Теодора вошла в маленькую комнату, дверь в которую находилась в конце узкого с низеньким потолком коридорчика на втором этаже трактира. Она плотно притворила ее, но тренькание балалайки и пьяные голоса продолжали доноситься. Двое мужчин – она видела их, проходя через зал, – по-прежнему громко обзывали друг друга. Это насторожило писательницу. Еще когда она шла по скрипучей лестнице на второй этаж, ей казалось, что спустя мгновения ссора перейдет в драку.

«Они вовсе не ссорятся… Какая-то инсценировка…» – Беспокойство Теодоры стремительно нарастало.

Комната была обставлена убого: кровать с несвежими простынями, поверх которых наброшено грубое солдатское одеяло. У окна, зашторенного плотной занавеской, – сосновый стол. На нем фаянсовый таз для умывания, кувшин с водой. Тут же – вышитое полотенце. В стоявшем на столе подсвечнике – единственная оплывшая свеча. Гореть ей оставалось недолго. Огонек метался в разные стороны, точно не в силах больше вздыматься вверх.

У стены громоздился слишком большой для узкого пространства шкаф.

Боккум остановилась посреди комнатки. Сесть на грязную кровать было для нее немыслимо. Ее начала охватывать паника. На писательнице было черное строгое платье. Из кружевного рукава, почти целиком закрывавшего ладонь левой руки, нервными движениями она вытащила листок бумаги, сложенный гармошкой в узкую полоску. Развернула… Снова прочла записку, рассмотренную за этот день не один десяток раз: «Приходи вечером в трактир «Крым». На втором этаже из зала по коридорчику. Темно-коричневая дверь. Узнаешь про Василису».

Дверца шкафа за ее спиной медленно и бесшумно приоткрылась. Петли не скрипнули, так как были смазаны накануне. Сталь ножа отразила слабый свет свечи. В следующее мгновение лезвие вонзилось в спину Теодоры. Как раз под лопаткой.

Когда женщина осела на пол, дверца раскрылась шире. Лицо выбравшейся из шкафа Эрики прорезала довольная, жестокая ухмылка…