Глава 12
Круклис чувствовал, что уже пора что-то определенное сказать своему руководству о снимках, найденных на квартире зубного врача-протезиста. А у него до сих пор еще не было никаких данных. Поэтому появление у него в кабинете Доронина вместе с Петренко немало обрадовало полковника. Но радость оказалась преждевременной.
– Что касается старшего лейтенанта Кремнева Петра Петровича – мужа Мартыновой-младшей, то он, как сообщило Главное управление кадров РККА, числится пропавшим без вести с августа тысяча девятьсот сорок первого года. Жена его, Мартынова Любовь Тимофеевна, вместе с командирскими семьями была эвакуирована из Бобруйска в Кострому, где работает в настоящее время в эвакогоспитале. Сведений о муже не имеет. Последнее письмо получила в июле сорок первого. Адрес Мартыновой у нас имеется, – первым закончил свой доклад Доронин.
– Мартынова знает, что ее муж пропал без вести? – спросил Круклис.
– Знает, товарищ полковник.
– Откуда?
– Получила уведомление из Главного управления кадров.
– Есть ли какие-нибудь данные о ней самой?
– Начальством эвакогоспиталя характеризуется положительно. Работает честно, добросовестно. Неоднократно просилась на фронт, – доложил Доронин.
– Почему же не отпускают?
– Здесь, в тылу, тоже рабочих рук не хватает. А она тем более в госпитале, – объяснил Доронин.
– Так, сказал бедняк, – в раздумье произнес Круклис. – Что же будем делать с этой версией дальше? Вы думали, Владимир Иванович?
– Думал, товарищ полковник. Придется ждать о старшем лейтенанте Кремневе каких-либо сообщений, – ответил Доронин. И добавил: – Если они, конечно, откуда-нибудь и когда-нибудь поступят.
– Вот именно: сидеть у моря и ждать погоды, – уточнил Круклис. – Неопределенно и маловероятно. Не годится. А попробуйте-ка запросить Центральный штаб партизанского движения. Пусть проверят, не числится ли этот Кремнев в каком-нибудь из их отрядов?
– И что? – спросил Доронин.
– И если вдруг обнаружится, запросите характеристику. И тоже все с ним станет ясно, – ответил Круклис. – За два года в партизанском отряде он должен как-то себя зарекомендовать.
– Понял, товарищ полковник. Будет сделано, – ответил Доронин.
– Ну а вы чем порадуете, товарищ Петренко? Какое впечатление произвел на вас Киев? – перешел к разговору с майором Круклис.
– Если в двух словах, товарищ полковник, то злодеяниям фашистов нет конца, – хмуро ответил Петренко. – Знаете, ехал – очень волновался. Это ведь мой родной город. А приехал, увидел – сердце зашлось, что они там натворили, эти гады. Крещатика – нет. Стоят пустые коробки. Пригороды все сожжены. В Бабьем Яру побито почти двести тысяч наших людей. Улицы Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Двадцать пятого Октября, Свердлова, да разве все перечтешь, тоже одни развалины. А сколько хлопцев и дивчин угнали в Германию? Вы бывали в Киеве, товарищ полковник?
– Бывал, Леонид Сергеевич, – кивнул Круклис. – Много раз бывал. И всегда испытывал праздничное настроение, когда ходил по его улицам. Каштаны, старинные особняки, памятники культуры, соборы…
– Ни Успенского уже нет, ни Михайлово-Златоверхого, товарищ полковник. Все сожгли бандиты. Разве такую старину восстановишь? – сокрушенно вздохнул Петренко. – А задание, товарищ полковник, я выполнил. Часть дореволюционных городских архивов, и именно та, которая нам была нужна, как ни странно, сохранилась…
– Значит, и правду говорят, что дома и стены помогают, – мягко улыбнулся Круклис.
– Помогают, да не совсем, – смутился Петренко. – Одним словом, товарищ полковник, рождение Марии Кирилловны Барановой в Киеве в тысяча девятьсот втором году документами архива не подтверждается.
– Вот как? – вытянул нижнюю губу Круклис.
– Я проверил списки родившихся киевлян от девятьсот второго года за пять лет вперед и назад. И тоже никаких сведений о Барановой М.К. нигде не нашел, – доложил Петренко.
– Совсем хорошо, – сказал Круклис. – Может, ее тогда действительно принес аист?
– Я проверил тщательно, товарищ полковник, – заверил начальника Петренко.
– Не сомневаюсь, – согласно кивнул Круклис. – Но где же ошибка? И ошибка ли? Неожиданный поворот. Не скрою…
– Жалко, что город Пушкин в оккупации, – заметил Доронин.
– Очень жалко: и вообще и в частности, – снова согласился Круклис. – И все же, что вы оба думаете по поводу этой Барановой?
– У меня две версии, – начал первым Доронин.
– Давайте.
– Либо мы ищем не ту, кто она в действительности. Либо в архивах чего-то не хватает.
– В архиве, Владимир Иванович, полный порядок. Можете сами проверить, – явно уязвленный недоверием, ответил Петренко. – У меня было намерение посмотреть еще церковные записи. Но ведь мы не знаем, в какой церкви она крестилась…
– Не знаем, – подтвердил Круклис. – А что вы имели в виду, Владимир Иванович, когда говорили, что мы ищем не ту?
– Да ничего особенного, товарищ полковник. Мы ведь до сих пор не установили, была она замужем или нет. Ну а если была, то уж точно искать надо было не Баранову, а какую-то другую Марию Кирилловну, – объяснил подполковник свою версию.
– Так не рождалось за все десять лет ни одной Марии Кирилловны! – бойко заметил Петренко. – Марии – сколько угодно. Кирилловны – тоже попадались. А вот вместе, как назло, – ни однёшенькой.
– Вот! Это профессионально! Значит, догадался и по именам проверить? Молодец, – одобрительно взглянул на Петренко Круклис. – Это уже серьезный сигнал! Так как же ее искать дальше?
– Надо подумать. Следы обрываются, – ответил Доронин.
– А вот и нет! Зацепочка есть!
– Какая же?
– Не ручаюсь за сто процентов, но попытать счастья можно и нужно. Она врач?
– Стоматолог-протезист.
– Значит, когда-то она получала диплом?
– Обязательно.
– И когда она получала право работать в Москве, наверняка этот диплом где-то зафиксирован?
– А как же? Кто бы ей разрешил без диплома…
– Вот и зацепочка. Вот и ниточка. Вот и поезжайте-ка в Наркомздрав, а уж точнее там на месте разберетесь, где искать нужные сведения, и узнайте: где, когда она его получала и на какую фамилию. Даю вам на это два дня.
Доронин и Петренко ответили в один голос:
– Слушаюсь, товарищ полковник.
– Значит, – не спешил отпускать их Круклис, – поиск по двум направлениям. Через ЦШПД и через Наркомздрав. Вот теперь выполняйте.