Начало марта, Бермонт, Демьян

Его величеству Демьяну сообщили об открывшемся переходе в другой мир ночью, когда он мирно спал рядом с Пол во внутреннем дворе своего замка, у озерца. Сначала король почуял запах Свенсена и недовольно рявкнул во сне, подбираясь ближе к своей медведице - та была горячей и уютной, и бока ее размеренно вздымались. Подполковник гортанно заворчал, настаивая, и Демьян нехотя открыл глаза, недовольно мотнул башкой. Но человек внутри уже взял верх, поэтому он поднялся, с сожалением оставляя Полину одну, обернулся и тяжело зашагал ко входу в замок.

- Прорыв случился ещё вчера вечером, - коротко докладывал Свенсен, - в горах между Бермонтом и Йеллоувинем, недалеко от перевала Облачный. На приличной высоте - более полутора километров над долиной Вирно. Там пологий склон почти посередине горного массива. Когда стало известно, сразу доложили, ваше величество. Военные и линдморы ждут вас.

Демьян, уже собранный и внимательный, мрачно кивнул - в складках и долинах гор, полукругом подпоясывающих Бермонт от северных морей вдоль границы с Йеллоувинем и до Блакории можно спрятать сотню переходов, и их обнаружат далеко не сразу. Хоть и ожидали после предсказания Тайкахе прорыва в горах, на каждый склон патрули не поставишь. Странно, конечно, что провал образовался не у столицы, как в других государствах.

У дверей в замок ждали слуги - Свенсен и об этом позаботился.

- Далеко дошли враги? - поинтересовался Демьян, принимая у слуги гьелхт, обматывая им бедра и перекидывая оставшуюся ткань через плечо. Ополоснул лицо и руки из кувшина, который держал второй слуга, и направился дальше.

- Только спустились в долину. Захватили железнодорожную станцию и несколько хуторов. Часть семей успела убежать, но уже есть жертвы. Пока нападающих блокировали подтянувшиеся военные части, бои идут ожесточенные, Демьян. Иномирян очень много. Как мошкары летом. Нас продавливают, первые отряды выкосили подчистую. Армия срочно движется туда.

Короткое введение в курс дела закончилось перед дверями зала, где собрались военные и главы кланов. Было проведено срочное совещание, и когда ещё солнце не взошло на небо, линдморы направились в свои линды - поднимать оставшиеся отряды на подмогу. А Демьян Бермонт в сопровождении личной гвардии ушел телепортом в ближайший к месту военных действий город. Открыть Зеркало напрямую к месту боя, в горы, придворный маг не мог.

К долине, где кипел бой, король Бермонта прибыл к рассвету на военном тяжелом автомобиле. И, еще не успев увидеть место сражения, учуял в морозном горном ветре удушливый запах муравьиной кислоты и людей чужого мира, дыма и пороха - так, что по жилам плеснуло адреналином и желанием драки.

Прежде чем выйти из внедорожника, Демьян воткнул себе в руку очередную иглу - он не забыл и не мог забыть о своем обете - переждал вспышку боли и направился к обзорной площадке, чтобы увидеть поле битвы своими глазами.

Белоснежные горы отсвечивали нежным розовым и фиолетовым, играли радуги в снежной пыли, что смывал с вершин ветер, а наверху, на склоне горы над долиной, сиял призрачный цветок перехода. Издалека он казался размером с ладонь. Под ним шевелилась, двигалась вниз живая черная чешуя, из-под которой почти не было видно снега. Это спускались на подмогу первым захватчикам чудовищные охонги и тха-охонги. Стрекозы давно уже были внизу и атаковали отряды, вставшие на пути иномирян.

Долина Вирно представляла собой огромный, заросший ельником треугольник, вершина которого поднималась на склон, где открылся переход, стороны были ограничены соседними пиками, а в изножье лежало покрытое льдом озеро. То тут, то там в долине были разбросаны хутора - всего около полусотни домиков с аккуратно огороженными полями, сараями и загонами для животных. В долину, обходя озеро, дугой поднимались железнодорожные пути, расширялись на несколько колей у станции из красного кирпича и снова уходили к ближайшему крупному городу, откуда и прибыл Демьян.

Город лежал всего в тридцати километрах отсюда и к нему-то наверняка и пойдут иномиряне, если прорвут оборону здесь.

Сейчас на путях стоял товарный поезд. Некоторые вагоны были опрокинуты взрывами, из них высыпалась щебенка. Железнодорожная станция, наполовину разрушенная, дымилась.

От канонады выстрелов с крутых гор по сторонам «треугольника» сходили небольшие лавины, - бермонтцы, укрепившись в незахваченных хуторах, встречали атаки раньяров шквальным огнем, но то и дело очередная огневая точка замолкала, и нападающие продвигались ещё на несколько сот метров дальше.

Демьян смотрел на бой с противоположной стороны долины, со склона над озером. Рядом с ним стояли военные и линдморы, чьи земли находились неподалеку, и поэтому их части уже успели подойти сюда. К ставке командующего постоянно подтягивались новые отряды, но, если не дождаться основной армии, они тоже будут перемолоты в попытках задержать врага.

Если бы открытие перехода было замечено на стадии формирования «цветка», то Демьян, возможно, успел бы закрыть его. Сын Хозяина Лесов смутно представлял, как это сделать, но если получилось у Талии и Василины, то должно было выйти и у него. Сейчас же нужно было пройти через долину, в которой кипели бои и подняться по склону вверх. И, конечно, иномиряне не будут спокойно ждать, пока он закроет ворота в их мир. Поэтому нужно продавить врага до портала и там уничтожать его быстрее, чем будет подходить подкрепление. А на данный момент задача - сделать так, чтобы захватчики увязли в этой долине, и дать время частям и орудиям, растянутым вдоль Медвежьих гор, подтянуться сюда.

- Жителей вывезли? - проговорил Бермонт, повышая голос из-за оглушающего эха взрывов. Далеко перед ними с десяток стрекоз с ожесточением кидалось на крышу хутора, где укрылись отстреливающиеся солдаты.

- Всех, кто остался в живых, - ответил линдмор Сетьин, на чьих землях и началось вторжение и чьи отряды первыми встретили врагов.

Демьян кивнул, присел, пощупал высокий берег озера, прислушиваясь, в поисках трещин и слабых точек породы. И удовлетворенно оскалился.

- Командуйте отступление. На первой линии оставьте отряд, который будет сдерживать нападающих во время отступления. Затем тех, кто остался на передовой, нужно будет эвакуировать Зеркалом. Отправьте к ним мага… есть у нас здесь маги, которые способны в горных условиях настроить и удержать устойчивое Зеркало?

Вопрос не был праздным - Бермонт обладал сильной армией, но мощных магов в ней были единицы.

- Есть, мой король.

Демьян чуть расслабился, повел рукой - в ней материализовался тяжелый черный молот.

- Тогда начинайте, Сетьин.

Когда из бермонтцев в долине осталась горстка военных, которые ожесточенно обстреливали лавину захватчиков, король Демьян уже нетерпеливо шагал метрах в двадцати от берега озера.

- Готово, мой король, - услышал он. Сделал еще несколько шагов, широко расставил ноги, как лесоруб для упора, размахнулся - державшиеся поодаль соратники услышали вибрирующий гул молота - и ударил в скалу под ногами.

Земля задрожала. В обе стороны от его величества с сухим треском, перекрывшим даже грохот выстрелов, побежали разломы. Демьян поспешно отступил на шаг назад, нахмурился, - наступила тишина, - и ткнул пяткой в землю за трещиной.

Огромный кусок берега дрогнул и, набирая скорость, заскользил вниз… быстрее, быстрее… двухметровый слой льда над стылой водой начал вставать на дыбы и ломаться, и тут обломок ухнул в озеро.

Лед поднялся стеной, крошась и взлетая осколками, понесся трескающейся волной вперед, и тысячи тонн вод озера выплеснулись с другой стороны горной чаши. Темная высокая волна, увенчанная крошевом льда, полетела к далекому подножию склона, по которому спускались иномиряне. До дома, где отстреливались последние защитники долины, оставалось несколько километров.

- Эвакуировать! - рявкнул Демьян.

Вода стремительно поглощала лес и хутора, а глыбы льда работали таранами - перемалывали дома и деревья, поля и загоны для животных, и такой силы был поток, что поднимал и бросал в нападающих вагоны с щебенкой. В водоворотах крутились, дергая ногами, огромные инсектоиды, крошечными точками выглядели тонущие люди. Через десяток минут волна захлестнула хутор, где оставались бермонтские военные, через пятнадцать - плеснула по склону, на который панически лезли вверх захватчики, поднявшись на метров триста, не меньше, и, смыв добрую часть иномирян, понеслась обратно, превратившись в мешанину из льда и деревьев, насекомых, домов и людей.

Слава богам, поток растерял большую часть своей мощи на сложном рельефе долины, а то быть бы смытыми и отрядам Бермонта, вставшим за озером. Но и так он поднялся почти до кромки обрушившегося берега, показав содержимое своего пенного стылого брюха во всей его физиологической мерзости, и отступил, оставив долину совершенно непроходимой.

Военных, что оставались на хуторе, успели увести через Зеркало. Но вернулись они не все. Прикрывая отступление основных частей, погибли больше половины защитников.

Демьян понимал - передышку он выиграл небольшую, и бой этот был разминочным, настоящие битвы впереди. Но к тому времени, как застынет долина, подойдут основные армейские соединения, и пусть враг тоже нарастит силы и успеет перестроиться - тут уже разговор будет иной.

А пока нужно тщательно замаскироваться в густом снежном лесу и методично истреблять единственных, кто способен сейчас к наступлению - стрекоз. Благо, орудий класса «земля-воздух» у Бермонта достаточно. Дать приказ гарнизонам ближайших городов готовиться на случай, если враги решат на стрекозах по воздуху прорваться к одному из них. И делать вылазки к захватчикам по ночам.

Берманам, в отличие от иномирян, горные морозы и темнота не страшны, а для морального духа противника нет ничего хуже, чем просыпаться поутру и видеть рядом трупы соратников.

И, конечно, сам Демьян, как глава страны и армии, должен оставаться здесь, пока враги не будут побеждены. Это другие государи могут вести войну, сидя во дворцах. Он же прежде всего боец и должен возглавлять наступление, иначе опозорит и клан Бермонт и кровь первопредка.

Как бы ни трудно было оставлять Полину одну.

Мобильная связь в горах работала с трудом, тратить ресурс мага на отправку его величества в замок и обратно было чрезмерной роскошью, да и вдруг не сможет вернуться обратно в нужный момент? Поэтому, если выдавалась свободная минута, его величество писал короткие письма супруге и матушке.

«Полина, мне жаль, что мы не успели попрощаться. Не скучай, я постараюсь, чтобы эта война не стала затяжной, но за несколько дней ее завершить, к сожалению, невозможно. Ты вольна делать что пожелаешь, но, Полюш, ни в коем случае не вздумай приехать сюда, ко мне, даже если очень соскучишься. Я запрещаю тебе. Здесь опасно.

Целую твои руки, жена моя, и надеюсь увидеть тебя прежде, чем сойдет снег и появятся первоцветы».

К долине продолжали прибывать отряды из ближайших линдов, и линдморы один за другим представали пред королем и выказывали ему свое почтение. Были среди них и старшие сыновья берманских баронов, которых Демьян наказал нахождением в медвежьей ипостаси, пока не вернет свой облик Полина. Как бы ни относились они к королю, не явиться на зов не посмел никто.

Прибыл и Ветьин Ровент, сын Ольрена Ровента, возглавлявшего восстание против королевы. Попросил принять его, как и полагается, поклонился, войдя в палатку короля, отчитался о количестве солдат и оружия, что прибыли с ним и поступали в распоряжение его величества. И в конце, когда Демьян кивнул, отпуская, выпрямился, на что-то решаясь, и произнес:

- Могу я поговорить с тобой о моем отце, мой король?

- Нет, - ровно ответил Бермонт, однако глаза его пожелтели и во рту блеснули клыки.

- Прошу, - тише добавил наследник линда и склонил голову.

- Нет! - рявкнул Демьян, и Ветьин дрогнул от силы его ярости и ушел. И хорошо, что ушел. Вздумай он настаивать и просить о милости, и клан Ровент мог бы лишиться и старшего наследника. Король и так слишком мягко наказал предателей, и не имел права на милосердие. Смягчись сейчас - пройдет несколько лет, и о доброте твоей забудут, зато запомнят, что правитель слаб и подвержен жалости. А это обязательно выльется в очередное восстание.

Полина, четыре дня спустя

«Демьян,

я ужасно переживаю за тебя и, честно говоря, не знаю, о чем писать. Я просыпаюсь каждый день почти на полтора часа, и мне очень скучно. Вот хорошо было бы проспать до того момента, как ты вернешься! Открыла глаза, а война уже закончилась и ты со мной!

В новостях показывают ужасы про бои. Видела и тебя мельком.

Я бы хотела быть рядом, но понимаю, что буду только мешать, поэтому послушаюсь тебя. Раз ты в остальном меня не ограничиваешь, попробую выходить из замка хотя бы на час, посещать разные мероприятия. Или устраивать их здесь. Матушка твоя обрадовалась, когда я сказала о своём решении; она уверена, что людям Бермонта нужна моя поддержка, пока ты воюешь. И предложила дать моему личному секретарю задание составить список мероприятий, где мое участие было бы полезно.

Думаю, первым делом нужно посетить раненых в лечебнице.

Поскриптум: Да, я с удивлением узнала, что стала первой в мире медведицей, у которой есть личный секретарь и целый штат прислуги. И фрейлины. Богов ради, что эти бездельницы делали, пока я носила шкуру?

Поскриптум 2: Мои и твои гвардейцы, кажется, соревнуются, кто лучше меня охраняет. Меня все время преследует толпа военных. А я-то в Рудлоге думала, что их много, когда их было всего двое! Очень хочется начать прятаться, чтобы их подразнить (зачеркнуто). Понимаю, у них такая служба.

Поскриптум 3: Я люблю тебя!

Твоя Полли».

Ее величество Полина-Иоанна дописала письмо, сложила в конверт и с удовольствием запечатала его личной сургучной печатью - этот процесс ей нравился, как и дымок от растопленного сургуча. Еще раз перечитала весточку от мужа, прижалась к тонкому листу бумаги носом - нюх ее так обострился, что она ощущала запах Демьяна, - вздохнула и подошла к окну, решая, что делать.

Заняться было нечем. За окнами стоял солнечный и морозный день, внизу раскинулся Ренсинфорс с его яркими домами и остроконечными крышами, по площади сновали люди, и у всех было какое-то дело, кроме нее, Пол. Она потянулась было к телефону и набрала Марину - но сестра, как все последние дни, не смогла ответить.

Оставалась Василина, но они и так созванивались почти каждый день, и совестно было отрывать ее от дел. У Ани еще не была налажена телефонная связь, и они виделись раз в неделю - старшая сестра приходила в Бермонт сама, часто с ней появлялись и Каролинка с отцом.

В первую после пробуждения Полины встречу Святослав Федорович выглядел очень подавленно, хотя и старался своих эмоций не показывать. Улыбался мягко, спрашивал, как себя чувствует, обнял с тем же теплом, что всегда ощущалось в нем. Но видно было, что он очень переживал, как она поведет себя. И Поля стиснула его в ответ и возмущенно проговорила:

- Па-а-ап, ну что ты, я же тебя все равно люблю! Я все равно твоя дочь! Как и все мы!

- Вот именно, - невозмутимо поддержала ее Ангелина, и короткие полчаса встречи в этот раз были полностью посвящены воспоминаниям о детстве Полины, в которых Святослав Федорович принимал живое участие.

Но Полли не отказалась бы встретиться и с Игорем Ивановичем. Во-первых, Стрелковский тоже был значимой частью ее детства, многому научил ее, и она всю жизнь уважала его и тянулась к нему. Во-вторых, ей очень хотелось узнать побольше об их отношениях с мамой. Любопытно ведь! А в-третьих, в Иоаннесбурге оставались собачий приют, которому очень нужна была помощь, и ее подопечная бабушка, Тамара Марковна, и Полина беспокоилась - продолжает ли Стрелковский навещать ее. И капитан Дробжек, у которой должен был родиться ребенок. А это значит, что у Полины будет еще одна сестричка. Или братик.

Может, позвонить сейчас и пригласить его с Люджиной в гости? Конечно, он очень занят, в Рудлоге тоже война, но, возможно, выделит полчасика…

Поля защелкала телефоном в поисках номера, и тут трубка завибрировала в ее руке. Звонила секретарь:

- Ваше величество, простите за беспокойство…

- Ничего страшного, беспокойте меня, пожалуйста, - поторопила ее Полина. Помощница ее, леди Мирьям, отличалась неспешностью и монументальностью, происходила из клана Бермонт и была дальней родственницей матушки Демьяна. И очень гордилась и королевой и своей должностью - так, что Поля и хотела бы кого-то порасторопнее, но рот не открывался ее уволить.

- К замку пришел шаман Тайкахе. Его приняли со всем уважением, предложили отдых и обед, но он отказался, сказал, что явился увидеть вас. Сейчас он во внутреннем дворе…

- Уже бегу! - радостно воскликнула Пол, действительно выбегая из спальни. Перед

дверями в коридор она все-таки вспомнила, что она королева и полагается ей двигаться величественно и неспешно, и даже продержалась до первого этажа - но движения ее все ускорялись, и в зеленый, заросший лесочком двор она выходила быстрым шагом. За ней спешили охранники.

- Здесь мне никто не навредит, - проговорила она, обернувшись у самого выхода, - оставьте нас наедине.

Гвардейцы неохотно остались у дверей - все восемь человек, и Поля, отвернувшись, воздела глаза к небу. У кого-то, похоже, паранойя.

Тайкахе, такой же морщинистый, черноволосый, маленький и старый, каким она его запомнила, сидел у края озерца, скинув свои шкуры тут же, на берег. Под ними он оказался одет в пеструю полотняную рубашку, вышитую красными оленями, синими зайцами и оранжевыми солнышками с веселыми лучиками. Шаман медитативно жевал табак и водил раскрытой ладонью по поверхности воды, а из нее, почти выскакивая на берег, тыкались к нему, мешая друг другу, карпы и форель. Издалека казалось, что вода кипит под его рукой. Поблизости прыгали по траве воробьи и синички, паслись расплодившиеся зайцы, что ухитрились уберечься от медведицы-Пол, и даже парочка маленьких диких поросят мирно лежала у бока старика, прикрыв в блаженстве глаза.

Полина поумилялась открывшейся, потом вспомнила, как она радостно ловила и рвала этих поросят и зайцев и немного расстроилась.

- Здравствуй, Тайкахе, - сказала она, подойдя ближе. - Я очень рада тебе.

Шаман поднял голову, довольно закряхтел - в лучах солнца лицо его расплылось в ласковой улыбке, узкие глаза в окружении лучиков-морщин заблестели. Рыбы в воде заплескали хвостами, уходя на глубину.

- И тебе здоровья, солнечная королева. Садись рядом, отдохни, а я посмотрю на тебя.

- Да куда ж больше отдыхать, - весело проговорила Пол, опускаясь рядом на колени. - Я целыми днями сплю.

- И хорошо, что спишь, и правильно, - Тайкахе отцепил от пояса флягу, хлебнул из нее, покатал во рту жидкость с травяно-спиртовым запахом, и неожиданно цепко схватил Полину за руку, вжал палец в запястье, закрыл глаза. Подождал с полминуты, поцокал довольно.

- Ай, ай, хорошо на поправку идешь, душа обратно в теле прорастает. Дай вторую руку, медвежья жена.

Снова палец на запястье. От рук шамана шло тепло, как от печки. Или это Пол на солнышке пригрелась?

- Хорошо, - проскрипел шаман, отнимая руку. - Сильная женщина, крепкая. Пока твои якоря свои обеты держат, все хорошо будет.

Маленькая синичка прыгнула ему на плечо, и он аккуратно пощекотал ее пальцем, почмокал, смешно вытягивая губы в трубочку. Поля смотрела на него, и почему-то на глаза наворачивались слезы. Старик, могущественный, но чистый и трогательный, как дитя, и одинокий в своем могуществе.

- Спасибо тебе, Тайкахе, - Полина погладила его грязную ладонь. - За то, что помог, и что на себя обязательство взял. Ты ведь мне вторую жизнь дал, впору тебя тоже отцом звать. Как мне тебя отблагодарить?

- Достаточно, если ты будешь жить, - прошелестел шаман. - Боги не дали мне возможность иметь детей, но если бы у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она была такой же сильной и смелой, как ты. Так что проживи жизнь хорошо, женщина-солнце, этого будет достаточно.

- А ты можешь сказать, когда я совсем вернусь? - осторожно спросила Пол.

Тайкахе недовольно покрутил головой, хитро взглянул на нее, как диковинная пестрая птица.

- Кто ж такие вопросы задает, кто ж удачу пугает, ай-ай, - он пожевал губами. - Когда вернешься - это никому не ведомо, медвежья жена. Но если якоря твои крепки будут, если пришьют твою душу надежно к этому миру, то осенью приду снова на тебя посмотреть. Есть надежда, что Великий Бер тебя излечит в свой сезон окончательно.

- Так долго еще, - разочарованно вздохнула Поля.

- Смерть куда дольше, - прошелестел шаман, и его черные глаза блеснули чем-то потусторонним, будто кто-то с того края посмотрел на этот мир. Стало жутко. - Не бойся, - проскрипел он, видя, как Пол поежилась. - Ты крепкая, якоря твои крепкие, любят тебя. А чтобы совсем уж не бояться обратно уйти, медвежат своему мужу роди. Дети - лучшие корни и якоря, дети дарят людям бессмертие…

Полина опустила глаза. Весь месяц с ее пробуждения она была рядом с Демьяном, тянулась к нему, радовалась объятьям и осторожным поцелуям и, просыпаясь, ужасно боялась, что его излечение ей привиделось, что сейчас откроет глаза - а он мертв.

Но стоило ему немного забыться, чуть только нежность начинала разгораться страстью, а поцелуи становились крепкими и руки - ищущими, как ее сковывало страхом, хотя не было в прикосновениях мужа никакого намека на близость. Но ее телу и этого хватало, чтобы начать паниковать. Демьян отстранялся, и в глазах его плескалась вина, а Поля снова тянулась к нему, провоцируя, и снова глубинная память о перенесенной боли замораживала тело.

- Это ничего, - шептала она мужу, обхватив его и уткнувшись в плечо, - я привыкну, Демьян… пожалуйста, только не вини себя и не отдаляйся от меня, пожалуйста…

Но она никак не привыкала. И он старался не трогать ее больше. Может, прошло мало времени, или нужно было просто закрыть глаза и решиться излечить боязнь близости самой близостью…

- Всему свое время, - эхом ее мыслей откликнулся шаман. - И войне, и миру, и продолжению рода. Только любовь вне времени, солнечная королева. Любовь все лечит. А пока набирайся сил. И слушай меня. Слушай… слушай…

… в середине сезона Белого воскуривал я сто трав, чтобы весну выманить, дышал дымом, в котел кипящий смотрел, горькую воду пил, что вторые глаза открывает. Мало я в этот раз увидел, ибо неопределенно будущее Туры и слишком близка точка, в которую оно определится. А за ней - туман. Но не буду об этом, не твоя это печаль...

В дыме трав видел я образы грядущего, и гадал я, доставая из полного всем-на-свете мешка шесть вещей, и губы мои давали вещам этим название. Так достал я прядь волос твоего мужа, и тайное слово, что откликнулось на него, было «камень»...

- Что это означает? - Полю зачаровал размеренный скрипучий голос старика, и она слушала его, прикрыв глаза.

- Камень - это опора, медвежья жена, - бормотал старик, - камень - это надежность. Но это и безжалостность, солнечная королева. У всего две стороны, две, и сила может быть и слабостью…

Полина открыла глаза.

- Для чего ты мне это рассказываешь, Тайкахе?

Старик заморгал, закрякал, хитро щурясь.

- Достал я из мешка-со-всем-на-свете и лоскуток от твоего полога, солнце Бермонта. И тайным словом твоим стало «милосердие»…

Шаман ещё много говорил, выплетая кружево слов, и Пол казалось, что слышит она и запах дыма и горькой воды, и слышит гортанное пение одинокого старика в яранге, выплетающее тайные слова. Он то рассказывал, как любит тундру в начале полярного лета, то говорил про духов, что приходят к нему, то вдруг принялся рассказывать сказки своего народа…

… На дальнем-дальнем севере, там, где госпожа Метель по полгода поет свои песни, а в небесах колышутся разноцветные сияющие занавеси, паслось стадо оленей. И такое большое было это стадо, что за спиной вожака его словно море с рогами расстилалось. Мудр был вожак, знал, где зиму лучше пережить, где мох вкуснее и вода целебнее. Но однажды гордый, но глупый олень возжелал власти и вызвал на бой своего вожака. Старый сильный вожак победил его, и пришлось оленю уйти в тундру одному. Он голодал и выбился из сил, и в начале долгой зимы не выдержал и пришел проситься обратно в стадо. Но вожак прогнал его, потому что не место в семье предателю.

Кое-как олень пережил зиму, скрываясь от госпожи Метели и господина Стужи, еле-еле спасаясь от волков и глодая замерзшие лишайники на камнях. Одиноко ему было и грустно. И однажды увидел он маленького олененка, что потерялся в тундре, и решил оставить его при себе. Но олененок плакал, и дрогнуло сердце у гордого оленя, и привел он его обратно к маме, но сам не стал показываться на глаза вожаку. Олененок все рассказал маме. А второй раз увидел изгнанник, как от стада отбились несколько молодых олених. И опять решил завести их подальше и оставить себе, создать семью. Но пока мечтал он так, увидел, что к отбившимся оленихам приближаются волки, и прыгнул перед хищниками, и увел их в сторону, хотя волки едва не загрызли его. И оленихи, вернувшись, все рассказали жене вожака.

По весне пошла жена вожака просить госпожу Метель уйти в северные края, повыть лето над студеным океаном, принесла ей в жертву к сопке земляных орехов и сладких корешкови увидела изгнанника, исхудавшего и одинокого. Пожалела его, вспомнила, что про него рассказывали, и, вернувшись в стадо, подластилась к мужу. Так вернулся глупый олень в семью, запомнив три вещи: власть хорошо, но близкие рядом лучше; гордость не согреет тебя в стужу, а бок близкого согреет; и добрые дела творить никогда не поздно…

Пол сонно улыбалась, глядя на блестящую на солнце воду.

- Тебе бы на природу выезжать, медвежья жена, там энергия чище, - ворковал шаман, - здесь тоже хорошо, но слишком уж много камня. Слушай Тайкахе - ходи в лес, там сам Великий бер тебя обнимает, жизнью заряжает.

- Завтрррра и начну, - пообещала Полина. Контуры тела ее поплыли, и она опустилась на траву уже сонной медведицей. А Тайкахе снова хлебнул из фляги, полез в сумку и невозмутимо начал расставлять вокруг королевы маленькие скляночки-баночки. И под внимательными, но почтительными взглядами охраны, вколол себе иглу в руку и долго ещё колдовал над женой короля - мазал ее мазями, обвязывал цветными тряпочками, присыпал порошками и читал заклинания, потрясая костяными погремушками и гортанно выпевая свои песни.

Оююю… оююю… ойююю… ой… Спи, солнечная королева, спи…Крепкая жена у сына Хозяина лесов. Тот в горах врагов бьет, а медведица ему силы дает. Ойююю… ой… ойюююю... Так надо помочь им, подсобить, дополнительно душу закрепить, чтобы и у него, Тайкахе, душа была спокойна… Ой… ойююю… ой…Спи, названная дочь моя, спи…