В столовой царила мрачная, гнетущая обстановка: некоторые столы пустовали, и официантки с опечаленными лицами сновали между ними, боясь встречаться взглядами с вернувшимися из полета летчиками, евшими молча, без всякого аппетита.

Перед Меньшиковым стояли тарелки с мясом и свежими овощами, стакан со сметаной, а он лишь отхлебывал маленькими глотками чай – в горло ничего не лезло, хотя со вчерашнего обеда у него во рту крошки не было. Внутри все закаменело, захолонуло – и чаем не отогреть – от сознания таких потерь: шесть экипажей из семнадцати. Треть! Лучших экипажей. В первом боевом вылете…

Рядом с ним опустился начальник штаба.

– Вы ешьте, товарищ командир, а я буду докладывать, – сказал он и развернул папку. – Есть вопросы срочные. Нашему полку приказано нанести удар по танковой колонне в районе Томашув, Сокаль. Двадцатью четырьмя экипажами. Вылет – в четырнадцать ноль-ноль. Бомбометание – в восемнадцать. Посадка последних экипажей в сумерках. А завтра снова на Бухарест, Констанцу, Сулину.

Подошла официантка.

– Может, съедите что-нибудь, товарищ майор? – спросила она у начальника штаба.

– Нет. А вот чайку выпью с удовольствием.

– Кто летит? – Меньшиков отрезал кусочек мяса и положил в рот. Все же надо подкрепиться. Кто знает, когда теперь удастся попасть в столовую?

– Вторая эскадрилья. Подвесили тридцать тонн бомб. Маршрут очень уж дальний. Всюду, говорят, рыщут фашистские истребители. Положение на фронте серьезное: немцы вышли к Минску, Львову, Вильно. Бомбили Киев, Одессу, Смоленск. – Официантка принесла чай. Начальник штаба отхлебнул несколько глотков, глубоко вздохнул и с грустью продолжил: – В нашем районе фрицы, похоже, диверсантов выбросили: во многих местах телефонная связь нарушена.

– Усилили охрану?

– Само собой. Часовых и днем не снимаем.

В штабе Меньшикова поджидал оперуполномоченный капитан Петровский с лицом суровым, официально-предупредительным. Холодно протянул майору руку и, не поинтересовавшись боевым вылетом, пошел следом в кабинет.

– Что-нибудь удалось выяснить? – спросил Меньшиков.

– Ты о диверсантах? – Петровский выдвинул из-под стола стул, сел. – Пока ничего, – помолчал. – Дела очень плохи, Федор Иванович. Диверсанты – цветочки, а ягодки… – Капитан щелкнул костяшками пальцев по столу. – Вам известно, что ночью перед боевым вылетом кто-то отлучался с аэродрома?

– Отлучался? Куда?

– А вот это надо еще выяснить. Ты никого не отпускал?

– Разумеется. – Меньшиков соображал, кто же осмелился нарушить его строгий запрет. Вспомнился разговор Туманова с Гордецким. Почему они не спали и куда шли? Не они ли? – Я слышал голоса летчиков Гордецкого и Туманова. По-моему, только они не спали, – высказал предположение Меньшиков. – А направлялись они к землянке.

– Если бы… – вздохнул Петровский. – Они отлучались в городок.

– Зачем? – Меньшиков спохватился, увидев саркастически-насмешливый взгляд Петровского, и пояснил свое недоумение: – Дисциплинированные, хорошие летчики.

– «Дисциплинированные, хорошие»… – повторил с грустью в голосе Петровский. – Очень уж ты доверчив, Федор Иванович. А знаешь, с кем они встречались?

– Слыхал от летчиков. И видел ее сегодня.

– Кто она?

Меньшиков пожал плечами.

– Похоже, из сельских. Руки крупные, работящие.

– Вот видишь, как обманчива внешность. Она из интеллигентной семьи, дочь бывшего директора Краснодарского универмага Пименова. Слыхал о судебном процессе по делу о спекуляции?

– Нет. Я ведь недавно здесь, на юге… А при чем тут Туманов и Гордецкий?

– Я тоже интересуюсь, при чем. При чем их уход, при чем знакомство с этой девицей, дочерью осужденного. И еще есть одно «при чем». – Он выбил костяшками пальцев дробь на столе. – Не для распространения. В первый день войны, когда полк получил боевую задачу, она тут же была передана по радио. Со всеми подробностями: с маршрутом полета, количеством экипажей, эшелонами, временем удара по цели. Вот почему откладывался ваш боевой вылет. Этим утром, как только начала взлетать твоя группа, снова был засечен радиопередатчик Тем же шифром сообщались коррективы налета.

– Не подозреваешь же ты Туманова и Гордецкого в шпионаже?

– А почему бы и нет? Ты уверен в них?

– Я ручаюсь за них.

– Не надо ручаться, Федор Иванович. – Петровский поднялся. – Что ты знаешь о своих подчиненных? Хотя бы о Туманове. Что он не имеет родителей, окончил 10 классов с отличием. А кто его воспитывал, у кого он, будучи беспризорником, набрался таких благородных манер, дисциплинированности, исполнительности? – Петровский колючим, ледяным взглядом пронзил Меньшикова. – Вот то-то. В общем, я уже доложил свои соображения по инстанции и получил «добро».

– В таком случае я тоже вынужден доложить свои соображения моему командованию, – ответил Меньшиков и полез в стол за бумагами, давая понять, что разговор окончен.