Глава 5

Грейфе было не привыкать получать задания от вышестоящего начальства. Иногда такое случалось по нескольку раз на день. Одно накладывалось на другое. И было тяжеловато. Но всегда, получив очередное задание, он неизменно отвечал:

– Будет сделано.

И при их последней встрече с шефом РСХА он тоже ответил твердо:

– Будет сделано, обергруппенфюрер.

Но уже тогда подумал: «Как же, однако, не вовремя». И это, если смотреть на дело с его точки зрения, вполне соответствовало действительности. Работы у восточного отдела и без этого задания хватало.

Созданный в начале сорок второго года специальный разведорган «Цеппелин», размещавшийся в Австрии и именовавшийся для краткости «Цет-VI», и все три входившие в его состав дислоцировавшиеся на советско-германском фронте отделения: «Русланд-Норд», «Русланд-Митте» и «Русланд-Зюд» и имевшие к восточному отделу VI управления РСХА самое прямое отношение были заняты повсеместной перестройкой своей работы. Она была вызвана тем, что заброска в советский тыл хоть и многочисленных, но мелких групп диверсантов, как показала практика, не оправдала себя. Монолитность советского тыла, сплоченность советских людей, в любую минуту активно поднимавшихся на борьбу со шпионами и диверсантами, оказались непосильными для мелких групп «цеппелиновских» и абверовских лазутчиков. Учитывая это, восточный отдел в спешном порядке отрабатывал операцию «Волжский вал», ставившую своей задачей организацию на советской территории крупных диверсионных формирований. Такие формирования должны были в первую очередь надежно и на длительный срок нарушать в советском тылу коммуникации, связывающие фронт с Уралом и промышленными предприятиями оборонного значения, расположенными в Сибири. Кроме того, восточному отделу РСХА и руководству «Цеппелина» казалось, что «для ликвидации диверсионных групп крупного масштаба потребуется помощь действующих частей Красной армии – местные органы не в состоянии оказать должное сопротивление диверсионным формированиям. Крупные, хорошо вооруженные группы сумеют привлечь на свою сторону немецких военнопленных, освобожденных ими из лагерей. Растущие диверсионные группы будут останавливать поезда с оружием и вооружать лиц, присоединившихся к ним». Таковы были планы. Они были утверждены. И надо было скорее их выполнять. А тут новое задание, да такое, которое исходило от самого рейхсфюрера. А может быть, даже и от фюрера. Вот почему Грейфе, помня строжайший приказ Кальтенбруннера не терять напрасно ни одного часа, отложив все другие дела и заботы, в том числе и выполнение операции «Волжский вал», уже через три дня, имея совершенно четкий план действий по подготовке выполнения нового задания, попросился на прием к начальнику РСХА. Естественно, перед этим он обо всем доложил своему непосредственному начальнику бригаденфюреру Шелленбергу. И даже предложил ему проинформировать о проделанной работе вышестоящее руководство. Но Шелленберг категорически отказался от этой чести.

– Сами, сами, Грейфе, доложите, – подчеркнув особое доверие, дружески похлопал начальника восточного отдела по плечу Шелленберг и добавил: – Только из первых уст должен узнать обергруппенфюрер о ваших предложениях.

Грейфе и жест, и напутствие бригаденфюрера понял по-своему. Шелленберг явно не хотел ввязываться в это дело, по крайней мере до той поры, пока не обозначатся какие-то конкретные гарантии его успеха.

Другое дело Кальтенбруннер. Тому некуда было деваться. Он принял Грейфе немедленно. Он даже отложил ради этого самим же им намеченную встречу с представителем министра труда доктора Лея, с которым должен был решить очень важный вопрос о дополнительной рабочей силе, то есть о новых тысячах узников концлагерей, посылаемых на заводы, шахты, поля и дороги империи.

Всякий разговор с любым человеком, который на иерархической лестнице рейха стоял ниже его, Кальтенбруннер начинал с въедливого разглядывания собеседника. И независимо от того, решалась ли судьба визитера, или он пришел к обергруппенфюреру с докладом, или начальник РСХА вызвал его к себе для того, чтобы объявить ему о повышении по службе, серые немигающие глаза хозяина кабинета неизменно делали свое дело: они ясно говорили пришедшему о том, что видят его насквозь, читают все его мысли, следят за всеми его помыслами.

– Хайль Гитлер! – поприветствовал Грейфе начальника РСХА.

– Хайль, – спокойно ответил Кальтенбруннер. И пристально посмотрел на своего подчиненного.

Грейфе, хоть и привык к этому взгляду, сразу ссутулился и, сделав небольшую паузу, продолжал:

– Обергруппенфюрер, выполняя ваш приказ, мы составили план предстоящей работы и пришли к выводу, что ее одновременно надо разворачивать в четырех направлениях. Мы будем подбирать кандидатуру агента, который мог бы успешно выполнить задуманную акцию. Предстоит создать специальный самолет для доставки его в глубокий тыл русских. Необходимо сконструировать и изготовить специальное оружие, которое обеспечит надежное проведение акции. Непременно, для того чтобы исключить всякие случайности, следует опробовать это оружие в условиях, максимально приближенных к действительным.

Кальтенбруннер сел за стол.

– Расскажите поподробней. По порядку, каждый пункт, – приказал он.

– Кандидатура агента, – начал излагать соображения отдела Грейфе. – Нет сомнения в том, что только чистокровный ариец и убежденный, преданный фюреру национал-социалист был бы лучшей кандидатурой. Но поскольку работать агенту предстоит в глубоком тылу врага, постоянно общаться с его сверхфанатичным, подозревающим все и всех населением – от этого варианта приходится отказаться. И в первую очередь потому, что ни один наш агент не имеет для выполнения этого задания достаточной языковой подготовки. Поэтому, обергруппенфюрер, хотя мы и помним указание фюрера о том, что русским нельзя доверять никогда и ни в чем, тем не менее считаем, что кандидата в агенты следует подбирать именно из русских, добровольно перешедших на нашу сторону, беспрекословно принявших национал-социализм, неоднократно проверенных нашими службами и зарекомендовавших себя на деле ревностными исполнителями всех поручений и приказов…

– И не только этого, – прервал Грейфе обергруппенфюрер. – Помимо всего того, что вы сказали, подобрать надо еще и такого, для которого абсолютно исключено благополучное возвращение к своим. Он должен бояться своих соотечественников больше, чем людей Мюллера.

– Это указание будет непременно учтено, обергруппенфюрер, – щелкнул каблуками Грейфе. – Согласно четвертому пункту нашего плана отобранный нами агент непременно будет лично испытывать свое оружие на соответствующих целях.

Кальтенбруннер удовлетворенно кивнул.

– Думали ли вы также о том, Грейфе, одному, двум или даже трем агентам поручить выполнение этой акции? – спросил он. – Каково ваше мнение по этому вопросу?

Вопрос был щекотливым. При обсуждении его мнения в отделе разделились. Тем, кого больше всего беспокоила конспирация, казалось, что акцию может и должен осуществить только одиночка. Те же сотрудники отдела, которые четче других представляли себе, с какими колоссальными трудностями агенту придется столкнуться в русском тылу в том случае, если он будет действовать один, с самого начала высказывались за коллективное выполнение задания. В конце концов сошлись на том, что на всякий случай у основного агента с самого начала подготовки должен быть равноценный во всех отношениях дублер. Грейфе, которому совершенно не хотелось обсуждать сейчас этот вопрос с начальником, вынужден был тем не менее рассказать ему, что было решено.

Выслушав его объяснения, Кальтенбруннер неожиданно встал из-за стола и, скрестив руки на груди, как это любил делать рейхсфюрер, несколько раз прошелся по кабинету из угла в угол. Грейфе понял, что начальника осенила какая-то мысль, и моментально умолк. Он бы мог, конечно, добавить к сказанному еще кое-что. Высказать, например, свое личное мнение по этому вопросу. Но он промолчал…

– А почему бы вам, коль вы думали о двух агентах, не проработать вариант мужчины и женщины? – остановившись вдруг как столб, спросил Кальтенбруннер. – Да-да, Грейфе! Именно так! Мужчина и женщина. Возможно, семья. Возможно, какие-то другие взаимоотношения. Русские, во всяком случае простые люди, весьма патриархальны. И меньше всего склонны в чем-либо подозревать жейщину. А?

Прием для Грейфе был не нов. И если бы дело касалось засылки агентов куда-нибудь в Англию или Америку, то, скорее всего, в отделе именно на такой паре и остановились бы. Но в Россию! В эту чертову полуазиатскую-полуевропейскую страну, в которой должным образом не удается проявить себя даже опытнейшим, законспирированным там еще задолго до войны лучшим агентам не только их отдела, но и хваленого абвера! Что может сделать женщина в России? Однако Кальтенбруннер явно был доволен своей выдумкой. И Грейфе не замедлил признаться:

– Это, обергруппенфюрер, нам в голову не пришло…

– Очень жаль, – не без удовольствия заметил Кальтенбруннер. – Впрочем, в нашем деле приоритет не так уж важен. Куда важнее окончательный результат. Одним словом, подумайте. И выкладывайте соображения по следующему пункту.

– Разработка и техническое обеспечение операции нам представляется не менее важной стороной дела, обергруппенфюрер, – сразу с места в карьер перешел Грейфе. – Провал, ошибки по техническим причинам должны быть полностью исключены. Используемая в операции техника должна обеспечить стопроцентную гарантию безопасного перелета через линию фронта, благополучное приземление на ограниченном, открытом участке местности, включая кустарник, кочки, а также болотистую местность, преодолеваемую гусеничной техникой. Учитывая все это, обергруппенфюрер, мы пришли к выводу, что для обеспечения намечаемой операции необходимо создать специальный самолет.

Сказав это, Грейфе выжидающе посмотрел на начальника РСХА. Хотелось увидеть его реакцию. Но тот и глазом не моргнул. Принял как нечто само собой разумеющееся. Больше того, даже чуть заметно кивнул. То ли тем самым хотел сказать: «Продолжайте», то ли: «А это уж ваше дело, создавайте хоть целую эскадрилью». Во всяком случае, Грейфе понял, что никак и ничем не поразил обергруппенфюрера. И продолжил свой доклад:

– Мы уже связались с несколькими конструкторскими бюро. Наиболее перспективным может оказаться наше сотрудничество с фирмой «Мессершмитт». У нее самый большой опыт по созданию специальных самолетов. И уже почти готов проект очень похожего на тот, который нам нужен…

– Вот это-то я и хотел услышать, – прервал оберштурбаннфюрера Кальтенбруннер. – Не хватили ли вы тут, Грейфе, лишку? Вы знаете, сколько проходит времени от проекта до действующей модели? А у них, как вы говорите, проект готов только почти.

– Мы указали им срок, обергруппенфюрер. Они сочли его реальным, – ответил Грейфе.

– А какой вы им указали срок?

– Десять месяцев, обергруппенфюрер. Быстрее и мы не уложимся.

Кальтенбруннер задумался. Конечно, было бы прекрасно осуществить акцию месяца через два. Хорошо – через три-четыре. Но от желаемого до действительного всегда большой шаг. В данном случае скрупулезный Грейфе определил его почти в год. Это было далеко не прекрасно и даже не хорошо, но это было реально. Кальтенбруннер не сомневался в том, что в восточном отделе подсчитали все по минутам. И все же, как ни подсчитывай, идет война: не хватает того, нет другого, доставать все это придется через третьи страны, так что и год – это еще терпимо. Но все же год! При тех совершенно неожиданных поворотах, которые теперь то и дело случаются на Восточном фронте, сколько за год воды утечет!

– Фюрер может не согласиться с таким сроком, Грейфе, – заметил Кальтенбруннер.

– Всякая поспешность, обергруппенфюрер, может привести к непоправимым ошибкам, – твердо ответил Грейфе.

– Это тоже верно, – вздохнул Кальтенбруннер. – Продолжайте, что у вас еще?

– Учитывая характер цели, мы пришли к выводу о создании специального оружия. Им должна быть миниатюрная реактивная мина кумулятивного действия, с возможностью прожигания брони не менее сорока пяти миллиметров толщиной.

– Стоп, Грейфе, – побарабанив пальцами по столу, неожиданно остановил оберштурмбаннфюрера Кальтенбруннер.

Грейфе почтительно замер.

– Вы видели где-нибудь такую штуку?

– Нет, обергруппенфюрер, – признался Грейфе.

– А у кого-нибудь она уже есть?

– Думаю, что нет.

– Тогда почему же так необходимо что-то создавать заново? Вы представляете, что значит создать новое оружие? А сколько надо его испытывать? Столько всего ухлопаем, а когда будет надо, оно вдруг у вас не выстрелит! – засыпал вопросами начальника отдела Кальтенбруннер. – Вы думали об этом?

– Мы в первую очередь думали о надежном поражении цели, обергруппенфюрер, – набычился Грейфе. – Наиболее вероятным совершение покушения представляется во время езды. То есть тогда, когда объект покушения будет проезжать мимо агента в машине на большой скорости. Надо также учитывать, обергруппенфюрер, что лидер русских и его ближайшие помощники ездят на бронированных американских машинах марки «кадиллак» или «паккард». Поэтому ни из какого носимого огнестрельного оружия, имеющегося сегодня на вооружении вермахта, а также и гранатами, поразить их невозможно. Вот почему необходимо создание бронепрожигающего снаряда. К такому выводу пришли специалисты-консультанты.

– Не те ли это специалисты, которые столько уже возятся с фаустпатроном? – спросил Кальтенбруннер.

– Они, обергруппенфюрер.

– Вот, Грейфе! Не я ли вам только что говорил, что создание нового образца дело непростое?

– Вы, обергруппенфюрер, – почувствовав, что явно перестарался с обоснованиями, подобострастно подтвердил Грейфе.

– Я сразу понял, куда вы клоните, – погрозив оберштурмбаннфюреру пальцем, как нашкодившему ученику, продолжал Кальтенбруннер. – И скажу вам, Грейфе, если бы не постоянное внимание фюрера к данной работе, я бы уже давно спросил кое у кого из этих изобретателей, почему это у них вдруг перестало получаться то, что так нужно вермахту?

– Но они уже почти у цели, обергруппенфюрер! Они поклялись, что через три-четыре месяца «панцеркнакке», так они собираются окрестить то, что сделают для нас, будет готово, – в свою очередь заверил Грейфе.

– Пока что у них огонь из этого фауста назад летит дальше, чем сам снаряд вперед, – недовольно заметил Кальтенбруннер. – Ну да ладно: три-четыре месяца – это еще куда ни шло. Давайте дальше, Грейфе.

– Я уже докладывал, обергруппенфюрер, что окончательные испытания мы будем проводить в условиях, максимально приближенных к действительным. Будет создан макет улицы, на которой предстоит действовать агенту, – объяснил Грейфе, – на предельной для городских условий скорости пойдет забронированный «кадиллак», в нем будут находиться шестеро одетых в подлинную советскую военную форму, специально подготовленных в физическом отношении для испытания советских военнопленных, по которым будет произведен выстрел. Только таким путем, обергруппенфюрер, мы сможем выявить действительные поражающие возможности «панцеркнакке».

И вновь Кальтенбруннер задумался. И, помолчав, сказал:

– Машин и пленных, Грейфе, не жалейте. Важно не просто испытать. Важно убедиться в полной надежности всего, чем мы намереваемся осуществить акцию.