледяной голос Ангелины Рудлог, - крайне интересно узнать, что там внутри. В торте, конечно.
Через несколько минут у принца-консорта Байдека зазвонил телефон. Он извинился, достал трубку, посмотрел на нее, и, вместо того чтобы отключить, поднялся и вышел под взволнованным взглядом супруги. А когда вернулся, по его посуровевшему лицу сразу стало понятно: что-то случилось.
- Боюсь, нам придется завершать торжество, - проговорил он сдержанно в наступившей тишине. - Но мы немного задержимся здесь, с вашего позволения, герцог. Так как мы все уже породнились, утаивать ничего не буду, но прошу не распространяться. Звонил Стрелковский, затем пришлось поговорить с Тандаджи. Чрезвычайное положение. Сейчас проверяют дворец.
- Дети? - вскинулась Василина.
- Отправили в поместье, - успокаивающе сообщил принц-консорт. - Алину ждут в университете, закончится экзамен, перенесут к нам. Такие меры приняты потому, что произошел взрыв по нашему сегодняшнему маршруту. Мы ведь из-за обряда отменили поездку на открытие выставки в последние минуты. Но это не все - из поступающих данных стало известно, что полчаса назад в Лаунвайте совершено покушение на короля Луциуса.
Леди Шарлотта со звяканьем поставила чашку на блюдце.
- И на Маль-Серене тоже какое-то происшествие в центре, - продолжил Мариан. - Но там все оцеплено, нашей агентуре доступа нет. Тандаджи полагает, что возможна серия покушений, поэтому и просит задержаться здесь.
- Знать бы, что происходит на самом деле, - тревожно проговорила Василина.
- Узнаем, - спокойно сказал Байдек. - Стрелковский и Тандаджи будут докладывать каждые полчаса. А когда дворец проверят, можно будет вернуться.