Глава 10

Мистер Шульц подыскал на должность Денниса какого-то молодого человека, и последняя неделя, проведенная Деннисом в «Угодьях лучшего мира», ушла на то, чтобы посвятить его в секреты производства. Это был очень способный молодой человек, живо интересовавшийся что почем.

– У него нет вашей обходительности, – сказал мистер Шульц. – У него не будет вашего индивидуального подхода, но, думаю, свое жалованье он оправдает иным путем.

В день смерти Эме Деннис, отправив ученика чистить топку крематория, принялся было за уроки заочного курса для проповедников, который он получил по подписке, когда дверь конторы вдруг отворилась, и Деннис, взглянув на гостя, с изумлением узнал в нем человека, с которым был едва знаком и который был его соперником в любви, а именно мистера Джойбоя.

– Мистер Джойбой, – сказал он. – Неужели снова попугай – и так скоро?

Мистер Джойбой сел. Вид его был ужасен. Убедившись, что они одни, он начал всхлипывать.

– Эме, – выговорил он наконец.

Вопрос Денниса был полон глубочайшей иронии:

– Надеюсь, не ее похороны вы хотите нам заказать?

Вопрос этот вызвал у мистера Джойбоя неожиданный взрыв страсти:

– Вы знали об этом! Вы, наверно, ее убили. Убили мою детулю-роднулю.

– Вы с ума сошли, Джойбой.

– Она умерла.

– Моя невеста?

– Моя невеста.

– Сейчас не время для пререканий, Джойбой. С чего вы взяли, что она умерла? Вчера вечером она была жива и здорова.

– Она там, на моем столе, под простыней.

– Да, это, конечно, то, что ваши газеты назвали бы «только факты». Вы уверены, что это она?

– Еще бы не уверен. Она отравилась.

– Неужели? Жирножками?

– Цианистым калием. Сделала себе укол.

– Тут есть о чем подумать, Джойбой. – Деннис помолчал. – Я любил эту девушку.

– Нет, это я любил ее.

– Прошу вас.

– Моя детуля-роднуля.

– Я бы попросил вас не употреблять в нашем серьезном разговоре этих интимных и довольно странных эпитетов. Как вы поступили?

– Я осмотрел ее, потом накрыл простыней. У нас есть стенные холодильники, мы иногда храним в них незаконченную работу. Я спрятал ее туда. Он бурно зарыдал.

– А зачем вы пришли ко мне? Мистер Джойбой хрюкнул. – Не понял.

– Помогите, – сказал мистер Джойбой. – Вы виноваты. Вы должны что-нибудь сделать.

– Сейчас не время для взаимных обвинений, Джойбой. Позвольте лишь напомнить вам, что это вы официально помолвлены с ней. При подобных обстоятельствах некоторое проявление чувств естественно, однако не впадайте в крайности. Я, конечно, никогда не считал ее совершенно нормальной, а вы?

– Она была моя…

– Не произносите этого слова, Джойбой. Не произносите, не то я вас выгоню.

Мистер Джойбой принялся рыдать с еще большим самозабвением. Ученик Денниса открыл дверь и замер, пораженный этим зрелищем.

– Заходите, – сказал Деннис. – У нас клиент, который только что потерял любимое существо. На вашей новой должности вам придется привыкать к подобным проявлениям горя. Вы что-нибудь хотели?

– Я только хотел сказать, что газовая печь снова работает нормально.

– Отлично. А теперь очистите похоронный фургон. Джойбой, – продолжал Деннис, когда они снова остались одни, – прошу вас взять себя в руки и прямо сказать, что вам от меня нужно. Пока что я ничего не могу разобрать в этом семейном надгробном плаче, кроме каких-то мамуль, папуль и детуль.

Мистер Джойбой издал какие-то новые звуки.

– На сей раз это прозвучало как «доктор Кенуорти». Именно это вы хотели мне сказать?

Мистер Джойбой всхлипнул.

– Доктор Кенуорти знает?

Мистер Джойбой застонал.

– Он не знает?

Мистер Джойбой всхлипнул снова.

– Вы хотите, чтобы я сообщил ему эту новость?

Стон.

– Вы хотите, чтобы я помог скрыть от него?

Всхлип.

– Знаете, это похоже на гадание с медиумом.

– Крышка, – произнес мистер Джойбой. – Мамуля.

– Вы полагаете, что карьера ваша пострадает, если доктор Кенуорти узнает, что вы храните труп нашей отравленной невесты в холодильнике? И что надо не допустить этого ради вашей матушки? И вы хотите, чтобы я помог вам избавиться от тела?

Всхлип и снова поток слов.

– Вы должны помочь мне… все из-за вас… простодушное американское дитя… липовые стихи… любовь… мамуля… детуля… должны помочь… должны… должны.

– Мне не нравится, Джойбой, что вы без конца повторяете «должны». Знаете, что сказала королева Елизавета своему архиепископу – вот, кстати, кто был воистину священник Свободной церкви: «Запомни же, ничтожный, что слово «должны» не годится для разговора с монархами». Скажите, кроме вас, имеет кто-нибудь доступ к этому холодильнику?

Стон.

– Понятно, можете идти, Джойбой. Отправляйтесь на работу. Я обдумаю этот вопрос. Приходите снова после обеда.

Мистер Джойбой вышел. Деннис слушал, как отъезжала его машина. А потом он ушел на собачье кладбище, чтобы остаться наедине со своими собственными мыслями, которыми он не стал бы делиться с мистером Джойбоем. Размышления его были прерваны появлением человека, с которым он также был некогда знаком.

День выдался прохладный, и сэр Эмброуз Эберкромби надел по этому случаю костюм из твида, накидку с капюшоном и охотничью войлочную шляпу – одеяние, в котором он сыграл столько комических ролей в фильмах из жизни английской деревни. В руке у него был пастушеский посох.

– А, Барлоу, – сказал он, – трудитесь в поте лица.

– Сегодня спокойное утро. Надеюсь, вас привела сюда не тяжелая утрата.

– Нет, упаси Боже. Никогда не заводил здесь животных. И надо сказать, без них скучно. Вырос среди лошадей и собак. Думаю, что вы тоже, так что вы правильно меня поймете: тут для них место неподходящее. Спору нет, удивительная страна, но человек, который понастоящему любит собаку, никогда не привезет ее сюда.

Он помолчал, с любопытством оглядывая скромные памятники. – Неплохое у вас местечко. Жаль, что вы уходите.

– Вы получили мою карточку?

– Да, вот она. Сперва подумал, что кто-то подшутил над нами, довольно глупо. Но кажется, это не подделка, не так ли?

Откуда-то из глубин своей накидки он извлек карточку с печатным текстом и протянул ее Деннису. Там говорилось:

«Майор авиации преподобный Деннис Барлоу оповещает о том, что в ближайшее время он открывает контору на Арбакл-авеню, 1154, Лос-Анджелес. Все обряды Свободной церкви отправляются быстро и по сходным ценам. Специализация на похоронах. Надгробные речи в стихах и прозе. Тайна исповеди строго сохраняется».

– Да, это не подделка, – подтвердил Деннис.

– Так. Этого я и опасался.

Они снова помолчали. Деннис сказал:

– Карточки эти, как вам известно, рассылает агентство. Я не думал, что вас это особенно заинтересует.

– Однако меня это заинтересовало. Мы могли бы здесь поговорить где-нибудь?

Размышляя, уж не придется ли ему именно от сэра Эмброуза выслушать первую покаянную исповедь, Деннис повел гостя в контору. Там оба англичанина уселись друг против друга. Ученик Денниса просунул на мгновение голову в дверь и доложил, что с фургоном все в порядке. Наконец, сэр Эмброуз заговорил:

– Так не пойдет, Барлоу. Позвольте мне, старому человеку, сказать вам это без обиняков. Так не пойдет. Ведь вы все-таки англичанин. Они тут все прекрасные люди, но вы сами знаете, как это бывает. И среди самых прекрасных людей может найтись несколько отпетых клеветников. А международную обстановку вы знаете не хуже моего. Всегда найдутся какие-нибудь политики и журналисты, которые только и ждут оклеветать наше Отечество. Поступок, подобный вашему, будет лить воду на их мельницу. Мне не понравилось, когда вы начали здесь работать. Я вам тогда об этом прямо сказал. Но это было ваше частное дело. С религией же все обстоит иначе. Вы, наверно, мечтали о каком-нибудь милом сельском приходе у нас на родине. Но здесь религия совсем не то. У вы мне поверьте, я знаю эту страну.

– Странно слышать это от вас, сэр Эмброуз. Одна из главных задач, которые я перед собой ставил, – достичь более высокого положения в обществе.

– Тогда бросьте эту затею, мой мальчик, пока еще не поздно.

Сэр Эмброуз пространно заговорил о промышленном кризисе в Англии, о том, как нуждается их родина в молодежи и в долларах, о титанических усилиях, которые затрачивают они тут, в кинематографе, чтобы не уронить марку.

– Отправляйтесь на родину, дорогой мой. Там ваше настоящее место.

– Собственно говоря, – начал Деннис, – с тех пор, как я дал это объявление, обстоятельства несколько переменились. Зов, который я услышал, звучит теперь несколько слабее.

– Вот и отлично, – сказал сэр Эмброуз.

– Но у меня есть некоторые затруднения практического характера. Все мои сбережения я вложил в занятия богословием.

– Нечто в этом роде я предвидел. Тут-то и придет на помощь крикетный клуб. Надеюсь, никогда не настанет такое время, чтобы мы не смогли прийти на помощь соотечественнику в беде. На вчерашнем заседании комитета как раз упомянули и ваше имя. И было достигнуто полное согласие. Короче говоря, мы отправим вас домой, дружочек.

– Первым классом?

– Туристским. Но мне говорили, что там потрясающий комфорт. Что вы на это скажете?

– И вагон-салон?

– Нет, салона нет.

– Ладно, – сказал Деннис. – Полагаю, что, как священник, я должен теперь привыкать к некоторому аскетизму.

– Достойное решение, – сказал сэр Эмброуз. – Чек у меня с собой. Мы его вчера же и подписали.

Через несколько часов снова пришел похоронщик.

– Вы уже взяли себя в руки? Тогда садитесь и слушайте внимательно. Перед вами две проблемы, Джойбой, и разрешите подчеркнуть, что это ваши проблемы. Это у вас хранится труп вашей невесты, и это ваша карьера сейчас под угрозой. Итак, у вас две проблемы – как избавиться от трупа невесты и как объяснить ее исчезновение. Вы пришли ко мне за помощью, и так уж случилось, что я, и только я, могу помочь разрешить обе эти проблемы.

В моем распоряжении прекрасный крематорий. У нас тут легкая жизнь. Все у нас делается просто, без лишних формальностей. Если я приезжаю с гробом и говорю: «Мистер Шульц, у меня овца, ее нужно сжечь», то он говорит мне: «Валяйте». Вы, кажется, склонны были смотреть на нас свысока из-за этой свободы обращения. Теперь, по всей вероятности, вы отнесетесь к этому иначе. Единственное, что остается сделать, – это забрать нашу Незабвенную, если вы простите мне этот термин, и привезти ее сюда. Сегодня вечером после работы – самое подходящее время.

Вторая проблема – как объяснить ее исчезновение. У мисс Танатогенос почти не было знакомых и не было родных. Она исчезает накануне свадьбы. Известно, что я некогда ухаживал за ней. Может ли быть более правдоподобное объяснение, чем то, что ее врожденный хороший вкус в последний момент восторжествовал и она сбежала со своим прежним поклонником? Единственное, что требуется, – это чтобы я исчез одновременно с ней. Как вам известно, никто в Южной Калифорнии не интересуется тем, что происходит там, за горным хребтом. Возможно, что наше поведение осудят в первый момент как аморальное. На вашу долю может выпасть не совсем приятное вам сострадание. Но этим все ограничится.

Меня в последнее время стала несколько угнетать непоэтическая атмосфера Лос-Анджелеса. Мне нужно закончить одну работу, а здесь для этого место не подходящее. Только наша юная подруга удерживала меня здесь – она да еще скудость моих средств. Кстати, о скудости, Джойбой. Я полагаю, у вас должны быть солидные сбережения?

– Есть некоторая сумма, вложенная в страховку.

– А сколько вы могли бы получить под нее? Тысяч пять?

– Нет-нет, ни в коем случае.

– Две?

– Нет.

– Сколько же тогда?

– Ну, может, тысячу.

– Так получите их, Джойбой. Нам понадобится вся сумма. И заодно получите деньги вот по этому чеку. Тогда мне как раз хватит. Вам это может показаться сентиментальным, но я хотел бы уехать из Соединенных Штатов с таким же комфортом, как приехал. Гостеприимство «Шелестящего дола» не должно уступать гостеприимству студии «Мегалополитен». Из банка зайдите в туристическое агентство и купите мне билет в Англию, причем чтоб до Нью-Йорка в салон-вагоне, а оттуда на теплоходе компании «Кунард», в одноместной каюте с ванной. В дороге у меня будет много всяких расходов. Так что оставшиеся деньги принесите мне вместе с билетами. Вы все поняли? Отлично. Я приеду с фургоном к вам в покойницкую сразу после ужина.

Мистер Джойбой ждал у служебного входа в покойницкую. «Шелестящий дол» был идеально оборудован для беспрепятственной транспортировки мертвых тел. На быстроходную и бесшумную тележку фирмы они установили самый большой из похоронных контейнеров Денниса, сначала пустой, потом полный. После этого они отправились в «Угодья лучшего мира». Там, конечно, было больше кустарщины, однако вдвоем им без особого труда удалось перенести на руках свою ношу в крематорий и поставить в печь. Деннис повернул рычажок и зажег газ. Пламя рванулось из всех отверстий кирпичной кладки. Он закрыл железную дверцу.

– Полагаю, на все потребуется часа полтора, – сказал Деннис. – Вы хотели бы присутствовать?

– Мне больно думать, что она уходит вот так, – она любила, чтобы все было по правилам.

– Я подумал, не отслужить ли мне заупокойную службу. Мою первую и последнюю службу в лоне Свободной церкви.

– Этого я не перенесу, – сказал мистер Джойбой. – Ну что ж. Тогда я прочту вместо службы небольшое стихотворение, написанное мной специально по этому поводу.

– Эй, не смейте! Опять липовые стихи.

– Джойбой, не забывайте, пожалуйста, где вы находитесь.

– Просто удивительно, до чего же эти стихи подходят к случаю, вы не находите?

Но мистер Джойбой уже покинул помещение.

Пламя бушевало в кирпичной топке. Деннису предстояло дождаться, пока оно поглотит свою пищу. Ему предстояло еще разбросать в топке жаркие угольки, разбить кочергой череп, а может, и тазобедренные кости, перемешать их кусочки с золой. А пока он зашел в контору и сделал отметку в специальном журнале.

Завтра и в каждую годовщину смерти, до тех пор, пока будут существовать «Угодья лучшего мира», мистер Джойбой будет получать почтовую карточку: «Твоя маленькая Эме виляет сегодня хвостиком на небесах, вспоминая о тебе».

повторял Деннис, -

В этот свой последний вечер в Лос-Анджелесе Деннис думал о том, что ему еще повезло. Другие, более достойные, чем он, потерпели здесь крушение и погибли. Побережье усеяно их костями. А он уезжает отсюда не только не обобранный, но даже обогащенный. Он тоже не избежал крушения; он оставил здесь нечто давно ему досаждавшее – свое молодое сердце; вместо него он увозит багаж художника – огромную, бесформенную глыбу пережитого опыта, увозит ее домой, к древним и безрадостным берегам, чтобы трудиться над ней потом упорно и долго, один Бог знает, как долго. Для минуты прозренья иногда мало и целой жизни.

Деннис взял на столе роман, забытый мисс Поски, устроился поудобнее и стал ждать, пока не сгорит до конца его незабвенная.