Несмотря на триумф равенства и справедливости, наступивший после успехов юнионистских армий в Американской гражданской войне, реконструкция имела неблагоприятные последствия в южных штатах, где белое большинство начало утверждать свое превосходство крайними средствами, а именно ad hoc (особой) самовольной расправой над неграми, или судом Линча. С 1882 года, когда зафиксированы первые проявления самосуда, по 1927 г. линчеванию подверглось 4950 человек. Хотя большинство этих казней, особенно тех, которые имели место на севере и западе страны, осуществлялось простыми средствами, например, при помощи огнестрельного оружия или веревки, на юге толпа прибегала к средству, характеризуемому крайним садизмом. В 1893 г., например, толпа в 10 тысяч человек собрались в городке Париже, штат Техас, чтобы присутствовать при незаконной казни умственно неполноценного чернокожего, обвиненного в убийстве ребенка. Сначала в него тыкали раскаленной докрасна кочергой, затем выжгли глаза и сунули в рот горящую головню. После часа подобных истязаний несчастного сожгли живьем на костре. Несмотря на растущую урбанизацию Юга и на усилия Национальной гвардии в пресечении самосуда, которые привели к снижению числа жертв озверевшей толпы, в начале XX века в некоторых изолированных местах право Линча продолжало править в отношениях между белыми и черными.

В 1918 г. в ходе пятидневной оргии насилия, устроенной толпой в штате Джорджия, были убиты 8 негров, а также беременная женщина. Ее медленно поджарили на костре, вырезали из утробы плод и растоптали его. Двое других были сожжены заживо за то, что осмелились пререкаться с белыми. Однако более шокирует то, что на юге США до сих пор не искоренен суд Линча. В феврале 1987 г. жюри присяжных заседателей, состоявшее полностью из белых, присудило в штате Алабама 7 миллионов долларов матери Майкла Дональди, девятнадцатилетнего негра, которого члены местного отделения Ку-Клукс-Клана сначала избили, а затем повесили на дереве. Сенатор штата мистер Майкл Фигерс сказал по этому поводу:

– Это поворотный пункт нашей истории, и я уверен, что мы больше никогда не столкнемся с этим позорным явлением (судом Линча).

Однако же всего через три года, в октябре 1990 г., был оштрафован на сумму 2,5 миллиона долларов бывший глава Ку-Клукс-Клана, который санкционировал убийство его членами чернокожего в Портленде, штат Орегон.

Следующий отрывок написан Идой Уэллс-Барнет, которая была главным редактором мемфисской газеты для чернокожих и которая была свидетелем казни негра 22 июля 1893 г.:

«Мемфис – один из главных городов юга с населением около 75 тысяч человек и один из крупнейших и богатейших городов Соединенных Штатов. Однако именно на его улицах произошли события, не делающие чести даже Конго. Две женщины ехали в повозке в город, когда к ним подошел Ли Уолкер и попросил еды. Женщины подняли такой крик, что негр поспешил скрыться, однако они утверждали, что он пытался их изнасиловать. Сразу же по всему городу разнеслась весть, что огромный негр напал на двух белых женщин. Толпа ринулась на поиски негодяя, по ходу дела застрелив другого негра, отказавшегося остановиться, когда ему это было приказано сделать. Несколько дней спустя полиция отловила Уолкера и поместила его в мемфисскую тюрьму».

В газете «Мемфис Комершнал» за 23 июля содержится полный отчет о последовавших затем событиях:

«Сегодня в полночь Ли Уолкер, который в прошлый вторник напал на мисс Молли Мак Кэдэн, был выведен из тюрьмы графства и повешен на телеграфном столбе к северу от нее.

Весь предыдущий день по городу расползались слухи о том, что вечером будет предпринята попытка напасть на тюрьму, а поскольку никто не сомневался в том, что полиция окажет сопротивление, эта попытка грозила перерасти в открытый конфликт между толпой и властями города.

В 10 часов вечера капитан О’Хэвер, сержант Хоран и несколько патрульных полицейских были у тюрьмы, однако не смогли ничего поделать с толпой, которая предприняла атаку на южные ворота. Шериф Мак Лендон и несколько его людей пытались остановить штурмующих, однако двум или трем человекам удалось прорваться вовнутрь тюрьмы, где их все же удалось схватить. Полицейские не пользовались своими дубинками, хотя воспользуйся они ими, всю толпу можно было сразу разогнать силами 10 стражей порядка. Однако шериф настаивал на неприменении насилия.

Толпа использовала металлическую заборную решетку в качестве тарана для штурма центрального входа, шериф Мак Лендон попытался ее остановить, и один из напавших сбил его с ног, обрушив на его голову стул. Однако и теперь шериф настаивал на воздержании от применения силы и не отдал приказа своим подчиненным рассеять толпу с помощью дубинок. Такое поведение шерифа распалило толпу, решившую, что полиция их боится, и та удвоила свои усилия. В 12 часов ночи дверь была выбита.

Двое вошли в камеру Уолкера и приказали ему следовать за ними. Тот отчаянно сопротивлялся, исцарапав и поискусав своих мучителей. По пути толпа била его кулаками и колола ножами. Когда его вели по ступенькам лестницы, он вцепился в перила, но его пырнули ножом, и ко времени, когда его приволокли к выходу из тюрьмы, его силы иссякли, он прекратил сопротивляться и смирился с судьбой. Его волокли сквозь толпу орущих, сквернословящих мужчин, каждый из которых не упускал возможности плюнуть в него или ткнуть его кулаком.

Толпа направилась затем на Франт-стрит, остановившись только у бакалейной лавки на Сикамор-стрит, где раздобыла веревку.

„Тащите его к железному мосту на Мэйн-стрит“, – кричали некоторые из толпы. Однако те, кто держал Уолкера, спешили поскорее закончить дело и когда наткнулись на телеграфный столб на Франт-стрит у аллеи, ведущей к Сикамор-стрит, они накинули на голову несчастного петлю, в то время как другие навалили под столбом кучу хлама. Веревку перекинули через торчавший в столбе штырь и подняли Уолкера, пока его ноги не оказались на высоте трех футов над кучей хлама. Какой-то парень вцепился ему в ноги и дернул так, что затрещали шейные позвонки. С несчастного сорвали одежду и стали колоть и резать уже мертвое тело ножами, пока не показались ребра. Кто-то выстрелил в голову повешенного из пистолета, но десяток голосов потребовал прекратить стрельбу.

Тело висело на столбе около получаса, после чего веревку перерезали. Негр упал вниз, и толпа начала пинать распростертое тело ногами. Кто-то крикнул:

– Сжечь его!

Крик подхватили сотни глоток. Детектив Ричардсон упрашивал и умолял толпу не сжигать тело и не позорить город, поскольку насильник уже получил свое.

А тем временем в центре улицы разжигали костер, благо дрова оказались под рукой; из ближайшей овощной лавки принесли керосин.

Полудюжина мужчин взяла голое окровавленное тело и, раскачав, кинула в костер. На труп накидали дров, так, что остались видны только голова, ноги и одна рука. Через несколько минут рука начала раздуваться, на ней появились ожоговые пузыри, и вскоре мясо сгорело и показались кости. Это было страшное зрелище, пожалуй, никто из участников линчевания не видел ничего подобного раньше. Это было уже слишком, и большая часть толпы поспешила покинуть место экзекуции.

Однако многие остались, не испугавшись вида горевшего трупа. Две или три белые женщины протиснулись сквозь окружившую костер толпу и спокойно, без тени ужаса или отвращения, принялись наблюдать, как костер пожирал останки несчастного Уолкера. Какие-то мужчина и женщина привели с собой одиннадцатилетнюю девочку, очевидно, их дочь, чтобы та могла видеть горевшее тело. Им, по-видимому, не приходило в голову, что это зрелище могло пагубно сказаться на психике ребенка и лишить его сна на многие ночи. Толпа сопровождала сожжение разными комментариями. Некоторые предлагали и впредь расправляться с насильниками-неграми тем же способом, другие сетовали на то, что их жены и дочери могут стать жертвами нападения негров. Третьи же говорили, что от сожжения тела можно было бы воздержаться, и ни слова сочувствия по отношению самой жертве.

Веревка, с помощью которой повесили Уолкера, стала сувениром, и охотники за таковыми порезали ее на части и рассовали по карманам. Другие любители сувениров дождались, пока не прогорел костер, и начали палками вытаскивать из него ужасные сувениры: зубы, кости, ногти, куски кожи, оставшиеся от жертвы.

После того, как костер потух окончательно, к обугленному телу привязали кусок проволоки, поволокли его по Мэйн-стрит к зданию суда и повесили перед ним на таком же телеграфном столбе. Толпа производила такой шум, что потребовалось вмешательство полиции. Позвонили владельцу похоронного бюро Уолшу, который отвез тело в свою контору».