Спустя тридцать минут экипаж «Геи», собравшийся на галерее ракетодрома, смотрел, как Ланселот Гротриан, его ассистент Петр с Ганимеда, Тембхара, инженеры Трелоар и Утенеут, а также Тер-Хаар входят по трапу в ракету, поставленную на стартовую площадку.

Вторую ракету, багажную, с инструментами и автоматами, должен был вести один Амета, но в последнюю минуту решили, что группе может понадобиться врач, и выбор пал на меня.

Я стоял внизу, рядом с пилотом, и, с трудом выдерживая тяжесть снаряжения для выхода в безвоздушное пространство, пытался держаться так же непринужденно, как Амета. Ажурная конструкция креплений, рельсы, идущие наклонно к стартовым люкам, корпуса ракет – все отливало нежно-серебристым цветом бериллия, чуть более темным, чем серебро наших скафандров.

Когда внутренний люк закрылся за последним человеком, большой стальной поршень выдвинулся из стены и втолкнул ракету в стартовый колодец. Раздался приглушенный шум катапульты. Прошло двадцать секунд, на сигнальном щите зажглась зеленая лампа. Поршень отодвинулся, поставил на освободившиеся рельсы вторую ракету. Мы поднялись на нее.

Мне хотелось каким-нибудь жестом попрощаться с собравшимися наверху людьми, но там стояло такое напряженное молчание, что, ни слова не говоря, я опустил наголовник шлема и забрался вслед за Аметой внутрь ракеты.

В ее носовой части было тесно. Едва я улегся рядом с пилотом и затянул ремни, послышался сигнал, загорелись контрольные лампочки на панели управления, и ракета, которую толкала стальная лапа, вползла в глубь туннеля. Раздался грохот, я внезапно почувствовал, что тело стало тяжелее. В круглом иллюминаторе перед лицом Аметы показалось черное небо. Мы летели.

Описывая уставную петлю вокруг «Геи», Амета включил двигатели на малую тягу. Лишь когда мы удалились от корабля, он привычным движением обеих рук перевел рукоятки ускорителей. Я не столько услышал, сколько ощутил всем телом, вытянутым на пружинистом гамаке, глубокий мелодичный звук, с каким атомные газы стали вырываться из дюз.

Мне хотелось посмотреть в иллюминатор, чтобы увидеть первую ракету, но это было нелегко в тесной кабине. Несколько раз кроваво-красный свет заливал лицо Аметы, и на стеклах приборов вспыхивали рубиновые искры: это на поворотах ракеты в иллюминатор заглядывал красный карлик, освещая нас своими негреющими лучами. Я приподнялся на локтях, но увидел лишь уходящие назад трепещущие языки пламени, которые вырывались из носовых отверстий: замедляя движение, мы включили тормоза.

Подтянувшись повыше, я внезапно увидел неизвестный корабль. Он был похож на веретено с одинаково заостренными носом и кормой. Сквозь середину его корпуса мелькнула далекая звезда, и я сначала подумал, что он прозрачный, но сразу понял, что ошибся. Это был не межзвездный корабль, а примитивный искусственный спутник. То, что мне показалось заостренным корпусом, было в действительности кольцом, видимым сбоку.

Мнимый звездолет увеличивался в размерах с невероятной быстротой, будто раздувался, набухал. Это была типичная для межзвездного пространства иллюзия, возникающая при сближении корабля с целью. Амета опять включил тормоза и сделал поворот. Таинственный корабль проплыл внизу под нами. Он был похож на большое колесо со спицами и приплюснутой ступицей в центре. Он медленно вращался; трубчатые спицы лениво передвигались по черному фону бездны, как бы перемалывая звезды. В центре сооружения на решетчатой башне возвышалась посадочная площадка. Мы еще описывали круги, а первая ракета уже спустилась. Она не осталась на посадочной площадке, а пошла ниже и, ритмически мерцая огнями двигателей, выровняла свое движение с вращающимся кольцом спутника, повисла над ним, выбросила из тормозных дюз короткое пламя, выдвинула магнитные причалы и закрепилась на спутнике в месте, где на его поверхности темнело пятно неправильной формы.

Амета слегка передвинул рычаги. Мы устремились вниз. Плоский диск посадочной площадки рос с чудовищной быстротой, закрывая небо: казалось, мы, как пуля, пробьем его насквозь. Прямо над ним ракета подняла нос и отвесно взмыла вверх. Наша продолговатая тень как молния промелькнула по гофрированной металлической обшивке, озаренной мутно-красным светом карлика. Теперь, когда мы вновь набрали высоту, я заметил буквы, пересекавшие посадочную площадку по всей ее ширине. Они составляли слова:

FOR ARMY JETS ONLY

Амета описал петлю и ввел ракету в обращение вокруг искусственного спутника. Мы оказались в плоскости его вращения и мчались по все сужающейся спирали. Серебряное кольцо спутника, то освещаемое красным карликом, то вновь покрываемое мраком, росло, пока не заполнило собой весь иллюминатор, вытеснив черное, усыпанное звездами небо. По мере того как Амета тормозил, свет и тьма чередовались все реже.

Мы продолжали сбавлять скорость. В нескольких десятках метров за иллюминатором с быстротой молнии убегала назад металлическая обшивка искусственного небесного тела. На ней темнели какие-то неразборчивые знаки; из-за разницы в скорости они казались трепещущими полосами. Из носовых дюз ракеты вырвался еще раз сноп пламени, и выпуклая серебристая стена, летевшая нам навстречу, замедлила движение настолько, что полосы распались на буквы. Я прочитал:

A.J.S.0.6

Амета в последний раз включил тормоза. В свете вылетающего из носовых отверстий бледного пламени можно было прочитать пробегающие буквы:

U-N-I-T-E-D S-T-A-T-E-S

В окне промелькнула решетчатая башня, и показались новые буквы:

I-N-T-E-R-S-T-E-L–L-A-R F-О-R-C-E

Перед нами проплыла часть пустого борта так медленно и близко, что мы ясно видели длинные утолщения в местах сварки. Потом показалась огромная пятилучевая звезда, и снова появились буквы:

A.J.S.O.6 UNITED

Надпись повторялась. Мы описали полный круг.

– Что значат эти слова? – спросил я у Аметы.

– Не знаю, – ответил он, не поворачивая головы.

Ракета вздрогнула. Мы остановились рядом с первой ракетой. То, что казалось пятном, в действительности было большим отверстием, пробитым в обшивке кольца. Товарищей я не видел – они, очевидно, уже вошли внутрь корабля. Амета открыл кормовой люк, выпустил механоавтоматы, отстегнул ремни и вышел наружу.

Наши товарищи установили на поверхности кольца временные кронштейны и протянули по ним канат. Мы крепко ухватились за него: спутник, на который мы опустились, вращался, и центробежная сила легко могла выбросить нас в пустоту. Мы стояли на большом серебристом кольце. Оно медленно кружилось вместе с нами, и поэтому казалось, будто все сооружение неподвижно стоит под величественно вращающейся черной звездной сферой. Далеко вверху двигался огненный шар красного карлика, и от его света помост центральной посадочной площадки, поднятый над уровнем кольца, отбрасывал длинную тень, моментами покрывавшую нас. Я хотел поискать глазами «Гею» – она должна была находиться в направлении звездного облака Стрельца, но Амета уже опустился в отверстие. Я последовал за ним.

Мы очутились в коридоре, проходившем внутри трубчатого кольца. Большое отверстие в нем, несомненно, пробил навылет метеорит. По краям отверстия стены коридора были сильно исковерканы. Разорванные листы обшивки обнажали деформированные части каркаса, а пол был словно гофрированный – сбился в высокие складки, и через них приходилось перешагивать. Размеры деформации свидетельствовали о плохом качестве материала, из которого был построен корабль.

Мы дошли до первой двери в отвесной гладкой перегородке. На ее поверхности выступали выпуклые утолщения, расположенные крестообразно; впоследствии инженеры объяснили мне, что это так называемые заклепки, которыми некогда соединяли броневые листы.

Дверь была полуоткрыта. Четыре глубоких шрама на ее поверхности свидетельствовали, что высланные с «Геи» автоматы проникли внутрь корабля именно здесь. По узкому проходу мы добрались до прямоугольной комнаты – дверь в нее была настежь открыта. Амета прошел туда, я за ним. Из-за его спины я увидел тех, кто вылетел на первой ракете.

Они стояли посреди длинного, довольно просторного помещения: все включили наплечные лампы своих скафандров, поэтому здесь было достаточно светло. В стенах виднелись шкафчики, некоторые из них – полуоткрытые; в глубине их поблескивала стеклянная посуда. На двух рядах столов возвышались груды фарфоровых и стеклянных колб, реторт и другой химической посуды; под столами кучами валялись керамические осколки и бутылочки каплевидной формы. В одном углу стояло что-то наподобие застекленного вытяжного шкафа, в другом зияло квадратное отверстие. Кто-то направил вглубь луч света; он высветил в огромных выпуклых бутылях, наполненных коричневой застывшей массой. Я заметил с удивлением, что потолок, стены и пол этого помещения покрывает свинцовая обшивка. На осколке стекла, упавшем с груды обломков, виднелись какие-то буквы. Я хотел взять его в руки, но Гротриан громко закричал:

– Не трогать ничего! Идите прямо, вот сюда. – И показал нам проход между столами.

– Что это такое? – спросил я.

Утенеут манипулировал у механоавтомата.

– Это культуры микробов, – ответил Гротриан. – Они могли перенести низкую температуру.

– Но космическое излучение должно было бы давно убить их… – возразил я, но тут же умолк: стало понятно назначение свинцовой обшивки.

Гротриан направил сноп света на синюю облицовку стен.

– Этот панцирь предохранял бактерии от космических лучей. Впрочем, мы сейчас всё подвергнем стерилизации, – сказал он.

Механоавтомат поднял головку излучателя и выбросил сноп ультрафиолетовых лучей, смертельных для микроорганизмов. Астрогатор приказал облучить и наши скафандры, после чего мы двинулись дальше.

Так началось наше путешествие по искусственному спутнику. Мрачный коридор, все время уходивший вниз, заполняла абсолютная, всепоглощающая тишина пустоты, в которой звук наших шагов пропадал без эха. С каждым шагом с пола поднимались клубы невесомой пыли, которая ленивыми волнами обвивала нас по самые плечи, то искрясь серебром в свете рефлекторов, то отливая кровавым отблеском в лучах красного карлика, падавших через иллюминаторы в потолке, – тогда стеклянные шлемы идущих впереди людей вспыхивали рубиновым светом. Сквозь полупрозрачные клубы пыли проступали стены и предметы, покрытые сизым налетом. Внутренние помещения этого кольца оказались тесными, ужатыми, все здесь было на расстоянии вытянутой руки, словно это строили какие-то пигмеи, – к тому же было загромождено всякими перегородками и аппаратами, голову в дверях надо было низко наклонять. Мы прошли через своего рода склад, заваленный стальными бутылями. Далее снова потянулся коридор, с облаками пыли, подкрашенными красным светом. Он кончался дверью размером побольше остальных. Тот, кто шел впереди, стер рукавицей белый налет с висевшей над ней таблицы; там было написано:

WELCOME, BOYS, IN THE AMERICAN UNIVERSE!

Гротриан толкнул створку двери и замер на пороге, преградив путь остальным. Я заглянул через его плечо внутрь помещения. Лучи двух наших ламп осветили высокую комнату, с обеих сторон заставленную конструкциями, которые я сначала принял за клетки, – а они оказались многоэтажными койками. Прямо у ног Гротриана, обутых в серебристый металл, лежало что-то похожее на полупустой мешок из зеленоватого брезента. С одной стороны мешок раздваивался, а со стороны, ближней к астрогатору, заканчивался шарообразным утолщением. Я вздрогнул.

Это был человек.

Он лежал навзничь, с полусогнутыми ногами, прижав руки телом. Его лицо скрывал кожаный шлем. Он был мертв уже много веков. Такого открытия следовало ожидать. Неужели это он так поразил Гротриана? Но астрогатор взирал не на него, а на противоположную стену. Оттуда смотрела обнаженная женщина. Она сидела на спине большой черепахи, заложив ногу за ногу, касаясь цветком своей обнаженной груди, и улыбалась. На ее ногах были странные башмаки с каблуками в форме острого клюва. Ногти окровавлены. Красными были и губы, широко раздвинутые улыбкой, они открывали очень белые зубы. В этой улыбке было что-то невыразимо мерзкое.

Я отвернулся. Позади меня стоял Тер-Хаар. За стеклом шлема я увидел его лицо. Оно было суровым и бледным.

– Что это значит? – спросил я, невольно переходя на шепот.

Никто не ответил.

Гротриан перешагнул через труп и вошел внутрь комнаты. Мы двинулись за ним по узкому проходу между койками, похожими на клетки. Астрогатор безуспешно попытался открыть следующую дверь, вызвал механоавтомат, и тот коротким ударом распахнул ее створки. От толчка прикрепленный к стене лист с обнаженной женщиной свернулся и упал, как падают в пустоту легчайшие предметы: словно камень. Пыль, поднимавшаяся между мной и тем, кто шел впереди, густела по мере того, как мы спускались ниже, в каюты, лишенные окон. Свет наших ламп мерно колебался в такт шагам, освещая трупы; поверх их тел – плоских, коричневых, словно высохшие мотыльки, – на нас глядели обнаженные женщины. В висках, как огромные часы, стучала кровь, горло сжималось.

Мне вспомнился однажды приснившийся сон: будто после долгого блуждания по темной, пустынной местности я встретил человека; он подошел ко мне и дружески подал руку. Вглядевшись поближе в его улыбавшееся, доброе лицо, я вдруг сделал ужасающее открытие: это был не человек. Под искусно натянутой кожей скрывалось какое-то существо, которое двигало ее изнутри; оно растягивало губы в умильную улыбку и наблюдало за мной сквозь щелочки в веках холодным, тупым и одновременно торжествующим взглядом. И вот теперь, продвигаясь в облаках пыли – это был замерзший в пустоте воздух, – я вновь попал в такой же кошмар. Большинство предметов, вырываемых из темноты светом наших ламп, были мне неизвестны. В их беспорядочной мешанине, в хаосе мебели и оборудования, закутанные в измятые одеяла и пледы, лежали, стояли на коленях, сидели мумии, по двое, по трое, судорожно вцепившись руками друг в друга, уткнувшись в пол головой или откинув ее назад, с глазами, превратившимися в ледяные комочки, поблескивая зубами, все припорошенные снежной пылью, лишенные остатков человеческого выражения – и все же это были человеческие останки. В прошлые века такие катастрофы случались, это можно было понять.

Но картины на стенах? Эти обнаженные женщины с белыми, тонкими пальцами, заканчивавшимися окровавленными ногтями в виде остроконечных капель, с ожесточенностью поглядывавшие на нас уголками прищуренных глаз, застывшие в позах, оскорбляющих все, в чем кроется беззащитная и бессловесная таинственность наготы. Неужели это тоже были люди?

В глухом молчании мы переходили из одной каюты в другую. Миновали камбуз, где на белом кафельном полу валялись груды пустых банок и сухих костей, а из блестящих кранов свисали ледяные сосульки. Мы прошли в следующую секцию коридора – здесь тоже передвигались по полу круги красного света, проникавшие через иллюминатор. Еще одна дверь. Перешагнув через порог, я увидел, что с противоположной стороны входят восемь высоких серебристых фигур: наши отражения в зеркале, закрывавшем всю стену. В комнате царил хаос. Между разбросанными трехногими стульями, обитыми красной кожей, на замерзших лужах разноцветных напитков, на осколках бутылок лежали мумии. Ближняя прислонилась головой к бочонку, из которого, видимо, и вытекла жидкость, превратившись в зеленоватый лед. Одной рукой мумия прикрывала лицо, другой сжимала короткую оксидированную металлическую трубку. На поверхности зеркала чернели многочисленные отверстия, от которых лучами расходились линии трещин. В потолке зиял открытый люк. К нему вела лесенка. С ее нижней ступени, согнувшись почти пополам, свисали два тела. Я обернулся. Стену покрывала большая картина. На голубом фоне, среди белых пенистых облаков, парили розовые тела женщин.

– Что это такое? – спросил я и не узнал собственного голоса.

– Это атлантиды, – ответил Тер-Хаар и, словно объяснив этими словами все, обошел меня, отодвинул тела, свисающие с лестницы, и стал подниматься. Мумии полегли на полу боком. Их головы были замотаны полотнищами разорванных одеял.

Чья-то сердобольная рука прикрыла тела куском грубой ткани. Мы вышли наверх и в полумраке опустились в тесный колодец, ведущий в центральную камеру. Здесь надо было передвигаться, держась за тонкие металлические канаты, прикрепленные к стенам. Центробежная сила действовала все слабее. Коридор перекрывала массивная бронированная дверь; когда стерли тонкий слой изморози, на двери показалась надпись красными буквами:

АТОМIС POWER SECTION. RADIATION DANGER

Действовать режущими инструментами пришлось бы слишком долго; поэтому Гротриан вызвал автоматы, снаряженные лучевыми горелками. Голубое пламя вгрызлось в преграждавшую доступ металлическую плиту. Сталь покраснела, посыпались чешуйки обугленного лака; линия разреза оказалась слегка закругленной. Наконец броню прорезали по всей длине; оба автомата сначала нажали на нее, потом потянули к себе. Большой блок стали медленно наклонился и открыл вход.

Гротриан первым вошел внутрь. Здесь было темно. Лучи рефлекторов блуждали по каким-то отсекам и нишам, невесомость затрудняла ориентацию. Благодаря магнитным присоскам мы могли ходить, но полностью заменить тяжесть эти присоски не могли. В пустом пространстве поднимались и медленно плавали между нами какие-то крупные сосуды, похожие на пузатых рыб; временами от их полированной поверхности отражался свет наших фонарей. Лишь когда механоавтоматы собрали летающие предметы и сосуды, закрепили их и включили мощный прожектор, я увидел, что нахожусь в глубине сводчатой камеры. Сверху свисала лапа крана, охватывающая ракету – почти четырехметровой длины – с грубыми стабилизаторами. Когда рефлектор в головке автомата описал круг, я заметил, что в темных нишах стоят грушевидные сосуды. Их было более тридцати. Узкие рельсы шли от каждой ниши к поворотному кругу крана.

Гротриан спросил у Тер-Хаара:

– Бомбы, правда?

– Да, – ответил историк. – Урановые.

Гротриан вызвал механоавтомат и приказал ему просветить грушевидные сосуды рентгеновскими лучами. Мы зашли с другой стороны, чтобы видеть экран, флюоресцирующий под действием рентгеновских лучей. Я заметил, что под краном в полу есть углубление; в нем был приоткрытый люк. Нагнувшись, я заглянул в зияющее отверстие: в бездонном мраке мерцали звезды.

Механоавтомат дал ток. Экран зажегся зеленоватым светом, появилась тень внутренней конструкции сосуда. Не понимая его назначения, я видел, что в середине его концентрическими кругами сходились четырнадцать или шестнадцать труб (их тени могли покрывать одна другую). Насадки труб были сверху соединены кабелями, которые затем сходились в одном месте. Утенеут обнаружил его на внешней стороне сосуда; там был маленький колпачок, открывающийся при помощи пружины; под ним – контактный рычажок и больше ничего.

Гротриан запретил нам прикасаться к чему бы то ни было. Мы вышли через отверстие, проделанное автоматами в броне, и вернулись в большое помещение с зеркалом. Отсюда коридор вел в маленькую каюту, где под потолком сходились пучки проводов в заиндевевших оболочках. На стенах размещались мраморные распределительные щиты с рядами выключателей; это была очень старая вакуумная вычислительная машина. Под щитами стояли трехногие стулья, на них сидели четверо скорчившихся людей с наушниками на головах, поверх их – шлемы. Лица троих были скрыты масками. Четвертый свесился со стула, его шлем свалился с головы, и посеребренные кристалликами воздуха волосы касались пола. Его глаза, как у всех, превратились в комочки мутного льда.

Следующий отрезок коридора был устлан мягкой толстой дорожкой. Он вел к двери, на которой были мелкие серебряные буквы:

COMMANDER IN CHIEF LT. gENERAL JOHN MC MURPHY

I WILL DO MY BEST

Сквозь два круглых иллюминатора в потолке проникали лучи Проксимы. Ее пурпур смешался теперь с белым светом наших ламп. В этом ярком свете нашим глазам открылась большая комната. В ней стояли застекленные шкафы со старыми книгами, громоздкие кресла. На одной из стен висела карта Земли в устаревшей проекции Меркатора; Евразия была обведена жирной красной линией. Всю ее перечеркивала надпись:

COMMUNIST SPHERE

На остальной части света черными буквами было написано:

FREE WORLD SPHERE

В широком кресле за письменным столом сидел человек. Он, вероятно, когда-то был высокого роста. Его вытянутые ноги высовывались из-под стола. Голова была откинута, и острый кадык выступал из шеи, обернутой шарфом, выбивавшимся из-под белого мехового воротника куртки. За ним на стене было натянуто большое полотнище с красными и синими полосами и звездами. Как и все остальные на этом корабле, мумия была одета в кожаную куртку; уголки воротника украшали четыре золотые звездочки. Перед мумией среди покрытых инеем бумаг стоял стакан с осколочком льда. С правой стороны находился пустой кожаный футляр, а на книге, на которой золотыми буквами было написано: «The Holy Bible», лежал оксидированный предмет с коротким дулом. Когда я подошел ближе, мне показалось, что командир мертвого корабля улыбается. Я обошел вокруг письменного стола и заглянул в его темно-серое, покрытое инеем лицо. Оно ничего не выражало. Под судорожно приоткрытыми губами виднелись зубы, между которыми были какие-то блестящие осколки. Я наклонился, невольно затаив дыхание, и увидел, что это куски стеклянной трубки. Кто-то положил мне руку на плечо. За мной стоял Тер-Хаар.

– Пойдем, – сказал он.

Только тогда я заметил, что мы одни в кабине.

С порога я еще раз оглянулся. Красный свет карлика освещал лицо мумии как бы в бесплодной попытке оживить ее. Высохшая, сморщенная, она, казалось, не имела возраста, всегда была мертвой, словно в ней никогда не бежала живая кровь.

Мы вошли в пустое помещение. Под потолком тянулись аккуратные пучки труб, у стен высились узкие газовые баллоны, закрепленные в металлических стояках. Здесь собрались все наши товарищи.

– Этот искусственный спутник, – сказал Гротриан, – покинул Землю больше одиннадцати веков назад. Атлантиды намеревались рассеивать с него бактерии и метать атомные снаряды. Чтобы лучше прицеливаться, установили на нем ракетное устройство, позволявшее переходить с орбиты, близкой к Земле, на другую, более отдаленную. Из-за какой-то ошибки в расчетах корабль сошел с намеченной орбиты. Так начался его полет в пустоте. Через несколько сотен лет он попал в сферу притяжения Проксимы и пополнил число обращающихся вокруг нее тел.

Слушая Гротриана, я невольно представлял себе, как замкнутые в металлическом кольце люди падали в ледяную бездну, как в них медленно стыла кровь, как они боролись за еду и тепло. С момента смерти последнего из них прошли сотни лет, а стальная машина продолжала неутомимо кружиться вокруг остывающей звезды, неся в себе оледеневший экипаж.

– Они пожали то, что готовили другим, – продолжал астрогатор. – Хотя страдания, какие они перенесли перед смертью, не могут искупить попытки уничтожить человеческий род, тем не менее я считаю, что мы не должны ни углубляться в детали этой древней трагедии, ни оскорблять мертвых, ибо сейчас это всего лишь рассыпающиеся в прах останки. Человеческие останки. По-моему, мы должны уничтожить этот корабль. Не надо, чтобы еще кто-нибудь мог видеть то, что увидели мы. Поэтому решение необходимо принять безотлагательно. Тер-Хаар?

– Согласен с тобой.

– Утенеут?

– Я за твой план.

– Трелоар?

– Согласен.

– Амета?

– Я не уверен, что ты прав, – сказал пилот, – но не буду противоречить большинству. Не знаю, имеем ли мы право забыть обо всем этом.

– Мы не забудем, – возразил Тер-Хаар, – тем более что я соберу все документы и материалы, представляющие интерес для исторических исследований.

Казалось, Амета хочет сказать еще что-то, поэтому Гротриан вопросительно посмотрел на него, но пилот шагнул назад и отвернулся. Астрогатор посмотрел на меня – последнего из группы. Я молча кивнул. Тер-Хаар, взяв на помощь инженеров, отправился в каюту командующего. Гротриан вышел, чтобы связаться по радио с «Геей», а я двинулся вперед без определенной цели. Теперь, когда я проходил этот коридор второй раз, меня вновь охватило чувство, будто я вижу кошмарный сон, чувство, проистекающее из неосознанного убеждения, что жизнь не может быть такой жестокой. Я шел, погруженный в свои мысли, и вдруг у меня тревожно сжалось сердце. Я остановился, вслушиваясь в мертвую тишину, – показалось, что я остался один. Я не боялся трупов – хуже было соседство вызывающе ярких картин, с которых над покрытыми инеем мумиями в пустоте улыбались обнаженные женщины.

Я пошел скорее, почти побежал, и увидел падающую из полуоткрытых дверей полосу света. Остановился на пороге.

Это была большая пустая комната. Против двери находилась высокая полукруглая ниша. В ней висел резко выделявшийся на белом фоне черный деревянный крест. Внезапно я увидел у ниши коленопреклоненную, с лицом, прижатым к полу, мумию. Ее спину с остро выступавшим на ней позвоночником прикрывала черная ткань. Эта мумия, похожая на замерзшую груду земли, отбрасывала на белую стену бесформенную тень. Я взглянул в противоположную сторону, отыскивая источник света. В глубине отсека стоял Петр с Ганимеда. Его нагрудная лампа ярко освещала крест, а сам он – стройный, огромный, одетый в серебристый скафандр, со скрещенными на груди руками – долго смотрел на этот знак напрасной веры.