Глава VII
Клятва
На месте охоты мы провели еще три дня. Во-первых, было необходимо, чтобы прошло время и улетучились газы, которые образовались в огромных телах мертвых животных. Затем нужно было снять шкуру с бегемотов и разрезать ее на полоски и куски, чтобы их можно было продать бродячим торговцам или сделать из них маленькие щиты, которые очень ценились у племен Восточного побережья.
Все это отняло много сил. Тем временем я почувствовал отвращение к самому себе, когда смотрел, как местное население пьет кровь этих чудовищ. Постное мясо они высушивали и делали из него билтонг, или вяленое мясо, но огромное количество жира сразу же съедали. Я из любопытства взвесил кусок мяса, который дали одному худому голодному парню. Он весил двадцать фунтов. В течение четырех часов кусок был съеден до последней унции, и парень лежал как бревно, раздувшийся и вялый. Что бы мы, белые люди, отдали за такое прекрасное пищеварение!
Наконец все было закончено, и мы двинулись в сторону поселка. Мужчину со сломанной ногой несли на носилках. На краю зарослей мы отыскали наш фургон в целости и сохранности. Кроме него, там стоял еще фургон капитана Робертсона, который прибыл для транспортировки ожидаемого груза шкур гиппопотамов и слоновой кости. Я спросил моего слугу, не произошло ли чего за время нашего отсутствия. Он ответил, что ничего не случилось, но предыдущим вечером после наступления темноты он видел зарево в направлении Стратмура, примерно в двадцати милях отсюда; казалось, что там горело множество костров. Это так сильно напугало его, что он залез на дерево – рассмотреть сверху, что произошло. Однако он не думает, что горел дом, поскольку зарево было недостаточно большим для этого.
Я предположил, что это могло быть вызвано поджогом травы или тростника, на что тот равнодушно ответил, что он так не думает, поскольку линия зарева не была непрерывной.
После такого сообщения я, признаюсь, почувствовал тревогу, правда не мог сказать, по какой именно причине. Умслопогас слушал этот рассказ, поскольку мы говорили по-зулусски, и тоже встревожился. Он выглядел бодро, но ничего не сказал. Со времени своего лазания по деревьям он стал больше молчать, но я не придал этому значения.
Мы вышли в то время, в которое и планировали, чтобы прибыть в Стратмур за час до захода солнца, позволив себе короткую остановку на полпути. Поскольку мои быки шли быстрее, чем быки второго фургона, который был сильно нагружен, я прибыл первый, чуть позади за мной шел Умслопогас, который хотел поговорить со своими зулусами. Я не мог выбросить из головы непонятную историю с заревом и с тревогой торопливо двигался вперед.
Мы прошли уже пару миль из тех десяти или двенадцати, которые отделяли нас от Стратмура, как среди волн кустарника, напоминавших море, замершее в движении, я заметил маленькую фигуру, которая приближалась к нам мелкой рысью. Чем-то эта фигура напоминала мне Ханса, я напряг зрение, чтобы присмотреться. Это действительно был Ханс, и никто другой, причем он бежал очень быстро.
В тревоге я приказал погонщику скорее гнать быков, так что через несколько минут мы встретились. Остановив фургон, я выпрыгнул из него и позвал Умслопогаса, который рысцой подбежал к нам. Ханс, увидев нас, остановился на некотором расстоянии и махал шляпой, как делал это обычно, когда был пристыжен или встревожен или чувствовал себя виноватым.
– Что случилось, Ханс? – спросил я, приблизившись на расстояние разговора.
– О баас… – отвечал тот, и я заметил, что он опустил глаза, а губы дрожали.
– Говори, дурак, на зулу, – сказал я, потому что к нам присоединился Умслопогас.
– Баас, – отвечал Ханс на зулусском, – ужасная вещь случилась на ферме Рыжебородого. Вчера днем в то время, когда все люди спали, потому что было очень жарко, группа огромных свирепых людей с длинными копьями – может быть, их было около пятидесяти – проникла тайком на ферму сквозь высокую траву и злаковое поле и напала на нас.
– Ты видел их? – спросил я.
– Нет, баас, я наблюдал с небольшого расстояния, как вы приказывали мне. Но стало жарко, я прикрыл глаза, чтобы не слепило солнце, поэтому я не видел их, пока они не стали шуметь.
– Ты имеешь в виду, что заснул или был пьян, Ханс. Но продолжай.
– Баас, я не знаю, – отвечал тот смущенно. – Но после этого я залез на высокую пальму, на вершине которой были густые ветки. С нее мне было видно все, а меня никто не заметил.
– Что ты увидел, Ханс? – спросил я.
– Я видел, как прибежали чужие люди и окружили деревню. Потом они начали кричать, и жители вышли посмотреть, что случилось. Томазо и несколько человек первыми поняли, что будет дальше, и быстро убежали к склону горы, пока окружение не было завершено. Затем женщины и дети вышли из хижин, и большие люди убили их своими копьями – всех, всех!
– Боже! – вскричал я. – И что случилось с домом и с Инес?
– Баас, они окружили дом. Девушка услышала шум и вышла посмотреть, что случилось. С ней были два зулуса из племени топора, которые болели, но уже совсем выздоровели. Несколько великанов подбежали, чтобы забрать ее, но зулусы отчаянно боролись, защищая ее, и убили шестерых воинов, а потом были убиты сами. Печальные Глаза также выстрелила из ружья, которое держала в руках, и ранила одного чужака.
Затем остальные враги схватили ее и посадили в кресло, а двое остались смотреть за ней. Они не причинили ей вреда, казалось, что они вели себя с ней так мягко, как только могли. Потом они вошли в дом и нашли там толстую девушку по имени Дженни, которая всегда смеется, она еще смотрит за Печальными Глазами, и тоже привели ее. Я думаю, они сказали ей, чтобы она находилась со своей госпожой и что, если попытается бежать, они убьют ее. Потом я видел, как Дженни приносила Инес еду и другие вещи.
– Что же было дальше, Ханс?
– Затем, баас, они пошли на склад, чтобы взять там все, что им понравится и может пригодиться в дальнейшем. Они отобрали одеяла, ножи, кухонные принадлежности, но не разжигали огня и не пытались поймать скот. Затем принесли дрова и зажгли костры, восемь или девять, а когда солнце село, начали пировать.
– Чем же они праздновали, если не взяли скот? – спросил я, покрываясь холодным потом, потому что знал ответ на свой вопрос.
– Господин, – отвечал Ханс, отворачиваясь и глядя в землю, – они пировали над трупами детей и молодых женщин, которых убили. Эти ужасные воины – людоеды, баас!
От такого страшного сообщения я побледнел и почувствовал, что сейчас упаду, однако быстро взял себя в руки и приказал Хансу продолжать рассказ.
– Они сидели у костров достаточно тихо. Затем некоторые из них уснули, а остальные остались на страже. Так продолжалось всю ночь. Когда наступила темнота, но луна еще не взошла, я спустился с дерева и незамеченным пробрался на двор. Я прошел в дом через заднюю дверь и пополз к окну в гостиной. Оно было открыто. Я заглянул внутрь и увидел, что Печальные Глаза так и сидит привязанная в кресле в шаге от меня, а Дженни лежит на полу у ее ног. Я подумал, что она спит или в обмороке. Немного пошипев, как шипит ночная гадюка, – я продолжал шипеть, пока наконец девушка не повернула голову, – я начал шептать очень тихо, потому что мог разбудить двоих охранников, которые спали с обеих сторон от нее, завернувшись в одеяла. Я сказал ей: «Это я, Ханс, пришел, чтобы помочь тебе».
«Ты не сможешь ничего сделать, – отвечала она тоже тихо. – Иди к своему хозяину и скажи ему и моему отцу, чтобы они спешили сюда. Этих бандитов называют амахаггерами, они живут далеко отсюда, через реку. Они собираются забрать меня с собой, как я понимаю, чтобы управлять ими, потому что им нужна Белая королева. Ими всегда управляла Белая королева, пока они не подняли восстание. Я не думаю, что они причинят мне какой-то вред, если только не захотят выдать меня замуж за своего вождя. Но в этом я не уверена, потому что плохо поняла их разговор. А теперь беги, пока они тебя не поймали».
«Я думаю, ты могла бы уйти, – снова прошептал я. – Я разорву веревки. Когда освободишься, проскользни к окну, и я покажу тебе дорогу».
«Хорошо, попробуй».
– Я вытащил свой нож и вытянул руку. Но потом, господин, я повел себя как дурак. Если бы Великий талисман был рядом, я повел бы себя иначе. Дженни проснулась, подняла голову и увидела нож. Она закричала, хотя хозяйка приказала ей замолчать. Но этого было достаточно, чтобы охранники проснулись, осмотрелись и начали грозить Дженни своими огромными копьями. Они не стали больше спать и начали разговаривать друг с другом, хотя я не слышал о чем, потому что прятался на полу в комнате. Поняв, что ничего хорошего я не сделаю и могу причинить только вред и даже сам погибнуть, я незаметно выбрался из дома таким же путем, каким проник в него, и снова влез на дерево.
– Почему ты не пришел сразу же ко мне? – спросил я.
– Потому что я все еще надеялся помочь Печальным Глазам. И еще я хотел увидеть, что произойдет дальше, так как знал, что не смогу привести вас сюда вовремя. Кроме того, я думал о том, чтобы пойти к вам, но не знал дорогу.
– Может быть, ты прав.
– На рассвете, – продолжал Ханс, – свирепые люди, которых называют амахаггерами, проснулись и доели все, что осталось с ночи. Потом они собрались вместе и пошли в дом. Там они взяли большое кресло, в котором обычно сидит Рыжебородый, и выдрали два прута. Под креслом они нашли одежду и другие вещи, принадлежавшие Печальным Глазам, и приказали Дженни собрать все это. Затем они очень нежно усадили леди в кресло, подталкивая ее, чтобы она поторопилась, а Дженни оставили возле кресла. После этого восемь человек взвалили прутья себе на плечи и поспешили из дома, направляясь к зарослям и уводя стадо коз, которое они забрали на ферме. Я видел все, баас, потому что они проходили как раз под тем деревом, на котором я сидел. Тогда я побежал искать вас, идя по следам фургона, чего я не мог сделать ночью.
– Ханс, – сказал я, – ты был пьян, и поэтому леди Печальные Глаза попала в руки каннибалов. Когда ты проснулся и все увидел, ты мог спасти девушку и остальных. Несмотря на это, ты все сделал правильно. А за остальное будешь отвечать на Небесах.
– Я сообщу вашему отцу, что белый господин с рыжей бородой дал мне ликер. И я выпил его. Я думаю, что ваш отец поймет меня, – отвечал Ханс смиренно.
Про себя я подумал, что это правда и клинок Робертсона упал на его собственную голову, как говорят зулусы. Но я ничего не ответил Хансу, не имея времени на споры.
– Ты сказал, – неожиданно подал голос Умслопогас, – что мои слуги убили лишь шестерых людоедов?
Ханс кивнул и ответил:
– Да, я насчитал шесть тел.
– Они просто были больны, иначе каждый убил бы шестерых, – проговорил Умслопогас печально. – Ну что же, остальных они оставили для нас! – И он поднял топор.
В это время в своем фургоне подъехал капитан Робертсон. Он встревоженно звал нас, не подозревая о случившемся. Его терзало предчувствие чего-то страшного. Мое сердце сжалось при мысли о том, как я буду рассказывать эту жуткую историю отцу убитых детей и похищенной дочери.
В конце концов я так и не смог этого сделать. Да, я струсил и сказал, что должен принести кое-что из фургона, и вскочил в него, умоляя Ханса пойти и рассказать всю историю. Он неохотно подчинился, и, глядя в щель между занавесками фургона, я видел, как все случилось, хотя не мог слышать слов.
Робертсон выпрягал быков. Здесь он встретил Ханса, который начал говорить, вертя в руках шляпу. По мере того как Ханс рассказывал свою историю, я видел, как лицо капитана леденело от ужаса. Затем он начал ругаться и кричать, потом – рыдать! После чего его охватила слепая ярость, я думал, что он убьет Ханса, который испугался и поспешил удрать. Потом капитан пошатнулся, размахивая кулаками, проклиная все на свете и крича, пока не упал и не начал биться головой о землю и снова рыдать.
Тогда я подошел к нему и стал успокаивать.
– Эта маленькая желтая обезьяна только что протараторила мне жуткую историю. Ты понимаешь, что он сказал? Он поведал, что все мои дети с их матерями убиты и съедены этими дикарями с Замбези. Понимаешь? Съедены, как ягнята. Эти огни, которые видел твой человек прошлой ночью, были теми кострами, на которых они были приготовлены, мои маленькие детки! – И капитан назвал с полдюжины имен. – Да, приготовлены, Квотермейн. И это не все. Они забрали Инес. Они не съели ее, но взяли в плен, не знаю зачем. Я не могу понять. Вся команда корабля отсутствует, за исключением капитана и первого офицера, Томазо, который дезертировал со своими людьми, бросив женщин и детей. Мой бог, я схожу с ума! Я схожу с ума! Будь милосердным – дай выпить что-нибудь!
– Не переживайте так сильно, пожалейте себя. Подождите минуту, я сейчас вернусь, – сказал я.
Я зашел в фургон, вылил из своей фляжки весь алкоголь и дополнил ее некоторой дозой снотворного из медицинского сундучка, который всегда ношу с собой, капнув тридцать капель хлородина сверху. Эту смесь я разбавил небольшим количеством воды, налил в жестяную кружку, чтобы он не мог заметить цвет, и передал капитану.
Он выпил залпом, отбросил кружку в сторону и уселся на траве, в то время как все охотники смотрели на него издали. Позже к ним присоединился и Ханс. Его рассказ распространился по всей территории, как огонь по сухой траве.
Через некоторое время лекарство начало действовать на его нервную систему, потому что он спокойно сел.
– Что теперь будем делать? – спросил капитан потухшим голосом.
– Месть или правосудие, – отвечал я.
– Да! – воскликнул он. – Месть! Я клянусь, что я отомщу – или умру.
Я снова решил воспользоваться моментом и сказал:
– Вы можете пообещать еще кое-что, Робертсон? Только трезвые люди совершают подвиги, потому что пьянство разрушает человека изнутри. Если вы хотите мстить до смерти и остаться в живых, вы должны быть трезвым, или я не смогу помочь.
– Вы поможете мне, Квотермейн, если я выполню вашу просьбу?
Я согласно кивнул.
– Это больше, чем любая присяга, – пробормотал он. – Мои мысли превратятся в слова. Я клянусь Богом и именем моей матери – как делают это местные – и моей дочерью, рожденной в священном браке, что я никогда не выпью ни капли крепких напитков, пока не отомщу за бедных женщин и их маленьких детей и не освобожу Инес из лап этих убийц. Если я сделаю иначе, можете всадить в меня пулю.
– Хорошо, – ответил я бесцеремонно, хотя втайне ликовал, видя успех моей идеи, потому что тогда считал ее удачной, и продолжал: – Теперь займемся делами. Первое, что нам надо предпринять, – это отправиться в Стратмур и заняться приготовлениями, затем – идти по следам врагов. Пойдемте в мой фургон и расскажите мне, какое оружие и амуниция были у вас, потому что, согласно данным Ханса, эти дикари не тронули ничего, кроме нескольких одеял и стада коз.
Он рассказал мне все, о чем я спрашивал. Потом он добавил:
– Очень странно, но я вспоминаю, что пару лет назад я встретил одного безобразного дикаря с большим носом, который говорил на чем-то вроде арабского. Он жил на побережье. Однажды он пришел ко мне и сказал, что хочет торговать. Я спросил чем, и он ответил, что хочет купить нескольких детей. Я ответил, что я не работорговец. Тогда он посмотрел на Инес и сказал, что хотел бы купить ее, чтобы она стала женой его вождя. Он предложил невероятную сумму в слоновой кости и в золоте, которую мог бы заплатить за нее. Я вырвал его огромное копье у него из рук и так стукнул его древком, что он вряд ли забудет этот удар. Затем я выкинул его оттуда, где он стоял. Он отскочил, но, когда оказался вне зоны досягаемости, обернулся и крикнул, что однажды он придет сюда и заберет девушку с собой, но не даст взамен ни грамма ни золота, ни кости. Я схватил ружье, но когда вернулся, он уже исчез. Я никогда не вспоминал об этом случае вплоть до сегодняшнего дня.
– Что ж, он сдержал обещание, – сказал я, но Робертсон не ответил: к этому времени лекарство начало действовать, и он заснул, чему я был несказанно рад, поскольку это средство должно было спасти его рассудок.
Мы достигли Стратмура к закату солнца, и было уже слишком поздно, чтобы думать о дальнейшем преследовании. Пока мы ехали, я хорошо обдумал наш план и пришел к выводу, что действовать прямо сейчас бесполезно. Мы должны отдохнуть и хорошенько подготовиться. Кроме того, не было никакой надежды, что мы догоним этих тварей, у которых было двенадцатичасовое преимущество. Нам надо было осторожно двигаться вперед по их следам, чтобы они не успели исчезнуть в непроходимых лесах Африки. Самое большее, что мы могли сделать сегодня ночью, – это подготовиться.
Капитан Робертсон еще спал, когда мы подъехали к деревне. Я был рад этому, потому что видеть останки пиршества каннибалов – не самое приятное зрелище. Я решил избавиться от этих страшных следов, вышел из фургона с Хансом и двумя деревенскими парнями, потому что зулусы отказались прикасаться к человеческим останкам. Я раскопал два костра, свет от которых был виден в небе накануне, мы бросили туда останки погибших. Местным жителям я приказал выкопать большую могилу и положить туда остальные тела, чтобы уничтожить следы убийства.
Затем я вошел в дом, но не стал никуда спешить. Увидев прибывшие фургоны и удостоверившись, что каннибалы ушли, Томазо и другие трусы вышли из своих укрытий и вернулись домой. К сожалению, первым, на кого они наткнулись, был Умслопогас, который начал оскорблять Томазо всеми возможными способами, называя его собакой, трусом, предателем женщин и детей и другими бранными словами.
Томазо, наглец, пытался оправдываться, говоря, что отправился за помощью. Обозленный такой ложью, Умслопогас бросился на него с каким-то львиным рыком и, поскольку обладал недюжинной физической силой, обошелся с ним как лев с быком. Подняв его в воздух, швырнул на землю, потом поднял, бросил снова, и мне показалось, что он хочет сломать ему шею. В этот момент я решил вмешаться.
– Пусть уходит! – крикнул я ему. – Здесь и так достаточно убитых.
– Да, – ответил Умслопогас. – Пожалуй, ты прав. Лучше, чтобы этот шакал остался в живых и питался своим позором.
Робертсон, который еще спал в фургоне, проснулся от шума, покинул свое укрытие и с удивлением уставился на эту сцену. Я завел его в дом и рассказал, как было дело, как двое зулусов сражались с шестерыми каннибалами, которых они убили, а еще про того негодяя, которого застрелила Инес. Эти зулусы славно дрались, их тела были сплошь покрыты ранами, все они были нанесены в грудь и лицо. Зулусы не дрогнули, не повернулись спиной к нападавшим.
Я заставил Робертсона прилечь на кровать, а сам решил рассмотреть убитого амахаггера. Судя по всему, это были удивительные люди: высокие, худощавые, с тонкими чертами лица. По этим характеристикам, а также исходя из того, что у них светлая кожа, я пришел к выводу, что они принадлежали к семитскому или арабскому типу. В их крови вряд ли текла кровь банту. Найденные копья, одно из которых было срезано топором зулуса, были длинные и широкие, не похожие на те, которые используют зулусы. Сделаны они были с большим мастерством.
К этому времени солнце уже село, и, несмотря на усталость, я решил перекусить. Я вошел в дом, приказав Хансу найти еду и приготовить что-нибудь. Пока я ждал, появился Робертсон, и я предложил ему присоединиться ко мне. Его первым порывом было подойти к буфету и по привычке поискать что-нибудь выпить.
– Ханс приготовит кофе, – предупредил я его.
– Спасибо, – ответил он. – Я забыл. Старая привычка, знаете ли.
Здесь я должен заметить, что с того момента я никогда не видел его со спиртным, даже когда я сам пил свою честно заработанную рюмку. Его победа над проклятым искушением была полной и заслуживающей восхищения, особенно потому, что он сильно страдал от отсутствия ежедневной дозы, пребывая в депрессии. Однако все это привело к положительным результатам.
И в самом деле, капитан полностью изменился. Он стал мрачным, но более решительным. Лишь одна идея владела им – освободить дочь и отомстить за убийство его людей, больше ничто не интересовало его, даже его грехи. Более того, его могучий организм подкрепился новой закалкой и стал настолько силен, что, хотя я был крепок в те дни, он мог легко уложить меня на обе лопатки.
Вернемся назад: я вовлек капитана в обсуждение планов и с его помощью составил список того, что нам понадобится в нашем путешествии, – все это постоянно занимало его мысли. Затем я отправил его спать, сказав, что разбужу перед рассветом, и добавил еще бромида в третью чашку кофе. После этого я сам свалился в кровать и, несмотря на зрелище останков людоедского пира и воспоминания о мертвых телах за окном, уснул крепким сном.
Утром меня разбудил капитан, а не я его. Он сказал, что уже рассветает и нам пора отправляться. Мы спустились к складу, где я с радостью обнаружил, что все разложено в соответствии с моими требованиями.
По дороге Робертсон спросил меня, что стало с останками погибших. Я показал ему пепел в одном из костров.
Он подошел к нему, преклонил колени, произнес молитву с шотландским акцентом. Без сомнения, это была молитва, которой он научился у своей матери. Затем он взял немного пепла с края погребального костра и бросил его в раскаленные угли, где, как он знал, лежали останки тех, кого он любил. Также он бросил остатки пепла в воздух, хотя я так и не понял, что он хочет таким образом сказать, и никогда об этом не спрашивал. Может быть, это был некий ритуал, указывающий на искупление или месть или на то и другое вместе, и о нем он узнал от местных дикарей, среди которых прожил так долго.
Затем мы направились на склад и с помощью нескольких местных жителей, которые сопровождали нас в охоте на гиппопотамов, отобрали все то, что было нужно, и отправили это к дому.
Когда мы вернулись, я увидел Умслопогаса и его отряд, занятых, согласно церемониям зулусов, похоронами двоих соплеменников в норе, которую они сделали на склоне горы. Я заметил, однако, что они не положили туда их боевые топоры или копья, как обычно. Возможно, они считали, что оружие еще может понадобиться. Вместо них они положили маленькие фигурки из дерева, которые повторяли облик убитых, только расколотые.
Я задержался, чтобы посмотреть похороны, и услышал шамана Гороко, который произнес маленькую речь.
– О отец и вождь племени топора! – воззвал он, обращаясь к Умслопогасу, который стоял молча и изучал свое оружие, возвышаясь в траве. – О отец, о сын небес. – (Это был намек на королевскую кровь Умслопогаса, чей секрет был хорошо известен, но никогда не обсуждался вслух в стране зулусов.) – О Убийца, Булалио, Дятел, который клюет сердца людей, о король-убийца, о завоеватель Халакази, предводитель волков, которые убивают, о убийца Факу, о великий, перед которым все малы, потому что каждый должен следовать своей крови…
Это было начало речи и титулы, восхваляющие личность, к которой она обращена. Я процитировал лишь часть, потому что остальные просто забыл. Затем говорящий продолжал:
– Мне было сказано, хоть я и не помню ничего, когда мой дух во мне, некоторое время назад, что это то самое место, где прольется много крови. И что? Кровь пролилась, и это кровь наших братьев! – И Гороко произнес имена двух мертвых зулусов, а также их предков много поколений назад.
– Кажется, отец, они умерли хорошо, как ты и хотел, чтобы они умерли, и, без сомнения, они хотели так умереть, оставляя за собой легенду, хотя они могли умереть лучше, убив больше людоедов, и они сделали бы это, если бы не были больны. Они закончили свой жизненный путь. Теперь они ждут нас в подземном мире среди привидений. История рассказана, и скоро дети будут шептать их имена после захода солнца. Они показали нам, как надо умирать! Как умирали их отцы.
Шаман Гороко замолчал на мгновение, затем добавил, размахивая руками:
– Мой дух снова приходит ко мне, и я знаю, что наши братья не уйдут неотмщенными. Вождь племени топора, великая слава ждет твой топор, и она будет полной. Я сказал.
– Хорошие слова! – проворчал Умслопогас.
Затем он отсалютовал погибшим топором и подошел ко мне, чтобы обсудить детали нашего будущего путешествия.
