Пролог

Из заметенной снегом Генуи лихо выехал экипаж. На крутом повороте узкой улочки экипаж нещадно тряхнуло.

Александр Грэхем Белл застонал. Он простудился во время трансатлантического плавания и еще не совсем выздоровел. К тому же, с тех пор как они с женой две недели назад прибыли в Италию, все шло не очень гладко. Местные власти на каждом шагу препятствовали его плану завладеть останками Джеймса Смитсона, основателя одноименного института, и осуществить своего рода разграбление могилы. Беллу приходилось играть роль шпиона и одновременно дипломата, раздавая направо и налево взятки и лживые заверения. Ему было далеко за пятьдесят, а с этими играми лучше справился бы кто-то помоложе. Напряжение давало о себе знать.

– Алек, давай скажем, чтобы кучер ехал помедленнее, – вцепилась в него жена.

Он похлопал ее по руке.

– Нет, Мейбл. Погода вот-вот переменится, да и французы наступают на пятки. Другого шанса не будет.

Три дня назад, когда удалось собрать наконец все необходимые бумаги, объявились какие-то французы – дальние родственники Смитсона – и тоже начали претендовать на его останки, понятия не имея, что на самом деле поставлено на карту. Пытаясь обойти неожиданное препятствие, Белл доказывал итальянским властям, что, завещав Соединенным Штатам все имущество, Смитсон, несомненно, подразумевал и свое тело. В поддержку данной точки зрения Белл пачками раздавал лиры нужным людям, а кроме того, утверждал – безапелляционно и лживо, – что эту поездку благословил сам Теодор Рузвельт.

Авантюра удалась, но вряд ли эта маленькая победа останется за ним надолго.

Он коснулся нагрудного кармана, где лежал свернутый клочок бумаги с обгоревшими краями.

Мейбл заметила его жест.

– Думаешь, оно еще там? В могиле, рядом с телом?

– Судя по всему, да. Кто-то едва не уничтожил эту тайну полвека назад. Нельзя допустить, чтобы итальянцы довершили дело.

В 1829 году племянник похоронил Джеймса Смитсона в Генуе, на маленьком кладбище над морем. В то время холм с кладбищем принадлежал англичанам, но на участок у подножия претендовали итальянцы. Уже несколько лет в холм медленно вгрызалась каменоломня, а сейчас компания хотела и вовсе сровнять его с землей вместе с кладбищем.

Могиле Смитсона угрожала опасность. Перед попечительским советом музея встал вопрос, спасать ли останки, пока их не унесло в море. Именно в ту пору к Александру попало одно старое письмо. Его написал Джозеф Генри, первый секретарь Смитсоновского института, человек, который наблюдал за постройкой замка (главного здания музея) и в конце концов умер в его стенах.

– Генри понимал, что делает, – пробормотал Белл, поглаживая пышную бороду.

– Да, ты восхищался им и ценил его дружбу, – успокаивающе промолвила Мейбл.

Белл кивнул.

Достаточно, чтобы последовать его указаниям и приехать на итальянское кладбище.

За год до смерти Генри написал письмо, в котором рассказал историю, восходящую к эпохе Гражданской войны, когда наступил перелом в пользу Севера. В одном из старых дневников Смитсона Генри попалась странная запись. Вообще-то он искал дополнительные сведения о завещании Смитсона, пытаясь выяснить, почему ученый проявил такую щедрость по отношению к стране, с которой его совершенно ничего не связывало. И нашел единственное исключение из завещания – кое-что, не переданное Соединенным Штатам. Коллекция минералов Смитсона – дело всей его жизни – хранилась в замке музейного комплекса, но один предмет туда не попал. Смитсон распорядился, чтобы племянник похоронил вместе с его телом нечто.

Генри заинтересовался этим настолько, что внимательно перечитал дневники благотворителя. И в конце концов понял, что речь шла о так называемом Венце демона. В дневнике Смитсон писал, что обнаружил его в соляной шахте неподалеку от Балтийского моря. Он сожалел о своей находке и утверждал, что он может оказаться ключом к чему-то страшному.

– «…впустить в мир исчадия ада», – прошептал Александр, цитируя дневник Смитсона.

– Ты правда в это веришь? – спросила Мейбл.

– Кто-то поверил до такой степени, что во время Гражданской войны пытался дотла сжечь музей.

Узнав тайну Смитсона, Генри начал обсуждать ее с другими членами попечительского совета. Он даже размышлял вслух о том, что этот артефакт можно использовать в качестве оружия. А спустя три дня в замке случился пожар – похоже, хотели сжечь отдел, где хранились документы Смитсона и его коллекция минералов.

Генри заподозрил, что кто-то из коллег передает информацию конфедератам. К счастью, дневник Смитсона с непосредственным упоминанием артефакта находился в кабинете Генри, поэтому записи не очень пострадали от огня – сгорела лишь обложка. О своих подозрениях и факте спасения дневника Генри сообщил лишь нескольким проверенным единомышленникам. В последующие годы им открылись самые страшные тайны музея. Часто информацию утаивали даже от президента.

Взять, к примеру, загадочную татуировку на запястье мерзавца, виновного в поджоге. Допросить его не успели – он перерезал себе горло. В письме Генри сделал набросок, чтобы предостеречь будущие поколения.

Символ походил на масонский – и больше ничего о нем выяснить не удалось. Спустя несколько десятилетий, когда возникла угроза для могилы Смитсона, собранные Генри люди обратились к Александру Беллу, понимая, что провернуть в Италии сомнительный план в состоянии лишь очень известный и уважаемый человек.

Александр не знал, какая находка ждет его в могиле Смитсона, но согласился участвовать и даже вложил в поездку собственные деньги. Он просто не мог отказаться.

Я должен сделать это ради Генри.

Подпрыгнув на ухабе, экипаж повернул еще раз и выехал на вершину холма. Отсюда открывался вид на Геную и бухту, набитую груженными углем баржами; те стояли так тесно, что казалось, можно перебраться через бухту, прыгая с одной на другую. А рядом раскинулось кладбище, белые стены которого были утыканы сверху битым стеклом.

– Мы опоздали? – спросила Мейбл.

Белл тоже встревожился – часть кладбища уже поглотил мраморный карьер. Выйдя из экипажа на пронизывающий ветер, он заметил внизу разбросанные гробы и содрогнулся, но не от холода.

– Поспешим, – сказал Белл.

Кучка людей в теплых пальто, несколько мелких чиновников и трое рабочих собрались возле массивной гробницы с оградой из металлических прутьев. Александр ускорил шаг, сгибаясь от ветра и поддерживая жену.

Он приветствовал кивком Вильяма Бишопа, американского консула.

– Надо управиться поскорее, – сказал тот, постукивая пальцем по часам. – Я слышал, французский нотариус уже едет сюда из Парижа.

– Да, чем раньше поднимем на борт «Принцессы Ирены» останки нашего уважаемого коллеги и отправимся обратно в Америку, тем лучше.

Пошел снег.

Лаконичная надпись на сером мраморном постаменте гласила:

Бишоп перекинулся несколькими словами с одним из итальянских чиновников; двое рабочих начали ломами поднимать крышку гробницы, третий готовил цинковый гроб: кости предстояло положить туда и запечатать для плавания через Атлантический океан.

Тем временем Александр снова посмотрел на постамент и нахмурился.

– Странно…

– Что именно? – переспросила Мейбл.

– Здесь сказано, что Смитсон умер в возрасте семидесяти пяти лет.

– И что?

Он покачал головой.

– Смитсон родился пятого июня тысяча семьсот шестьдесят пятого года. Когда он умер, ему было всего шестьдесят четыре года. Автор надписи ошибся на одиннадцать лет.

– Это важно?

– Не уверен, – пожал плечами Александр. – Вообще-то племянник Смитсона должен знать его настоящий возраст. Тем более если взялся устанавливать надгробие.

Когда подняли крышку гробницы, Бишоп жестом подозвал Александра.

– Наверное, нужно воздать почести.

Сказал «а», нужно говорить и «б». Белл подошел к Бишопу, и они склонились над открытой могилой. Деревянный гроб давно истлел, и теперь скелет окутало плотным саваном пыли. Благоговейно протянув руку, Белл раздвинул щепки и вынул череп, на удивление хорошо сохранившийся.

Отступив на шаг, он взглянул в пустые глазницы основателя Смитсоновского университета.

Автор надписи не ошибся относительно того, что Смитсон был уважаемым членом Лондонского королевского общества – одной из самых авторитетных научных организаций. По правде говоря, Смитсона упросили туда вступить, едва он окончил университет. Талант ученого был очевиден. Затем он в качестве химика и минералога провел большую часть своей жизни в экспедициях, собирая образцы руды и минералов.

И все же этого человека окружало множество тайн.

Почему, к примеру, он завещал свое состояние и коллекцию Соединенным Штатам?

– Мы бесконечно тебе обязаны, – пробормотал Александр, обращаясь к черепу. – Твоя душевная щедрость навсегда изменила нашу юную страну. Твое наследие показало величайшим умам Америки, что нужно отказаться от мелких устремлений и работать сообща ради всеобщего блага.

– Хорошо сказано, – одобрил Бишоп.

С каждой секундой мороз крепчал, и консул явно хотел как можно скорее покончить с этим делом.

Александр, тоже не собиравшийся мешкать, передал череп рабочему для погрузки в цинковый гроб, а сам вернулся к могиле. Раньше он уже заметил в уголке нечто треугольное.

Вновь свесившись над ямой и смахнув пыль, Белл достал маленький металлический контейнер.

Неужели это и есть вместилище кошмаров?

Контейнер оказался неожиданно тяжелым. Белл отнес его в сторону и поставил на ближайшее надгробие. Бишоп распорядился, чтобы рабочие вынули остальные кости, а сам вместе с Мейбл снова подошел к Беллу.

– Ты нашел то, что искал? – спросила жена.

– Этот предмет не должен упоминаться нигде и никак, даже неофициально, – напомнил Александр Бишопу. – Ясно?

Кивнув, тот оглянулся на остальных.

– Вы щедро заплатили за молчание.

Удовлетворившись этим, Александр откинул крышку контейнера. Внутри на кучке песка покоилось нечто, размером и цветом напоминающее тыкву.

– Что это? – спросила Мейбл.

– Кажется… кусок янтаря.

– Янтарь? – переспросил Бишоп, и в его голосе прозвучала нотка алчности. – Ценный?

– Ничего особенного. Окаменевшая смола. – Нахмурившись, Белл склонился ниже. – Бишоп, вы не могли бы на минуту взять вон у того рабочего фонарь?

– Зачем?

– Просто делайте, что я говорю. Время поджимает.

Бишоп кинулся исполнять поручение.

– Что думаешь, Алек? – спросила Мейбл, стоявшая рядом.

– Внутри что-то есть, просвечивает сквозь янтарь…

Вернулся Бишоп с фонарем.

Александр подкрутил пламя ярче и поднес фонарь к полупрозрачному куску янтаря. Тот вспыхнул ярким медово-желтым цветом, освещая свое содержимое.

– Там кости? – ахнула Мейбл.

– Судя по всему, да.

Очевидно, в могиле Смитсона тлели не только его останки.

– А что за кости? – спросил Бишоп.

– Понятия не имею. Несомненно, очень древние.

Склонившись еще ниже, он прищурился. В янтарной глубине покоился маленький, величиной с кулак, треугольный череп с широким рядом острых зубов. Он явно принадлежал рептилии, возможно, маленькому динозавру. В светящемся янтаре парили и несколько более мелких косточек. Александр представил себе, как живица древнего дерева стекает в предыдущую могилу этого существа, перемешивает косточки, а затем они навеки застывают…

Самые крошечные косточки поднялись над черепом, собравшись в жутковатый нимб.

Он оглянулся на Мейбл. Та ахнула, когда узнала форму и поняла, что Смитсон писал именно об этом. О том, что он метко окрестил Венцом демона.

– Не может быть, – прошептала Мейбл.

Белл кивнул. В кармане у него лежала обгоревшая страница из дневника Смитсона, на которой покойный впечатляюще описал этот предмет. «Знайте, что Венец демона полон жизни…»

Александр содрогнулся от ужаса.

«…и готов впустить в мир исчадия ада».

– Осторожно, там в темноте крысы, – предупредил Джеймс Рирдон у входа в туннель. – Очень агрессивные твари. Пару недель назад чуть палец не отхватили одному из рабочих.

Арчибальда Маклиша, снимавшего пиджак, едва не передернуло от отвращения. Толком подготовиться к спуску в подземелье не удалось: вечернее заседание в библиотеке Конгресса затянулось, и Арчибальд поздно сюда добрался.

Он посмотрел на пять ступенек, ведущих вниз, в старый подземный туннель, соединяющий замок Смитсоновского института с более новым соседним зданием по ту сторону аллеи. Музей естественной истории построили в 1910 году и на запряженных лошадьми экипажах перевезли туда десять миллионов экспонатов. Следующие двадцать лет здания соединяла общая система подземных коммуникаций протяженностью семьсот футов, но в ходе дальнейших перепланировок туннель в конце концов закрыли. Лишь время от времени туда спускалась бригада рабочих.

И, судя по всему, какой-то хищник-переросток.

Тем не менее, Арчибальд полагал, что заброшенный туннель еще послужит. В начале Второй мировой войны, будучи директором библиотеки Конгресса и главой Комитета по охране культурного наследия, он получил задание отправить в безопасное место главные достояния страны. Маклиш опасался бомбардировок, подобных лондонским, и лично проследил за тем, чтобы бесценные документы (Декларацию независимости, Конституцию и даже копию Библии Гуттенберга) отправили в безопасное место – в Форт-Нокс. Национальная художественная галерея перевезла драгоценные шедевры в Билтмор, в Северную Каролину, а Смитсоновский институт закопал «Звездное знамя» в национальном парке Шенандоа.

Все эти шаги были чрезвычайно важными, но Арчибальда очень злило отсутствие по-настоящему масштабного подхода. Он ведь еще в 1940 году предлагал радикальное решение: построить бомбоубежище под центральной частью Вашингтона. К сожалению, в Конгрессе его проект зарубили на корню – он показался слишком дорогим.

Несмотря на неудачу, Арчибальд не оставил свою идею. И так в итоге попал в подвалы Смитсоновского замка, оборудованные под временные бомбоубежища. Три недели назад он нанял двоих инженеров, чтобы выяснить, нельзя ли тайно соорудить еще одно убежище, расширив туннель сбоку. Два дня назад инженеры во время своей вылазки нашли в туннеле на полпути под аллеей боковую дверь, скрытую трубами и заложенную кирпичной кладкой.

Арчибальд сразу же поставил в известность Джеймса Рирдона, заместителя секретаря Смитсоновского института. Они издавна дружили, поэтому Джеймс поддерживал попытки Арчибальда соорудить бомбоубежище. Появилась надежда, что новое открытие возродит интерес к проекту. Дополнительным аргументом служило имя человека, устроившего тайник: когда разобрали кирпичную кладку, на стальной двери обнаружили табличку с надписью «Александр Грэхем Белл». А еще там было предупреждение:

Джемс выяснил, что никого из них уже нет в живых, и ничто не указывало на обстоятельства, которые заставили Белла спрятать некую загадку в туннеле.

Соблюдая такой же уровень секретности, Арчибальд рассказал об обнаруженной двери только своему другу Джеймсу. С инженеров взяли клятву молчать. Теперь они ждали внизу, в готовности сбить замок и собственными глазами увидеть, какую тайну так тщательно скрыли почти сорок лет назад.

– Пора, – сказал Джеймс, взглянув на карманные часы.

Арчибальд знал, что они и так на час отстают от графика.

– Показывай дорогу.

Джеймс нырнул в проход и спустился по ступенькам. Он шел энергично, а вот Арчибальду потребовалось больше времени, чтобы преодолеть узкую крутую лестницу. Впрочем, Джеймс на пятнадцать лет моложе, вел активный образ жизни и выезжал в геологические экспедиции. Арчибальд же был пятидесятичетырехлетним поэтом, которого Франклин Рузвельт уговорил заняться кабинетной работой. Позднее Маклиш описал свое назначение так: «Президент решил, что я хочу стать директором библиотеки Конгресса».

Путь освещали электрические лампочки в проволочных сетках, расположенные под низким потолком. Некоторые были выкручены или разбиты – в этих местах туннель погружался в темноту.

Джеймс включил мощный электрический фонарь. Арчибальд шел за ним. Он мог бы выпрямиться здесь во весь рост, но двигался, низко опустив голову, чтобы не удариться о темные трубы, свисающие с потолка, – особенно после того, как услышал там скрежет коготков и копошение.

Джеймс вдруг остановился, и Арчибальд чуть на него не налетел.

– Что слу…

Впереди послышался резкий звук.

Джеймс обернулся, встревоженно хмурясь.

– Стреляли.

Он выключил фонарь и достал из-под рабочей куртки «Смит-и-Вессон». Арчибальд не знал, что его друг вооружен, хотя, учитывая, какая огромная опасность таится внизу, револьвер мог оказаться не лишним.

Джеймс сунул ему фонарь, а сам вцепился в рукоять револьвера.

– Возвращайся и приведи подмогу.

– Откуда? Наверху сейчас ни души. Пока я подниму тревогу, будет уже поздно. – Арчибальд перехватил длинный фонарик, словно дубинку. – Я иду с тобой.

Спор закончился: впереди прозвучал приглушенный взрыв.

Поморщившись, Джеймс двинулся вперед, держась у стены и стараясь не выходить из тени. Арчибальд пробирался вслед за ним.

Через несколько шагов их накрыло облаком пыли от взрыва. Впрочем, воздух скоро очистился, чего нельзя было сказать о туннеле: пол и трубы накрыло копошащимся темным ковром.

Крысы… Полчища крыс.

Припав к стене, Арчибальд едва сдерживал крик. Что-то плюхнулось ему на плечо, а потом пискнуло и прыгнуло на пол. По его ботинкам семенили крошечные лапки. Несколько крыс взбирались по штанинам, словно карабкаясь на дерево, стоящее посреди разливающейся реки.

Казалось, идущий впереди Джеймс ничего не замечает. Он шагал, не обращая внимания на копошение под ногами.

Стиснув зубы, Арчибальд бросился вдогонку за другом.

Они поравнялись с длинной полосой разбитых лампочек, и тут впереди замерцал свет. На полу стояли два фонаря, освещая тело.

Это был один из инженеров.

Слева в круг света вошли темные силуэты.

Трое в масках.

Опустившись на одно колено, Джеймс нажал на спусковой крючок. От звука выстрела Арчибальд подпрыгнул и едва не оглох.

Один из чужаков дернулся и сполз по стене.

Вскочив на ноги, Джеймс побежал вперед и выстрелил еще раз. У Арчибальда перехватило дыхание, а потом он тоже бросился вперед. В дальнейшей неразберихе, освещаемой вспышками выстрелов, увидел, как один из людей в масках пытается поднять на ноги раненого товарища. Джеймс снова и снова нажимал на спусковой крючок. Пули с визгом отлетали от бетонных стен.

Третий чужак бросился бежать, стиснув в руке тяжелый мешок и стреляя через плечо. Он не целился: ему явно важнее было спастись. Сообщник наконец последовал за ним – выстрелы Джеймса заставили его забыть про лежащее на полу тело.

Когда Джеймс и Арчибальд подбежали ближе, обоих отбросило назад еще одним взрывом. Из открытого слева прохода в туннель вырвалось пламя.

Арчибальд вскинул руку, защищая лицо.

Потом Джеймс снова побежал вперед.

Оказавшись у двери, Маклиш быстро оценил ситуацию. Инженера, который, скрючившись, лежал у порога, убили выстрелом в затылок. Второй умер в помещении. Его одежду охватило пламя от взрыва. В глубине комнатки полыхал книжный шкаф и его содержимое. В наполненном дымом воздухе еще кружились горящие страницы.

Джеймс принялся обыскивать лежащий на полу труп, сбивая пламя с одежды.

В центре комнаты стояла колонна высотой примерно в половину человеческого роста. Под ней лежал опрокинутый и открытый контейнер – видимо, его смело с постамента взрывом. Казалось, в этом металлическом сундуке ничего нет, кроме кучки песка; от удара о пол песок высыпался.

Арчибальд вспомнил тяжелый мешок, с которым убегал вор, и у него упало сердце: что бы ни спрятал в этой комнате Белл и его единомышленники, теперь оно пропало. И все же, прикрывая рукой нос и рот, он нырнул в волну раскаленного воздуха. Его внимание привлекло нечто, лежащее в песке.

Обойдя труп инженера, Арчибальд наклонился и вытащил из песка свою находку: журнал для полевых заметок. Кожаная обложка почернела от намного более древнего огня, чем тот, который бушевал сейчас. Выйдя из комнаты и быстро пролистав страницы, Арчибальд увидел, что большинство страниц обуглены или вырваны – но не все. Воры, скорее всего, не заметили присыпанную песком старую тетрадь на дне сундучка.

– Взгляни сюда, – сказал Джеймс, сидевший на корточках в туннеле.

Арчибальд посмотрел на мертвое лицо, с которого сорвали тканевую маску, и ахнул.

– Господи, женщина!..

Странные открытия на этом не закончились.

У нее были черные волосы и широкие скулы, а слегка скошенные глаза не оставляли сомнений в ее происхождении.

– Японка, – пробормотал Арчибальд.

– Скорее всего, диверсантка, – кивнул Джеймс. – Но я вот что хотел показать…

Он приподнял безжизненную руку, чтобы продемонстрировать татуировку на внутренней стороне запястья.

– Что думаешь?

Арчибальд наклонился, внимательно вглядываясь.

– Что это может означать?

Он оглянулся на горящую комнату. Перекошенная дверь висела на петлях: ее, очевидно, снесло взрывной волной. Табличка с выгравированной надписью блестела, словно подсвечивая давнее предупреждение.

«…величайшая опасность».

– Понятия не имею, – ответил Арчибальд. – Но ради нашего народа и, возможно, всего мира мы должны это выяснить.