11
Дилемма узника
Гаррисберг. О, Гаррисберг.
Расплавилась трава,
Бросают люди Гаррисберг,
Уходит прочь толпа.
Пролезет внутрь такая дрянь –
Не выйдет никогда.
Песня «Harrisburg», альбом «Red Sails in the Sunset» группы Midnight Oil
Anthrax думал, что его никогда не поймают. Но, странное дело, он хотел, чтобы его поймали. Когда он думал об аресте, он чувствовал, что его переполняет нетерпение. Вызвать неминуемую гибель и покончить с этим. Иногда он был разочарован слабостью своих противников. Они неизменно теряли его след, и его раздражала их некомпетентность. Гораздо интереснее побороться с достойным соперником.
Возможно, он не так хотел, чтобы его поймали, как чтобы его выследили. Anthrax’y нравилась мысль о том, что полиция и администраторы выслеживают его и охотятся за ним. Ему нравилось следить за продвижением их расследования по чужим почтовым сообщениям. Особенно ему нравилось находиться онлайн и наблюдать за тем, как они пытаются понять, откуда он взялся. Он мог так ловко получить контроль над их компьютерами, что они даже не подозревали об этом. Он видел каждый напечатанный ими символ, каждую ошибку в правописании, каждую неправильно заданную команду, каждый маневр и уловку в тщетной попытке поймать его.
Он ускользнул в начале 1991 года, когда, казалось, все ополчились против него. На самом деле в тот год Anthrax почти завязал с хакингом и фрикингом после того, что он позже назвал «страхом Господним».
Однажды поздно ночью в университетском компьютере он столкнулся с другим хакером. Это было вполне обычное дело. Хакеры мгновенно распознавали себе подобных. Странные соединения со странными местами посреди ночи. Несообразности в названиях операций и размерах. Ответы были очевидны для того, кто знал, как их найти.
Двое хакеров кружили вокруг да около, пытаясь понять, что представляет собой каждый из них, но при этом стараясь выдать как можно меньше информации. Наконец, таинственный хакер спросил у Anthrax’a: «Ты та болезнь, которая косит овец?»
Anthrax просто напечатал в ответ: «Да».
Другой хакер объявил, что он Prime Suspect, один из International Subversive. Anthrax узнал его имя. Он встречал его на BBS, видел его объявления. Но не успел Anthrax завязать дружескую беседу, как хакер из IS перебил его срочным предупреждением.
Он обнаружил электронные письма, в которых шла речь о том, что федералы подбираются к Anthrax’y. Почта, полученная от системных администраторов из Miden Pacific, описывала системы, в которых побывал Anthrax. Там были описаны телефонные соединения, которые он использовал, чтобы добраться до них. Некоторые из этих систем Telecom проследил до его собственного телефона. Один из администраторов написал: «Он почти у нас в руках. У меня погано на душе. Ему всего семнадцать, и они вот-вот возьмут его и сломают ему жизнь». Anthrax почувствовал, как холодок побежал по его спине.
A Prime Suspect продолжал свою историю. Когда ему впервые попалось это письмо, он подумал, что речь идет о нем. Оба хакера были одного возраста и, очевидно, взламывали одни и те же системы. Prime Suspect чуть с ума не сошел от этого письма. Он показал его двум другим хакерам IS, и они вместе обсудили его. Большинство из описаний совпадало, но несколько деталей, казалось, совершенно выпадали из контекста. Prime Suspect не звонил с коммутатора из глубинки. Чем больше они о нем думали, тем яснее становилось, что письмо, видимо, относилось к кому-то другому. Они обсудили список других кандидатов, и имя Anthrax’a появилось в качестве одного из возможных. Хакеры IS видели его в разных системах и BBS. Trax даже однажды разговаривал с ним и с еще одним фрикером во время телефонной конференции. Они собрали все, что им было о нем известно, и картинка совпала. АФП шла за Anthrax’ом, и они знали о нем очень много. Они проследили его телефонные соединения до самого дома. Они знали его возраст, а значит, и его настоящее имя. Федералы подобрались к нему так близко, что буквально дышали ему в затылок. Хакеры IS всюду пытались его найти, но встретили его только сейчас.
Anthrax поблагодарил Prime Suspect’a и вышел из системы. Он сидел, окаменев, в ночной тишине. Одно дело рассматривать возможность ареста, лелеять смешанные чувства по поводу гипотетической ситуации. Другое дело, когда реальность пялится тебе в лицо. На следующее утро он собрал все свои хакерские бумаги, заметки, учебники – все. Больше трех мешков материалов. Он отнес все это на задний двор, развел костер и посмотрел, как оно горит. Он поклялся навсегда завязать с хакингом.
И он завязал, на время. Но несколько месяцев спустя он каким-то образом обнаружил, что сидит перед компьютером, а его модем заливается соловьем. Это было такое искушение, так трудно было устоять. Тем более что полиция так и не показалась. Прошли месяцы – и ничего. Должно быть, Prime Suspect ошибся. Видимо, АФП преследовала совершенно другого хакера.
Затем в октябре 1991 года федералы задержали Prime Suspect’a, Mendax’a и Trax’a. Но Anthrax продолжал заниматься хакингом, практически по-старому, еще два следующих года. Он говорил себе, что хакеры IS работали в команде. Если полиция не сцапала его вместе с остальными, теперь-то они никогда не найдут его. Кроме того, он стал гораздо более искусным, лучше заметал следы, намного меньше привлекал к себе внимание. Он нашел и другие причины. Город, где он жил, находился так далеко, что полиция никогда не стала бы утруждать себя такой поездкой в буш. Неуловимый Anthrax, непобедимый Нед Келли компьютерного подполья, всегда будет свободен.
:)
Утром 14 июля 1994 года Anthrax’a занимали житейские проблемы. Он ждал грузчиков, которые должны были приехать и забрать вещи из полупустой квартиры – он снимал ее на пару с другим студентом. Его сосед уже уехал, и квартира была беспорядочно загромождена коробками, набитыми одеждой, кассетами и книгами. Anthrax сидел на кровати в полудреме и вполглаза смотрел программу новостей по телевизору, когда услышал шум двигателя большого автомобиля, остановившегося перед домом. Он посмотрел в окно, ожидая увидеть грузчиков. Но вместо них он увидел четверых мужчин в обычной одежде, которые бежали к дому.
Они проявляли слишком большой энтузиазм для грузчиков. Они разделились перед тем, как войти, – двое из них направились к противоположным сторонам здания. Один из них двинулся к гаражу. Второй вынырнул с другой стороны здания. Третий постучал в дверь. Anthrax стряхнул с себя сон.
Приземистый, коренастый парень у входной двери не нравился ему. У него были длинноватые пышные волосы. Он был одет в футболку с длинными рукавами и вываренные джинсы, настолько узкие, что можно было посчитать мелочь в его заднем кармане. Нехорошие мысли забегали в голове Anthrax’a. Это выглядело как налет на квартиру. Головорезы собирались вломиться в его дом, связать его и избить, а потом забрать его вещи.
– Открывайте. Открывайте, – крикнул коренастый, сверкнув полицейским значком.
Ошеломленный и все еще недоумевающий Anthrax открыл дверь.
– Вы знаете, кто мы? – спросил коренастый.
Anthrax выглядел растерянным. Нет. Неуверен.
– Австралийская федеральная полиция, – и коп начал читать постановление об обыске.
Все, что за этим последовало, излагается по-разному. Но совершенно точно, что это события налета полиции и что нижеследующее легло в основу жалобы Anthrax’a в офис омбудсмена и внутреннего расследования АФП. Это точка зрения Anthrax’a на то, как это было.
– Где твой компьютер? – гавкнул коренастый на Anthrax’a.
– Какой компьютер? – Anthrax непонимающе смотрел на офицера. У него не было компьютера в этой квартире. Он пользовался университетскими машинами или компьютерами друзей.
– Твой компьютер. Где он? Кто из твоих друзей спрятал его?
– Никто. У меня нет компьютера.
– Ладно. Когда ты решишь сказать, где он, дай нам знать.
Ага. Конечно. Если бы Anthrax и спрятал где-нибудь компьютер, он сообщил бы о его местонахождении наверняка не в первую очередь.
Полицейские запустили лапы в его личные письма, беспрестанно расспрашивая Anthrax’a. Кто написал это письмо? Он тоже из компьютерного подполья? Где он живет?
Фраза «без комментариев» прозвучала немыслимое количество раз. Полицейские перешли в его спальню, и он решил, что стоит присмотреть, как бы они чего не подкинули. Он шел за ними в надежде проследить за обыском, как вдруг один из полицейских остановил его. Anthrax сказал ему, что он требует адвоката. Коп посмотрел на него с явным неодобрением.
– Должно быть, ты виноват, – сказал он Anthrax’y – Только преступники просят адвоката. Мне жаль тебя.
Затем один из полицейских выпустил главный козырь.
– Знаешь, – начал он небрежно, – мы обыскали дом твоих родителей…
Anthrax был вне себя. Мама, наверное, была потрясена. Он попросил разрешения позвонить матери со своего мобильного телефона, единственного, который работал в доме в тот момент. Полиция запретила ему прикасаться к мобильному. Затем он попросил разрешить позвонить ей из телефона-автомата на другой стороне улицы. Полицейские снова отказали ему. Один из них, высокий тощий коп, воспользовался ситуацией в своих полицейских целях. Он решил надавить на чувство вины.
– Твоя бедная больная мама. Как ты мог сделать такое со своей бедной больной мамой? Мы собираемся отвезти ее в Мельбурн на допрос, может быть, даже предъявим ей обвинение, арестуем, отправим в тюрьму. Меня тошнит от таких, как ты. Мне жаль мать такого сына, который навлекает на нее такие неприятности.
С этой минуты высокий коп использовал любую возможность, чтобы напомнить Anthrax’y о его «бедной больной маме». Он вцепился в него мертвой хваткой. Хотя он, возможно, знал что-то о склеродермии, поразившей ее жуткой болезни. Anthrax часто думал о боли, которую испытывала его мать, по мере того как болезнь прокладывала свой путь с внешней оболочки к внутренним органам. Склеродермия огрубляет кожу пальцев и ног, но делает их чрезвычайно чувствительными, особенно к перемене погоды. Обычно она поражает женщин, родившихся в теплом климате и переехавших в более холодные края.
Мобильный Anthrax’a вдруг зазвонил. Его мать. Это должна быть она. Полиция не позволит ему ответить ей.
Высокий полицейский взял трубку, а затем повернулся к коренастому и сказал с издевательским индийским акцентом: «Какая-то женщина с индийским акцентом». Anthrax почувствовал, что сейчас прыгнет со стула и вырвет у него телефон. Он почувствовал, что способен совершить и другие поступки, которые, несомненно, приведут его в тюрьму прямо сейчас.
Коренастый кивнул высокому и тот протянул мобильный Anthrax’y.
Сначала он не мог понять, что говорит его мать. Она говорила ужасно сбивчиво. Anthrax постарался успокоить ее. Потом она стала утешать его.
– Не волнуйся. Все будет хорошо, – повторяла она снова и снова. Неважно, что говорил Anthrax, она повторяла эти фразы, как заклинание. Пытаясь утешить его, она, на самом деле, успокаивала себя. Anthrax слушал, как она пытается привести в порядок окружающий ее хаос. Сквозь голос матери до него доносился какой-то шум, и он догадался, что это полиция обшаривает ее дом. Неожиданно она сказала, что ей нужно идти, и повесила трубку.
Anthrax вернул телефон полицейским и сел, сжимая руками голову. Что за паршивая ситуация. Он не мог поверить, что это происходит с ним. Как может полиция серьезно говорить о том, чтобы отвезти его мать на допрос в Мельбурн? Правда, он делал свои фрикерские дела с ее домашнего телефона, но у нее не было ни малейшего представления о том, что такое хакинг или фрикинг. Обвинить его мать было все равно, что убить ее. При ее душевном и физическом состоянии это будет просто катастрофа, после которой она может никогда не оправиться.
У него не было особого выбора. Один из копов запечатал его мобильный телефон в пластиковый пакет и наклеил на него этикетку. Он физически не имел возможности вызвать адвоката, поскольку полиция не разрешила ему пользоваться мобильным или позвонить из телефона-автомата. Они принялись доставать его насчет того, чтобы он поехал в Мельбурн для допроса.
– В твоих интересах помочь нам, – сказал ему один из полицейских. – В твоих интересах поехать с нами сейчас.
Anthrax на минуту задумался об этом предложении, о том, как нелепо это звучит из уст копа. Такая откровенная ложь говорилась так безапелляционно. Это было бы смешно, если бы ситуация с матерью не была так ужасна. Он согласился на допрос, но настоял, чтобы его назначили на другой день.
Копы захотели обыскать его машину. Anthrax’y это не понравилось, но в машине все равно не было ничего криминального. Когда он вышел на улицу в зимнее утро, один из полицейских посмотрел на его ноги. Anthrax был босиком – он снимал обувь в доме по мусульманскому обычаю. Коп спросил, не холодно ли ему.
Другой коп ответил за Anthrax’a:
– Нет. Их греет грибок.
Anthrax сдержал гнев. Он привык к постоянным проявлениям расизма, особенно от копов. Но это был перебор.
В городе, где находился университет, все думали, что он абориген. В этом провинциальном городке было две национальности – белые и аборигены. Индусы, пакистанцы, малайцы, бирманцы – неважно. Они все были аборигенами, и обходились с ними соответственно.
Однажды он стоял напротив дома и разговаривал из кабины телефона-автомата. Рядом остановились полицейские и спросили, что он здесь делает. Он ответил, что звонит по телефону. Это было совершенно очевидно. Они попросили его предъявить документы, заставили его вывернуть карманы и обнаружили в одном из них мобильный телефон. Они сказали, что телефон, скорее всего, краденый, забрали его и пошли проверять серийный номер. По прошествии пятнадцати минут и множества новых обвинений они отпустили его с весьма сомнительным извинением: «Понимаешь, – сказал ему один из полицейских, – мы тут нечасто видим таких, как ты».
Да, Anthrax понимал. Темнокожий парень, который говорит по телефону-автомату, выглядит крайне подозрительно. Ясное дело.
На самом деле, в тот раз Anthrax смеялся последним. Когда подошли копы, он говорил с Канадой посредством фрикерского звонка и не дал себе труда повесить трубку. Он просто велел канадцам не давать отбой. После того, как копы ушли, он продолжил разговор ровно с того места, где остановился.
Такие происшествия научили его, что иногда лучше подыграть копам. Позволить им забавляться собственными играми. Сделать вид, что ты в их власти. Посмеяться над ними про себя и не дать им ничего. Поэтому он пропустил мимо ушей комментарий насчет грибка и отвел полицейских к машине. Они ничего не нашли.
Когда, наконец, полиция собралась уходить, один из копов дал Anthrax’y визитку с номером телефона АФП.
– Позвони нам, когда будешь готов к интервью, – сказал он.
– Конечно, – ответил Anthrax, закрывая дверь.
:)
Anthrax продолжал динамить полицию. Всякий раз, как они звонили ему и настаивали на интервью, он говорил, что занят. Но когда они начали звонить его маме, он оказался в затруднении. Они одновременно угрожали ей и успокаивали ее, но разговаривали с ней вежливо, даже виновато.
– Как бы скверно это ни звучало, – сказал один из них, – нам, видимо, придется обвинить вас во всех этих безобразиях Anthrax’a, в хакинге, фрикинге и прочем, если он не согласится сотрудничать с нами. Мы знаем, что это звучит смешно, но у нас есть полномочия так поступить. На самом деле, закон просто велит нам это сделать, потому что телефон зарегистрирован на ваше имя.
За этим следовало избитое «в интересах вашего сына помочь нам», произнесенное вкрадчиво и убедительно.
Anthrax недоумевал, почему никто не упоминает о том, чтобы обвинить его отца. Главный номер домашнего телефона был зарегистрирован на него. С этой линии тоже совершались нелегальные звонки.
Мать Anthrax’a беспокоилась. Она попросила сына оказать помощь полиции. Anthrax знал, что он должен защитить свою мать, и согласился на разговор с полицейскими после окончания сессии. Он пошел на это лишь потому, что они угрожали его матери. Он был уверен, что если они потащат его мать в суд, ее здоровье может резко ухудшиться и привести к скорой смерти.
Отец Anthrax’a заехал за ним в университет в прекрасный ноябрьский денек и повез его в Мельбурн. Мать настояла, чтобы он присутствовал на допросе сына, потому что он знал все о законах и полиции. Anthrax не возражал против его присутствия: он полагал, что свидетель сможет оградить его от полицейского произвола.
По дороге в город Anthrax говорил о том, как он намерен вести себя на допросе. В АФП ему сообщили, что они собираются поговорить с ним о его фрикерских подвигах, а не о хакинге. Это была хорошая новость. Он ехал на допрос, понимая, что они будут обсуждать его «свежие дела» – фрикинг.
У него было два варианта поведения на допросе. Он мог отвечать начистоту и признаться во всем, как советовал его адвокат. Либо заявить, что готов сотрудничать, и запудрить федералам мозги, как подсказывали ему инстинкты.
Его отец запротестовал против второго варианта:
– Ты должен до конца сотрудничать с ними. Они поймут, если ты солжешь. Их учат распознавать ложь. Скажи им все, и они помогут тебе.
Короче, сплошной закон и порядок.
– Да кто они такие, по-твоему? Козлы, – Anthrax смотрел в сторону. Ему становилось дурно от мыслей о том, что полиция может так доставать людей, например его мать.
– Не называй их козлами, – рявкнул отец. – Они офицеры полиции. Если ты попадешь в беду, они будут первыми, кого ты позовешь на помощь.
– О, да. Интересно, в какую беду я должен попасть, что только АФП сможет мне помочь? – отозвался Anthrax.
Anthrax препирался с отцом всю дорогу, так что на допросе тот ни разу не раскрыл рта. Он, конечно же, приехал сюда не для того, чтобы лично поддержать сына. Они просто поддерживали отношения, не больше. Когда отец начал работать в том же городе, где Anthrax жил и учился, его мать попыталась помирить их. Она уговорила мужа приглашать Anthrax’a на ужин раз в неделю, чтобы смягчить обстановку. Углубить отношения. Они ужинали вместе несколько раз, и Anthrax выслушивал отцовские нотации. Признай, что ты неправ. Сотрудничай с полицией. Разберись в своей жизни. Наведи в ней порядок. Повзрослей. Будь ответственным. Не будь таким никчемным. Не будь таким глупым.
Все эти речи были слегка лицемерными, думал Anthrax, если учесть ту выгоду, которую получил папаша от хакерских умений сынка. Когда он узнавал, что Anthrax входил в большую новостную базу данных, он просил его найти все статьи со словом «тюрьма». Затем следовало слово «наказание». Эти поиски стоили целое состояние, возможно, тысячи долларов. Но отец не заплатил ни цента. И тогда он не утруждал себя нотациями о вреде хакинга.
Когда они приехали в управление АФП, Anthrax демонстративно залез с ногами на кожаный диван в вестибюле и открыл банку колы, которую принес с собой. Отец был недоволен.
– Убери ноги с дивана. Зачем ты принес эту банку? Это непрофессионально.
– Слушай, я пришел сюда не на работу наниматься, – огрызнулся Anthrax.
Рыжеволосый констебль Эндрю Секстон [Andrew Sexton], щеголявший двумя серьгами в ушах, подошел к Anthrax и его отцу и повел их наверх выпить по чашке кофе. Секстон сказал, что детектив сержант Кен Дэй, глава отдела по борьбе с компьютерными преступлениями, задерживается на важной встрече, так что придется немного подождать.
Секстон и отец Anthrax’a обнаружили, что у них во многом общие взгляды на вопросы охраны общественного порядка. Они обсуждали проблемы, связанные с реабилитацией и наказанием заключенных. Смеялись. Говорили о «юном Anthrax’e». Юный Anthrax то. Юный Anthrax се.
Юному Anthrax’y было тошно. Он смотрел, как его отец весело болтает с врагом, как будто его сына здесь нет.
Когда Секстон пошел узнать, не освободился ли Дэй, отец Anthrax’a недовольно заворчал:
– Не смотри так вызывающе, молодой человек. Ты не добьешься ничего в этой жизни с таким отношением, она раздавит тебя, как кирпич комара.
Anthrax не знал, что сказать. Почему он должен с уважением относиться к этим людям после того, как они обошлись с его матерью?
Комната для допросов была маленькой, но битком набитой коробками с подписанными распечатками.
Секстон начал допрос. «Запись допроса, состоявшегося в Управлении Австралийской федеральной полиции по адресу: Латроуб-стрит, 383, Мельбурн, 29 ноября 1994 года». Он перечислил имена присутствующих и попросил каждого назвать себя для того, чтобы впоследствии можно было распознать голос говорящего.
– Как я уже сказал, сержант Кен Дэй и я провели расследование на основании заявления о вашем участии в незаконных манипуляциях частными автоматическими распределительными коммутаторами посредством номеров 008 Telecom с целью получения доступа к бесплатным национальным и международным звонкам. Вам ясен смысл заявления?
– Да.
Секстон продолжил эти необходимые и важные формальности. Понимает ли Anthrax, что он не обязан отвечать на каждый вопрос? Что у него есть право на присутствие адвоката? По собственной ли воле он явился на допрос? Знает ли он, что может уйти в любой момент?
Anthrax ответил утвердительно на каждый вопрос.
Затем Секстон приступил еще к нескольким обычным процедурам, прежде чем, наконец, дошел до сути дела – до телефонов. Он порылся в одной из коробок и выудил оттуда мобильный телефон. Anthrax подтвердил, что это его телефон.
– Звонки по номерам 008 и последующие соединения были осуществлены вами с этого телефона? – спросил Секстон.
– Да.
– Содержимое блока памяти этого телефона является набором заранее введенных номеров телефонов. Признаете ли вы этот факт?
– Да.
– Мне пришлось столкнуться с трудностями при их извлечении. – Секстон явно был доволен собой, говоря о взломе мобильного Anthrax’a и его номеров быстрого набора. – Номер 22 заинтересовал меня. Он записан как Аарон. Не является ли этот человек Аароном из Южной Австралии?
– Да, но он постоянно переезжает. За ним нелегко угнаться.
Секстон перечислил еще несколько номеров, по большинству из которых Anthrax ушел от ответа. Он спросил Anthrax’a о его манипуляциях с телефонной системой. В особенности Секстона интересовало, каким образом ему удалось совершать звонки в другие страны при помощи номеров 008 австралийских компаний.
После того, как Anthrax терпеливо объяснил принцип своей работы, Секстон снова вернулся к номерам быстрого набора.
– Номер 43. Вы узнаете его?
– Да, это Swedish Party Line.
– Что вы скажете о других номерах? 78? 30?
– Я не уверен. Я не могу сказать, что это за номера. Это было так давно, – Anthrax на секунду замолчал, чувствуя давление с той стороны стола. – По-моему, эти два номера из моего города. Но я не знаю, чьи они. Когда у меня не было ручки и бумаги, я часто записывал номер в телефон.
Секстон был явно разочарован. Он решил взяться за дело покруче.
– Я буду с вами откровенен. Поскольку вы признали свои действия с номерами 008, я думаю, что вы принижаете свои знания и опыт, когда речь заходит об этих преступлениях, – он поправил сам себя. – Не преступлениях. Но о вашем участии во всем этом… Я не хочу сказать, что вы лжете, поймите меня правильно, но вы стараетесь заставить нас подумать, что вы не так уж глубоко в этом замешаны. Не так, как все об этом думали.
Это был вызов, прямой и явный. Anthrax ответил на него:
– Думали обо мне? Это просто чьи-то представления. Если честно, я не слишком в этом разбираюсь. Я не могу рассказать вам ничего о телефонных коммутаторах или о чем-то подобном. Я полагаю, что раньше меня могли считать лидером, потому что я совершал поступки, о которых вы, возможно, знаете, и это создало мне репутацию. С тех пор я решил, что больше не буду этим заниматься.
– С каких пор? Сегодня? – мгновенно отреагировал Секстон.
– Нет. Раньше. Я просто сказал себе: «Я больше никогда не буду этого делать. Это так глупо». Но когда я расстался со своей девушкой… я снова вернулся к этому. Я не хочу сказать, что я в меньшей степени отвечаю за то, что я сделал. Я просто хочу сказать, что все эти номера 008 – это не моих рук дело. Они были получены другими людьми. Но я звонил по ним и, наверное, наделал много глупостей.
Но Секстон не желал так легко выпускать кость.
– Я чувствую, что вы продолжаете… Не знаю, может быть, это связано с тем, что ваш отец здесь, или… Мне как-то пришлось прочитать такую штуку: «Anthrax был легендой, когда он начал заниматься этим, он был сканером, он был тем, с кем можно поговорить о Х.25, о Tymnet, о хакинге, об Unix. Хоть о чем».
Anthrax не клюнул на эту удочку. Копы всегда гнули эту линию. Сыграть на самолюбии хакера, заставить его похвастаться своими подвигами. Это было так явно.
– Это неправда, – ответил он. – Я ничего не знаю о… Я не умею программировать. У меня простая Amiga с одним мегом памяти. У меня нет никакого компьютерного образования.
Эта часть была совершенной правдой. Он посещал один курс по программированию в университете, но безуспешно. Он просиживал в библиотеке в поисках дополнительной информации, когда писал курсовую работу. Большинство из его однокурсников написали простые двухсотстрочные программы с несколькими функциями; его программа состояла из пятисот строк и имела множество специальных функций. Но преподаватель завалила его. Она сказала, что функции в его программе не изучались на ее курсе.
Секстой спросил у Anthrax’a, не занимался ли он кардингом. Anthrax категорически отрицал. Затем Секстон снова вернулся к сканингу. Что еще натворил Anthrax? Передавал ли он отсканированные номера другим хакерам? Anthrax отвечал уклончиво, и оба копа постепенно стали раздражаться.
– Я хочу сказать, что, по моему мнению, вы с вашим сканингом помогали другим нарушать закон, содействуя распространению такого рода занятий, – раскрыл свои карты Секстон.
– Не больше, чем телефонный справочник, это просто список. Я ничего не взламывал. Я просто смотрел.
– Эти голосовые почтовые системы принадлежат другим людям. Что вы сделали, когда обнаружили VMB?
– Просто поиграл. Отдал ее кому-то и сказал: «Посмотри-ка. Это интересно» – или что-то в этом роде.
– Когда вы говорите «поиграл», это означает, что вы взломали код VMB?
– Нет. Я просто смотрел. Я не очень-то знаю, как взламывать VMB.
Секстон попытался зайти с другого бока.
– А что это за номера 1-900? На обратной стороне этого документа стоит номер 1-900. Для чего они используются?
Простой вопрос.
– В Америке они стоят около десяти долларов минута. Думаю, что вы можете позвонить им и получить самую разную информацию – вечеринки на линиях и все такое.
– Это тип звонка-конференции?
– Да.
– Здесь у меня другой документ, в прозрачном пластиковом пакете с маркировкой AS/AB/S/1. Это скан? Вы узнаете свой почерк?
– Да, это мой почерк. Это опять тот же способ сканирования. Это простой набор некоторых коммерческих номеров и их пометка.
– А когда вы что-то находите, что вы с этим делаете?
У Anthrax’a не было ни малейшего желания, чтобы его выставили главарем банды сканеров. Он был общительным одиночкой, а не частью команды.
– Я просто смотрел на это, как, например, в случае с номером 630. Я пробил несколько номеров и узнал, что 113-й где-то развлекается, а 115-й уезжает и все такое. Я просто глянул разок и вряд ли вернулся бы туда снова.
– И вы считаете, что если я возьму телефонную книгу, я смогу получить всю эту информацию?
– Нет. Это просто список в том же роде, что и телефонная книга.
– Как насчет номера 1-800?
– Это то же самое, что 0014.
– Куда можно попасть, если набрать номер 1-800?
Anthrax не удивился бы, если бы оказалось, что отдел по борьбе с компьютерными преступлениями получил большую часть технических знаний из бесед с хакерами.
– Вы можете набрать 0014 или 1-800, это одно и то же.
– 0014 – это Канада?
– Это везде. – У-упс. Не будь таким нахальным. – Не так ли?
– Ну, я не в курсе.
Как раз об этом и думал Anthrax.
Секстон продолжил:
– На оборотной стороне этого документа есть другие материалы сканирования…
– Это все одно и то же. Просто посмотрите. В этом случае почтовый ящик 544 принадлежит этой женщине…
– Ладно, давайте еще раз. Вы распространяли информацию такого рода на телефонных мостах?
– Практически нет. В основном я сохранял ее для себя и больше никогда к ней не возвращался. Это скучно. А что, сканирование запрещено законом?
– Я не говорил, что это запрещено законом. Я просто пытаюсь показать, что вы на самом деле занимались этим. Я рисую общую картину и постепенно продвигаюсь к своей цели, собираюсь нарисовать картину, чтобы показать, что… – Секстон прервался и взял более определенный курс: – Я не говорю, что вы занимаетесь этим сейчас, но в то время, учитывая все совершенные вами правонарушения, вы действительно сканировали телефонные системы и забирались в голосовые почтовые ящики… Я не утверждаю, что вы нашли номера 008, но вы… поимели Telecom. Да, вы так и сделали и помогли в этом другим.
Anthrax обиделся:
– Я не собирался, как вы говорите, «поиметь» Telecom.
Секстон дал задний ход.
– Возможно… может быть, я не так выразился.
Он начал раскручивать тему хакинга, но полицейские не говорили о том, что этот вопрос вообще будет обсуждаться. Anthrax почувствовал раздражение, даже некоторую тревогу.
Дэй спросил, не хочет ли Anthrax сделать перерыв.
– Нет, – ответил тот. – Я хочу полностью покончить с этим раз и навсегда, если это возможно. Я не собираюсь лгать. Я не собираюсь говорить «без комментариев». Я соглашусь со всем, принимая во внимание то, что, как я уже сказал, в моих интересах так поступить.
Полицейские замолчали. Им явно не понравились последние слова Anthrax’a. Дэй попытался прояснить обстановку.
– Прежде чем мы продолжим… Вы сказали, что в ваших интересах говорить нам правду. Вам сказал об этом кто-то из сотрудников АФП?
– Да.
– Кто? – немедленно спросил Дэй.
Anthrax не помнил их имен.
– Те, которые приходили ко мне домой. По-моему, Эндрю тоже говорил мне об этом, – сказал он, кивнув в сторону рыжего констебля.
Почему вдруг копы так занервничали? Ни для кого не было секретом, что они беспрестанно твердили Anthrax’y и его матери, что в его интересах согласиться на встречу с полицией.
Дэй подался вперед, уставился на Anthrax’a и спросил:
– Как бы вы могли истолковать эти слова?
– Так, что если я не буду говорить правду, если буду говорить «без комментариев» и не буду сотрудничать, это значит… значит, что вы возьметесь за меня… – Anthrax знал, что он хотел сказать, но его язык словно окаменел, – с большей энергией, наверное.
Оба полицейских заметно напряглись.
Дэй продолжал:
– Вы можете сказать, что мотивы, заставившие вас прийти к нам, сформировались в результате чьих-то недобросовестных действий?
– В каком смысле?
– Ваши слова были записаны на пленку, и я должен прояснить этот вопрос. Вы можете сказать, что на каком-либо этапе вам предложили сделку?
Сделку? Anthrax думал об этом. Никто не предлагал ему: «Расскажи нам все, что ты знаешь, и мы даем тебе честное слово, что ты не сядешь в тюрьму». Или: «Говори быстро, и мы не будем избивать тебя резиновыми дубинками».
– Нет, – ответил он.
– Вы можете сказать, что в результате этих слов вы были вынуждены прийти сегодня и говорить правду?
Ах, вот что за сделка. Да, конечно.
– Да, я был вынужден, – ответил Anthrax.
Оба полицейских были изумлены. Anthrax замолчал, оценивая растущее неодобрение.
– Косвенно, – добавил он быстро, словно извиняясь.
На какое-то время Anthrax’y стало наплевать. На полицию. На отца. На давление. Он непременно скажет правду. Он решил объяснить ситуацию со своей точки зрения.
– Потому что, когда они пришли ко мне домой, они несколько раз повторили, что если я не соглашусь на допрос, они обвинят во всем мою мать. А моя мать очень больна, и я не могу позволить ей пройти через это.
Полицейские переглянулись. Атмосфера в комнате накалилась. АФП явно не ожидала, что такое появится в записи интервью. Но то, что он сказал об угрозах в адрес матери, было правдой, так что пусть уж теперь это останется на пленке вместе со всем остальным.
Кен Дэй задержал дыхание.
– То есть, вы хотите сказать, что вы приехали сюда… – он нервно сглотнул, – что вы здесь не по доброй воле?
Anthrax думал и об этом. Что означала фраза «по доброй воле»? Полицейские не приковывали его к стулу и сказали, что он может уйти, когда захочет. Они не били его дубинкой по голове. Они предложили ему выбор – говори или натрави полицию на свою больную мать. Не самый приятный выбор, но все же выбор. Он решил говорить, чтобы защитить свою мать.
– Я здесь по доброй воле, – ответил он.
– Нет, это не то, что вы сказали. Вы сказали, что на вас было оказано давление и вам пришлось прийти сюда и отвечать на вопросы. Иначе против вас были бы предприняты определенные меры. Это не означает, что вы здесь по доброй воле.
Полицейские явно догадались, что они идут по очень тонкому льду, и Anthrax почувствовал, что напряжение в комнате возросло до предела. Копы нажимали. Его отец сидел, как на иголках.
– Я собирался прийти в любом случае, – ответил Anthrax, снова извиняющимся тоном. Он подумал, что играет с огнем. Не стоит слишком дразнить их, а то они обвинят мать. – Вы можете поговорить с людьми, которые проводили обыск. Я все время говорил им, что приеду на допрос. Какими бы ни были мои собственные причины, я не думаю, что это важно. Я собираюсь сказать вам правду.
– Это важно, – ответил Дэй, – потому что в начале допроса было сказано – и вы согласились, – что вы находитесь здесь по своей воле.
– Так и есть. Никто меня не заставлял.
Anthrax терял терпение. В комнате становилось душно. Он хотел покончить с этим и убраться отсюда. Такой напряг.
– Может быть, кто-то заставил вас отвечать на наши вопросы именно так, как вы это сделали? – снова попытался Дэй.
– Нет, никто не заставлял меня.
Ну вот. Вы получили то, что хотели. Давайте завязывать и пойдем отсюда.
– Вы сказали, что должны говорить правду. Не так ли? – Полиция намеревалась идти до конца.
– Я также и хочу сказать правду.
Ключевым словом было «также», подумал Anthrax. Я хочу и я должен.
– Вы были вынуждены принять это решение по воле обстоятельств или людей?
– Обстоятельств.
Конечно, это были обстоятельства. Неважно, что их создала полиция.
Anthrax чувствовал себя игрушкой в руках полиции. И он, и они знали, что если их не удовлетворит исход интервью, преследованиям подвергнется его мать. Он с потрясающей четкостью представил себе, как федералы вытаскивают из дома его хрупкую мать. Anthrax’a бросило в жар. Пора покончить с этим. Все, что им угодно: он будет просто соглашаться с ними, лишь бы выбраться из этой тесной комнаты.
– Итак, справедливо ли будет заключить на основе вышесказанного, что, возможно… ваша деятельность до момента обыска и была тем фактором, благодаря которому вы оказались здесь?
Да о чем это он толкует? Его «деятельность» заставила его? Anthrax был в полном смятении. Интервью явно затянулось. У копов была довольно странная манера задавать вопросы. Комната была удручающе мала.
Дэй настаивал на своем вопросе.
– Вы осознали, что нарушили закон, и этот факт заставил вас прийти сюда и говорить нам правду, не так ли?
Да. Все что ты хочешь.
– ОК, – начал Anthrax, – это справедливое предполо…
Дэй перебил его.
– Я просто хочу до конца прояснить вопрос. Я понял из ваших слов, что мы или другие сотрудники АФП нечестно и несправедливо заставили вас прийти сюда сегодня, или это не так?
Что значит «нечестно»? Что значит «несправедливо»? Anthrax считал несправедливым, что копы могли обвинить его мать. Но они сказали ей, что это абсолютно законная мера. У Anthrax’a кружилась голова. Все эти мысли неотступно жужжали в его голове.
– Нет, это не так. Прошу прощения за…
Смирись. Скорее прочь из этой комнаты.
– Ничего, ничего. Если вы так не считаете, скажите об этом. У меня нет с этим проблем. Я просто хочу, чтобы не осталось никаких неясностей. Подумайте о том, что другие люди могут прослушать эту запись и на ее основании сделают свои выводы и придут к какому-то мнению. Если я замечаю, что где-то существует неясность, я хочу ее устранить. Вам понятно мое намерение?
– Да. Я понимаю. – Anthrax не мог до конца сосредоточиться на словах Дэя. Он был совершенно измотан и хотел поскорее закончить допрос.
Копы все-таки двинулись дальше, но новая тема была так же неприятна. Дэй попытался заговорить о начале хакерской карьеры Anthrax’a – а у него не было ни малейшего желания беседовать об этом. Anthrax’y стало немного лучше. Он согласился ответить на вопросы полиции о недавней фрикерскои активности, ни о каком хакинге не было и речи. В самом деле, он несколько раз повторял копам, что эта тема не входит в его планы. Он почувствовал под ногами более надежную опору.
После такого вежливого отпора Дэй покружил вокруг да около и попытался еще раз:
– ОК. Вот вам еще одно утверждение – вы незаконно проникли в компьютерные системы в Австралии и в США. В Соединенных Штатах вас особенно интересовали военные компьютеры. Вам понятно это утверждение?
– Да, понятно. Я бы не хотел его комментировать. Нет, сэр. Ни за что.
Дэй решил применить новую тактику:
– Я возьму на себя смелость утверждать, что вы работали с лицом, известным как Mendax.
Какого черта он несет? Anthrax слышал о Mendax’e, но они никогда не работали вместе. Он подумал, что у федералов, видимо, не очень хорошие осведомители.
– Нет. Это неправда. Я не знаю никого с таким именем. – Это была почти правда.
– Что ж, значит, если он придет ко мне и скажет, что вы вместе занимались хакерскими делами, это будет неправда, не так ли?
Просто прекрасно. Какой-то хакер намолол копам чепухи о том, что он работал вместе с Anthrax’ом. Именно поэтому Anthrax всегда работал в одиночку. У него было полно реальных проблем. И выдуманные ему были совсем ни к чему.
– Само собой, это будет неправда. Я не знаю никого по имени Mendax, если только у него нет какого-нибудь другого имени.
Побыстрее отделаться от этого.
На самом деле Mendax вовсе не стучал на Anthrax’a. Обычные полицейские методы.
– Вы отказываетесь комментировать тот факт, что вторгались в другие компьютеры и военные системы?
Если Anthrax и мог что-то сказать о Дэе, так это то, что он настойчив.
– Да. Я предпочел бы не комментировать этот факт. Именно такой совет мне дали: не комментировать ничего, не связанного с темой, которую мы, по вашим словам, должны были обсуждать, когда я пришел сюда.
– Хорошо, значит вы не будете отвечать ни на какие вопросы, связанные с незаконным доступом в компьютерные системы?
– Следуя совету моего адвоката, нет.
Дэй поджал губы.
– Хорошо. Если вы приняли такое решение и не хотите отвечать на наши вопросы, мы оставим эту тему. Но я обязан проинформировать вас, что, возможно, нам придется вернуться к ней, и вас официально обяжут отвечать на эти вопросы, либо выдвинут обвинения по ним. Поэтому, как только вы захотите сказать нам правду, мы к вашим услугам.
Ox. Anthrax глубоко вдохнул. Неужели копы могут обязать его отвечать на их вопросы? Они меняют свое мнение на полпути. Anthrax’y казалось, что земля уходит у него из-под ног. Ему нужно было несколько минут, чтобы собраться с мыслями.
– Я могу подумать об этом и все взвесить? – спросил Anthrax.
– Конечно. Не хотите ли сделать перерыв и поговорить с отцом? Мы с констеблем выйдем из комнаты или можем предоставить вам другую. Если хотите, мы можем сделать перерыв, чтобы вы могли подумать об этом. Думаю, это хорошая мысль. Я думаю, мы сделаем перерыв минут на десять и предоставим вам другую комнату. Вы сможете поговорить об этом наедине. Никакого давления.
Дэй и Секстон остановили допрос и отвели отца с сыном в другую комнату. Когда они остались одни, Anthrax посмотрел на отца в поисках поддержки. Его собственный внутренний голос кричал ему, чтобы он держался подальше от вопросов о его ранних хакерских предприятиях. Anthrax’y нужен был кто-то, кто сказал бы ему то же самое.
Но это определенно был не его отец. Тот обрушился на Anthrax’a с невероятной враждебностью. Хватит тормозить. Ты должен сказать им все. Как можно быть таким тупым? Тебе не одурачить полицию. Они знают. Расскажи им все, пока не поздно. В конце его десятиминутной тирады Anthrax почувствовал себя намного хуже, чем в начале.
Когда они вернулись в комнату для допросов, отец Anthrax’a повернулся к полицейским и вдруг сказал:
– Он решил признаться.
Но это было не так. Anthrax не собирался делать ничего подобного. Его отец был просто ходячим сюрпризом. Как только он открывал рот, можно было не сомневаться, что из него выскочит очередной неприятный сюрприз.
Кен Дэй и Эндрю Секстон не дали потрясенному Anthrax’y опомниться и навалились на него с новыми документами, обрывками бумаги с его собственными каракулями, захваченными во время обыска, с записями прослушивания телефонов. Вдруг Дэй напрягся и показал на какую-то надпись. Она выглядела как «KDAY». Он посмотрел на Anthrax’a.
– Что это? Это я?
Anthrax впервые за долгое время улыбнулся. И было отчего. Шеф Отдела по борьбе с компьютерными преступлениями АФП в Мельбурне сидел перед ним, совершенно уверенный в том, что он напал на что-то серьезное. Это было его имя, ясно, как день, написанное рукой хакера на листке бумаги, изъятого во время обыска. Дэй явно надеялся на нечто интересное.
– Если вы позвоните туда, вы узнаете, что это название радиостанции, – сказал Anthrax.
Это была американская радиостанция. Ее название было записано на одном клочке бумаги с названиями американского магазина одежды, еще одной радиостанции в США и несколькими новыми дисками, которые он хотел заказать.
– Ну и дела, – засмеялся Дэй над своими собственными поспешными заключениями. – Существует радиостанция, которую назвали моим именем.
Дэй спросил у Anthrax’a, зачем он записывал все эти сведения: пути к файлам, коды, извещения об ошибках.
– Просто регистрировал факты. Я думаю, что я сделал это, когда впервые получил учетную запись. Я пробирался наугад, записывая информацию о том, для чего предназначены разные вещи.
– Каковы были ваши намерения в то время насчет этих систем?
– В тот момент я просто смотрел, из любопытства.
– Это было любопытство вроде «Ух ты! Как интересно!» или же это больше было похоже на «Я хотел бы попасть внутрь»?
– Я не могу точно сказать, что творилось у меня в голове в тот момент. Но в самом начале… я думаю, что вам пришлось выслушать немало подобных историй… Когда ты впервые проникаешь в систему, это выглядит словно… – Anthrax не мог подобрать точных слов, чтобы закончить объяснение.
– Словно впервые попробовал запретный плод?
– Точно. Это отличная аналогия.
Дэй продолжал задавать вопросы о хакерской деятельности Anthrax’a. Он вытягивал из него признания. Anthrax дал ему больше, чем у полицейского было прежде, но, возможно, меньше, чем тот бы хотел.
Впрочем, этого было достаточно. Достаточно, чтобы оградить мать Anthrax’a от всяких обвинений. И достаточно, чтобы обвинить его самого.
:)
Anthrax не видел окончательного списка своих обвинений до самого дня суда 28 августа 1995 года. Все дело выглядело не слишком организованно. Его адвокат из Legal Aid почти ничего не знал о компьютерах, не говоря уже о компьютерных преступлениях. Он сказал Anthrax’y, что мог бы попросить отложить слушания, потому что он тоже увидел список обвинений в самый последний момент. Но Anthrax хотел побыстрее покончить с этим. Они договорились, что Anthrax признает свою вину по всем пунктам и будет уповать на снисходительность суда.
Anthrax просмотрел краткое изложение дела, представленное обвинением. Оно включало в себя и тщательно отредактированную запись его интервью с полицейскими. Эта запись была помечена как «резюме», но она, конечно, не резюмировала самого важного в этом интервью. Либо обвинение, либо полиция убрали из него всякое упоминание о том, что полицейские обещали обвинить мать Anthrax’a, если он не согласится на допрос.
Anthrax поразмыслил об этом. Разве краткое изложение дела не должно охватывать все связанные с ним обстоятельства? А этот факт был напрямую связан с делом, хотя в документе о нем не было ни единого упоминания. Он бы не удивился, если бы узнал, что полиция поработала с записью допроса так, чтобы вырезать из нее эту часть. Судье бы это наверняка не понравилось. Anthrax подумал, что полиции не слишком хотелось нести ответственность за такое обращение с его матерью.
Оставшаяся часть в изложении дела с точки зрения обвинения была не лучше. Единственным показанием реального «свидетеля» хакинга Anthrax’a было заявление его бывшего соседа по комнате – он утверждал, что видел, как Anthrax взломал компьютер NASA и получил доступ в «область компьютерной системы, которая показывает координаты широты/долготы».
Есть ли у космических кораблей широта и долгота? Anthrax не знал. Но он точно не мог взламывать компьютер NASA в присутствии соседа по комнате. Это полная чушь. Anthrax подумал, что парень врет, и компетентный юрист доказал бы это за пять минут перекрестного допроса. Anthrax чувствовал, что по многим пунктам позиция обвинения выглядит неубедительно, но он был просто ошеломлен давлением со стороны семьи, всей этой суетой в зале суда, даже официальностью собственного адвоката, который быстро перелистывал его бумаги.
Anthrax оглядел зал суда. Его взгляд упал на отца, который сидел на скамье для публики, ожидая, пока его вызовут. Адвокат Anthrax’a настоял на его присутствии, рассчитывая вызвать его в качестве свидетеля защиты. Он думал, что присутствие на суде семьи обвиняемого пойдет ему только на пользу. Anthrax был не в восторге от этой идеи. Но он не очень хорошо представлял, как работают суды, поэтому последовал совету адвоката.
Мать Anthrax’a оставалась дома в ожидании новостей. Она работала в ночную смену и сейчас, должно быть, отсыпалась. Но, скорее всего, эта причина была лишь предлогом. Anthrax подумал, что она не пришла, потому что такое напряжение было для нее слишком велико. Конечно, она не спала. Она наводила порядок, мыла посуду, занималась стиркой и старалась занять себя, насколько это было возможно в ее маленькой квартире.
Девушка Anthrax’a, красивая круглолицая турчанка, тоже пришла в суд. Она никогда не принадлежала к хакерскому кругу. Позади нее расположилась гомонящая группка школьников, в основном девочек.
Anthrax прочитал все четырехстраничное резюме обвинения. Когда он добрался до последней страницы, его сердце остановилось. Последний параграф гласил:
31. Наказание
S85ZF (а) – 12 месяцев, $6000 или и то и другое
s76E (a) – 2 года, $12 000 или и то и другое.
Показывая на последний параграф, Anthrax спросил у своего адвоката, что все это значит. Тот сказал ему, что, возможно, дело дойдет до тюрьмы, но в конечном итоге это не так уж страшно и ему не стоит «вешать нос». Он пробудет там всего-навсего год или два.
Даже насильникам иногда дают меньше. Anthrax не мог поверить, что обвинение настаивает на тюремном сроке. И это после того, как он согласился сотрудничать, прошел через это проклятое интервью. Кроме того, прежде он не был под судом. Но снежный ком разрастался по мере движения. Наконец появился судья, и заседание суда началось.
Anthrax понял, что поздно идти на попятную, и признал свою вину по 21 пункту, в том числе одно обвинение, связанное с исправлением данных и двенадцать обвинений в обмане или попытке обмана компаний–операторов связи.
Адвокат призвал суд к смягчению приговора. Он вызвал отца Anthrax’a и стал задавать ему вопросы о сыне. Но отец больше навредил, чем помог. Когда у него спросили, не думает ли он, что его сын снова будет нарушать закон, он ответил: «Я не знаю».
Anthrax побледнел от злости. Это был просто верх подлости. Незадолго до суда Anthrax узнал, что отец собирался улизнуть из страны за два дня до начала процесса. Он говорил жене, что собирается уехать, но лишь после того, как закончатся слушания. Она совершенно случайно обнаружила, что он собирается отбыть пораньше. Видимо, он считал, что суд над сыном унижает его. Мать Anthrax’a настояла, чтобы он остался, и отец скрепя сердце отложил отъезд.
Отец вернулся на свое место, в некотором отдалении от Anthrax’a и его адвоката. Адвокат представлял собой резкий контраст с прокурором. Он задрал одну ногу на скамью, пристроил руку на колено и принялся поглаживать свою длинную рыжую бороду. Это была знатная борода, больше фута в длину, с очень густыми красно-коричневыми завитками. Она вполне сочеталась с его шоколадно-коричневым костюмом и галстуком – впечатляюще широким произведением искусства с дикими золотыми узорами. Правда, костюмчик был ему явно маловат. Адвокат начал в обычном цветистом стиле – много ничего не значащих слов. Затем он перешел в нападение.
– Ваша честь, этот молодой человек побывал во многих местах – NASA, военные сайты, вы просто не поверите, когда узнаете, в каких местах он был.
– Не думаю, что меня интересует, где он был, – желчно ответил судья.
Это была стратегия Anthrax’a. Он подумал, что сможет превратить пассивы в активы, показав, что он побывал во многих системах – очень секретных системах, но не причинил ни одной из них никакого вреда.
Замысел удался. Судья объявил, что он не видит никаких причин, чтобы отправить юного хакера в тюрьму.
Прокурор был искренне разочарован и выступил с встречным предложением – 1500 часов общественных работ. У Anthrax’a перехватило дыхание. Это просто абсурд. Вкалывать почти девять месяцев, от зари до зари. Красить здания и чистить уборные. Можно поставить крест на учебе. Это ничуть не лучше тюрьмы.
Защитник Anthrax’a запротестовал:
– Ваша честь, такое наказание скорее годится для киберпространства.
Anthrax’a покоробило от этой сомнительной сентенции, но его адвокат был явно доволен собой.
Судья отказался поддержать предложение прокурора. Он произвел серьезное впечатление на подругу Anthrax’a. Она не была близко знакома с законами или с судебной системой, но этот судья казался справедливым и беспристрастным. Такое впечатление, что он вовсе не собирался выносить по делу Anthrax’a суровый приговор. Но он сказал суду, что намерен донести до подсудимого, до класса школьников в зале заседаний и до широкой публики, что хакинг – это преступление в глазах закона. Anthrax оглянулся на школьников. Им было лет по тринадцать-четырнадцать. Как раз в этом возрасте он начал заниматься хакингом и фрикингом.
Судья объявил приговор. Двести часов общественных работ и возмещение убытков двух телефонных компаний – Telecom и Teleglobe из Канады – в размере $6116,90. Это, конечно, была не тюрьма, но все же огромная сумма денег для студента. Ему нужно было выплатить ее в течение года – определенно не такой уж большой срок. Но самое главное, он был свободен.
Подруга Anthrax’a подумала о том, что всех этих хихикающих школьников привели в зал суда в тот день совершенно напрасно. Они смеялись, показывали пальцами и перешептывались. Для них суд был игрой. Они явно не воспринимали всерьез предупреждение судьи. Может быть, они трепались о ближайшей вечеринке. Возможно, они болтали о новой паре кроссовок или последнем компакт-диске.
Но не исключено, что один или двое думали про себя о том, как было бы круто пробраться в NASA.
