Эти отрывки взяты из исследования Генри Мэйхью и Джона Бинни, выдающихся социальных историков XIX века, опубликовавших в 1862 г. свою книгу «Уголовные тюрьмы Лондона».

Идея превращения отслуживших свой срок судов в тюрьмы возникла, когда перевозка осужденных в британские заокеанские владения стала невозможной вследствие разразившейся американской войны за независимость. Указ Георга III (19, Георг III, гл. 74) гласил:

«… в целях более сурового и действенного наказания наиболее жестоких и наглых преступников, постановляю, что отныне, с первого дня месяца июля 1779 г. любой преступник мужского пола, повинный в воровстве или в другом преступлении, за исключением мелкой кражи, за которые его надлежит по закону отправить в наши заморские владения, может быть законным образом осужден к отбыванию наказания на одном из судов, должным образом приспособленных для проживания и безопасности заключенных, коим вменяется в обязательный труд очистка от песка и наносного ила дна реки Темзы, равным образом как и любой другой реки, пригодной для плавания грузовых судов…»

«Юстиция», старый торговый корабль, курсировавший между Британией и Индией, а также «Цензор», военный фрегат, стали первыми в Англии плавучими тюрьмами. К январю 1841 г. в различных плавучих тюрьмах содержались уже 3552 заключенных. Некоторое представление о санитарном состоянии этих учреждений можно получить из доклада мистера Питера Босси, врача плавучей тюрьмы «Уорриор». В нем сообщается, что в 1841 г. из 638 заключенных, содержавшихся на борту судна, в тюремной больнице побывало не менее 400 человек, 38 из которых умерли. В этот период в распоряжении британского правительства имелось не менее 11 судов, приспособленных под места заключения (включая находившиеся на Бермудах).

«… нам сообщил один из надсмотрщиков, служивший на тюремном судне, что он хорошо помнит, как не раз видел развешанные на снастях рубахи заключенных, на которых кишело столько паразитов, что рубахи эти казались посыпанными перцем; и что когда на борту судна впервые разразилась эпидемия холеры, священник отказывался отпевать отдельных мертвецов, пока их не скапливалось на борту не менее полудюжины, только тогда гробы скопом свозили к болоту и погружали их по знаку священника, причем его преподобие не покидал корабля, боясь сопровождать тела умерших в последний путь».

Такого скандального положения дел далее терпеть стало невозможным. В правительственные учреждения от начальников плавучих тюрем посыпались доклады с требованием реформирования этой системы. Расшатыванию тюремной дисциплины в немалой мере служило то обстоятельство, что суда, вверенные попечению начальников тюрем, прогнили и не могли далее служить в нынешнем качестве. «„Уорриор“, – писал один из них, – прогнил и латан-перелатан настолько, что нет никакой возможности сказать, сколько еще он продержится на плаву. Следует перевести заключенных в более безопасное место содержания, поскольку бессмысленно ремонтировать подобное „корыто“. „Уорриор“ сгнил от мачты до киля».

И все же «Уорриор» продолжал использоваться в качестве плавучей тюрьмы, и заключенные продолжали подводить парусиновые пластыри под его пробоины, чтобы хоть как-то уберечься от все проникающей сырости. Корабль еще некоторое время стоял на якоре в доке Вулвича с 436 заключенными на борту, наблюдавшими, как рассыпается в труху их тюрьма.

Система плавучих тюрем подвергалась осуждению с момента ее возникновения до нынешних времен, застряв словно кость в горле всех без исключения реформаторов. Родившись первоначально в силу обстоятельств, эта система просуществовала еще почти полстолетия. Плавучие тюрьмы превратились в приемники самых отпетых преступников, собранных со всех сухопутных тюрем Соединенного Королевства, в ужасающий пример инертности правительства, его безразличия к судьбам заключенных и неверия в возможность их исправления.

Этот труд обычно характеризовался словом «тяжелый», иначе говоря, не требовавший ни навыков, ни сообразительности, а только изнурительной работы… Начальники тюрем говорили, что заключенные выполняли главным образом работу, требовавшую больших физических усилий. Например, грузили и разгружали суда, перемещали бревна или наводили порядок на кораблях. При Королевском арсенале, наряду с вышеназванными работами, они чистили орудия и добывали гравий для военных инженерных сооружений. Другое свидетельство (датированное 15 июля 1776 г.) дает ясное представление о порядках, царивших на плавучих тюрьмах почти за столетие до того, как Мэйхью и Бинни опубликовали свою книгу.

«Закон, предписывающий использование труда заключенных на реке Темзе, действительно суров, но надеемся все же, что он полезен и благотворителен. Их должно заставлять работать до изнеможения и кормить говяжьими голенями, воловьими головами и другой грубой пищей; пить позволять только воду и изредка – пиво. Одеты заключенные должны быть в одинаковую грубую одежду, а посетителей к ним допускать только с разрешения тюремного начальства. Причем если кто-нибудь из визитеров передаст заключенному что-либо сверх положенного, должно этого визитера подвергнуть штрафу в размере 40 шиллингов. Все расходы на содержание заключенных несет правительство, а не власти графства, где находится тюрьма».

Первое судно, приспособленное для содержания заключенных, было переоборудовано согласно чертежу, одобренному Его Величеством. Это судно нельзя было назвать кораблем или тендером; оно не было таким широким, как лихтер, и имело несколько тонн балласта. По левому борту планшир был значительно выше, чем у обычных лихтеров. По правому борту имелся настил в 3 фута шириной, достаточно широкий, чтобы пройти одному человеку, а также механизм, который назывался «дэвид» (или «дэвит»), с лебедкой для подъема балласта.

Часть судна в кормовой его части переоборудовали под спальные помещения для заключенных, а на опалубке возвели нечто вроде наблюдательной будки для надзирателей. По внешнему виду судно мало чем отличалось от обычного лихтера.

5 августа первая группа заключенных, скованных цепями по двое, взошла на борт судна, ставшего на якорь в 2 милях ниже устья Баркинг-Крика. Начальником этого нового Брайдуэлла правительством был назначен Дункан Кэмпбелл, эсквайр. Поведение заключенных, отбывавших срок на судне, было вполне терпимым. Пункт закона о плавучих тюрьмах, в котором говорилось о том, что при хорошем поведении срок заключения может быть сокращен, работал очень исправно. Впрочем, несколько заключенных, работавших около Вулвича, попытались было снять с себя цепи и напасть на надзирателя, за что и были сурово наказаны поркой; тюремное же начальство позаботилось о том, чтобы сделать их пребывание на судне еще более нестерпимым и отрезать им все пути для побега.

Немного спустя 8 человек ухитрились проникнуть в оружейную комнату и захватить пистолеты. Они заперли надзирателей в трюме, а сами бежали на заранее приготовленной лодке.

Большую роль в поддержании дисциплины в плавучей тюрьме у Вулвича служили знаки, которые заключенные носили на левой руке, и нашивки на правой. Эти знаки были сделаны из черной кожи, окантованы красной тканью и имели белые и черные буквы и цифры.

«Мы приблизились к группе заключенных, развешавших на снастях белье для просушки. Все они имели на рукавах как знаки, так и нашивки. Мы осмотрели одного из них: цифра 7 означала, что этот человек приговорен судом к 7 годам каторжных работ; цифра 8 – что он находится на борту тюрьмы означенное число месяцев; буквы V.G. – что ведет он себя отлично. Знаки на рукаве другого заключенного существенно отличались от первого и говорили о том, что этот человек приговорен к 4 годам каторги, его поведение в течение последних 6 месяцев было хорошим, и находится он на судне 8 месяцев.

Ежемесячно знаки доставлялись в кабинет начальника тюрьмы, где претерпевали соответствующие изменения на основании еженедельных докладов надзирателей. Если заключенный не отличался примерным поведением, его знак изменяли, и он терял некоторые преимущества своего прежнего статуса. Три месяца примерного поведения давали заключенному право на ношение знака V.G. со всеми вытекавшими из этого преимуществами.

Первый заключенный, которого мы осмотрели, имел, кроме знака на левом рукаве, нашивки на правом: голубая означала, что он проходит второй этап каторжных работ, две красные – он является заключенным первого класса. Заключенные второго класса носили на рукаве одну красную нашивку, а третьего – ни одной».

Эта система различий обеспечивала справедливое обращение тюремных надзирателей с определенными категориями заключенных.

Завтрак: 12 унций хлеба 1 пинта пива

Обед: 6 унций мяса 1 фунт картофеля 9 унций хлеба

Ужин: 1 пинта овсяной каши 6 унций хлеба

(понедельник, среда, пятница)

Обед

1 пинта супа 5 унций мяса 1 фунт картофеля 9 унций хлеба

(выдается больным)

1 пинта овсяной каши 9 унций хлеба

1 фунт хлеба в день Вода

«Мы вошли в низину, ничем не примечательную среди мрачной болотистой местности, заросшей сорной травой. Правда, в одном месте было едва заметно, что здесь недавно копали землю. Тяжелые свинцовые тучи плыли над нашими головами, накрапывал дождь. Нам казалось, что более мрачного места видеть нам еще не доводилось.

«Вот, – сказал начальник тюрьмы, – здесь мы их и хороним».

Невдалеке виднелся навес для скота, под которым коровы могли укрыться в плохую погоду, а дальше, между болотом и рекой, – возделанный участок земли. На могилах не было даже номеров или других знаков, они зарастали травой, и последняя из них, месячной давности, уже была едва заметна у наших ног. Через пару месяцев трава полностью скроет ее, и человека не было, как не было. Наверно, это хорошо, что забудутся имена этих несчастных, чьи кости лежат в этом жутком месте, но так или иначе мы смотрели на едва заметные холмики, пребывая в глубокой печали.

Существует старая легенда, дошедшая до наших дней. В ней говорится о маленьком бледно-синем цветке с пурпурными листьями. Называется он – Rubrum Lamium. Легенда гласит, что это нежный и скромный цветок вырастает только на могилах умерших преступников в знак прощения за их земные злодеяния».