Ольга Ярошинская
ВЕДЬМА ПО НАСЛЕДСТВУ

Я стояла у плиты, помешивая тягучее варево. Аромат кофе и шоколада наполнил крохотную кухню так густо, что, казалось, можно зачерпывать воздух ложкой и есть. Осталось совсем немного, и все будет готово. Я насыпала в кастрюльку горсть овсянки, добавила ложку меда и услышала, как кто-то открывает ключом дверь квартиры.

Хозяйка влетела на кухню, даже не сняв ботинки, обшарила взглядом и мой затрапезный халат, и недопитую чашку чая, и грязную тарелку в мойке.

— Бардак разводишь? — Метнулась в комнату и тут же вернулась с несколько разочарованным лицом. — Хахаль уже ушел?

— Нет у меня хахаля, Наталья Борисовна, — обреченно ответила я. — И бардака нет. А вы бы предупреждали, перед тем как приехать.

— С чего это я должна перед тобой отчитываться? Это моя квартира, я сюда могу прийти в любой момент! Кто тебя знает, может, ты тут наркоманский притон устроила. Или бордель.

Я окинула себя мысленным взором: черные кудрявые волосы скручены на затылке в лохматый пучок, пронзенный навылет простым карандашом, на ногах теплые полосатые носки и тапки в виде пушистых зайцев, а довершает образ проститутки ядрено-желтый халат.

Я плотнее запахнула халатик, мрачнея с каждой минутой. Квартира, которую я снимала всего три месяца, находилась почти в центре. Под окном зеленел парк, через дорогу подмигивала вывеска моего любимого спортивного центра, а до общаги лучшей подруги Юльки ходили все троллейбусы. Я отмывала кухню и ванную почти неделю, переклеила обои, ободрав жуткие зеленые цветы с желтыми разводами непонятного происхождения, и теперь квартира полностью меня устраивала, если бы не одно «но» — ее хозяйка.

— Такой бизнес за три дня не раскрутишь, — ответила я. — А вы ко мне на этой неделе уже заезжали.

Наталья Борисовна хмыкнула, расстегнула блестящий алый плащик, уселась на стул, давая понять, что она здесь надолго, потом повернулась к стене и замерла, забыв закрыть рот.

На стене жил город. Узкая мощеная улочка изгибалась вокруг пруда, по поверхности воды плясали солнечные зайчики, яблони протягивали цветущие ветки прямо в кухню, голуби клевали крошки у ног импозантного мужчины, устроившегося на лавочке. Семь метров кухни раздвигались до конца улочки, где виднелась церквушка с витражными стрельчатыми окнами и колокольней.

— Это что?

— Юлька говорит — Прага, — сказала я. — Вы же разрешили все красить-переклеивать, если за свой счет.

Наталья Борисовна задумчиво отхлебнула мой недопитый чай, поморщившись, отодвинула чашку. На фарфоре остался жирный след красной помады.

— Знаешь, Василиса Егоровна, слишком шоколадно ты устроилась, — протянула она. — Живешь тут, как у Христа за пазухой, да еще постные рожи корчишь.

— Рожа уж какая есть, перекраивать не собираюсь, — ответила я и прикусила губу. А вот Наталья Борисовна свои губы, которые с момента нашего знакомства увеличились в размерах втрое, наоборот, надула.

— Еще и огрызаешься, — почти ласково сказала она. — А телевизор из розетки не выключаешь, как я просила.

— Так ведь я дома, — опешила я. — Да и глупо это — каждый раз, уходя из квартиры, все из розеток выключать.

— Конечно, если вдруг замыкание случится, то не твоя квартира сгорит. — Хозяйка хлопнула ладонью по столу. — В общем, со следующего месяца платишь двести.

— Что? — возмутилась я. — Мы же договаривались. Сто пятьдесят — мой потолок.

— Значит, прыгай выше потолка, Василиса, — усмехнулась женщина. Толстые губы растянулись, как два червяка. — А если тебя что-то не устраивает — скатертью дорога.

Она лениво встала, подошла к плите, по-хозяйски зачерпнула ложкой содержимое кастрюльки, подула и, прикрыв глаза, пригубила мой шоколадный шедевр.

Я с наслаждением смотрела, как выпучиваются ее глаза, как пухлая кисть хватается за горло. Наталья Борисовна выплюнула варево в умывальник, лихорадочно набрала в рот воды из-под крана.

— Вы бы хоть спросили, — сказала я. — Это же мыло!

Юлька ответила после четвертого гудка.

— Я на парах, — прошептала она. — Уровень тревоги?

— Красный, — мрачно ответила я.

— Буду.

В телефоне послышались короткие гудки, а я вздохнула и села за стол, на котором остывало шоколадное мыло в фигурных формочках. Даже если я как-то извернусь и смогу платить за квартиру цену, назначенную хозяйкой, так дальше продолжаться не может. А если бы я на самом деле решила привести к себе гипотетического хахаля, а в разгар свидания вломилась бы Наталья Борисовна со своей инспекцией? Значит, снова переезд. Как же мне надоела жизнь на чемоданах! За последние два года я успела сменить четыре квартиры, но мечта о собственном жилье оставалась неосуществимой. Я занималась переводами, репетиторством, делала мыло ручной работы, которое разлеталось, едва успев застыть, но едва сводила концы с концами. Я вытащила из шкафа чемодан, открыла его и положила в центр комнаты. В голодную пасть полетели мои свитера и джинсы.

Юлька влетела в квартиру через полчаса после моего звонка, когда я сидела верхом на набитом чемодане и с тоской смотрела на вещи, разбросанные по комнате. Подруга остановилась на пороге, воинственно перекинула за спину толстую русую косу, вдвое толще ее запястья, обвела взглядом комнату. Я даже умилилась: Юлька — само воплощение нежности и женственности, но сейчас ее голубые глаза сверкали праведным гневом, а на щеках разгорелся румянец — примчалась защищать подругу.

— Каждый раз барахла все больше, — пожаловалась я. — Оно бесконтрольно размножается!

— Это ты только свою косметику собрала? — съехидничала Юлька.

— Святое не трожь!

— Снова переезд? — понятливо вздохнула она, и я кивнула.

Мы устроились на кухне, и я в лицах пересказала нашу стычку с Натальей Борисовной.

— И знаешь, в этом есть и твоя вина! — обвинила я подругу, забирая у нее тарелку из-под супа, который она выхлебала под аккомпанемент моего рассказа. — Если бы так классно не разрисовала эту стену, моей мымре не пришло бы в голову завышать цену. Твой талант поднял стоимость аренды!

— Вася, ты точно решила переезжать? — задумчиво спросила Юля, рассматривая творение своих рук.

— А какие варианты? Она за эти три месяца все нервы мне вымотала! Сто раз пожалела, что не заключила официальный договор. Сэкономила, называется. Вот только где мне перекантоваться, пока другую квартиру не найду…

— Может, удастся договориться с комендой, чтобы пустила тебя ко мне в общежитие, — без особой надежды предложила Юля. — В крайнем случае будешь балконами пробираться. Вот недавно рассказывали, к ребятам из сорок первой девчонка по простыням на четвертый этаж залезла.

— Я, конечно, девушка спортивная, но хотелось бы без экстрима.

— Ладно, как-нибудь прорвемся, — махнула Юлька рукой. Она сходила в прихожую, вернулась с портфелем, деловито разложила на столе краски и кисти, а потом принялась творить.

Я исподволь залюбовалась подругой. Она всегда была симпатичной. Уже в седьмом классе мальчики краснели, заикались и мычали, как идиоты, стоило Юльке поднять на них прозрачные русалочьи глаза. А к девятому классу, когда у подруги внезапно появились формы всем на зависть, от кавалеров отбоя не было. И сейчас, в потоке вдохновения, она была дивно хороша: золотистая кожа подсвечена внутренним солнышком, скулы горят нежным румянцем. Юлька казалась феей, творящей волшебство. Но я знала, что за мягкой внешностью прячется стальной стержень, который удержит ее при любых невзгодах. Мы выросли в небольшом городишке, вместе поступали на учебу в столице. Но если мне сразу посчастливилось пройти конкурс, то Юлька поступила на вожделенный факультет искусств с третьего раза. Она никогда не сдавалась. Засучивала рукава на своих белых ручках и принималась за работу.

Когда она закончила, я села прямо на пол.

— Теперь у меня точно нет дороги назад!

Юлька удовлетворенно осмотрела изменившуюся картину на стене и уселась рядом, вытянув ноги.

Над городом на стене клубился кровавый туман, в нем угадывались вытянутые лица с распахнутыми беззубыми ртами, воздетые в страдальческом безмолвном порыве руки. Трупики голубей валялись у ног господина, вальяжно рассевшегося на лавке. Из-под вздернутой верхней губы мужчины выглядывали клыки. Фасад церквушки оккупировали горгульи. На непроницаемо-черной поверхности пруда плавала одинокая женская шляпка с малиновым цветком.

— Шляпка особенно хорошо получилась, — похвалила я. — Намек на трагедию, недосказанность.

— Мне тоже нравится, — согласилась Юля.

— Может, еще бомжей дорисуешь? — предложила я. — Или гоп-компанию?

— Отличная идея! — Подруга схватила кисти, преисполнившись энтузиазма, а мой телефон вдруг завибрировал, пополз по столу.

— Слушаю. — Я поднялась с пола, сгибая и разгибая затекшую ногу.

— Василиса Егоровна Вороненко?

— Да.

Бесстрастный голос в трубке принадлежал, казалось, женщине без возраста.

— Эльвира Протосовна Мут, нотариальная контора Октябрьского района. Я жду вас завтра в девять часов ровно по вопросу вступления в наследство.

— Что? От кого? Вы что-то путаете!

— Кабинет номер шесть, девять часов.

В трубке послышались короткие гудки, а я так и стояла, рассматривая бомжа на картине Юльки. Понятно, почему подруге не сразу удалось поступить — пропорции тела мужчины не выверены, рука странно согнута. Но тем не менее мужчина был живой: в чертах лица еще проступала былая интеллигентность, уголки губ трогательно приподнимались, будто ему снилось что-то хорошее. Пустая бутылка лежала у вытянутой руки, поблескивая зеленоватым боком в свете фонаря.

— Наследство какое-то, — пробормотала я.

— Это же здорово! — обрадовалась Юлька, дорисовывая дорожку слюны, стекающую по щеке бомжа и собирающуюся в лужицу. — Вот как подвалят тебе сейчас миллионы!

— Не с моим счастьем, — буркнула я.

Тем не менее ровно в девять часов утра я переминалась с ноги на ногу возле кабинета номер шесть нотариальной конторы. По такому поводу я постаралась одеться официально — черная юбка-карандаш, белая блузка, туфли на каблуках; на плече болталась маленькая черная сумочка, в нее влез лишь паспорт, кошелек и ключи, которые уже через два дня мне нужно отдать хозяйке квартиры. Волосы с помощью подруги удалось укротить, уложив во вполне приличный пучок, зеленые глаза только слегка подведены карандашом. Я надела черную кожаную куртку и пожалела об этом, еще выйдя из подъезда, — с утра подморозило, несмотря на начало мая. Но возвращаться за пальто не хотелось — плохая примета.

Мы с Юлькой весь вечер перебирали варианты, от кого мне могло перепасть наследство. Вспомнили всех: учительницу английского, у которой я была любимицей, соседа по даче, норовившего ущипнуть меня за попу, стоило мне нагнуться за сорняком, заодно перебрали всех бывших.

Я долго не могла заснуть. В кои-то веки был повод порадоваться тому, что я сирота — мне не за кого было переживать. Но кто-то в этом мире оставил мне наследство, значит, как-то выделял среди прочих людей, чувствовал связь, а я даже не знаю, кто это может быть…

Я робко постучала в дверь кабинета.

— Опаздываете, Василиса Егоровна, — отчитал меня уже знакомый холодный голос.

— Ровно девять, — попыталась возразить я, заходя в кабинет, но, увидев нотариуса, поняла, что все слова бесполезны.

Женщина, сидящая за столом, напоминала сфинкса: та же незыблемость, монолитность и невозмутимость. Ее руки лежали на столе параллельно друг другу, большие карие глаза чуть навыкате смотрели сквозь меня, бронзовые локоны одинаковыми спиральками спускались на плечи.

— Приступим, — сказала она. — Моя клиентка, Маргарита Павловна Воронцова, ваша троюродная бабка, недавно отошла в мир иной.

Я молчала, переваривая информацию. Фамилии схожи, имя мне не знакомо.

— Вы не были знакомы лично, — угадала мои мысли Эльвира Протосовна, — но она оставила весьма четкие указания. Вы получаете право пользования всем ее движимым и недвижимым имуществом сроком на год. Если вы выполняете условия, оговоренные в завещании, то через год вступаете в право владения всем наследством.

— Условия? — Я поискала глазами стул или кресло, но так и не нашла, куда опустить свою попу. Кабинет номер шесть не отличался гостеприимством и уютом, стол и кресло Эльвиры Протосовны были единственной мебелью — абсолютно белой, как и стены и потолок. Возле окна, закрытого белыми пластиковыми жалюзи, в глиняном горшке стоял фикус, и я постоянно возвращалась к нему взглядом. Право слово, он казался куда живее нотариуса.

— Здесь всё. — Эльвира Протосовна едва заметно кивнула на большой желтый конверт на краю стола, где стоял лишь маятник с металлическими шариками, прижавшимися друг к дружке круглыми боками, как замерзшие воробьи на веточке. — Ознакомьтесь. Завтра жду вас в это же время.

Я взяла конверт, попыталась всунуть его в крохотную сумочку, поняла, что это бесполезно, и прижала конверт к груди.

— А что за наследство? — спросила я.

— Оно больше, чем вы можете вообразить. — Сфинкс прикрыла глаза, словно забыв обо мне.

Я пробормотала «до свидания», вышла из кабинета, надорвала конверт и вытащила верхний листок.

«Находясь в здравом уме и твердой памяти, передаю Василисе Егоровне Вороненко все свое имущество, в том числе:

Дом (переулок Чертополоховый, № 1)…»

Сердце мое оборвалось, а потом заколотилось, как набат. У меня теперь есть дом!

Я влетела в квартиру, на ходу сбрасывая туфли, ворвалась в кухню, сгребла Юльку, колдующую у плиты над сырниками.

— Дом! Дом! Я получила в наследство дом!

Юлька завизжала, мы заскакали по кухне, как две бешеные козы.

— Давай же рассказывай скорее! — Подруга схватила меня за плечи и затрясла, как будто ожидая, что так слова быстрее из меня выпадут.

Я протянула ей конверт.

— Нотариус выдала мне вот это, сказала ознакомиться. А завтра в то же время прийти к ней. Там какие-то условия.

— Какие еще условия? — Спохватившись, Юлька сунула конверт обратно мне, а сама бросилась к сковороде. — Подгорели немного, замаскируем сметаной…

— Я еще не читала.

— А какой размер пошлины надо оплатить? — спросила подруга. — Какие справки предъявить? Там наверняка куча мороки.

Я опустилась на стул, вздрогнула, покосившись на бомжа, нарисованного Юлей как раз на уровне стола.

— Слушай, а ведь она у меня даже паспорт не попросила, — осенило меня. Кровь бросилась в голову, пульс застучал в висках.

— Давай читай, — кивнула на конверт Юля. — Вслух.

Я послушно открыла конверт, вынула лист, исписанный от руки. Чернила были густые, темные, с крупицами приставшего песка. Крупный заголовок выделялся наверху страницы витиеватыми закорючками.

— «Условия для наследницы ведьмы», — упавшим голосом прочла я. На кухне повисла пауза, еще более зловещая, чем одинокая шляпка в пруду на стене. Я закусила губу, сдерживая злые слезы обиды.

— Вот сволочи! — в сердцах бросила Юлька. — Что за дурацкий розыгрыш? Хотя ты была бы зачетной ведьмой — буйные кудри, зеленые очи, острый язык…

— А сама? Думаешь, меня обманет твой образ нежного цветочка? Я-то знаю, какие черти водятся в тихом омуте.

— На меня стрелки не переводи, мне ведьмино наследство не предлагают.

— Ладно, проехали. Что там за условия? «Собрать урожай тыкв с огорода, не менее сорока двух штук, использовать в последнюю ночь октября».

— Как использовать? — уточнила подруга. — Сварить тыквенный суп и раздать бедным?

— Написано: «подробнее смотри в книге-чудеснице».

Я заглянула в конверт — пусто. Где эта книга?

— Выбрось каку, — посоветовала Юля. — Кто-то решил поглумиться.

— А вот смотри, последний пункт, наверное, самый важный, написан большими буквами: «Принять участие в шабаше ведьм, надев ведьмин кулон. — Подчеркнуто. Схему прилета смотри в книге-чудеснице». Где эта книга? Я ее хочу! Похоже, там ответы на все вопросы. И что за кулон?

— А метлой, надо полагать, тебя обеспечат. — Юлька села за стол, подвинула ко мне тарелку с сырниками, плюхнула сбоку кляксу сметаны.

— Пункт два. «Кормить кота».

— Без кота честной ведьме никак, — согласилась Юля. — Ешь давай, пока не остыло.

— Не хочется, — вздохнула я, окинула взглядом список. — Понимаешь, когда я прочитала эти строки — «передаю все имущество, в том числе дом», — у меня мозги напрочь отшибло. Такая эйфория охватила! Это было бы решением всех моих проблем.

— Да, как-то подозрительно вовремя это, — заметила Юля. — Может, твоя Наталья Борисовна балуется?

— Если так, то она окончательно свихнулась, — пробурчала я, вставая из-за стола.

— И что теперь? Голодать из-за нее?

— Да все в порядке. Нет аппетита. Бомж и вурдалак как-то не способствуют, — кивнула я, указывая на стену. — Знаешь, а ведь моя мымра на твоем таланте может состояние сколотить. Будет сдавать квартирку желающим похудеть.

Я ушла в комнату. Одежда, не уместившаяся в чемодане, лежала на кресле, книги ровными стопочками перекочевали на стол, в пластиковом контейнере устроились свежие кусочки мыла, каждое завернуто в отдельный лоскуток ткани. Что бы я делала без подруги? Я уселась у раскрытого ноутбука, тайком обернулась на дверь, и ввела в поисковик адрес.

Как и ожидалось, Чертополохового переулка не нашлось.

Юлька уехала в общежитие готовиться к семинарам, а я провела день в бытовых хлопотах: собрала вещи, устроила большую стирку, разморозила холодильник. Вымотавшись за день, почти забыла об утреннем происшествии.

Вечером забралась в ванну, от души добавив туда пены. Откинула голову, прикрыла глаза, наслаждаясь успокаивающими ароматами бергамота и можжевельника. Розыгрыш с наследством замаячил на задворках сознания. Если бы не мои глупые надежды, я бы сразу поняла, что с Эльвирой Протосовной что-то не так. Да у нее даже компьютера на столе не было!

И все же, все же, как бы мне хотелось переехать из съемной квартиры в собственный дом! Стены из бруса, красная черепица, у крыльца кусты пиона с маленькими розовыми тыковками бутонов… Так, не надо про тыквы. Пусть у крыльца будут ромашки, а еще мята. Удобно — вышел на крыльцо, нарвал для чая или мохито… На деревянной двери бронзовый молоток для гостей, ненавижу, когда трезвонят. Пушистая серая кошка ждет меня на подоконнике, таращась в окно желтыми глазищами. Я вздрогнула и открыла глаза. Кошка в моем воображении получилась тощая и злая, как собака. Я села, подтянула колени к груди. А вдруг есть крохотная вероятность, что наследство — настоящее? Вдруг так карты сошлись, что моя далекая чокнутая бабка нашла такого же чокнутого нотариуса? Может, они были подругами, вместе ходили на собрания-шабаши анонимных ведьм, где ели тыквенный суп-пюре и обсуждали нелетную погоду. Тогда где-то в доме номер один в Чертополоховом переулке сидит голодный кот и ждет, когда же наследница явится выполнять пункт номер два — кормить кота.

Я вылезла из ванны, намазалась кремами с головы до пят. Волосы сушить не стала, вечное проклятие кудрявых: переусердствуй с феном, и получи копну на голове в подарок. Вместо этого помяла влажноватые пряди с муссом для укладки, разобрала волосы пальцами. Надев халат, вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, взяла злополучный конверт. Я вынула лист, повернула другой стороной… и замерла, глядя на карту. Чертополоховый переулок все же есть!

Я шагала по узкой улочке в историческом центре города. Желтые пятна фонарей отражались в лужах, мокрая брусчатка влажно блестела, как рыбья чешуя. Я заглянула еще раз в карту, начертанную уверенной рукой. По всему выходило, что Чертополоховый переулок начинается от перекрестка улиц Красивая и Каштановая. Я вышла на указанный перекресток, повертела головой по сторонам. Живописные пешеходные улочки днем расцветали кафешками, любимыми молодежью, здесь часто выступали уличные музыканты, на лавках и прямо на бордюрах устраивались художники. Сейчас только ветер играл с конфетными фантиками да ворошил окурки.

Я поежилась, натянула поглубже шапку, пряча сырые волосы от ночной прохлады. Никакого переулка нет. Значит, все-таки розыгрыш. Я испытала странное чувство облегчения и разочарования, скомкала листок с картой и собиралась выбросить его в урну, когда мой взгляд упал на рыцарские доспехи, выставленные на углу возле маленького ресторанчика на потеху публике. Рыцарь был укомплектован по полной программе: набрюшник, наколенники, наплечники и прочее, вот только наголовника, то бишь шлема, не было. У меня даже фото есть, где я стою за этими самыми доспехами, подставив вместо отсутствующей рыцарской головы свою. А сейчас над широкими плечами рыцаря, прикрытыми плетеным кольчужным воротом, сияли два желтых глаза.

Я издала тихий сдавленный писк, а потом разглядела кота. Он сидел на плечах рыцаря, сливаясь с ночным мраком; две маленькие желтые луны гипнотизировали меня. Кот вдруг враждебно зашипел на меня, продемонстрировав сломанный клык, спрыгнул с доспехов и юркнул в узкую арку за спиной рыцаря. Стоп! Какая еще арка? Здесь только что была сплошная стена!

Я шагнула за ускользающим черным хвостом, протиснувшись в щель, над головой в лунном свете голубовато блеснула табличка «Чертополоховый пер.». Кот перемахнул через низенький забор и исчез во дворе. Деревья шептались на ветру, пахло прелыми листьями, луна выставила из-за тучи бледную щеку, и дом вырос прямо передо мной.

Я вцепилась пальцами в деревянные штакетины, потянулась вперед, жадно впитывая детали: стены из бруса, мансарда, над дверью полукруглое витражное окно, на крыше флюгер — женская фигурка верхом на метле. Луна натянула на себя покрывало облаков, и дом словно отступил во тьму. Я выдохнула, разжала пальцы. У меня появилось ощущение, что теперь дом всматривается в меня, осторожно примеряет к себе.

— Я вернусь завтра, — пообещала я. — И мы с тобой познакомимся.

К Эльвире Протосовне я завалилась без стука, бесцеремонно села на край стола, щелкнула пальцами по металлическим шарикам-маятнику.

— Я жажду подробностей, — сообщила я. — Что за ведьмино наследство? Имеет ли какую-нибудь юридическую силу эта бумажка? — Я швырнула помятый листок бумаги на стол. — Что вообще происходит?

Эльвира подняла на меня глаза, рыжие пружинки ее волос вдруг зашевелились, приподнялись, и я аккуратно сползла со стола.

— Доброе утро, Василиса Егоровна, — ответила она, чеканя слоги под равномерный стук шариков. — В документе все написано: ваше наследство — это дом с прилегающим участком, самоходная ступа, а также мебель, домашние питомцы и все прочее, что находится в доме.

— Это же бред, — возразила я. — Моя бабка была не в себе? Старенькая совсем была, наверное.

— Она достаточно пожила, — уклончиво ответила Эльвира Протосовна, — но уверяю вас, сохранила острый ум. Что касается юридической силы документа, поверьте, ваше наследство никто оспаривать не будет. В ваш дом никто не попадет без вашего позволения.

Ваш дом… Слова прозвучали музыкой. Я вспомнила витраж над дверью и запах листьев.

— Так вы согласны? — спросила Эльвира. В глубине карих глаз загорелись белые огоньки, они кружились по спирали, рассыпаясь искрами, затягивая в темную глубину, и я медленно кивнула. — Тогда распишитесь вот здесь. — Голос Эльвиры прозвучал будто из тоннеля, отозвавшись в ушах гулким эхом. — Нет, ручка вам не нужна.

Я почувствовала легкий укол, потом мой палец прижали к листу.

— Поздравляю! — Меня вышвырнуло из водоворота, я ошарашенно осмотрелась, инстинктивно потянула в рот уколотый мизинец. Капля крови алой бусинкой набухла на подушечке пальца. — Теперь вы можете ознакомиться с вашим наследством. — Эльвира брякнула о стол связку ключей. Я сгребла ее, сунула в задний карман джинсов.

— И вот еще — подарок Маргариты Павловны. — Она протянула кулон, качающийся, как маятник, на тонкой серебряной цепочке. В крупном черном камне вспыхивали красные искорки. — Берегите его, он вам пригодится. Именно его вы должны надеть на шабаш.

Я спрятала ведьмин кулон в рюкзак, пошла к выходу.

— И не забудьте, Василиса Егоровна, наследство станет вашим через год, если вы выполните все условия договора.

Последние слова прозвучали уже из-за двери. Я вышла на улицу, майское солнышко окутало меня теплом, и я словно оттаяла. Поднесла к глазам бумажку — договор на пользование имуществом. Внизу листа увидела кровавый отпечаток мизинца. Что это было? Гипноз? Я рухнула на ближайшую скамейку, поморщилась и вынула из кармана ключи, больно впившиеся в попу. Связка была тяжелой и чуть теплой. Один ключ отливал бронзой, головку в форме ромба покрывала хитрая вязь, два желобка шли по штоку, переплетаясь друг с другом, на бородке по обеим сторонам торчали треугольные зубчики. Второй оказался совсем простым: кольцо головки, гладкая ножка и прямоугольный хвостик. Таким мама закрывала одежный шкаф. Она прятала ключ в хрустальной вазочке в серванте, и я всегда клала его на место, перемерив мамин гардероб. От третьего ключа я отдернула руку — он был холодным и немного влажным. Острые черные зубцы покрывали длинный шток, скалясь во все стороны, прямоугольная головка заржавела. По-видимому, этим ключом бабка-ведьма пользовалась очень редко.

От созерцания ключей меня отвлек звонок мобильного. Я вздохнула, увидев имя, и обреченно поднесла трубку к уху.

— Доброе утро, Наталья Борисовна.

— Кому как, — глумливо ответила хозяйка. — Я смотрю, ты тут уже и вещи собрала.

Я поморщилась, представив, как она ходит по квартире, заглядывает в чемоданы, трогает мою одежду.

— Вы не оставили мне выбора.

— Ой-ой-ой, для такой квартиры, да еще в центре, прекрасная цена. — Она шумно втянула воздух, и я поняла, что она нюхает мое мыло.

— Квартира стала прекрасной после того, как я привела ее в божеский вид.

— Ну так и нанялась бы еще куда полы мыть по вечерам, ты ж девка здоровая, как раз и деньги бы на съем… — Она запнулась и после паузы завопила: — А это еще что?!

Я нажала на отбой. Похоже, она увидела Юлькину фреску. Надо спешить, пока мои вещи не вылетели из окна.

Уезжала я с шумом и помпой. Наталья Борисовна грозила мне страшными карами, взывала к совести, требовала вернуть все как было.

— Это как? — осведомилась я, затаскивая чемоданы в лифт. Хозяйка квартиры была так любезна, что выставила их на лестничную площадку еще до того, как я пришла домой. — Может, снова наклеить обои цвета соплей?

— Зеленый успокаивает!

— Вам бы не помешало, — согласилась я.

Она выдрала у меня из рук ключи от квартиры и гордо удалилась, бухнув за собой дверью.

Я спустилась во двор, в несколько заходов перетащив чемоданы к лавочке, вызвала такси. Дяденька-таксист любезно утрамбовал мой скарб в багажник, уселся за руль.

— Куда едем?

— На пересечение Красивой и Каштановой.

Я несколько раз порывалась позвонить Юльке, но в конце концов спрятала телефон поглубже в рюкзак. Она бы меня в два счета отговорила. Я боялась, что если сейчас не поеду в Чертополоховый переулок, то дом растает, как сон. А вдруг он мне привиделся ночью? Я испугалась до холода в груди, сжала в руках связку ключей, как талисман. Нет, не может быть. Моего воображения не хватило бы на витражи и флюгеры, это по Юлькиной части. Я нащупала на дне рюкзака кулон, достала его. Крупный овальный камень был темен, как безлунная ночь. Казалось, он поглощает свет, даже в салоне такси будто бы потемнело. Я спрятала украшение поглубже в рюкзак — носить подарок бабули совсем не хотелось.

— Где вас высадить? — спросил таксист, глядя на меня в зеркало заднего вида.

— А вот прямо здесь, — ответила я, завидев знакомые доспехи.

Пока дядька вынимал мои чемоданы, я пыталась разглядеть арку за рыцарем, но солнце нещадно светило, и доспехи сияли так, что было больно глазам. Я расплатилась, подтащила вещи к рыцарю и замерла. Арки не было. Передо мной стояла кирпичная стена без единой трещинки. Я чуть не расплакалась. И что теперь делать? Биться об нее с разгона, как на платформе девять и три четверти?

Я подошла вплотную к рыцарю, ключи тихо звякнули в руке, и стена вдруг поплыла. Кирпичи стали полупрозрачными, будто нарисованными на целлофане, дрожащем на свежем майском ветру. Люди вокруг замедлились, их движения стали тягучими, мальчик на роликах скользил вперед как улитка, завязшая в киселе. Я шагнула назад, и мальчишка вихрем промчался мимо, стена снова стала сплошной. Шаг вперед — и мир застыл. Я подтащила чемоданы вплотную к рыцарю, по одному перебросила их в арку и шагнула следом.

Я поплелась по узкой тропинке, цепляя на чемоданы репьи. Обернулась — арка никуда не подевалась, вытянутый проем виднелся в кустах чертополоха, до меня доносился людской гомон. Во внутренний дворик, куда я попала, не выходила ни одна дверь. Стены домов очерчивали ровный прямоугольник, внутри которого спряталась моя избушка. Интересно, что думают о ней соседи?

В окне на первом этаже появилась девушка. Она поливала цветы из пластиковой бутылки и отрешенно смотрела прямо на меня. Я видела розовый страз сережки в ее носу, размазанную тушь под левым глазом, красное пятно на белой майке, прямо на животе, наверное, капнула вареньем. Я помахала ей рукой, но девушка никак не отреагировала. Она посмотрела на безоблачное небо, улыбнулась и скрылась в комнате. Она не видела меня, не видела дома. Кто знает, что за картинка стояла у нее перед глазами, может, глухая кирпичная стена, как позади рыцаря?

А ведь все это существует на самом деле: и наследство бабки-ведьмы, и гипно-нотариус Эльвира, и таинственный проход в невидимый двор. Вдохнув побольше воздуха, я повернулась к дому. Он не растаял и не испарился: рыжеватые деревянные стены, черепичная крыша, в траве россыпь одуванчиков. Калитка в низеньком заборчике, скрипнув, отворилась. Я не нашла на ней ни шпингалета, ни крючка. Бросив чемоданы прямо на одуванчики, поднялась на крыльцо. На витраже над дверью висел серебристый месяц в звездной пудре. Три ступеньки вели к деревянной двери с бронзовым молотком. Я тихонько постучала, прислушиваясь. Подергала ручку двери — заперто. Простенький ключ вошел в замочную скважину как по маслу, повернулся, и дверь в мой дом открылась.

Под ноги бросилось что-то черное, я отшатнулась, едва не свалившись со ступенек. Кот запрыгнул на забор, зашипел на меня оттуда, выгнул спину и убежал прочь, задрав хвост.

— Я смотрю, мне здесь рады, — пробормотала я и вошла в дом, озираясь по сторонам.

В доме царили сумерки. В тонких полосах света клубились пылинки, половицы под ногами тихо скрипели. В прихожей на одноногой вешалке уныло поникло зеленое пальто, бордовый шарф высунулся языком из рукава. Две пары калош резко контрастировали с алыми длинноносыми сапожками. Металлическая лестница спиралью закручивалась на второй этаж, но я решила оставить мансарду на потом. Я прошла в комнату и в ужасе застыла на пороге, осторожно шаря рукой в поисках чего-нибудь тяжелого.

На меня скалился огромный волк. Длинные клыки торчали из-под вздернутой губы, нос сморщился. Волк стоял, припав на передние лапы, готовясь к прыжку. Я кинулась за вешалку, схватила сапожок, выставив вперед острый каблук. Волк даже не пошевелился. Я выглянула из-за вешалки, подумав, швырнула в него сапожком. Тот отскочил от головы зверя, шлепнулся на пол. Волк по-прежнему стоял неподвижно. Я осторожно подошла ближе, волк пялился в сторону прихожей. Чучело!

Я облегченно вздохнула и осмотрелась. Теперь я точно поверила, что попала в дом ведьмы. Деревянные стены были увешаны гирляндами из сушеных лягушек, вязанки трав источали тяжелый горький запах. Все было уставлено оплавленными свечами: длинный скобленый стол, подлокотники кресел, каминная полка, на черном полу белели потеки воска. С потолочных балок свисали крюки, о назначении которых не хотелось думать, тяжелая кованая люстра заросла паутиной.

— Миленько, — пробормотала я и решительно отдернула шторы. Атмосфера ужаса слегка рассеялась, я прикинула, что потребует самых больших усилий по приведению в божеский вид, и первенство безоговорочно получил черный от сажи котел, висящий в камине размером с пещеру.

В углу, куда солнечные лучи не доставали, спрятался террариум, покрытый изнутри зеленоватым налетом. Я наклонилась поближе, едва не ткнувшись носом в стекло, и встретилась взглядом с желтыми кругляшами с вертикальными прорезями зрачков. Жаба, огромная, как ведро, пристально пялилась на меня через мутное стекло. Еще одно чучело? — успела подумать я, когда жаба надула щеки двумя желтыми пузырями, внутри у нее заклокотало, захрипело, глаза выпучились, а потом жабу вырвало горстью золотых монет. Она быстро-быстро загребла перепончатыми лапами к себе, пока не собрала все монетки под бледное брюшко, плюхнулась сверху и воззрилась на меня с невозмутимым видом.

Я всхлипнула и лихорадочно стала рыться в рюкзаке. Слава богу, здесь есть мобильная связь! Я ткнула в кнопку быстрого набора и с облегчением услышала голос подруги:

— Вася, я уже собиралась сама тебе звонить…

— Можешь приехать прямо сейчас? Уровень тревоги… Блин, Юля, только что на моих глазах жабу вырвало золотыми монетами!

— Ты где?

— В своем доме.

Я встретила Юльку возле рыцаря, схватила за руку, потащила за собой.

— Куда? — только и успела вскрикнуть подруга, как мы оказались в арке. Хорошо, что я сильнее, иначе так и топтались бы у кирпичной стены.

— Вот, — указала я на дом. — Видишь?

— Он настоящий! — ахнула Юлька и обернулась назад. — Ты протащила меня сквозь стену!

Я лишь махнула рукой, расплывшись в счастливой улыбке. Больше всего я боялась, что дом существует только в моем воображении. Но раз Юлька тоже его видит, то сдаваться санитарам рано.

— Пойдем, ты офигеешь!

— Да я уже, — пробормотала Юля, но послушно пошла за мной.

— Волк не живой, — бросила я через плечо, — не пугайся.

Мы вошли в дом, и Юля замерла. Ее и без того большие глаза расширились, загорелись восторгом.

— Вася! Это просто потрясающе! — Она бегала по комнате, трогала камин, продавленные кресла; поскребла ногтем воск на полу. — Какой аутентичный дизайн! Ты только взгляни на эти балки!

Я посмотрела вверх, увидела под потолком гроздь дохлых летучих мышей, и быстренько отвела глаза. Юлька остановилась у террариума. Жаба подгребла под себя лапы, сильнее прижалась пузом к дну, так что, как назло, не было видно ни одной завалящей монетки.

— Ладно, с этим потом разберемся, — сказала Юля. — Я читала, бывают галлюциногенные жабы. Ты ее, часом, не облизывала?

— Конечно, облизывала, — согласилась я. — Ты ж меня знаешь — хлебом не корми, дай только жабу облизать. Вот как вижу незнакомую жабу, так сразу слюнки текут.

— Амфибрахий, — прочитала Юля табличку в углу террариума. — Вот и познакомились.

Подруга ткнулась в узкую дверь в углу, за которой оказалась до обидного обычная кухня: дубовые шкафчики, овальный стол, под одной ножкой которого для устойчивости лежала тонкая книжка, на стене календарь за прошлый год с Валерием Леонтьевым в сетчатой майке, в углу гудел двухметровый холодильник. Я с опаской заглянула туда, но нашла только заплесневелый кусочек сыра да твердую как камень палку салями. Плита выглядела старомодной, с латунными ручками и тяжелой решеткой над газовыми конфорками, духовка оказалась идеально чистая.

— Наверное, бабка в основном котлом в зале пользовалась, — сказала я. — Выкинуть его надо, там слой копоти в полметра.

— Ты что? — возмутилась Юля. — Ты же теперь наследная ведьма! В чем будешь варить свои колдовские снадобья?

Я заметила у стены под окном пустую тарелку.

— Кота надо покормить! — вспомнила я.

— У меня сметана есть, — сказала Юлька, снимая с плеча сумочку. — Я как раз из магазина выходила, когда ты позвонила. Еще булочки с изюмом и шоколадка.

Я сполоснула тарелку над латунной раковиной, вода текла вполне чистая и теплая. Рядом стояло початое средство для мытья посуды. Поставив тарелку на пол, положила в нее сметаны. Кот материализовался из приоткрытой форточки и, отодвинув черной башкой мою руку, принялся вылизывать сметану, жадно чавкая. Запавшие бока вздрагивали, порванное левое ухо развернулось в мою сторону.

— Кота уже назвала?

Я покачала головой, потянулась погладить питомца, тот яростно зашипел, ударил меня лапой, оставив на кисти три алые царапины.

— Ёшкин кот! — завопила я, отдергивая руку.

— Как вариант, — кивнула Юлька. Она споро вытащила из сумочки маленький стеклянный флакончик, зубами выдернула пробку и плеснула содержимое на мои свежие царапины.

Я ахнула, замахала рукой.

— Надо ведь было продезинфицировать, — рассудительно заметила подруга.

— Что это? — прошипела я сквозь зубы.

— Духи, всучили пробник. Кажется, «Нина Риччи».

— Приятный аромат, — принюхалась я.

Кот запрыгнул на подоконник, повернул ко мне морду, перепачканную в сметане.

— Отойду-ка я, от греха подальше, — пробормотала я. — Вот так его и назову — Грех. Черный и страшный.

Кот фыркнул и принялся умываться. Похоже, он недостаточно меня уважал, чтобы отзываться, какое бы имя я ему ни придумала.

Мы вернулись в прихожую, обойдя чучело волка по широкой дуге, поднялись по спиральной лестнице, гулко топая по железным ступеням. В мансарде оказалось еще три комнаты. Я, на правах хозяйки, выделила для себя самую большую. Если выбросить — а лучше сжечь — красные бархатные шторы с золотыми кистями и жуткий балдахин над кроватью, на который осело пару мешков пыли, то жить можно. Вторую комнату я определила Юле. Там было относительно миленько: ни жаб, ни летучих мышей. В углу приткнулся безликий коричневый диванчик, стол, погребенный под книгами, стоял у полукруглого окна эркера.

— Лунные дни огородника, — прочитала Юля название книги. — Тебе пригодится, тыквы выращивать.

— Далеко не прячь, — кивнула я. — Поищи там что-нибудь про котов. Как воспитать кота и не прибить его тапкой. Заставь кота уважать себя.

— Есть только книга по таксидермии, — предложила подруга.

— Нет уж, хватит с нас волка. Выглядит как живой! Меня чуть удар не хватил!

Третья комната оказалась самой настоящей лабораторией: всюду склянки, банки, колбы и реторты, полки уставлены плошками и чугунками. Я с интересом перебирала деревянные ступки с измельченными травами, нюхала тягучие масла в крохотных пузырьках.

— Вася! — воскликнула Юля из-за двери. — Я переезжаю к тебе!

Я прибежала на крик подруги и замерла на пороге самой шикарной ванной, которую я когда-либо видела. Бассейн, выложенный мозаичной плиткой, переливался всеми оттенками синего цвета, душевая кабина была больше, чем кухня, разрисованная Юлей на съемной квартире.

— Ради такого я сама эти тыквы посажу, — пообещала Юля. — И буду их полоть и поливать, и что там еще надо делать с тыквами…

— Окучивать?

— Как скажешь.

— Там еще куча условий.

— Ни слова больше! — Юля прижала палец к моим губам. — Все детали потом. А сейчас будем праздновать!

Мы сходили в магазин, который был совсем рядом с домом, купили закуски и вино. Я уверенно прошла через арку, и тут услышала недоуменный Юлькин вопль. Она стояла у входа, потирая ушибленный лоб. Я протянула руку, взяла подругу за шиворот и втащила в подворотню.

— Без тебя не войти, — поняла она.

— Может, со временем дом и тебя признает за хозяйку, — понадеялась я. — Или придется мне каждый раз тебя встречать. Хорошо хоть мобильник ловит.

Мы откупорили бутылку вина и переходили с бокалами из комнаты в комнату, делясь открытиями. В кладовке я нашла ступу, в которой мы легко поместились вдвоем, но она никак не хотела взлетать, несмотря на все наши «абракадабра», «фокус-мокус» и «вира-майна». Мы по очереди примеряли старую шляпу колпаком, съезжали на скорость по перилам лестницы и спорили, кому целовать Амфибрахия, который нервно трясся на горке монет. Потом мы перебрались в мою спальню, устроились на кровати, сдернув балдахин на пол и застелив чистое белье. Я зачитывала условия договора, скрепленного моей кровью.

— «Заработать колдовством не менее тридцати золотых за год», — прочитала я. — Это как? Я колдовать не умею.

— Слушай, надо тебе снова наведаться к этой Элеоноре Портосовне, — пробормотала Юля, откидываясь на подушки. — Пусть объяснит толком, что к чему.

— Она жуткая, — сказала я. — У нее волосы шевелятся, будто змеи у горгоны Медузы. И белые огоньки в глазах.

— Все равно сходи, я настаиваю. Она обманом заставила тебя подписать договор. Так нечестно!

— Все вроде неплохо вышло, — легкомысленно ответила я. — У меня теперь есть двухэтажный дом в центре города, с участком.

— Бесплатный сыр, — сказала Юля, подливая вино в бокалы.

— Но и я не мышка, — возразила я. — Вот один пункт меня всерьез волнует: «Ежемесячно выполнять договор с инкубом». Инкуб — это демон?

— Вроде бы, — задумалась подруга. — Вот и спросишь, что за договор. По каждому пункту надо пройтись. — Она ткнула в середину листа: — Смотри в книге-чудеснице. Где эта книга? Почему не выдали?

— Как думаешь, я тоже этого… того?

— Ведьма? — спросила Юлька. — А то! Видела бы ты себя, когда мыло варишь, — сплошное колдовство.

— Я серьезно.

— А помнишь, как ты боялась политологию сдавать, а преподаватель с гриппом слег, и у вас аспирант принимал? Или как Варька-стервозина прямо перед тобой споткнулась и в лужу грохнулась? А еще ты ешь в три горла и не толстеешь.

— И все это потому, что я ведьма?

— Нет, конечно, — сонно улыбнулась подруга. — Препод подхватил вирус, Варька — корова, а не толстеешь, потому что фитнесом занимаешься и наследственность хорошая.

— Так я ведьма или нет?

— Да забей, — махнула рукой Юлька и отвернулась, удобно устроив голову на подушке. — Если захочешь — будешь ведьмой. Тебе идет черный цвет, особенно с алой помадой… Там видно будет. Утро вечера мудренее.

Проснулась я от того, что кто-то со всей дури колотил в дверь. Каждый удар отзывался в голове тупой болью, и казалось, что стучат прямо в моей черепной коробке.

— Да иду уже! — крикнула я и поморщилась от собственного голоса.

Я спустилась по лестнице, протопала на стук и наткнулась на запертую заднюю дверь. Я вернулась в прихожую, нашарила ключи в рюкзаке, висящем на вешалке, и поспешила назад. Стук не прекращался. Маленький ключик не подошел, я сунула в замочную скважину бронзовый ключ и поскорей распахнула дверь, чтобы избавиться от ужасного грохота.

И замерла. Передо мной стоял высокий мужчина с русой бородой, мышцы плеч бугрились от напряжения под полотняной рубахой и кольчужной жилеткой. Он держал на весу длинный блестящий меч, в котором я, скосив глаза, увидела собственное отражение: волосы сбились и стояли кудлатой башней, как у Мардж Симпсон. Я запоздало поняла, что не смогла найти в чемоданах сорочку, поэтому стою сейчас перед незнакомым мужиком в длинной майке, едва прикрывающей попу, с надписью «улетная девчонка».

Мы продолжали молча разглядывать друг друга. Я разумно решила, что лучше предоставить право слова мечнику, а то ляпну чего-нибудь не того — и голова с плеч.

— Ведьма! — воскликнул он.

— Где? — Я испуганно обернулась.

Мужчина опустил меч, скользнул по мне взглядом, смущенно отвел глаза.

— Позволишь войти? Я воевода Ярополк Всеволодович. По царской воле слежу за порядком в наших краях.

Я услышала легкие шаги позади себя, из-за плеча выглянула Юлька.

— Ой, это вчерашние стриптизеры? — обрадовалась она. — Мы все же их заказали? А то я смутно все помню…

Позади воеводы топтались два рослых парня, жадно разглядывая наши с Юлькой фривольные наряды. Она, в отличие от меня, сумела найти, что надеть, и теперь щеголяла в моем желтом халате.

И тут я поняла, что кирпичные стены домов вокруг двора исчезли. За забором стелился сочный луг, солнце висело над ельником, окаймлявшим горизонт, справа, внизу холма, как шляпки грибов выглядывали деревянные крыши избушек. Петух прокукарекал совсем рядом, и мы с Юлькой синхронно поморщились. Я увидела во дворе колодец и указала на него воеводе:

— Водички принесешь?

Ярополк нахмурился, спрятал меч в ножны, закатал рукава и взялся за ворот. Люблю смотреть, как люди работают, особенно так споро и ладно. Воевода притащил ведро, без подсказки повернул на кухню.

Мы с Юлей гуськом прошлепали следом, зачерпнув воду из ведра, жадно приникли к чашкам.

— Меня Василиса зовут, — представилась я, вытирая губы. — Я здесь новенькая, только вчера наследство получила.

— Да вся деревня ваш шабаш слышала, — хмуро сказал Ярополк. — Я поэтому и приехал.

— Какой еще шабаш? — возмутилась Юля.

— А я тебе говорила — не ставь Бибера. В общем, ошибочка вышла, — сказала я. — Нету тут ведьм. Мы обычные девушки.

— Обычные девушки ведьмины избы не наследуют, — возразил воевода. — Не отнекивайся, Василиса, я тебя, ведьму, сразу почуял — сердце колотится, как в припадке, нутро плавится.

Юлька захихикала, но получив от меня локтем в бок, заткнулась.

— Я к твоей тахикардии не причастная, — ответила я. — И вообще, чего надобно?

— Порядок такой: ведьма должна присягнуть царю на верность, служить верой-правдой… или хотя бы не сильно пакостничать. К тому же неспокойно в царстве, из Сумеречного леса то и дело темные твари выбираются… Подсобила бы?

— Это как? — опешила я.

— Разные могут быть варианты, — задумался Ярополк. — К примеру, сов-разведчиков запустить хорошо бы, или такое зелье сварить, чтобы наши воины непобедимыми стали. Со старой ведьмой мы ладили. Хоть и мерзкая была бабка, а все же можно было договориться.

— А мне какая выгода вам помогать?

— Мы, к примеру, за это не будем тебя сжигать.

— Умеешь ты убеждать, Ярик, — вздохнула я. — Расскажи еще про бабку, — попросила я, усаживаясь на стул. — Какая она была?

— Старая, страшная, злобная ведьма. — Каждое слово припечатывало, как приговор.

— Как она умерла?

— Ее нашли в огороде, уже холодную. Может, сердце прихватило, да и старая она была, лет триста тут жила. Две недели назад похоронили. На церковное кладбище поп не пустил, так что могилка возле леса, под ивой у пруда.

Светло-голубые глаза Ярополка уставились на мои голые ноги, и я рефлекторно натянула майку ниже, прикрыв коленки, но вырез в итоге растянулся едва не до пупка. Воевода вскочил, чуть не опрокинув стул, и поспешил к входной двери.

— Ты осваивайся, Василиса, и если что надобно будет, то я тут, в деревне. Только сама долго по округе не гуляй, сразу ко мне иди, спросишь воеводу, меня все знают. А то ведьм в деревне не особо любят.

— Приятно было познакомиться, — выкрикнула в широкую кольчужную спину воеводы Юлька. — Хорошенький, — добавила она, когда дверь с грохотом закрылась. — Глазки такие красивые.

— Симпатичный. — Я набрала еще водички из ведра. — Вкусная! А холодная — аж зубы сводит.

— Побрить бы его еще…

— Нашла о чем думать! — запоздало возмутилась я. — У нас тут проход в другой мир открылся, а ты — побрить, хорошенький! Видела бы ты, как он на меня мечом замахивался! Хорошо, я с похмелья тупила, а то не было бы у тебя подружки.

— Ладно, помнится, вчера у нас созрел план: позвонить нотариусу и потребовать объяснений. Похоже, она единственная в курсе двух миров и всех этих условий про тыквы.

Я сходила за мобильником, нашла номер в памяти.

— Алло, Элеонора Портосовна, — сказала я в трубку. — То есть Эльвира Протосовна. Это Василиса…

— Говорите. — Если бы голосом можно было заморозить, я бы уже упала на пол и разбилась на миллионы ледяных осколков.

— У меня появились вопросы по поводу наследства. Могли бы вы кое-что разъяснить?

— Консультация — пять золотых за час.

— Сколько? Это по какому курсу?

— В рублях я консультирую только по делам техномира.

В трубке раздались короткие гудки. Я нажала на отбой и пошла в комнату. Жаба в террариуме словно почувствовала, что пахнет жареным — повернула голову, вжалась влажными телесами в пол.

— Нам надо раскулачить Амфибрахия, — твердо заявила я.

Я натянула желтые резиновые перчатки едва не до локтей, нацепила на нос очки для плавания.

— Тут пишут, что железы жаб впрыскивают яд, только если хищник их прокусит, — прочитала Юлька с ноута. Она встала рядом со мной и раскрыла сиреневый зонтик, я покосилась на нее с недоумением. — Но лишняя осторожность не помешает.

Прячась за Юлькиным зонтиком, я опустила руки в аквариум, сжала влажные бока Амфибрахия, пальцы погрузились в вялую тушку. Я попробовала его приподнять — не тут-то было. Амфибрахий будто приклеился к полу, уперся кривыми лапами, как бульдог.

— Попробуй его спихнуть, — посоветовала Юлька. — Подтолкни под попу.

Я попыталась засунуть руку под жабу, выскрести монетки, но Амфибрахий вдруг надулся, в шее у него что-то заклекотало, и я в испуге отдернула руки.

— Он весит килограммов двадцать, — пожаловалась я. — И ластами держится.

— Давай лопатой подковырнем, — предложила Юля.

— Пораним еще. Он только с виду грозный, а так мягонький. Да и в условиях было что-то про жабу.

Юлька сбегала в спальню, принесла листок.

— «Пятый пункт, — прочитала она. — Кормить златоносную жабу по четным дням, десять червей не менее вершка длиной». А ведь сегодня шестое!

Червей я нарыла в навозной куче за сараем. В этом мире у меня был сарай, заваленный всяким барахлом, вниз по холму сбегал заросший бурьяном огород, упираясь в частокол, увешанный чугунками, сирень у дома цвела предгрозовым облаком.

Я опустила червей в мисочку в углу террариума, поставила рядом плошку с чистой водой и ушла на кухню под пристальным взглядом Амфибрахия, а за углом присела и на четвереньках вернулась назад в комнату, держась ниже террариума, стоящего на приземистом колченогом столике. Жаба некоторое время сидела без движения, потом поковыляла к тарелочке.

— Давай! — взвизгнула Юлька, стоящая на стреме на лестнице в прихожей.

Я подскочила, запустила руку в террариум, сгребла горсть монет и отпрыгнула в сторону. Амфибрахий метнулся назад, упал на кучку золота, растопырив лапы, червяки расползлись из тарелки по всему террариуму.

— Ну что, сколько там? — приплясывала от нетерпения Юля.

— Семь, — пересчитала я монетки. — Прости, бро, мне это правда было нужно.

Жаба презрительно отвернулась. Длинный язык розовой молнией выстрелил в червяка.

— Он утешится, — успокоила меня Юля.

Юлька отправилась в общежитие за вещами, я взяла с нее клятву, что одну она меня здесь не бросит. А я шаталась по дому, прибирая следы вчерашнего шабаша. На столе высилась горка мандариновых шкурок, пол усыпали фантики от шоколадных конфет. Чучело волка обзавелось веночком из привядших одуванчиков. Я стянула венок, бросила его в мешок для мусора, отряхнула макушку волка от сора и, заметив какое-то движение, склонилась ниже, развернула шерсть. Блохи бросились врассыпную под моими руками. Я взвизгнула, отскочила в сторону и, схватив рюкзак, выбежала из дома.

Вернулась я с тремя флаконами шампуня из зоомагазина. Поразмыслив, обвязала волка бечевкой под передними лапами, потащила вверх по лестнице волоком, стараясь не обращать внимания, как гулко стучит голова зверя по ступенькам. Я поставила чучело в душевую кабину, включила теплую воду и, надев злополучные желтые перчатки, принялась мылить густую шерсть. На глаза наворачивались слезы то ли от жалости, то ли от брезгливости, то ли от едкого звериного запаха. Я старалась не смотреть на слив, где в грязной пене кишели паразиты. Похоже, я застряла в ванной надолго.

Там Юля меня и застала.

— Представляешь, арка меня пропустила, — сказала она, крутя на пальчике ключи от дома, которые я ей вручила перед выходом. — То ли дом признал меня за свою, то ли ключи так работают. А ты что делаешь? Разве это было в условиях — банные процедуры для чучела?

— Нет, — ответила я, прилаживая к голове волка козырек на резинке, в котором я любила кататься на велосипеде. — Это чисто моя инициатива.

— А кепка зачем?

— Чтобы мыло в глаза не попало, — ответила я.

— А чучелу не все равно?

— У него блохи. Он живой.

Я в очередной раз смыла пену с боков волка и, будто в подтверждение моих слов, почувствовала, как под руками бухнуло сердце.

Юлька ахнула, прижала руку ко рту.

— Боже мой! Ведьма его заколдовала?

— Похоже, что так. Представляешь, какая мука? Он стоит тут неизвестно сколько и даже не может почесаться!

Я распрямилась, держась за поясницу.

— Слушай, Юля, поищи, пожалуйста, в чемоданах мое масло с календулой.

Подруга быстро вернулась с бутылочкой, в которой перетекала янтарная жидкость. Я обильно смочила густую шерсть, стараясь втирать масло поглубже.

— Вот так, сейчас зуд уймется, — бормотала я. — Тебе станет легче. Потом тебя высушим, расчешем, и хоть на выставку.

Я вытащила волка из душа, поставила на пол в ванной. Пожертвовав собственным полотенцем, хорошенько вытерла мокрую шкуру. Закапала в ореховые глаза капли из того же зоомагазина.

Юлька присела рядом, потрогала черный нос.

— Влажный, — сказала она. — А изо рта как несет!

Она тщательно вычистила волку зубы новой щеткой, как смогла, выполоскала пасту шлангом из душа. С шерсти быстро натекла лужа.

— Без фена не обойтись, — сказала я. — Юлька, может, ты займешься? А я пока душ почищу и сама помоюсь. У меня теперь у самой все зудит. То ли нервное, то ли тоже блохи.

— Сделаю, — кивнула подруга, а я залила в поддон душа чистящее средство и принялась за работу. Прикидывая, сколько всего мне еще придется отмыть, чувствовала себя Золушкой, а не ведьмой.

Отдраив душ, а потом и себя, я завернулась в полотенце и выбралась в ванную. Волк стоял все в той же позе, слегка припав на передние лапы, нос был сморщен, из-под верхней губы выступали длинные клыки. Но теперь шерстка у него пушилась, как у плюшевой игрушки, а на макушке меж ушей торчал маленький хвостик, завязанный розовой резиночкой.

Юля задумчиво перебирала пальцами шерсть.

— Как думаешь, ты сможешь его расколдовать? — спросила она.

— Окстись, мать, — удивилась я. — Мое знакомство с магией заканчивается гаданием на картах в летнем лагере.

— А ведь ты тогда очень точно все предсказывала, — задумалась Юля. — Ведьмино наследство обычным девушкам не достается — так ведь воевода сказал. Твоя троюродная бабка — ведьма, значит, и в тебе ведьмина кровь, пусть капелька, но все же. И ведь есть в тебе что-то такое, колдовское, — то погоду предскажешь, то билет на экзамене. Цыгане от тебя всегда шарахались. А ты сама сразу людей чувствуешь, — кто врет, от кого лучше держаться подальше. А какое мыло у тебя получается! Мои соседки по общаге готовы всю стипендию за обмылок отжалеть. Способности надо развивать. Это то, что дано свыше.

— А вдруг этот дар, так сказать, с нижних этажей? — спросила я. — Если ведьмина кровь — проклятье?

— Всякий дар можно использовать во благо, — отрезала Юля. — Раз ведьма смогла заколдовать волка, то другая сможет его освободить, не так ли?

— И что потом? Он сожрет нас в качестве благодарности? — резонно возмутилась я. — Посмотри на его морду! Это же хищник. Как пить дать, сожрет и не поморщится. Он ведь и голодный поди, как… как волк.

Юля вздохнула, потрепала острые серые уши.

— И все-таки это неправильно. Жестоко.

— Ладно, можешь тут предаваться жалости, а я — к нотариусу. И если я опять назову ее Портосовной, это будет по твоей вине.

— За пять золотых можешь звать ее «эй, ты!».

Вопреки совету подруги, в кабинет нотариуса я вошла, постучавшись и вежливо поздоровавшись. Еще свежа была память о шевелящихся рыжих локонах и белых нечеловеческих огоньках в глазах Эльвиры Протосовны. Хозяйка кабинета в белом костюме сидела за столом, положив руки перед собой. Напротив нее появился стул, я осторожно присела на краешек. Нотариус выжидательно смотрела на меня, и я, спохватившись, вынула из рюкзака пять золотых монет, положила их одну за другой на полированную холодную столешницу. Эльвира сгребла монеты в приоткрытый ящик стола, достала оттуда песочные часы. Белая струйка медленно потекла вниз.

— Что вы хотели узнать, Василиса Егоровна?

— Вы человек? — ляпнула я.

— Мы будем обсуждать меня или вопросы, относящиеся к наследству? — Эльвира многозначительно посмотрела на часы, изогнув тонкую рыжую бровь.

— Вы правы. — Я вынула изрядно помятый договор на пользование домом и листок с условиями. — Во-первых, хочу заметить, что вы обманом заставили меня скрепить договор, так что в случае чего я буду его оспаривать.

Эльвира пристально посмотрела на меня.

— У кого вы его будете оспаривать, Василиса?

— У царя, — нашлась я. — Он ведь там главный?

— Хорошо, — легко согласилась Эльвира. — Но ведь вы решили оставить наследство? Вам понравился дом?

— Он странный, — задумалась я.

Тем не менее нотариус была права, дом мне понравился. Если его хорошенько отмыть, будет конфетка. Перед встречей с Эльвирой я приняла душ, оделась, а потом выпила чашку чая, сидя на ступеньках на заднем дворе, выходящем в иной мир. Пчелы кружились вокруг сирени, гудя, как паровозики. Издали доносился шум деревни. Я вытащила наружу волка, чтобы он проветрился на свежем воздухе. Ветерок гладил его по вздыбленной холке, обнажая светлый подшерсток. И в какой-то момент я поняла, что наслаждаюсь каждым мгновением. Да, мне определенно там нравилось.

— Тогда пройдемся по условиям, — предложила Эльвира.

Мы продвигались вниз по списку, обводя кружком пункты по очереди. Простая шариковая ручка в гладких руках Эльвиры смотрелась как-то неуместно. Весь кабинет был совершенно белым и стерильным, искусственный голубоватый свет лился из прямоугольной лампы на потолке, из окна, закрытого жалюзи, не проникало ни лучика, ни звука. А вдруг за окном Эльвиры тоже другой мир? У меня руки зачесались проверить свою догадку, но нотариус строго на меня посмотрела, и мы вернулись к бумагам.

Больше всего меня озадачил пункт, согласно которому я должна была выполнять условия договора с инкубом.

— Инкуб — демон похоти, — разъяснила Эльвира. — Мужского пола. Кроме плотских утех его ничего не интересует, так что, полагаю, именно это ему и надо.

— От моей бабки?

— Почему нет? — Эльвира Протосовна нисколько не удивилась. — А теперь от вас, Василиса.

— А если я не согласна?

— Инкуб должен быть удовлетворен. Иначе этот пункт условий останется не выполненным.

— И что тогда? — вспыхнула я.

— Тогда, Василиса Егоровна, вы теряете право пользования наследством. — Она вынула из стола желтый конверт — точь-в-точь такой же, как у меня. — А я вручу договор следующей наследнице. Или вы думали, вы единственная потомственная ведьма? Вам нужно продержаться на условиях Маргариты Павловны ровно год, начиная со вчерашнего дня. Потом вы вольны делать что хотите, в том числе расторгнуть договор с инкубом. Вы станете полноправной владелицей дома с выходом в два мира.

— А что это за мир?

— Когда-то миры были едины. — Мне показалось, что на безучастном лице Эльвиры проскользнула затаенная грусть по былым временам. — Но после великого разлома они разделились: в вашем мире развитие пошло по технократическому пути, в том мире осталась магия, а некоторые миры и вовсе погибли. Воспоминания о магическом мире остались в виде сказок и легенд, и почти все они правда, быть может, слегка приукрашенная. Географически это дубль вашего мира за исключением рукотворных изменений земной поверхности. Политическое устройство царства, в котором расположен ваш дом, — абсолютная монархия. В других странах существует разброс вариантов вплоть до парламентской республики.

Во время политического экскурса я слегка заскучала и, в конце концов, бесцеремонно перебила Эльвиру:

— Но если я могу проходить в тот мир, значит, и из иного мира к нам могут попадать разные существа?

— Разумеется, — кивнула Эльвира и обвела кружком еще один пункт договора. — Более того, согласно условиям, составленным вашей бабкой, вы обязаны провести в ваш мир три сущности, которые не являются ни людьми, ни животными. Это могут быть демоны, вампиры и любые другие существа, в которых есть магия.

— А вот этот пункт, — ткнула я пальцем в лист, — заработать ворожбой не менее тридцати золотых за год…

— Тут, по-моему, все понятно, — невозмутимо заметила Эльвира.

— Но я не умею колдовать!

— Так научитесь, Василиса. Возьмите книгу-чудесницу, начните с простых заклинаний — привороты, отвороты, бытовой сглаз.

— Где эта книга?

— Она должна быть в доме, поищите хорошенько. Маргарита Павловна была опытной ведьмой, книга ей была ни к чему, так что, возможно, она валяется где-нибудь в чулане.

— А что мне делать с воеводой? — вспомнила я. — Он требует, чтобы я присягнула на верность царю, хочет сов-разведчиков…

Эльвира откинулась на спинку кресла и выразительно посмотрела на часы. Последняя белая песчинка упала вниз.

Я вынула из рюкзака мобильный; по всему выходило, что я сижу здесь уже час. Быстро время пролетело. Эльвира все так же молча не сводила с меня глаз.

— А шабаш? — ткнула я пальцем в последний пункт. — Я должна принять участие в шабаше, надев ведьмин кулон. Что я там должна делать? Зачем кулон?

Эльвира безучастно молчала. Похоже, бесплатно она мне ничего не скажет. Я встала, натянула лямки рюкзака на плечи.

— Что ж, спасибо за консультацию, — сказала я.

— С радостью встречусь с вами еще раз, Василиса Егоровна. За пять золотых.

— Понятно, — буркнула я. — Надеюсь, дальше сама разберусь.

— И я надеюсь, что вы сумеете выполнить все условия Маргариты Павловны. Мне хотелось бы закрыть это дело.

— Всего доброго, — попрощалась я и, не выдержав искушения, шагнула к окну. Быстро раздвинула полоски жалюзи и отскочила прочь, ослепленная раскаленным добела солнцем, зависшим над красной каменистой поверхностью, изъеденной кратерами.

Эльвира Протосовна посмотрела на меня с укоризной, привстала, тугие рыжие локоны чуть шевельнулись.

— Любопытство до добра не доводит, Василиса…

Я пулей выскочила из кабинета, дверь за мной захлопнулась. Мужчина в деловом костюме, проходящий по коридору, посмотрел на меня с удивлением. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я пустилась в объяснения: понимаете, мол, получила наследство от бабушки-ведьмы, теперь мне надо год выполнять ее условия — кормить по четным дням златоносную жабу, колдовать помаленьку, ублажать инкуба. А потом, если я справлюсь, ее дом станет моим по праву, если, конечно, нотариус о чем-нибудь не умолчала. Она, знаете ли, не совсем человек. А за окном у нее неведомая планета, где по безжизненной пустыне ветер гоняет красную пыль.

Ясно, как бы мужчина отреагировал на подобные откровения: если социально сознательный, то вызвал бы санитаров, а если нет — убежал бы прочь, сверкая подошвами блестящих туфель.

Мужчина тем временем скрылся за поворотом, не подозревая, в какой опасной близости от потомственной ведьмы он только что был. Я хмыкнула себе под нос и пошла домой. Надо, в конце концов, найти эту книжку-чудесницу.

Первым делом, протиснувшись через узкую арку, я обошла вокруг дома. Как я и думала, задней двери в нашем мире не было вовсе. Дом окружала зеленая лужайка, усыпанная солнышками одуванчиков, по забору гулял Грех, жмуря от удовольствия желтые глаза, по-видимому, в этом мире ему нравилось больше. Он зашипел на меня, прижав уши к голове.

— Так-то встречаешь хозяйку? — с укоризной спросила я. — А знаешь, что у меня в пакете? Целая пачка отменного кошачьего корма. Специально для пожилых котиков. Ты ведь старичок, судя по виду, вон какой облезлый.

Кот, фыркнув, сиганул с забора и умчался прочь, а я вынула из пакета новенькую блестящую миску, насыпала в нее сухих вонючих комочков и, оставив угощение для кота на крыльце, пошла в дом. Потрепав по ушам оскалившегося волка, сняла с нижнего клыка чуть влажную записку: «Ушла на занятия, буду в четыре. Ю.».

Я стянула рюкзак, повесила на вешалку. Пошаталась по комнате, поскребла ногтем сажу на котле, попыталась сдернуть вязанку дохлых летучих мышей, но не дотянулась. Можно было бы придвинуть стул, но мне не особо хотелось к ним прикасаться. Перебрала книги на полке над камином, с удивлением наткнулась на собрание сочинений Гоголя, но книжки-чудесницы как не бывало. В конце концов, я вышла во двор.

Солнце в этом мире светило будто бы так же, как и в нашем, и даже висело с той же стороны. Сирень одуряюще пахла, белые капустницы кружились над одуванчиками. Я уверенной походкой вышла за скрипучую калитку и направилась в деревню. Должна же я разведать, что к чему!

Тропинка вилась вниз желтой лентой, окаймленной пушистой травой, потом раздавалась вширь, сливаясь с еще двумя узкими тропками и превращаясь в утоптанную дорогу. Я ловко переступала коровьи лепешки, размазанные колесами телег, не забывая смотреть по сторонам. За низким плетнем женщина развешивала белье перед домом. Длинный подол она подоткнула за пояс, так что были видны бледные колени, русую косу закрутила вокруг головы. Запоздало подумала, что мои джинсы не очень-то подходят к обстановке. Зато синяя рубашка в мелкий цветочек то, что надо — скромно и мило.

Женщина выронила корыто, уставилась на меня.

— Ведьма! — сипло выдавила она.

Двое пацанов выскочили из-за угла дома, повисли на заборе, жадно меня рассматривая.

— Привет, селяне! — Я взмахнула рукой, и ребятишки с визгом умчались, спрятались за мамкину юбку.

Насторожившись от такого радушного приема, я пошла дальше. Сурового вида бородатые мужики задвигали за спины жен, сверля меня взглядами, в щели заборов высовывались любопытные конопатые носы. Шепоток несся впереди меня, как шум прибоя: ведьма, ведьма, ведьма… Так, сопровождаемая всеобщим вниманием, я толкнула тяжелую дубовую дверь под вывеской «Печальный лось» и вошла в таверну.

Я уселась за стойку, рассматривая помещение: потемневшие бревенчатые стены, украшенные коваными подсвечниками, печь в полстены, за столами на лавках сплошь мужики, так и замершие с ложками в руках. Судя по запаху, сегодня в «Печальном лосе» подают уху.

— Чего желаете? — За стойкой появился мужик с лохматой рыжей бородой.

— Сок есть? — спросила я.

— Только из помидоров.

— Пойдет, — улыбнулась я и бросила на стойку золотой. Надеюсь, у него будет сдача. Оставлять чаевые такому угрюмому бармену я не собиралась.

Мужик попробовал монету на зуб, достал кувшин, в глиняную кружку потекла густая красная струя. Я отхлебнула сок, покатала во рту — неплохо.

— Вы откуда к нам? — подал голос мужик. Вряд ли его называют барменом. Корчмарь?

— Оттуда, — неопределенно махнула я рукой. — Получила в наследство дом на холме, вот решила познакомиться с соседями.

— Новая ведьма, — неодобрительно проговорил он.

— Типа того. — Я откинула кудри за плечо, пожалуй, надо будет научиться плести косы. — Но я пока только осваиваюсь. А мою бабку вы знали?

— А то! — Глаза у корчмаря стали колючие, злые. — Ее тут все знали. Думали, слава богу, померла, избавились от колдуньи, уж сколько крови она попила, а тут на тебе — новенькая, молодая.

— Ну знаете, — возмутилась я. — О мертвых или хорошо, или никак. А я вам пока ничего плохого не сделала!

— Пока… — задумался мужик, поскреб пятерней лохматую бороду. — Мужики, а ведьма-то совсем молодая, зеленая. Сколько тебе годков?

— Не ваше дело, — отрезала я, озираясь.

Мужики повставали с мест, заслонили двери.

— Так что, будем ждать, пока в пору войдет?

Мужики зашептались, затолкались, придвигаясь ближе. Я хотела вскочить со стула, но бармен схватил меня за волосы, дернув сильно, до слез, прижал щекой к шершавой столешнице. Второй рукой, ощутимо воняющей рыбой, зажал рот.

— На костер ее! — послышался первый неуверенный крик, который тут же подхватили остальные мужики. — На костер!

Меня выволокли на улицу, протащили до площади у церквушки. Грубые руки сжимали плечи, подталкивали в спину, от рубашки отлетело несколько пуговиц. В рот засунули кляп, которым, судя по запаху, совсем недавно протирали столы. Я не успела опомниться, как меня привязали к высокому столбу, заведя локти за спину. Я тряхнула головой, отбрасывая спутанные пряди, перед глазами все расплывалось от слез. К ногам натащили бревен, хвороста. Детишки, только недавно прячущиеся за мамками, теперь скакали вокруг меня, корча рожи.

Я мычала, пытаясь вытолкнуть языком кляп. От толпы отделился бармен.

— Ты спрашивала, знал ли я твою бабку…

Он подошел ближе, и я увидела острые копытца, выглядывающие из-под его штанов. В дорожной пыли осталась дорожка полукруглых следов.

— Пришла она как-то, потребовала телячьих отбивных, съела все до крошки, тарелку чуть не вылизала языком своим змеиным, а потом сказала, что мясо жесткое, как у старого лося. И вот я уже который год копытами цокаю.

Мне удалось выплюнуть кляп.

— Зато на обуви небось экономишь, — заметила я.

— Огня! — взревел бармен, схватил протянутый факел и, подойдя вплотную, поднял с веток кляп и заткнул мне им рот. — Не дергайся, ведьма. Все твое оружие — пакостные слова да колдовские взмахи, но руки мы тебе связали, а поганый рот заткнули. Знать бы, как тебя звать, чтоб потом на могилке написать…

— Ее зовут Василиса, — ответил вместо меня низкий мужской голос. — Отойди прочь, Парнас.

Широкие плечи в полотняной рубашке заслонили меня от мужиков, я всхлипнула от облегчения — воевода!

— Не лез бы ты, Ярополк Всеволодович, — недовольно протянул седой старик. — Парнаска дело молвит. Пока ведьма силу не набрала, лучше ее того-этого… Нет ведьмы — нет проблем.

— Проблемы начнутся, когда я царю доложу о вашем самоуправстве, — негромко сказал воевода. Он вынул из кожаных ножен меч, взмахнул им, описав блестящую дугу, и факел упал у его ног, рассыпавшись угольками. — Ведьма под моей защитой.

Народ поскучнел и стал потихоньку расходиться. Ярополк вытащил кляп, перерезал веревки, и я упала ему на руки.

— Василиса, я же сказал, спросишь воеводу, когда в деревню пойдешь, ну куда ты сама полезла! — Он журил меня, неся, как маленькую, а я уткнулась носом ему в шею и глотала слезы. Мне до сих пор не верилось, что меня могли сжечь. Меня собирались сжечь!

Опомнившись, я вывернулась из объятий воеводы, обернулась к селянам и громко выкрикнула, выпростав к небу кулак:

— Вы об этом сильно пожалеете!

Как будто в подтверждение моих слов ветер подхватил пыль на площади, завертел ее маленьким смерчем, вдали горестно взвыла собака. Воевода сердито схватил меня в охапку и потащил к дому.

Дома меня встретила Юля, она встревоженно выслушала краткий пересказ событий из уст воеводы и побелела как мел. Потом обняла меня так сильно, что ребра затрещали.

— Пусти, — прохрипела я, но она только мотнула головой. Кто бы мог подумать, что у такой нежной девушки железные бицепсы. — Мне бы чайку сейчас горячего, нервы успокоить.

— Я сейчас! — купилась на мою уловку Юлька и унеслась на кухню.

Воевода наблюдал за нами с интересом, потом прошелся по комнате, присел перед оскаленной мордой волка.

— Лютый все еще здесь, — тихо сказал он. — Бедняга.

— Лютый? У него была кличка? — удивилась я.

— Не кличка, он ведь не собака. Имя. Как и у всякого оборотня.

— Ого! То есть это не просто волк?

Воевода бросил на меня быстрый взгляд, обошел волка с другой стороны.

— Он неплохой был парень, Лютый. Людей не трогал, а что пары овец бывало недосчитывались, так то, может, и не его вина. Он на дичь больше охотился.

— Вася! — Юля появилась в дверях кухни. — Ты должна его расколдовать!

— Ну вот, — застонала я, — теперь она от меня точно не отвяжется. Знала бы как…

— Василиса! — Воевода произносил мое имя нараспев, гласные тянулись, как мед. — Ты на самом деле ни черта не умеешь?

— Не-а, — мотнула я головой. — Я переводами занимаюсь с английского и еще мыло варю. А колдовать и не пробовала.

Ярополк присел на стул, запустил пальцы в русую гриву. Концы волос были слегка влажные, на левом виске виднелся шрам — три параллельные полоски, будто от когтей. Когда он нес меня домой, легко, как пушинку, я по большей части размазывала сопли по его мускулистой груди, но все же успела заметить, какие сильные у него руки и широкие плечи. И пахло от него приятно — мылом и травой, а пшеничные ресницы, подсвеченные солнышком, оказались длинными, как у девчонки…

— Неспокойные сейчас времена, Василиса, — прервал мои мысли Ярополк. — И в твоих интересах обрести хоть какую-то силу. Иначе проглотят тебя и не поморщатся.

— Угу, а перед этим зажарят, чтоб вкуснее глоталось, — добавила я.

— Вась, а может, брось ты это все? — предложила Юля. Она принесла мне дымящуюся чашку чая, обняла за плечи.

— Верно подруга говорит. Ведьмина дорожка скользкая.

— Нет, — упрямо тряхнула я головой. — Это мой дом.

Я обвела взглядом темные стены, закапанный воском пол.

— Воевода, мне ждать какого-нибудь нападения? Ночью с факелами к дому не придут?

— Василиса, твой дом — крепость, в самом настоящем смысле слова. Ведьма такие чары на него наложила — сто лет не развеются. Во-первых, в этот дом никто не может войти без разрешения хозяйки, — начал загибать он пальцы. — И ты уж думай, Василиса, прежде чем кого-то впускать. Во-вторых, дом не подвержен непогоде. Сколько было ураганов, деревья с корнем выворачивало, а этот дом стоит как вкопанный. В-третьих, ты думаешь, его никогда не пытались сжечь?

— Пытались?

— На моей памяти раз пять. Последний — Парнас, когда копытами обзавелся. Не горит.

— Вот пироман хренов, — выругалась я. — Ладно, с селянами разберемся потом, а сейчас — за уборку.

— Подожди, Василиса, давай решим еще один вопрос. — Ярослав схватил меня за руку, усадил назад на стул. Руки у него были горячие и чуть шершавые. — Ты должна присягнуть на верность царю. Чем раньше, тем лучше. Да и мне спокойнее будет. Так что давай завтра поутру рванем в столицу.

— Это было бы интересно, — задумалась я. — Юльку можно взять? Ты как?

Юлька взвизгнула, подпрыгнула от радости:

— Ради такого я даже универ прогуляю!

— У ведьмы есть подруга, — покачал головой воевода. — Как такое вообще может быть? Ладно, возьмем. Только, девушки, — он чуть смутился, — нарядитесь уж поскромнее.

— Нужны сарафаны? — деловито осведомилась я.

— Только не штаны, — взмолился Ярополк. — А то вас прямо во дворце и сожгут.

— Ладно, сиди тут, сейчас оценишь мой наряд.

Мы с Юлькой метнулись на второй этаж; чемоданы лежали в комнате открытые, но не разобранные. Сначала следовало повытряхивать ведьмино шмотье из массивного дубового шкафа. Интересно, как она его затащила вверх по узкой винтовой лестнице? Я вынула стопку джинсов, швырнула на кровать.

— Я надену синее, которое на выпускной купила, — решила Юля, перебирая вещи во втором чемодане. — И туфли красные. Слушай, Вася, как думаешь, можно в этом мире фотки сделать? Все обалдеют!

— Можно попробовать. — Я вынула черное облегающее платье, слегка мерцающее на свету. — Вот это длинное.

— Меряй, — велела Юлька, — хотя оно, конечно, все равно развратное.

— Другого длинного у меня нет. Ты же знаешь, я больше мини люблю.

— Надевай скорей! Я хочу увидеть лицо воеводы, когда ты спустишься в этом.

Я быстро натянула платье, облепившее меня, как вторая кожа, сунула ноги в переплетенные ремешки босоножек. Мне и самой не терпелось увидеть реакцию Ярополка. Когда он сел на маленький кухонный стульчик, мне захотелось свернуться на его коленях кошечкой. Если бы он при этом начал меня гладить, я бы точно замурлыкала. Конечно, такая реакция на него связана с тем, что он меня спас. Но теперь я только и думала, как бы вернуться в горячие объятия моего героя, только чтоб без костра.

Я спустилась по лестнице, стараясь громко не стучать каблучками, но Ярополк услышал мои шаги и встал со стула. Его лицо вытягивалось по мере моего приближения, и когда я покрутилась перед ним и вопросительно посмотрела в глаза, он выдохнул:

— Нет, Василиса. Да… Да, но нет.

— Это как понимать? — спросила Юлька.

— Платье красивое, и Василиса, но… — Он взмахнул рукой, тщась объяснить.

— Очень грудь видна? — снова вмешалась подруга. — Так такое декольте грех прятать.

На кресло запрыгнул кот, вопросительно уставился на Юльку, выпустив когти в подранную и без того обивку.

— Гляди, Грех запомнил свое имя! — обрадовалась я. — Яр, а станут ли от ведьмы требовать строгого соблюдения приличий? У меня есть еще сарафан розовый, в цветочек, но какая я в нем ведьма? А мне бы убедить в этом народ, чтобы меня не торопились проглатывать.

— Логично, — одобрила мои рассуждения Юля. — К тому же, Ярик, все остальные платья у нее выше колена. Потому что ноги у Васи тоже выше всяких похвал.

— Это я уже знаю, — пробурчал в бороду воевода. — Ладно, похоже, завтра во дворце вы произведете фурор. Но думаю, я сумею отбить вас от поклонников, если что.

— Кстати, — запоздало вспомнила я, — спасибо, что спас меня. Ты вышел один против толпы…

Я встала на цыпочки, чтобы чмокнуть его в щеку, но воевода шарахнулся от меня, как черт от ладана.

— Единственное, чего я испугался, когда мальчишка прибежал ко мне с известием, что ведьму собираются жечь, — сказал он из дальнего угла, — так это того, что не успею.

— Но ведь их там была целая деревня, некоторые вилы притащили, топоры, — не сдавалась я, подходя ближе.

— Василиса, — ласково произнес Ярополк, пятясь в сторону, и сердце мое растаяло от того, как прозвучало мое имя в его устах. — Я воин, более того, во мне кровь берсерка. С мечом я практически непобедим.

— Кровь берсерка? А берсерки… они кто? Не люди? — задумалась я.

— Люди, да не совсем. В бою я сам себя боюсь.

— Послушай, Яр, мне как раз по условиям нужно провести в наш мир трех существ, которые не совсем люди, — вспомнила я. — А ты, получается, именно такое существо. Поэтому приглашаю тебя в наш мир.

— Хорошо, — согласился Ярополк. — Только сначала к царю. И что за условия?

Юлька протянула ему листок, и пока воевода уткнулся в него, изучая, мы обе поднялись наверх.

— Похоже, Ярик впечатлился платьем, — заметила я.

— Впечатлился? Да у него даже борода дыбом встала!

Я швырнула в Юльку подушкой, и подруга, смеясь, повалилась на кровать.

— Но он явно меня избегает.

— От тебя не убежишь — куешь железо, пока горячо. Успела на свидание парня зазвать.

Я пригрозила Юльке второй подушкой, и она подняла руки вверх, сдаваясь.

— Он спас меня от смерти, — сказала я. — Такое не забывается. Я до сих пор не могу в это поверить, но, Юлька, кажется, они бы на самом деле меня сожгли! А потом он нес меня на руках, и у него такие руки… И плечи…

— И борода… — подхватила Юлька томным голосом.

— Борода лопатой, — печально согласилась я. — Как бы узнать, не женат ли он?

— Кольца на пальце нет.

— Я тоже посмотрела. Но вдруг тут другие традиции?

— Вряд ли бы он согласился на свидание, если бы был женат.

— Вряд ли он понял, что это будет свидание, — мрачно вздохнула я.

— На месте объяснишь. — Юлька встала с кровати. — Я сгоняю в общежитие за платьем, да и остальное прихвачу, раз уж подалась в приживалки.

— Юля, я буду просто счастлива обзавестись такой приживалкой. Я готова тебе даже платить, чтобы ты жила со мной.

— Пять золотых? — спросила подруга.

— Только если ты сама будешь их выковыривать из-под Амфибрахия.

— Ладно, я готова осчастливить тебя своим присутствием совершенно бесплатно.

— Давай дуй за нарядами!

— Хочешь побыть с Яриком наедине?

— Хочу, чтобы ты поскорее вернулась и помогла мне с уборкой, — раскрыла я свои корыстные планы.

Юлька убежала в общагу, Ярополк тоже смотался по своим воеводским делам: махать мечом или спасать дев из беды, — сие мне неведомо, а я переоделась в джинсовые шорты и черную майку с «Веселым Роджером» и принялась за уборку. Я вытаскивала вещи бабули из шкафа и засовывала прямиком в пакеты для мусора. Судя по всему, Маргарита Павловна не была модницей: черные балахоны, потрепанные шляпки с вуалями, заштопанные чулки. Единственным ярким пятном в ее гардеробе было платье цвета морской волны. Пышные воланы шли по юбке, заворачиваясь спиралью до талии. Я приложила платье к себе, а потом тоже сунула в пакет. Не хватало еще за бабушкой донашивать.

Я стащила пакеты по лестнице, подумав, повернула на задний двор. Вынесла мусор за забор, сложила в кучу на утоптанной земле. Сходив на кухню за спичками, развела костер. Пламя жадно облизывало старую одежду, черный дым стелился вниз по холму. Я подождала, пока огонь начнет утихать, а потом пошла вниз по холму к поблескивающей глади пруда. Именно там, по словам Ярополка, похоронили мою бабушку-ведьму.

Я обошла весь пруд два раза, продираясь сквозь лиловые заросли дербенника. На голых коленках появились свежие царапины, правая щиколотка зудела от крапивы. Пожалуй, сарафан не такой уж плохой вариант, стоит прикупить парочку для прогулок на природе, ноги целее будут. Я села в тени огромного черного валуна, разглядывая мелкие волдыри от крапивы. Где они закопали бабку? Могилка должна быть свежей, но я не увидела ни голой земли, ни тем более креста. Вроде воевода говорил про иву — вот одна стоит, полощет ветви в воде, подернутой ряской. Я задумчиво просеяла желтый песок между пальцами. Ручейки сбежали вниз, улеглись ровной горкой. Я вскочила на ноги. Песок был рыхлым.

Я обернулась к валуну, черной глыбой возвышающемуся над прудом. В воде отражалась каменная верхушка, напоминая остроконечную шляпу, которую мы с Юлькой, дурачась, примеряли вчера. Я обошла валун и наконец увидела то, что искала: на скошенной поверхности были выдолблены кривоватые буквы: «Маргарита, ведьма».

Мне будто перестало хватать воздуха. Как будто это мне на грудь положили каменную глыбу. Как будто это я сейчас лежу под землей, под стылым сырым песком, могильный холод лизнул мои ноги влажным языком. Я судорожно вздохнула, бросилась к пруду, плеснула в лицо водой, пропахшей тиной, еще и еще. Постепенно паника отступила. Из разгладившейся поверхности пруда на меня смотрело отражение — испуганные глаза, напряженные губы. Шлепнув по нему рукой, я выпрямилась, нахмурилась. Пусть у них так принято — заваливать ведьму камнями, но никто не помешает мне положить цветы на могилу бабушки.

Собирая полевые цветы, я неожиданно для себя увлеклась. Желтые звездочки молочая, пышные метелки дербенника, крупные ромашки — для завершения композиции мне не хватало особенного цветка. Недовольно окинув взглядом окрестности, я приметила в пруду бледно-желтую кувшинку. Скинув сланцы, шагнула в теплую воду. Дно под ногами было склизким, мягким. Ярко-зеленая лягушка внимательно следила за моими передвижениями с круглого как тарелка листа. Вода почти доставала краешка шорт, когда мне удалось, наконец, дотянуться до цветка. Длинный толстый стебель никак не обрывался, я дернула посильнее, лягушка вдруг истерически квакнула, плюхнулась в воду, я вздрогнула от неожиданности.

— Напугала, зараза. Вот принесу сюда Амфибрахия, он живо порядок наведет, — пробурчала я себе под нос, повернулась к кувшинке и нос к носу столкнулась с полуголым мужиком, заросшим тиной.

— Тебя не устраивают мои порядки, ведьма? — картаво произнес он, сверля меня бесцветными рыбьими глазами.

Я молчала, силясь выдавить из себя что-нибудь умное. Передо мной явно стоял не человек. Водяной? Меня только что чуть не сожгли. Неужели мне удалось спастись только для того, чтобы утонуть чуть позже?

— Отличный пруд, — брякнула я наконец. — Красивые цветочки.

Водяной с сомнением покосился на веник разнокалиберных цветов, оставленный мной на берегу, потом оборвал кувшинку, протянул мне. Ногти у него были синие, загнутые, выше запястий тускло поблескивала зеленоватая чешуя.

— Меня Коренеем зовут, — представился он. Его картавости и шепелявому «з» позавидовал бы любой англичанин.

— Василиса, — сказала я, скромно опустив глазки, и тут же их подняла. На впалой груди моего нового знакомого чешуя была размером с пятикопеечную монету, она сбегала вниз по плоскому животу, прячась в мутной воде, и я засмущалась разглядывать водяного ниже пояса.

— Я знал прежнюю ведьму, Марго была той еще пиявкой, — задумчиво сказал он. — Цветы для нее?

Я лишь кивнула.

— Она любила красные розы, — осуждающе посмотрел на меня Кореней.

— Я что-то не заметила на ее могилке букетов.

Водяной растянул бледные губы, острые треугольные зубы в два ряда опасно сверкнули.

На главную: Предисловие

Ольга Ярошинская ВЕДЬМА ПО НАСЛЕДСТВУ

Ольга Ярошинская
ВЕДЬМА ПО НАСЛЕДСТВУ