28. Костров. 17–18 января 2018 г

В поезде, возвращаясь в Москву из Питера, я делал записи в своем блокноте, планировал работу. Первое: мне надо было непременно встретиться с Ракитиным, извиниться перед ним и все объяснить, ну и, конечно, добиться того, чтобы Игоря выпустили из СИЗО под подписку о невыезде, то есть изменить меру его пресечения. И эта встреча, по моему мнению, должна была стать самым трудным делом из всех намеченных мной пунктов. Второе: проследить за соседкой Тани, Маргаритой Васильевой (телефон которой мне любезно сообщила хозяйка квартиры Раиса Дмитриевна). Третье: встретиться и поговорить с Германом Шитовым об убийстве Ольги Караваевой. Четвертое: разыскать Таню Туманову. Пятое: встретиться с Кларой и вернуть ей аванс.

Уже в такси я вдруг понял, что в убийстве Вадима Соболева я подозреваю целую кучу народу. И под первым номером у меня шел, как это ни странно, Игорь. Чудаковатый, странный, нелепый, наивный, восторженный, впечатлительный, влюбленный, немного безумный, он запросто мог отравить человека, которого считал любовником своей любимой Тани, причем независимо от того, на самом ли деле между Таней и Вадимом были отношения или нет. Убийцами могли быть женщины Вадима, причем это убийство могло быть совершено, так сказать, группой лиц по предварительному сговору. Уж слишком много их было у любвеобильного и циничного автомеханика. У Людмилы, «невесты», так же, как и у фермера Никитина, также могло появиться желание убить Соболева по личным причинам, к тому же у них отсутствовало алиби — товарищи со станции Полевая, с их же слов, занимались своим хозяйством, но доверять тем, кто бы мог это подтвердить, я не мог. Если бы в квартире Соболева были обнаружены еще чьи-то следы, помимо самого Вадима или Игоря Светлова, той же Людмилы или Никитина, вот тогда можно было бы как-то действовать в их отношении. А так не было ни одной конкретной улики — убийца вытер следы (причем помимо своих следы еще многих побывавших в квартире Соболева людей) практически со всех мест, где можно было бы обнаружить отпечатки пальцев: с ручек дверей, предметов на кухне и ванной комнате, с посуды, с кранов. И этот человек, все-таки скорее всего женщина, которая наверняка пила с ним вино, тщательно все протерла. Однако мыть не стала. Должно быть, побоялась касаться крана с водой. Какая холодная у нее, однако, кровь, раз она, наблюдая, как корчится в предсмертных судорогах жертва, спокойно уничтожала следы.

Или же, как считает Ракитин, не было никакой женщины и эти бокалы с остатками вина — бутафория, чтобы все подумали, что отравительница — женщина?

У кого еще был мотив для убийства Вадима? У мужа одной из его любовниц? Но тогда он должен был засветиться на камерах. Но ни одного мужчины, который хотя бы по возрасту мог подойти к этой версии, на камере не было.

Или же все-таки Вадим занимался чем-то, что приносило деньги и о чем ни я, ни Ракитин (я в этом был твердо убежден) не имели понятия.

…Очнулся я в постели. Рядом со мной на стуле сидел человек в синем форменном костюме с белой полосой. За его спиной стояла бледная, с перепуганным лицом Лена. В спальне пахло лекарствами. Мысли мои медленно приходили в порядок: боли нет, только слабость.

— Лена, что случилось? — обратился я к жене, упорно не желая замечать врача «Скорой помощи».

— У тебя был жар, очень сильный, — чуть не плача, проговорила она.

— Да ничего страшного, просто вирус. Еще, полагаю, нервное истощение, отсутствие иммунитета. Как-то вот так.

Доктор был молодой, с открытым приятным лицом, и ему хотелось верить.

— Фима, тебе сделали уколы, так что теперь будет лучше. Я сейчас сбегаю в аптеку, но быстро вернусь.

Я вспомнил, как мы с женой возвращались с вокзала на такси, как я планировал свой день. Что же стало потом?

Лена, проводив врача, быстро собралась и сходила в аптеку. Вернувшись, разложила на столике ворох лекарств, упаковки ампул, шприцы. Села рядом со мной, взяла меня за руку.

— Вирус?

— Думаю, ты подхватил вирус, может, замерз еще, ну и утомился, перенервничал. Фима, пожалуйста, откажись уже от этого дела. Понимаю, тебе неудобно перед Кларой, но что поделать, если они сами нарушили ваши договоренности и Игорь приехал в Москву? В следующий раз будут думать!

А ведь она была права. Если бы Игорь не покинул мой дом, то ничего бы и не случилось. В моем доме его точно бы никто не нашел. А так — он еще и меня подставил, сделал так, что теперь мне будет весьма проблематично работать с Ракитиным. Он не будет мне больше доверять.

— Тебе сейчас лучше поспать. Вот спи и ни о чем не думай. Если хочешь, я тебе почитаю или включу какую-нибудь аудиокнигу. Под нее и уснешь. А мне надо обед готовить.

Я улыбнулся. Еще не так давно я был совсем один и уже абсолютно отчаялся найти женщину, которая терпела бы меня с моей профессией, которая понимала бы меня и заботилась обо мне. А что я сделал для нее хорошего? Чем наградил? Нет, я, безусловно, дарил ей цветы и подарки, но что я знаю о ней? Чем она интересуется? Хотя…

— Ты хочешь меня усыпить, чтобы найти Танину соседку? Маргариту? Ту самую даму, которая снимает комнату для свиданий, а в свободное от любовных утех время редактирует книги в издательстве?

Лена покраснела, как если бы я уличил ее в измене.

Вот он, тот самый счастливый нерв, который так будоражит мою жену и делает ее жизнь наполненной смыслом. Она хочет помочь мне, а заодно утолить свой азарт.

— Возьми мой блокнот, там увидишь мои записи и телефон этой Маргариты.

— Фима, спасибо! Я быстро…

Уколы подействовали, и я заснул. А когда проснулся, Лена уже сидела рядом с кроватью в кресле и с ноутбуком в руках. Я взглянул в сторону окна — шторы были задернуты. Интересно, сколько же я проспал?

— Проснулся? — Лена подошла ко мне и присела на край постели.

— Что, уже вечер?

— Да, половина одиннадцатого. Ты хорошо поспал, и температура, слава богу, спала.

Я только после этих ее слов почувствовал, что моя пижама мокрая. Пощупал лоб — он был тоже влажный и холодный. Значит, сон действительно пошел мне на пользу и кризис миновал. Вот только внутреннее чувство подсказывало мне, что никакой это был не вирус, а что-то другое, быть может, мистическое и необъяснимое, что заставило меня на время оставить все мои дела и просто отдохнуть. Не зря же я так противился моей встрече с Ракитиным, не хотел — вот и не пошел. Даже слег с температурой! Быть может, это был знак свыше?

Лена принесла мне сухое белье, заставила меня переодеться, а сама в это время сменила постель.

— Ложись, я принесу тебе куриный бульон, — сказала она, как-то странно посматривая на меня, словно сдерживая улыбку.

Когда она вернулась с подносом, на котором стояла пиала с горячим бульоном и сухарики, я спросил ее, нашла ли она Маргариту Васильеву.

— Нет, я ее и не искала. Просто не могла придумать, что бы я ей сказала, если бы, к примеру, пришла к ней домой. О чем с ней было говорить?

— В смысле? — не понял я. — А где же ты была?

— Я нашла издательство, где она работает. Не без Сашиной помощи, конечно.

Саша — мой зять, опер. Человек, которому я бесконечно доверял и который время от времени выполнял мои поручения. Поскольку в моем последнем деле всю информацию я черпал от Ракитина, то Сашу с его возможностями приберег на самый крайний случай.

— Надеюсь, ты не ходила по издательству и не расспрашивала, кто такая Маргарита Васильева? — улыбнулся я, как всегда, ляпнув глупость и тотчас пожалев от этом.

— Все равно не обидишь, — сказала Лена, отмахнувшись от меня. — Я взяла с собой папку с какой-то макулатурой и пришла в издательство якобы по поручению автора, чтобы передать типа рукопись как раз Васильевой. Мне ее сразу же показали, она сидела за стеклянной перегородкой за компьютером и работала. Я позвонила ей, сказала, что жду ее внизу. Я наблюдала за ней, видела, как она встала и направилась к выходу, я же сразу бросилась к ее столу и сделала вид, что уронила рукопись.

— Ты украла ее телефон, который она оставила на столе?

— А что еще мне оставалось делать?

— Поизучала, позвонила по нескольким номерам. Все это проделывала в коридоре, где тряслась от страха. Получалось, что чаще всего она звонила мужчине по имени «Сергей» и какой-то «Нате». Было еще несколько номеров, но третий по регулярности и частоте был абонент по имени «Шевелев». Когда я позвонила ему, где-то совсем близко раздался телефонный звонок. Конечно, я подумала, что это совпадение, на этаже полно кабинетов, разделенных стеклянными перегородками, там куча народу, и без конца кому-то звонили. Тогда я позвонила еще два раза, и когда мои звонки совпали с тем, что я слышала, я двинулась на этот звук. И он привел меня в один кабинет. Я заглянула туда и увидела молодого мужчину, спросила, обращаясь к нему, где я могу увидеть Шевелева.

— Ты опасная, — поразился я. — И очень смелая.

— Да я трусиха! Ты не представляешь себе, как мне было страшно, что меня заподозрят в краже телефона!

— Надеюсь, ты его потом вернула?

— Да, конечно, вернула! Но предварительно скопировала оттуда несколько телефонных номеров. Ты слушай! Короче, я вызвала Шевелева на лестницу и представилась помощником следователя и даже предъявила ему удостоверение.

— Какое еще удостоверение?

— Купила в метро, какое же еще! Бутафорское! На имя Селезневой Анны Михайловны.

Нет, я, конечно, подозревал, что моей жене свойственен здоровый авантюризм, но чтобы вот так рисковать и действовать спонтанно, без строгого плана?! Хотя разве я сам не поступал вот так, отчаянно и, быть может, не очень-то и профессионально, когда понимал, что помощи ждать уже неоткуда, что другого способа добыть информацию просто нет?! Но тогда, слушая Лену, я разволновался, потому что не знал, что будет дальше.

— Фима, да ты успокойся! Видел бы ты сейчас свое лицо!

— Хорошо, рассказывай дальше.

— Мы были вдвоем на лестнице, и нас никто не мог услышать. Поэтому я, бегло представившись, сообщила ему, что мы разыскиваем девушку, Татьяну Туманову, пианистку, которая проживает в таком-то доме по улице Садовая-Каретная, и что у нас есть сведения, что в этой же квартире по соседству с ней проживает, то есть снимает комнату, гражданин Шевелев. Чтобы не дать ему опомниться, я сказала, что вполне возможно, что с девушкой случилась беда, и если ему о ней что-то известно….

— Лена!

— А что «Лена»? Мне же надо было его напугать как следует!

— И как он отреагировал?

— Он взял меня за локоть и отвел к окну, подальше от дверей, которые ведут в коридор с офисами. Он испугался, я сразу это поняла.

— «Я не живу там и ничего не снимаю!» — начал говорить он, и тогда я предложила ему два варианта нашего общения. Либо мы едем в следственный комитет и он там дает показания, либо мы побеседуем где-нибудь в кафе, в нейтральном месте, а уж после этого я решу, как действовать дальше.

— Конечно, он выбрал кафе.

— Разумеется. И вот там он мне и признался, что бывает по этому адресу время от времени, что та комната, что по соседству с Таниной, снята его знакомой женщиной. Тогда я начала задавать какие-то наводящие вопросы, вдаваться в детали, пытаясь понять, какого рода отношения существуют между этим Шевелевым и его любовницей, и сначала он отвечал как-то очень уж скупо, словно стесняясь этого разговора, но когда я спросила его в лоб, зачем им понадобилось встречаться в комнате, за стеной которой постоянно занимаются на фортепиано, он окончательно растерялся. Сказал, что давно был влюблен в эту женщину, но она никогда не обращала на него внимания, и что он точно знает, что сначала она встречалась в той квартире с другим мужчиной, ее одноклассником, Денисом Фейгиным, но недолго. А потом сама предложила ему встречаться. Они вместе обедали, и она рассказала ему, что у нее не ладится с мужем, что они на грани развода. Ну, тогда он и предложил ей встретиться у него. Они поехали к Шевелеву домой, но у него ей не понравилось, она сказала, что его квартира напоминает ей квартиру ее свекрови. Потом через несколько дней она позвонила ему и сообщила, что сняла комнату, он приехал туда…

— Лена!

— Ладно. Я сказала ему, что ему лучше во всем сознаться. Заявила, что мы прямо сейчас поедем в следственный комитет, что у меня есть доказательства того, что это именно он вошел в подъезд тогда, когда был убит Вадим Соболев. И что следствие располагает данными, будто бы между Маргаритой Васильевой и Вадимом Соболевым была связь и что якобы он, Шевелев, отравил Соболева, своего соперника. И что он заранее планировал это убийство, поэтому и снял эту комнату. Фима, ты бы видел его лицо! Он вытаращил глаза и весь пошел пятнами!

— Да уж… — Я допил бульон и передал ей пиалу. На моем лице вновь выступила испарина. Лена промокнула его платком, склонилась надо мной и поцеловала.

— И тогда он начал говорить. Его колотило от страха, поскольку мои обвинения выглядели вполне правдоподобно. Ведь я, во-первых, назвала имя его любовницы, во-вторых, связала историю их отношений с убийством соседа Соболева. Словом, быть может, он никогда в жизни никому и не признался бы в том, о чем рассказал мне, но обстоятельства складывались явно не в его пользу. Он — обыкновенный мужчина, немного трусливый, доверчивый и глуповатый. Мы сидели в углу кафе, и нас никто не слышал. Он сказал, что у него с Ритой, как он назвал Маргариту Васильеву, никогда не было близких отношений. Не сложилось. Да, она сама назначала встречи, и он приходил, она иногда даже раздевалась, но близости не происходило. Словно она никак не могла решиться. А он, в свою очередь, не мог вот так просто взять ее и завалить. Они встречались обычно ближе к вечеру, когда как раз возвращалась домой Таня и когда она начинала заниматься. Риту эти гаммы и этюды сильно раздражали, она говорила, что не знала ничего о соседке, когда снимала комнату. Для приличия я спросила у него, конечно, что ему известно об отношениях Риты с Вадимом, и тот ответил, что ему ничего об этом не известно. Я сказала ему, чтобы он никуда не уезжал и держал телефон включенным. Также предупредила, чтобы он ни в коем случае не рассказывал о нашем разговоре Рите.

— Понимаю… Ведь ты уже узнала то, что хотела.

— Да, узнала. Как я и предполагала, Рита сняла эту комнату не для свиданий, а ради самой комнаты. И покладистый и преданный ей, влюбленный в нее Шевелев был нужен ей как раз для алиби, то есть для того, чтобы в случае, если ее спросят, зачем она сняла эту комнату, она ответила — для свиданий. Предполагаю, что она любит своего мужа, поэтому у нее с Шевелевым (кстати, его зовут Михаил) ничего и не было.

— И что было потом?

— Я вернулась с ним в издательство, проводила его до кабинета, потом зашла к Маргарите Васильевой, сказала, что ей просили передать ее телефон, который она оставила в туалете, и ушла. Думаю, что она еще некоторое время находилась в полном недоумении от моих слов. Вот и вся история. Потом я поехала домой, по дороге купила творог и молоко. Фима, ну не смотри на меня так! Я просто хочу тебе помочь!

— И что тебе дала эта информация?

— Предполагаю, что у Риты на самом деле была связь с Вадимом. Думаю, что это была страсть, что она потеряла голову, и когда он ее бросил, она сняла эту комнату, единственное жилье, которое сдавалось в этом подъезде, чтобы только быть рядом со своим любовником. Если бы сдавался холодный чердак, она сняла бы и его. Однако она очень скоро поняла, что совершила ошибку, связавшись с Вадимом, поняла, что у него и без нее полно женщин. А еще, я думаю, он начал шантажировать ее, просить денег и угрожать, что если она не даст, то он сообщит обо всем ее мужу.

— Думаешь, она убила его? Отравила?

— Конечно. Поднялась еще утром в квартиру, ближе к вечеру спустилась к Вадиму якобы с деньгами, предложила ему выпить на прощанье. И подсыпала яду в вино. Потом вытерла все следы, вышла из квартиры, поднялась в свою комнату и затаилась там. А в перерывах между ее перемещениями в подъезд вошел чрезвычайно везучий, прямо скажем, во всех отношениях пианист Игорь Светлов. И влип по самое не хочу!

— Но у нас нет никаких доказательств!

— Конечно, нет. Но зато есть одна пружина, за которую, если потянуть, можно добиться признательного показания.

— И?..

— Если она убила, чтобы о ее связи с Вадимом не узнал ее муж, значит, она очень дорожит своей семьей и мужем. Поэтому, если предъявить обвинения в убийстве Соболева ее мужу (мотив известный — ревность!), вот здесь эта пружина и сработает. И она сразу во всем признается.

— Говорю же, ты опасная. Но что-то в твоей истории есть… Вот чувствую, что разгадка близко…

— Фима, скажи, если мы точно будем знать (но только мы двое), что этого мерзавца убила Рита, ты сможешь промолчать и не сообщить об этом своему Ракитину? Скрыть все улики преступления, мотивы, имя? Чтобы ее не посадили? Чтобы хотя бы ей жизнь не ломать?

— Но если она хладнокровно убила человека…

— Фима!

— Хорошо, я подумаю.

Больше мы этим вечером к разговору не возвращались. Лена напоила меня лекарствами, сделала укол, включила мне убаюкивающую музыку, и я снова уснул.

Мог ли я предполагать, что утром следующего дня, восемнадцатого января, спустя ровно одну неделю после убийства Вадима Соболева, Ракитин сам позвонит мне и, узнав о моей болезни, приедет ко мне, позабыв все обиды, и расскажет фантастическую историю о том, как одно грандиозное, в двух частях, телевизионное шоу расставило по местам и привело в порядок сразу все мои дела?! Что благодаря показаниям своей ученицы будет отпущен на свободу пианист Светлов, что в деле появится мощный, авторитетнейший свидетель тележурналист Альбина Носова, которая докажет, что убийство Вадима Соболева совершила некая Роза Стернина, покончившая жизнь самоубийством сразу после программы Сергея Сторожева. Последующие программы самой Альбины с приглашенными туда жертвами механика (по типу Розы) явятся последними завершающими аккордами в этом сложном деле. И ни у кого не вызовет сомнений виновность Стерниной — последовательность событий, видеоматериал Альбины Носовой и смерть Розы поставят логическую точку в этом деле.

Сторожевская программа всколыхнет и еще одно дело — майора Олега Караваева, признавшегося в убийстве своей жены Ольги Караваевой. Судя по тому, что до сторожевской программы, то есть до признания самой Тани, нигде не всплыло имя свидетельницы Тумановой, Герман Шитов сдержал свое слово, заставил своих работников проследить за Караваевым. Результатом этих оперативных действий стало задержание машины майора, в багажнике которой тот пытался вывезти тело своей супруги за город.

Появление сразу же после ухода Ракитина в моем доме Игоря Светлова и его неожиданная просьба, чтобы я присвоил себе авторство сложнейшего плана по его вызволению (включая исчезновение Тани, его «московский» арест и проплату телевизионного вмешательства), были восприняты мной просто как какая-то насмешка судьбы. Он был настолько откровенен, что не скрывал от меня абсолютно ничего и доверился мне, как на исповеди. И как я мог отказаться выполнить его просьбу, если от этого напрямую зависела его личная жизнь — Клара, его опекун и строгий куратор по жизни, не должна была узнать о симпатичном лыжнике, сыгравшем особую роль в судьбе самой Тани. А влюбленный пианист, еще не зная, на что обрекает себя, собираясь жениться на девочке, отравившейся запретной любовью, спешил со свадьбой как ненормальный. Убеждая меня в том, что ее распущенность можно простить, он прежде всего, конечно же, успокаивал себя — ну не мог он отказаться от нее, потому как сам был заражен любовным ядовитым и таким сладким вирусом.

Вечером, когда мы с Леной снова были одни и она укладывала в посудомоечную машину грязные тарелки, оставшиеся поле гостей, я спросил ее:

— Ну как тебе все это?

Она молча развела руками, что означало «без комментариев».

И уже перед самым сном, когда она принесла мне таблетки, она все-таки не выдержала:

— Но зачем-то она приводила этого Шевелева! Зачем-то мучила его, раздевалась перед ним… Нет, Фима, пусть все считают, что Вадима убила какая-то там Роза. Мы-то с тобой знаем, что это не так.