Вспоминая сейчас годы, проведенные в самом центре либеральной тусовки, я понимаю, что цинизм, пожалуй, был превалирующей чертой характера тех людей, которые меня окружали. Это проявлялось и в их отношении друг к другу, и к другим людям, и к жизни вообще. Возможно, это была своеобразная защитная реакция. Но скорее все же – не защита, а нападение, метод, помогавший добиться желанной цели. Я понимаю, что холодный расчет необходим для занятия крупным бизнесом, но слишком часто я видел, что этот циничный, бесчеловечный подход распространялся на бесконечно далекие от денег явления и события.

Я уже упоминал о реакции Гусинского на убийство Анны Политковской, которое произошло 7 октября 2006 года, то есть в день рождения Владимира Путина и на следующий день после дня рождения самого Гусинского. Разговор происходил, так сказать, на after party, когда в гости к Владимиру Александровичу снова приехали лишь коллеги по работе. Беседа протекала за накрытым на веранде столом и больше напоминала обсуждение условий очередной сделки, чем обмен эмоциями по поводу громкого и наглого преступления. Собравшиеся искали того, кому было выгодно убить Политковскую именно в этот день: озвучивали версии, анализировали их, отметали те, что казались им несостоятельными. И в конце концов пришли к выводу: «на Березу похоже». Это было очень… некрасиво, что ли. Человека убили. Женщину. Известного журналиста. Мне тогда казалось, что этот разговор должен был выглядеть как-то иначе. Он должен был быть разговором людей, а не запрограммированных роботов! Что, кстати, стало еще более очевидным на контрасте с атмосферой церемонии прощания с Анной Политковской, куда я с женой приехал сразу же по возвращении из Америки.

США стали последней страной, которую я открыл для себя благодаря работе на RTVi. Вернее, следует говорить не про всю страну, а про город Нью-Йорк и городок Гринвич в соседнем штате Коннектикут, в котором располагался дом Владимира Гусинского. Мы с Юлькой прилетели в Нью-Йорк в самом начале октября 2006 года, когда «Большое яблоко» еще нежилось под не по-осеннему теплым солнцем.

Я не могу сказать, что Нью-Йорк произвел на меня какое-то сногсшибательное впечатление. Ну, много машин, много людей, все куда-то торопятся, так этого я и в Москве наелся. Дома, конечно, были повыше, чем на Родине… Видимо, во мне сказался ранее накопленный туристический опыт: Париж, Лондон, Стокгольм, Мадрид, Берлин, Афины и ставший почти родным Тель-Авив сделали свое дело, и от достопримечательностей Нью-Йорка дух уже не захватывало. Хотя все равно было интересно! И сейчас тот интерес, который я испытывал к этому безумному городу, остается в памяти не глянцевыми картинками хрестоматийных мест паломничества – Эмпайр Стейт Билдинг, Бродвей, Центральный парк, Статуя Свободы, которые мы, разумеется, посетили, – а очень личными, можно сказать, интимными воспоминаниями о забавных или удивительных бытовых казусах.

Мы остановились в гостинице Omni Berkshire Place, на перекрестке 52-й улицы и Мэдисон-авеню. Как принято говорить, в шаговой доступности находились и Центральный парк, и Музей современного искусства, и собор Святого Патрика, и Рокфеллеровский центр, и Таймс-сквер, и много чего еще. Первой неожиданностью стало то, что завтрак не был включен в стоимость номера. Второй неожиданностью оказались цены в ресторане отеля. Девятнадцать долларов за яичницу из двух яиц показались нам неподъемными, поэтому мы вышли на улицу и на противоположной стороне Мэдисон-авеню обнаружили не только вполне приемлемое по ценам кафе, но и завтракавших там Эту и Марка Меерсонов, сообщивших нам, что они никогда не питаются в американских гостиницах. Мы с Юлькой последовали их совету и в течение недели побывали в самых разнообразных заведениях общественного питания Нью-Йорка, которые предлагали посетителям кухню всех континентов.

Нью-Йорк, Нью-Йорк

Раз уж я заговорил о еде, то не могу не сказать пару слов о пресловутом фастфуде. У нас с женой есть такой термин: «съесть какашку». Прошу прощения! Он означает непреодолимое желание заполнить желудок какой-нибудь ужасно вредной гадостью, каковую все врачи мира единодушно заклеймят несмываемым позором. Но в местный «Макдоналдс» мы зашли по другой причине – нам нужно было быстро найти туалет! Так что сравнить бигмаки, предлагаемые посетителям по разные стороны Атлантики, мы не смогли. Зато знаменитые нью-йоркские хот-доги мы попробовали, и должен сказать, что нигде и никогда я не ел более вкусных сосисок в тесте, чем на Таймс-сквер!

Подкрепившись утром, мы отправлялись в пешую прогулку по окрестностям. Должен признаться, что в некотором смысле я тогда повел себя как полный идиот. Многие мои знакомые побывали в Нью-Йорке гораздо раньше меня, и я был впечатлен их рассказами об ужасах, творившихся в местной подземке. Возможно, они меня разыгрывали, но я наотрез отказался спускаться в метро, дабы не стать жертвой ограбления! Поэтому мы сначала долго гуляли на своих двоих, прочесывая Манхэттен вдоль и поперек, от севера к югу и от запада к востоку, чередуя богемные Сохо и Трайбеку с Маленькой Италией и Чайна-тауном. Справедливости ради надо признать, что китайский квартал мы покинули сразу же, как только в него попали, ибо выбрали какой-то неудачный маршрут, оказавшись на рыбном рынке, встретившим нас столь мощным ударом по обонянию, что мы предпочли тут же ретироваться.

Я свой хот-дог уже съел…

Во время наших прогулок мы постоянно натыкались на крошечные участки зелени, гордо именуемые «парками». В разделенном на бесконечные прямоугольники Манхэттене немногочисленные свободные от асфальта кусочки земли засеяны травой, засажены деревьями и заставлены скамейками. В первом же таком парке мы увидели белку. Она припрыгала прямо к нам, спустившись с дерева, и явно ждала, что мы чем-нибудь ее угостим. Юлька стала отвлекать белку разговорами и какой-то съедобной ерундой, одновременно требуя от меня как можно быстрее сфотографировать эту историческую встречу, пока белка не убежала. Я же, как назло, запутался в чехле от фотоаппарата и никак не мог его вытащить. Жена нервничала и шипела на меня все громче, что, правда, не пугало белку, но явно привлекало к нам внимание многочисленных жителей города, отдыхавших в этом парке в обеденный перерыв. Белку я сфотографировал, но выяснилось, что мы зря волновались. Переведя дух и осмотревшись, мы поняли, что в этом микроскопическом оазисе обитали десятки белок! Они скакали с дерева на дерево, бегали по траве и взбирались на спинки скамеек, не обращая на людей никакого внимания. Люди отвечали белкам взаимностью, так что единственными представителями человеческой расы, испытавшими настоящий эмоциональный шок от этой встречи, были я и моя жена. Не исключено, что, возвратившись в тот день домой, аборигены рассказывали своим близким о странных русских, очевидно, никогда в жизни не видевших белок! В общем, как пела когда-то группа Boney M, «Oh those Russians!».

Та самая белка!

Когда мы направились к острову Свободы, ноги окончательно отказались нести нас. Я по-прежнему боялся метро, поэтому мы взяли такси. В полном соответствии с существующими стереотипами нашим водителем оказался бородатый сикх в тюрбане. Он так оперативно реагировал на смену цветов светофора, что меня начало подташнивать уже через пару кварталов. Короткое путешествие на пароме развеяло дурноту, но настроение едва не испортилось окончательно. Оказалось, что для экскурсий на саму Статую билеты было необходимо заказывать заранее. Мы этого, естественно, не знали, и наше разочарование, видимо, выглядело настолько искренним, что один из рейнджеров, охранявших Статую, сжалился над нами и пропустил без билетов! Правда, корона Статуи тогда все еще была закрытой – это решение приняли после терактов 11 сентября 2001 года, – но, как и все другие туристы, мы смогли облазить пьедестал с размещенным внутри музеем и поглядеть на внутреннее устройство верхней части Статуи через специальные прозрачные вставки. Юлька даже была рада тому, что смотровая площадка оказалась недоступной для туристов, потому что она не очень любит забираться на высокие сооружения. Например, на вершину Эйфелевой башни я всегда поднимался с детьми, а ее мы оставляли на промежуточной остановке.

Обратный путь от паромной пристани до нашей гостиницы мы все же решили проделать на метро. Юлька пристыдила меня, приведя в качестве примеров нескольких встреченных нами миролюбивых негров. Или «афроамериканцев», как она подчеркивала специально, чтобы меня подразнить. Действительно, никто из представителей этой части населения Нью-Йорка, очевидно, не собирался нас грабить. Я согласился спуститься в подземку, но выбрать правильный поезд нам удалось не сразу. Нью-йоркское метро очень запутанное, и неискушенному человеку разобраться в его работе довольно трудно: поезда могут переезжать с одной линии на другую, проскакивать станции и т. д. То есть нам понадобилась помощь, которую мы получили… правильно, от классического негра-полицейского с пончиком в руке. Он как две капли воды походил на героя Реджинальда Велджонсона в фильме «Крепкий орешек». Этот «сержант Пауэлл» не только разъяснил нам схему движения, но и купил билет на нужный поезд!

Но в Гарлем я все равно не собирался и был рад, что в этом нежелании Юлька меня поддержала. Поэтому подтвердить истинность еще одного популярного представления о Нью-Йорке я не могу! Лучше я расскажу забавную историю, которую услышал от своего старинного приятеля Гии Саралидзе, с которым мы еще в ранних 1990-х начинали бороздить волны отечественного радиоэфира, – сейчас он работает на радиостанции «Вести FM». По словам Гии, однажды в Нью-Йорке оказалась сборная Грузии по регби, члены которой почему-то решили познакомиться с самыми опасными районами города, для чего отправились на экскурсию в Гарлем. Результат их полностью разочаровал, потому что они прогулялись в буквальном смысле по пустыне. Как объяснял мой друг, грузинские регбисты, посещавшие Гарлем в тренировочных костюмах, по всей вероятности, просто распугали местных преступников своим внешним видом. Тем более что на всякий случай они захватили с собой бейсбольные биты! В общем, если представить себе это зрелище, нетрудно согласиться с предположением о том, что гарлемские бандиты предпочли не показываться на глаза странным горообразным людям в трениках, на лицах которых были отчетливо заметны следы многочисленных столкновений.

Остался обделенным нашим вниманием и еще один знаменитый район Нью-Йорка, Брайтон-Бич. У нас не было ни времени, ни сил ехать на южную оконечность Бруклина, чтобы побывать в этом месте. Несколько визитов домой к Гусинскому, которые нам пришлось совершить в течение этих дней, все-таки были довольно утомительными. Я всегда говорю своим израильским друзьям, что они не имеют права жаловаться на автомобильные пробки, потому что с московскими их просто невозможно сравнивать. Но пробки в Нью-Йорке и его окрестностях вполне могут составить конкуренцию трафику в столице России.

Поэтому оставшееся после празднования дня рождения Гусинского время мы с Юлькой снова посвятили пешим прогулкам по городу. Очень интересно было наблюдать, как менялся облик бесконечных улиц, как постепенно офисы уступали место жилым зданиям, а большие магазины и рестораны – крошечным лавочкам и кафе. В октябре Нью-Йорк уже активно готовился встречать Хэллоуин, поэтому товары, связанные с этим праздником, попадались на глаза всюду. Но гораздо больше нам понравился магазинчик, который круглый год предлагал покупателям рождественскую атрибутику. Этот миниатюрный кусочек зимы на залитой солнцем улице выглядел очень трогательно, как иллюстрация из какой-то сказочной книжки. Другой занятный магазин продавал домашних животных: собак и кошек. Вернее, даже так: щеночков и котяток, потому что они были настолько милыми, что от этой очаровательности даже сводило скулы. Щенки размещались прямо в магазинной витрине, в специальных вольерчиках, открывавших прекрасный обзор для потенциальных покупателей. Это был самый беспардонный пример манипулирования человеческим сознанием, ибо не заметить эти витрины мог только человек, который или годами ходил мимо и просто привык к данному зрелищу, или больной, страдающий от аллергии на шерсть.

А вот страдающих от табачного дыма в Нью-Йорке оберегали уже тогда, в 2006 году. По моим личным наблюдениям, больше всего курильщиков живет во Франции и, конечно, в Израиле. Но и в Нью-Йорке курили много, хотя запретительные меры представлялись не такими уж и жестокими. Например, годом позже в Лондоне я обратил внимание на пустые пабы – все их посетители толкались на улице с кружками в руках и сигаретами во рту. Они возвращались в паб только для того, чтобы заказать себе очередную порцию пива, и снова выходили на улицу. В Нью-Йорке же борьба с курением выглядела так. Мы сидели за столиком, расположенным прямо на тротуаре, на территории, огороженной низеньким, сантиметров в тридцать, белым заборчиком. Я спросил официантку, могу ли я курить за столиком? Она ответила, что нет, в ресторане курить запрещено, но если я встану со стула и перешагну через заборчик, то смогу курить и продолжать общение со своими друзьями. На вопрос, какой же в этом смысл, ведь я практически останусь на том же самом месте, официантка пожала плечами и сказала, что таковы правила…

Магазин домашних животных на Манхэттене

Наше заокеанское путешествие стало очень заметным, но все-таки не главным событием осени 2006 года. Его затмила церемония вручения премий ТЭФИ, которые Академия российского телевидения присуждала уже в двенадцатый раз. Это была наша третья попытка покорить вершину отечественного телевизионного олимпа, и наконец-то удачная. Торжественное мероприятие тогда уже было разделено на две части, «Профессии» и «Лица». Победителей в категориях «Профессии» чествовали в Московском международном Доме музыки, а в категориях «Лица» – в концертном зале «Академический» в здании Российской академии наук на Ленинском проспекте, широко известном в народе как «Золотые мозги». Это название закрепилось за комплексом РАН сразу по окончании стройки из-за странной металлической конструкции на крыше высотного здания. Говорят, что «золотые мозги» имеют не только декоративный смысл: они закрывают размещенные на крыше системы коммуникации, которые, в свою очередь, наделяются энтузиастами самыми удивительными качествами. Существуют мнения, что металлическое навершие здания Академии наук является аккумулятором солнечной энергии, устройством для зомбирования населения, защитной системой от террористических попыток угона самолетов или же накопителем торсионного излучения, что бы это ни означало.

Я «золотые мозги» видел только с земли, так что никакого своего варианта предложить не могу. Внутреннее же пространство представляло собой большой, не слишком современный киноконцертный зал, явно проигрывавший прежнему постоянному месту проведения церемонии ТЭФИ, гостинице «Россия», которую еще в январе 2006 года закрыли и начали демонтировать. Но это не имело никакого значения, потому что в число номинантов попал не только я (уже в третий раз), но и наш главный продукт, информационная программа «Сейчас в России»! Мы представили выпуск, который вел Михаил Осокин. В тот год победители определялись голосованием случайно отобранных членов Академии непосредственно в зале проведения церемонии. Первый блок премий касался именно информационных номинаций и награду вручали Ингеборга Дапкунайте и Александр Цекало. «Сейчас в России» проиграла один голос программе «Время», а я точно так же на один голос обошел своих конкурентов, которыми в тот год были Алексей Пивоваров и Асет Вацуева с НТВ и Екатерина Андреева с «Первого канала».

Сказать, что я удивился, значит не сказать ничего. Я уже привык к тому, что каждый раз, участвуя в конкурсе ТЭФИ, попадаю в номинацию и всегда проигрываю. Эта традиция не имела исключений, потому что я претендовал на награду еще в 2007-м и в 2009 году, и все завершилось обычным образом. Но в 2006-м звезды сложились в иную картину, и премию присудили мне. «По-моему, ты выиграл», – сказала Юлька, сидевшая рядом со мной, потому что я никак не мог осознать объявленные результаты голосования. Бронзовый «Орфей», которого мне вручили на сцене (сейчас он живет на акустической колонке рядом с телевизором в нашей гостиной), оказался удивительно тяжелым. Я произнес речь, в которой поблагодарил Гусинского и Малашенко за создание канала RTVi, на котором «имею честь» работать. С «честью», пожалуй, был перебор, но по сути я говорил искренне: если бы в то время RTVi не существовало, еще неизвестно, где бы я оказался. Хотя сейчас вполне допускаю, что работал бы, и, может быть, даже не в столь драматических условиях.

Как выяснилось почти сразу, канал СТС, транслировавший церемонию вручения премии, мои слова про Гусинского и Малашенко вырезал. Зачем? Этот вопрос остается без ответа, если не считать таковым общее состояние нервозности, царившее вокруг ТЭФИ и самой Телеакадемии на протяжении уже нескольких лет. Профессиональную премию замучили скандалы, связанные с недовольством тех или иных конкурсантов итогами голосования. ТЭФИ-2006, пожалуй, стала рекордсменом по количеству и громкости склок. Например, наше попадание в номинацию «Информационная программа» стало предметом публичного разбирательства еще на стадии отбора. Если коротко объяснять суть конфликта, нужно сказать, что изначально, на голосовании профильной секции Академии, в числе претендентов оказались не три, а пять информационных программ: «Первого канала», НТВ, Екатеринбурга и Томска. Пятыми были мы. О том, как дальше развивались события, можно судить по публикациям в газетах, которые сообщали, что вице-президент Академии Александр Любимов обратил внимание на отсутствие в списке номинантов программы «Вести», подчеркнув, что «творчество компании «Эхо» по качеству телевизионного продукта никак не может быть сравнимо с «Вестями». Было проведено повторное голосование, в результате которого получилась тройка: «Первый», НТВ, «Эхо ТВ». Тут свое недовольство выказал генеральный директор «Первого канала» Константин Эрнст. Было проведено третье голосование, с итогом: «Первый», НТВ, «Россия». Но, согласно регламенту того года, утверждение всех троек номинантов происходило на общем собрании Академии, а на нем вопрос снова был поставлен на обсуждение, теперь уже Виктором Шендеровичем. Голосование провели в четвертый (!) раз, и тройка претендентов на ТЭФИ была сформирована окончательно: «Первый», НТВ, «Эхо ТВ».

Александр Любимов прокомментировал возникший конфликт так: «В Академии действуют разные силы, у ее членов разные представления о телевидении и разные желания проявить себя в момент голосования. Иногда происходят возмутительные вещи. ТЭФИ – это оценка именно за качество телепродукта, а не за содержание. Интересы телекомпании «Эхо» отстаивают либералы-затворники, которые продолжают заниматься политической борьбой и остались очень горды тем, что им удалось пролоббировать программу канала RTVi».

Я очень горжусь своей премией ТЭФИ и никогда не позволял себе дурацкого кокетства и не прикрывался олимпийским принципом, гласящим, что главное – не победа, а участие. Мы, конечно, хотели победить в ТЭФИ. Но я вынужден согласиться с Александром Михайловичем. Просто потому, что, войдя в том же 2006 году в состав Академии российского телевидения, я много раз участвовал в конкурсе ТЭФИ уже как член жюри. И прекрасно понимал, что наша программа «Сейчас в России» не дотягивала до желанной победы. Те же новостные программы из Екатеринбурга и Томска с Евгением Ениным и Юлией Мучник были сделаны гораздо профессиональнее. По качеству! У нас имелись суперпрофи в кадре, Михаил Осокин, например, но технологически мы, конечно, отставали. А вот то, что наши новости отличались по своему содержанию от программ других каналов, не могло являться предметом профессионального спора. Это уже была политика, которая к тому времени меня совсем не радовала.

В конце концов схватка телевизионных тяжеловесов и протестные настроения части членов Академии привели к предсказуемому финалу. От участия в конкурсе поочередно стали отказываться крупные телекомпании, и церемония была отменена. Возрождение ТЭФИ, к которому приложил руку в первую очередь Михаил Лесин, произошло в 2014 году, но пока конкурс еще не вернулся к прежним высотам профессиональной престижности. Слишком свежи в памяти взаимные обиды, слишком много подозрений в адрес коллег, голосующих не «за» достоинства, а «против» конкурентов, и т. д. Возможно, все эти недоразумения будут исчерпаны, но какое-то время для затягивания ран еще потребуется.

ТЭФИ-2006

Чтобы не заканчивать эту часть истории на минорной ноте, расскажу о еще одном (почти) скандале церемонии ТЭФИ-2006. В тот год, в числе прочих, премии получили Михаил Дегтярь и Тина Канделаки, в номинациях «Специальный репортаж» и «Ведущий ток-шоу» соответственно. На процедуру фотографирования мы выходили вместе, но Тина ухитрилась в суматохе где-то потерять своего «Орфея». Поэтому Дегтярь отдал ей свой приз, а сам фотографировался с моим. Каково же было мое удивление, когда Михаил Дегтярь, возвращая мне мою награду, продемонстрировал своего «Орфея» с отчетливо заметным сколом на деревянном постаменте. Выглядело это так, как будто от него откусили кусок! Каким образом Тине Канделаки удалось добиться от награды Михаила Дегтяря столь удивительной метаморфозы, остается тайной до сегодняшнего дня.