«Мессершмитт» стрелял издалека, потом несся на него, нацелив острым носом, намереваясь перерубить крылом стропы, и Александр начинал дергать накрученные на руки жгуты, раскачиваясь из стороны в сторону. Фашист не выдерживал, отворачивал в сторону, догадываясь, что русский летчик угодить хочет в винт, заплатить жизнью за жизнь.

Истребитель делал круг, круто разворачивался, и все начиналось сначала. Александром владела лишь злоба – ни о смерти, ни о спасении он не думал. Хотелось одного: угробить этого ублюдка, стремившегося во что бы то ни стало расстрелять, по существу, безоружного человека.

И все же он почувствовал приближение земли, отпустил стропы. Тут же последовал удар. Александра дважды перевернуло через голову – парашют продолжала нести инерция скольжения. Наконец купол зацепился за куст, и летчик вскочил на ноги. Молниеносно отстегнул карабины парашюта, бросился в лес, под укрытие больших деревьев, слыша приближающийся гул вражеского истребителя. И вовремя: «мессершмитт» спикировал на парашют, прошил его пулеметной очередью. Завершив свое дело, взмыл и скрылся за лесом.

Гул самолетов все еще стоял в ушах, а новая опасность уже висела над Александром, подгоняя его, заставляя напряженно искать выход: территория занята врагом, немцы, несомненно, видели, как спускался советский летчик, и послали на его поимку своих солдат. Надо быстрее уходить. Вначале нужно спрятать парашют, чтобы немцы дольше искали место приземления и не сразу узнали, что летчик остался жив.

Он вернулся к парашюту, стащил его с веток, скрутил в комок и запрятал в гущу куста.

Длинные тени от деревьев – солнце уже спустилось к горизонту – указывали направление на восток, и Александр поспешил покинуть гостеприимную опушку, которая приютила его. Вошел в лес и побежал в глубину, не обращая внимания на стегающие по лицу ветки, на рвущие комбинезон сучья.

Лес сменился густым перелеском, и идти стало еще труднее. Александр взял направление в низину, надеясь найти там ручеек. Кустарник наконец поредел и вскоре кончился совсем. Александр спустился в балочку, заросшую осокой, крапивой и ивняком. Поискал ручеек, лужицу. Ничего. Сухая земля. И такая стояла тишина, что было слышно, как стучит сердце. Ни выстрелов, ни птичьего голоска, ни даже комариного писка. Будто все вокруг вымерло.

По другую сторону балочки на бугре снова начинался кустарник. Летчик направился туда. Поднялся на бугор, и его взору неожиданно представилось село. Типично украинское, какое он с час назад наблюдал с высоты полета, – с белыми хатками, крытыми соломой, палисадничками, садами. Есть ли там немцы? Не видно ни души. Неважное предзнаменование.

Внезапно слева раздался топот и лошадиное фырканье. Александр притаился за кустом и увидел невдалеке двух всадников в немецкой форме. Они проехали проселочной дорогой по направлению к деревне. Значит, туда ему путь заказан. А так хотелось пить! И ноги подламывались от усталости. Придется обходить село ночью. Александр спустился к балке – здесь было прохладнее – и, забравшись в кусты, стал ждать, пока стемнеет. Усталость тут же дала о себе знать: глаза стали слипаться. Александр вынул из кобуры пистолет, загнал патрон в патронник и, поставив курок на предохранитель, прилег на бок, прикрыв собою оставшегося единственного друга, на чью помощь он надеялся.