Глава первая

Кровь пульсирует в висках, дыхание слетает с губ. Мечи со свистом разрезают воздух, поют смертельную песню. Шаг, еще шаг, поворот и прыжок. Я резко разворачиваюсь, чтобы встретить и тут же отвести удар. Смоляная коса летит следом, отставая лишь на мгновение. Азарт гуляет по венам, будоража, волнуя, хмельным медом оседая на языке.

Противница напротив ухмыляется, щурит и без того раскосые глаза. Тонкая, гибкая, юркая — достать такую сложно, кому, как ни мне это знать. Но разве сложности останавливают? Никогда.

Выпад вперед, обманный финт, коварная подножка, кончик меча у горла противницы и… я с воплем разочарования лечу на спину.

— Мисс Айя, мастер Рен-е-гана, скорее!!! — нянюшка кричала дурным голосом. — Мистер Майлини у ворот! Срочно переодевайтесь!

Я протяжно выдохнула.

— Не зевай, ученица, — покачала головой наставница, но ладонь мне протянула, помогая подняться. — Будь на моем месте человек, жаждущий твоей смерти, ты была бы уже мертва.

— Вы правы, мастер, — кивнула я. — Как всегда.

Долгожданная победа была так близка, но вновь уплыла из рук. Впрочем, разочарование быстро ушло, зато тревожно заекало сердце. Неспроста отец приехал раньше срока, неспроста. Отправив нас с сестрой в далекое имение, он наведывался сюда редко, обычно в последнюю неделю уходящего года или перед Великим Празднованием. Вначале было обидно, но, подрастая, мы поняли, чем реже мистер Майлини появлялся в Черных Дубравах, тем спокойнее все жили.

И вот на тебе, появился нежданный, негаданный.

Пока в голове лихорадочно носились мысли, нянюшка с мастером в четыре руки приводили меня в должный вид: поверх тонких замшевых брюк надели пышную юбку, вместо кожаных сапожек — атласные туфельки. Рубаху менять не стали, выглядела она неплохо и составляла с юбкой ансамбль. В самый раз для занятий танцами.

Едва я заняла свое место и встала в позу, дверь распахнулась. Мистер Майлини соизволили войти в зал.

— Отец! — воскликнула я, умело демонстрируя удивление. — Вы приехали? Как я рада!

— Жду в кабинете через час, — не утруждая себя приветствием, процедил он. Мазнул по мне взглядом, чуть качнул головой мастеру Рен-е-гане и, посчитав разговор оконченным, вышел.

Я вдруг озябла, холодок дурного предчувствия прошелся по спине, вызвал дрожь.

— Пойдемте, мисс, — засуетилась нянюшка. — Вам надобно переодеться, подготовиться к встрече. Не будем заставлять мистера Майлини ждать.

Только наедине нянюшка позволяла себе называть меня на «ты», прилюдно, никогда.

Пожелав мастеру хорошего дня, я пошла за причитавшей женщиной.

Час пролетел как одно мгновение. Ванна, выбор платья, прическа, легкий перекус — времени едва-едва хватило. Радовало одно, за сборами отвратительное чувство надвигающейся беды немного улеглось. Впрочем, ненадолго. Уже перед выходом забежала сестра.

— Что ему нужно? — прошептала Виола, опасливо косясь на приоткрытую дверь. — Зачем явился?

— Не знаю, дорогая, — вздохнула я. — Не сказал.

— Как все плохо! Мои чувства кричат о подлянке.

Я только поморщилась, не нужно было обладать и каплей магии, чтобы понять, приехал отец неспроста.

— Ладно, — постаралась улыбнуться открыто и жизнерадостно. — Все будет хорошо. Мне пора.

Виола промолчала, лишь, когда я вышла, прошептала едва слышно:

— Пусть тебе поможет Всесветлая, сестра.

Улегшаяся тревога вгрызлась в сердце с утроенной силой.

Отец, как и сказал, был в кабинете: отдыхал после дороги, наслаждался ужином и свежей газетой. Кабинет оставался единственным местом, куда мы не могли сунуть свои носы. Прислуге было строжайше запрещено нас туда пускать.

— Присаживайся, Айя, — отец указал на кушетку рядом со столом.

Я послушно устроилась подле него, невольно осматриваясь, сравнивая впечатления от прошлого посещения. Все так же мрачно: дубовые панели, массивный стол, столь же монументальное кресло. Окна занавешены плотными темными портьерами, на полу шкура дзяньского медведя. Только запах отличался. Сейчас пахло затхлостью, видно, и слуги не ожидали приезда дорого хозяина.

— Разъяснять ничего не буду, — в тишине голос отца прозвучал особенно громко, заставив вздрогнуть. — Не маленькая, поймешь.

Он пододвинул к краю стола бумагу, украшенную родовым гербом.

— Читай.

И, как ни в чем не бывало, продолжил трапезу.

Я дрожащими пальцами взяла документ. Первым, что бросилось в глаза, стала фраза «брачный договор». В голове сразу зашумело, а лоб покрылся испариной. То, чего боялась, произошло. Отец подписал договор, не спросив моего мнения. Отдал как вещь, как бесправную рабыню. Хотя, сомнений в том, ради чего он взял на себя трудности по нашему с сестрой воспитанию почти не осталось. Договор стал финальным аккордом.

Хотелось кричать, а еще сильнее разорвать эту темнову бумажку. Но нельзя, нужно сдерживаться. И я изо всех сил держала злые слезы, пытаясь вникнуть в смысл фраз. Но смысл ускользал, как и сами строчки. Размазывались, убегали в никуда, растворялись на белой бумаге. Лишь имя жениха удалось увидеть четко и дату, когда моя свобода, пусть и иллюзорная, закончится.

— Прочла? — вопрос отца я услышала не сразу, только когда он повторил.

— Да, папенька, — ответила тихо и добавила еще тише:

— Отец, вы уверены, что так нужно?

— Ты сомневаешься в моей правоте? — в его голосе появилась злость.

Против воли втянула голову в плечи. И пусть я сейчас была проворна и умела, детские страхи никуда не делись. Я помнила, какой тяжелой может быть отцовская рука.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул он, не услышав слов протеста. — Будь готова выехать послезавтра. А сейчас иди к себе.

— Да, папенька, — прошелестела я.

Поднялась, бросила еще один взгляд на отца. Мистер Майлини на меня не смотрел, его гораздо больше интересовало содержимое тарелки и вычурного бокала. Мелькнула мысль, что, возможно, сегодня же он уедет восвояси: к молодой жене и малолетнему наследнику. Тогда я сумею сбежать, так же как когда-то моя мать. Заберу сестру и, мы, наконец, вздохнем свободно.

Будто прочитав мысли, мистер Майлини вперил в меня тяжелый взгляд.

— Да, дочь, забыл сказать.

На его лица расцвела мерзкая ухмылка.

— Если тебе вздумается по дороге к жениху пропасть, знай, твоя сестра останется у меня, в полной моей власти. Поверь, замужество, это еще не самое страшное, что может приключиться.

Я похолодела.

— Дабы у тебя появился стимул добраться до замка Кровная Твердыня без эксцессов, — он голосом выделил последнее слово. — Я, пожалуй, велю забрать на время у Виолы лекарство. Как только твой будущий муж или свекор свяжется со мной и подтвердит твое прибытие, все вернется на круги своя.

Как же я его ненавидела в тот момент: до судороги в скрюченных пальцах, до звериного воя, рождающегося в груди, до кровавых пятен перед глазами. Коварный манипулятор продумал все, опутал сетями, из которых не выбраться, не разорвать. Шантажировал жизнью и здоровьем той, ближе кого у меня не было.

— Иди уже, — лениво взмахнул он вилкой. — Не стой столбом. К сестре не суйся, я велел ее запереть. Собирайся.

Добралась до своей комнаты только к ночи. Бродила по родному имению, как неприкаянный призрак. Заглянула на кухню к рябой кухарке Марте, получила пирожок с черникой и наставления. От наставлений стало тошно, а потому я поспешила уйти. Забралась в башенку, покормила голубей; забрела на конюшню, угостила пирогом любимого Уголька, все равно от переживаний не могла проглотить и крошки. Пробежалась по саду, задержавшись чуть дольше возле клумбы с дзяньскими ирисами и элайскими розами. Мне единственной нравился такой вот смешанный аромат: сладкая верхняя нота, следом более терпкая нота сердца и основа — легкая горечь. Аромат, который всегда будет напоминать о доме и сестре.

К Виоле я все-таки сходила. Кралась по коридору, будто воровка, сливаясь с тенью, боясь неосторожным движением перебудить дом. Но все оказалось напрасно, отец слова на ветер не бросал, сестра была заперта. А через толстую дубовую дверь не поговоришь. Пришлось уходить, едва сдерживая слезы.

В комнате было темно и холодно. Окно раскрыто настежь, сквозняк задул свечи. Нянюшка ушла, впрочем, мне в одиночестве было куда проще, не нужно слушать причитания и успокаивать старушку.

Первым делом закрыла створки и зажгла свечи, магические светильники в доме имелись, но не везде. Дочерям мистер Майлини дорогие игрушки пожалел, а потому приходилось действовать по старинке.

Едва по белым стенам заплясали полукруглые желтые померанцы, я увидела подарок. Два женских дзяньский меча с алыми лентами, повязанными на рукоятях. Последний дар мастера Рен-е-ганы.

Больше сдерживаться не могла, слезы градом хлынули из глаз. Я рухнула на пол возле кровати и завыла, будто раненый зверь. Все, кого любила, по воле отца исчезали из моей жизни, и я ничего не могла с этим поделать.

Утро пришло незамеченным. Проникло с солнечными лучами сквозь неплотно прикрытые шторы, ворвалось с птичьими трелями, просочилось с ароматами свежескошенной травы. Я насилу поднялась, но так и не поняла, спала ли, или же лежала в беспамятстве. Мышцы ныли, виски ломило, а еще меня знобило, видно, не прошла ночь на холодном полу даром. Как бы не разболеться.

Умылась, непослушными руками переплела косу. Надо бы собираться, да больше всего хотелось зарыться с головой в одеяло и забыться во сне.

Появилась нянюшка, в руках она держала поднос. Глаза ее превратились в щелочки, а нос распух, видно, тоже не нашла ночью успокоения, проплакала, жалея воспитанницу.

— Нянюшка, — пролепетала я. — Нянюшка!

— Ты ж моя радость! — чудом не уронив ноши, та не по-старчески быстро подбежала ко мне. Обняла и запричитала.

— Вот темного семя, кому ж он тебя отдал, кровиночку мою. Такому же темнову ставленнику! Как же ты одна-то в чужом доме, да с людьми чужими?!

— Все нянюшка, хватит, — я вырвалась из объятий.

Чувствовала, еще чуть-чуть и снова расплачусь.

— Пора собираться, отец велел завтра быть готовой. А я и взяться-то за что, не знаю.

— Ой, прости старую, — спохватилась нянюшка. — Не переживай, ягодка, кушай, отдыхай и не о чем плохом ни думай. Сама сделаю, уложу твои вещички, как следует. Да вытребую у индюка Фреда повозку поновее, чтобы все влезло. Чтобы моя кровиночка ни в чем у чужих людей не нуждалась.

Блинчики одуряюще вкусно пахли, я не заметила, как опустошила тарелку. Горячее молоко с медом прогнали холод и озноб из тела, а потому после завтрака мне еще больше захотелось спать. Видя осоловелые глаза воспитанницы, нянюшка самолично уложила меня в кровать, укрыла одеялом и велела не просыпаться до обеда. Что я с удовольствием и сделала.

Однако проснулась только следующим утром. Голодная, как элайская волчица и такая же злая. Голод удалось утолить, а вот злость нет. Я выходила из своей комнаты прямая, как струна. В руках держала ридикюль с самым необходимым. Остальные вещи, да и приданное тоже заботливая нянюшка велела сложить в экипаж и крытую повозку.

Провожать вышли только слуги. Отец отбыл восвояси еще вчера, не посчитав нужным проститься с дочерью. Я не была уверена, что увижу его даже на свадьбе. Виола так и оставалась под замком. Везти меня в замок было велено поверенному, худощавому длинноногому язвительному старику Фреду Авино, ставившему интересы хозяина превыше всего. Сопровождала в пути миссис Кранес, чопорная степенная дама, преподававшая у нас с сестрой этикет.

— Что ж, нянюшка, пора.

Крепко обняла причитавшую женщину, а потом поторопилась спуститься с крыльца. Остановилась возле самого экипажа. В груди заныло, на глаза набежали слезы. Я едва не расплакалась, но сумела успокоиться. Позволила себе лишь малость, взглянуть на окно, ведущее в комнату сестры. Виола глядела сквозь стекло бледная и осунувшаяся, такой ее и запомнила. Помахала рукой, прощаясь, и с тяжелым сердцем ступила на подножку.

— Мистер Авино, поедемте ж, — проговорила глухо. — Нужно добраться до Твердыни как можно скорее.

Поверенный свистнул кучеру, и экипаж тронулся. А я судорожно сжала кулачки. Еще немного, и Черные дубравы окажутся позади, а передо мной откроется путь в новую жизнь. Неизвестную, оттого и пугающую.