Глава двадцать восьмая
Любовь, похожая на Смерть, или Куда уходит детство?
Так всегда бывает, когда стучишься словами в стену непонимания.
Или слова не те. Или стена — глухая.
Путь был мучительно долог, но я мечтала, чтобы он продлился как можно дольше. Средневековая «ловля попуток» была увлекательным и опасным занятием, поскольку большинство «попутчиков», судя по предупредительным воплям, были вооружены, и не напрасно. По однополосному утоптанному автобану проезжала максимум одна-две телеги за полдня. Поэтому умереть на обочине от старости с табличкой в руках «В Эльфляндию № 2» было бы проще простого. При условии, что поголовная грамотность — не самая сильная сторона Азерсайда.
Мой плащ, я так понимаю цветов темных и свежести не первой, напоминал проезжающим о неизбежном, поэтому останавливались неохотно, особенно если я выставляла вперед руку. Судьба забила на меня большой ржавый гвоздь, поэтому большая часть гужевого транспорта проехала мимо, ускоряясь до предельно допустимой лошадиными силами скорости.
Был у меня соблазн отправиться навстречу злоключениям в самое пекло, попытаться пройти, проехать, а кое-где проползти между гномами, занявшими единственный, как выяснилось из моих скромных географических познаний, перевал, ведущий на земли принца. При этом было бы особым шиком не попасть в гости к оборотням, людям и эльфам. Но если даже сама Судьба не рискнула стать моим проводником в силу слабости здоровья, затея была по-настоящему безумной.
После недолгих совещаний с полярным лисом, в целях привлечения внимания Судьбы, которая, как назло, не отзывалась, я просто залегла бревном на дороге в ожидании транспорта. Думаю, что она не допустит, чтобы к слову «груз» в моем лице была добавлена цифра «200». Сработало, как ни странно. Кашляла внезапно появившаяся Судьба, как на последнем издыхании, говорила, словно у нее застарелый ларингит. Сквозь зубы и кашель она проклинала тот день, когда моя теплая ладошка потянулась в сторону холодной когтистой руки.
«Предлагаю ввести рейсовые телеги! — обрадовался полярный лис. — Междугородные рейсовые телеги! Во все направления. Сделать кассу, билеты, наметить количество остановок. Внимание! Внимание! Рейсовая телега с одной вороной и одной каурой с Кудыкиных гор с грузом ответственности и ворованных помидоров запаздывает на двое суток! Господа встречающие, можете разбивать здание вокзала и палатки!»
Меня довезли без приключений, даже не потребовав оплаты проезда. Я пошла в сторону, в которую меня развернули. Мои руки коснулись шершавой древесной коры… Дерево. Еще одно… Рукой прямо в дупло попала! Судьба снова решила рискнуть здоровьем, поэтому пришлось идти наобум. Затаившись под деревом, свернувшись на мягком, пружинистом мху, я отдыхала после утомительного блуждания по лесу. Пока я лежала, вслушиваясь в шелест листьев и пение птиц, на меня что-то упало. Я стряхнула рукой сухой листок.
— А чего это ты пригорюнилась, Любовь? — послышалась насмешка Судьбы, протянувшей мне еду. — Хотелось бы тебя ткнуть, как котенка в мокрую тапку, но мне здоровье не позволит!
— А ты сама не будешь кушать? — спросила я, протягивая ей кусок хлеба.
— Я сейчас расплачусь. Мне в первый раз что-то предложили! А то все требуют, просят, а тут… Нет, не буду, но растрогана. Спасибо, — задумчиво заметила Судьба. — Ладно, пора мне. Гномы двинулись на людей. У эльфов — переворот. Парадом командует Листочек. Поднял всех на уши. Первая атака оборотней отбита. Собрали вполне боеспособный отряд, причем неожиданно многочисленный. Им и отбиваются. Все против всех. Крестовый поход за Любовь. Так что тебе туда ни в коем случае нельзя. Даже близко.
Я протяжно зевнула и даже не заметила, как меня сморил сон. Проснулась я от-того, что мой плащ потихоньку куда-то от меня уползает. Я попыталась поймать его рукой.
— Не шевелись, — произнес надменный голос. — Или я проткну тебя насквозь. Ты и так на прицеле! Отвечай громко и четко! Кто ты?
Я поняла, что плащ с меня снимают кончиком меча. И меня удивляет, что тот, кто это делает, еще не рассказывает взахлеб кровью одной костлявой мадам, как ему удалось так быстро распрощаться с жизнью.
— Шпиона нашли! — выкрикнул голос, который переполняла такая гордость, словно за это ему дадут орден во всю грудь и обеспечат пожизненной пенсией. Я слышала едва различимые, многочисленные легкие шаги по траве. С меня содрали плащ, и меч упал в траву, звонко стукнувшись о камень. — Невероятно! Лесная богиня! — восхитился голос, сопровождающийся придыханием.
«Кикимора болотная!» — полярный лис достал с полочки самокритику, протер ее и поставил обратно.
С богиней леса и кикиморой меня роднили листья в волосах, которые я усердно пыталась вытащить, колючие ветки в плаще и чумазое лицо. Я даже на губах чувствовала привкус свежей грязи.
— Я ее первый нашел! — обрадовался голос. Другие возгласы уже формировали живую очередь, похлеще больничной, когда возле кабинета схлестнулись в словесном поединке те, кто уже живет на налоги, и те, кто притащил на прием будущих налогоплательщиков. — Ты на кого меч поднял?
— Нет, моя! Ты ее не получишь! — послышалась какая-то возня, сопровождаемая поединком, который отлично подошел бы для озвучки «Трех мушкетеров». Как хорошо, что я этого не вижу.
К нам приближался знакомый голос, от которого мне тут же захотелось заползти в какое-нибудь дупло, как и подобает змее-разлучнице.
— Шаг в сторону! — голос стал громче. Меня бережно подняли на руки и завернули в плащ. — Не прикасаться к ней! Опустить оружие!
Меня прижимали к груди, завернув, как ребенка, в чужой, пахнущий чужим запахом плащ.
— Все, маленькая моя… Не бойся… Никто тебя не тронет… — меня поцеловали в макушку, придерживая одной рукой. — Я отнесу тебя домой, радость моя… Все будет хорошо… Ты продрогла, замерзла, проголодалась…
В воздухе что-то свистнуло, мы тут же дернулись. Я уловила странный звук, как будто одна железяка стукнулась о другую, а потом что-то упало в траву. Через секунду мы снова дернулись. На землю снова что-то упало. Очень большое…
— Я предупреждаю только один раз. Запомните это. Вытереть мой меч от крови, — меня куда-то несли, прижимая к себе, а я тихо плакала, понимая, что сейчас и этим отношениям наступит конец. Меня гладили, утешали, баюкали, но я все равно продолжала плакать, оплакивая самую красивую любовь, которую когда-либо видела в своей жизни. Судя по тому, как мы двигаемся, сейчас мы поднимаемся по ступенькам. Я слышала журчание фонтанов, слышала недоверчивый шепот. Перед нами распахнули дверь. Шаги стали гулкими, словно отражались от стен. Еще немного, и сердце Светлячка будет разбито… Как же я этого не хочу! Не хочу… Мне так стыдно…
— Любовь моя! — услышала я преисполненный счастьем голос Светлячка. В моем сердце проворачивался нож отчаяния. Я слышала ее неровные шаги и постукивание палочки. — Ты вернулся… Я так волновалась… Так переживала…
Я съежилась, роняя слезы. Повязка намокла хоть выжимай.
— Да, мой Светлячок, я вернулся… Я по тебе очень скучал… — раздался голос эльфа. — Смотри, кого я нашел! Ты только взгляни, любовь моя…
Зашуршал плащ. Я поймала глоток свежего воздуха.
— Любовь! — раздался счастливый возглас Светлячка. — Моя маленькая… Любимый, она плачет… Что с тобой, радость моя? Почему ты плачешь? Кто тебя обидел?
Пока меня обнимали одни руки, вторые вытирали мои слезы.
— Райя, у нее повязка… У бедной девочки что-то с глазками… — всхлипнула Светлячок, гладя мою руку. — Давай посмотрим… Не может быть, чтобы ее кто-то обидел… Все, хорошая моя, не надо плакать… Не плачь, маленькая, сейчас мама и папа посмотрят…
После этих слов у меня началась истерика. Я сидела на чужих коленях, мокрая повязка лежала рядом, а мои слезы бережно вытирали маленькие нежные ручки «мамы». «Папа» целовал меня в макушку, утешая как мог.
— Я ослепла, — тяжело вздохнула я, чувствуя, как объятия сжимаются крепче, а меня по щеке гладит маленькая теплая ладошка. — Зачем вам слепой ребенок? Светик, я прошу тебя, дай мне кольцо возврата! Мне нужно вернуться домой!
— Маленькая моя, здесь твой дом… Знаешь, я буду тебе все рассказывать… Мы станем твоими глазками. Тебе нужно искупаться, покушать, отдохнуть, а мы с папой пока подготовим для тебя комнату, — прошептала Света, убирая волосы с моего лица. — Как же так… Бедная моя…
— Не показывайте меня никому. Даже слугам, — прошептала я. — Они не должны видеть мое лицо. Я вас умоляю!
— Она стесняется своей слепоты, — вздохнул «папа», неся меня купаться. — Я оставлю тебя с мамой, а сам предупрежу, чтобы для тебя все подготовили… Не бойся, кроме нас, к тебе никто заходить не будет.
«Везет мужику. Жена — после аварии, „дочь“ — слепая… Обычно таких детей, как ты, многие родители подумывают оставить в роддоме!» — вздохнул полярный лис.
Я искупалась, обернулась простыней, переоделась в чистую одежду. Надеюсь, что не задом наперед. Меня бережно повели в комнату. Света взяла меня за руку и прикоснулась моими пальцами к чему-то большому и холодному.
— Это твоя комната. Вот мраморная колонна… Мрамор не белый. Он такой, с прожилками, чуть пожелтевший… А на самом верху красивые завитушки… А здесь у нас розы… Это особый сорт. Называется «Вечная Любовь». Некоторые розы крупные, как эта. А некоторые маленькие, как вот эта. Знаешь, милая, эти цветы очень капризны. И каким бы искусным ни был садовник, из всех побегов приживается в лучшем случае половина. Но даже из них не каждый цветет. Поэтому, если из ста побегов пророс и зацвел только один это уже удача. Значит, садовник потрудился не напрасно.
Если из всех роз зацвела только одна… И эта роза сейчас передо мной. Цветет и мечтает дать жизнь маленькому бутону… Сколько же десятилетий они мечтали разделить с кем-то свою любовь…
— Не торопись… — мою руку положили на что-то прохладное и рельефное. Прямо как стекло в туалете. — Это витраж… Вот этот кусочек оранжевый, этот — бежевый… А этот яркий, желтый, как солнышко… А вот, милая, твоя кроватка… Папа ее сам застелил… Представляешь, папа никогда не застилал за собой кровать, а тут застелил…
Меня подвели к кровати, осторожно на нее усадили, покормили и попытались уложить спать. А сами тем временем сели рядом, держа меня за руки.
— Не надо плакать, маленькая, — утешали меня. — Мы рядом… Не бойся…
«Не отвлекаемся от темы. Будем давить на жалость. Дома остался голодный котик, меня ждут настоящие мама и папа, у меня десять детей пьют воду из-под крана, я утюг забыла выключить, муж голодный по кастрюлям шарит! Какую ложь выбираем? Нам кольцо позарез нужно!» — предложил ассортимент «лжи во благо» предприимчивый арктический лис.
— Мне нужно к принцу, — прошептала я, понимая, что не хочу лгать. — Мне очень нужно к Энриху.
— Он тебе нравится? Из-за него ты плачешь, родная? — спросил эльф, прижимая меня к себе. — Я не позволю, чтобы мою девочку обидел этот подонок. Послушай меня, девочка моя, он — человек! Это раз. Второе. Не самый лучший, я бы так сказал. Я не могу доверить ему твою жизнь…
— Я ведь тоже человек? — усмехнулась я, понимая, что мечты сбываются. Но только с опозданием. Лет в двадцать.
— Но если ты выйдешь замуж за эльфа, если он тебя полюбит, он отдаст тебе часть своей жизни… И ты проживешь долго-долго, счастливо-счастливо. Как мы с папой. Папа отдал мне половину своей оставшейся жизни, так что я верю в то, что мы умрем с ним в один день! — я слышала в голосе Светы такую улыбку, от которой у меня по коже побежали мурашки.
То есть получается, если эльф влюбляется в человека, он жертвует частью своей жизни, чтобы продлить жизнь любимого? Я вспомнила каталог. Там были эльфы. И каждый из них готов принести такую жертву ради любви? А я так легкомысленно пристроила Листочка. Да если бы я знала, то устроила бы такую полосу препятствий для невесты, что Судьба бы мрачно курила в стороне, записывая в блокнотик все мои «конкурсы». Интересно, а чем жертвуют другие? Гномы — положением в обществе. В их дружной коммуне «подсолнечники» не сильно приветствуются. Сомневаюсь, что у орков смешанные свадьбы проходят на ура! Есть вероятность, что жених и невеста будут сидеть у одинокого костра в степи возле своего шалашика, вспоминая тот день, когда их вышвырнули из племени. Получается, что некоторые женихи чем-то пожертвовали. А девочки тыкали в них пальцами, словно в каталог одежды и аксессуаров! Люба, давай! Жду твоего звоночка! Нет, жертвовали не все. Принц, например, ничем не жертвовал. Иван, дурак и царевич в одном флаконе, чью свадьбу я чуть не накрыла крышкой, тоже ничем не жертвовал. Заплатили — получили. Как бы то ни было, бизнес Гимнея надо прикрывать!
«Да! Если бы все слезы, пролитые по его вине, превращались в деньги и шли ему в карман, он купался бы в золоте, как дядя Скрудж!» — согласился песец, доставая огромную крышку с надписью: «Лучший предприниматель и худший наниматель!»
— О чем ты задумалась, милая? — прошептал «папа», целуя меня в лоб. — Ты расстроилась из-за моих слов? Или огорчилась из-за того, что мы с мамой умрем?
В его голосе чувствовалась улыбка, от которой внутри меня создавалось ощущение, что вниз сползла бессовестная кошка, оставляя когтями ноющие зацепки.
— Не переживай, маленький Сверчок, этот день наступит не скоро, — произнесла Света, пока я ощупывала ее руки. Я нащупала какое-то кольцо, но оно было намного меньше. А кольца возврата нет. Она его не носит. Мою руку положили себе на щеку, и я почувствовала шероховатость шрама, прикрытого волосами. Я гладила его, прикасалась к нему, сожалея о том, что он есть…
— Света, я прошу тебя, дай мне кольцо возврата… — прошептала я, снова прикасаясь к шраму. — Я умоляю…
— В мире есть столько достойных женихов, поэтому я прошу тебя, забудь про этого мерзавца. Он тебя не заслуживает. Он заслуживает только смерти, — услышала я голос «папы». Трое взрослых людей сейчас играют в дочки-матери. Мама — ровесница дочери, отец по возрасту годится нам в далекие предки. Но мне этого так когда-то не хватало. «Ты должна слушаться!» — звучали в моей памяти строгие голоса чужих родных людей. Когда вы делаете вид, что слушаете ребенка, не обижайтесь, если он делает вид, что слушается.
В этой чудесной игре, в этой волшебной иллюзии у меня были мама и папа, которые переживали за меня, поправляли мое одеяло, обнимали и целовали. Спать в теплой постели, слушая шепот тех, кому ты дорог, воистину чудесно.
Сквозь полудрему мне было слышно, как «родители» целуются и тихо переговариваются.
— Райя, война движется сюда… Они объединились и скоро будут здесь… Не могу поверить, — шепотом вздохнула Света. — Я боюсь за нашу девочку… Очень боюсь… И за тебя, любимый, боюсь… Мы ведь справимся?
— Посмотри на меня, Светлячок, — услышала встревоженный шепот в ответ. — Мне кажется или… шрам исчез… Его нет… Не может быть! Потрогай сама… Чувствуешь?
— Так, любимый, не переводи тему! — строго прошептала Света. — И правда исчез… Но мы с тобой говорим о серьезных вещах!
— Мы справимся, — донесся до меня шепот. — Выстоим… Мы знаем этот лес лучше, чем они. Они даже до города не успеют дойти… Меня пугает, что среди них — Листочек. Мориэль предупредила меня, слезно умоляя не убивать его. Взять в плен, но не убивать. Остальных можно убить…
— Райя, не надо меня обманывать… Я по глазам вижу, что ты успокаиваешь меня… Где они сейчас? — спросила Света, тяжело дыша.
— Примерно в трех днях отсюда, — услышала я голос «папы». — К ним присоединились некоторые орочьи племена. Они двигаются быстро. Почти без сна и отдыха.
Я тихо сглотнула, понимая, что все-таки навлекла беду. Не знаю, проснулась я утром или вечером, но меня тут же приняли заботливые руки, а теплые губы поцеловали сразу в обе сонные, почему-то заплаканные щеки.
— А кто у нас проснулся? — услышала я счастливые голоса. Мне не хватало только соски и пеленки. Но есть и хорошая новость для «мамы» и «папы»! К горшку я уже приучена!
— Ты проголодалась? — услышала я голос «папы», преисполненный неземного счастья. — Наша маленькая девочка сладко спала… Мы не хотели тебя будить…
«Родители» меня водили по дворцу, «показывали» статуи, розы, со смехом рассказывали историю о том, как они когда-то познакомились и почему-то сразу не очень понравились друг другу. Света считала эльфа слишком высокомерным, холодным и надменным. А Раэля, на тот момент еще принца, раздражало то, что его подруга слишком, как ему тогда показалось, беззаботная и легкомысленная. «Мама» и «папа» не хотели меня отпускать ни на шаг, рассказывая, как они ругались, а потом мирились. Видите ли, его величество не любил просить прощения, поэтому всегда придумывал предлог, чтобы отвлечь, а потом тихо-тихо, как бы невзначай, шептал: «Прости…» Для него это был настоящий подвиг.
Я помню, меня обнимали так, словно мы на самом деле одна семья. Я просила кольцо, умоляла, но они молчали. Не знаю, сколько времени прошло, но однажды Света взяла меня за руку и осторожно надела на мой палец кольцо возврата.
— Держи, милая… Мы посовещались и решили, что нам будет проще, если ты будешь в безопасности. Только не забывай нас… — тяжело вздыхая, произнесла Света.
— Послушай меня, маленькая моя, — с сожалением произнес «папа», обнимая меня. — Не надо плакать. Мы выживем, не переживай за нас. Скажи принцу, что если с тобой что-то случится, если вдруг он посмеет обидеть тебя, ударить или сделать тебе больно, я отрежу ему руку, которой он это сделал. И если мне покажется мало, то и голову. А потом вытру меч договорами о перемирии. Можешь прямо так и передать. Помни, девочка моя, у тебя есть не только мать, которая всегда тебя утешит, но и отец, который не оставит безнаказанным зло, причиненное тебе. Береги себя, доченька…
В этот момент меня просто раздавила огромная моральная плита, неожиданно упавшая мне на голову. Это какая-то злая шутка Судьбы? Зачем же так шутить? Откуда все узнали, что я здесь? И почему именно сейчас, а не несколько месяцев назад, я услышала те слова, которые мечтала услышать от своих настоящих родителей? Допустить мысль о том, что с их дочерью плохо обращается одобренный и разрекламированный всем «мальчик», равносильно падению с пьедестала «Образцовая семья» прямо в грязь общественного осуждения. Люди, которые всю жизнь боятся выносить сор из избы, вынуждены делать вид, что не замечают ни противного запаха, ни переполненного ведра.
Я обняла, глотая слезы, «маму» и «папу», которые подарили мне пару дней незапланированного, но очень счастливого детства. Пару дней, которые я буду помнить всегда, отложив их в копилку самых лучших воспоминаний. Я не хочу думать о том, что они погибнут. Не хочу. Я буду умолять Судьбу пощадить их. Пусть ради этого мне придется встать перед ней на колени!
Я встала, переоделась в свое старое платье, выдохнула и повернула камень кольца. Оказавшись в офисе, я прислушалась. Тишина. Никого нет.
— Не переживай за них, — раздался знакомый голос Судьбы. — Узнав, что тебя там нет, никто нападать не станет. Ты решила? Точно? Окончательно? Бесповоротно? Назад дороги не будет! Поверь мне, от этого зависит твоя жизнь. Ты сейчас стоишь на развилке дорог. Но ты можешь остаться здесь. Я пошлю тебе того, кто полюбит тебя даже слепой, кто будет заботиться о тебе, ухаживать за тобой. Вы будете гулять в парке, вместе с детьми и собакой… Я сделаю так, как ты захочешь! У вас будет светлый…
— Терем с балконом на море, зеленый газончик и массивный внедорожник… — усмехнулась я. — А потом я подпишу контракт с модельным агентством, буду участвовать в показах, запишу диск, получу «Грэмми», напишу об этом книгу, по которой снимут сентиментальную мелодраму с элементами ужасов, а меня сыграет Джессика Альба… И все будут меня жалеть. Жалеть и завидовать… Не надо мне такого счастья. Просто помоги мне выбрать нужное место.
— Я должна была предложить тебе выбор, — почему-то грустно заметила Судьба, набрасывая на меня плащ, пока я собиралась с духом, чтобы сделать шаг. — Он ждет тебя там… Прости меня…
После знакомого ощущения я присела и почувствовала руками траву. Сделав несколько шагов, я наткнулась на кусты. Осторожно проводя кончиками пальцев по колючим веткам и листьям, мои руки нашли арку. Этот путь я знаю наизусть. Мое сердце стучало, екало, замирало, сочась сладкой надеждой. Мне действительно казалось, что по венам у меня течет не кровь, а волнующее предчувствие и дивное предвкушение. Я поцеловала кольцо-подарок, смахнув ресницами слезы радости. Я даже знаю, сколько шагов нужно сделать, знаю, сколько ступеней нужно преодолеть. Я шла очень быстро, представляя, как мои слезы радости становятся его слезами. Мой любимый не умеет плакать…
Я чуть не споткнулась о ступеньки, по которым быстро поднялась, положив руку на перила. В пустом коридоре отчетливо слышалось эхо моих шагов и растерянные оклики слуг. Быстрым шагом я шла по коридору, прикасаясь рукой к стене, чтобы не пропустить нужную дверь. В голове перемешивалось все, что я хочу сказать, все, что я хочу услышать, все, ради чего я проделала этот путь в кромешной темноте. Еще немного, и мои пальцы будут нежно-нежно трогать его лицо и волосы, чтобы вспомнить каждую черточку любимого лица. «Душа моя…» — мое сердце захлебнулось счастьем. Я на секунду застыла перед дверью, растирая слезы по лицу и пытаясь вернуть на него прежнюю улыбку. Нет, любимый не должен увидеть меня заплаканной… Я распахнула дверь, задыхаясь от радости и срывая капюшон.
Тишина. Я слышу чье-то сбившееся дыхание… Одна секунда… Две секунды… Три секунды… Я думала… думала, что он тут же меня обнимет… Бросится ко мне, возьмет на руки, осушит слезы…
Что-то не так… Может, он меня не видит? Я открыла рот, чтобы позвать любимого по имени, как вдруг услышала голос. Сердце дрогнуло, повисло и упало вниз, разлетевшись на тысячу осколков. Мои ноги подкосились, я оперлась спиной о дверь, медленно сползая по ней вниз. Судьба меня обманула…
Я закрыла рот рукой, схватившись за грудь. Я не знаю, как теперь я буду собирать свое сердце, но больше оно не вынесет страданий…
— Ты? — услышала я удивленный голос принца. Он, судя по шагам, приблизился ко мне, а я встала и сумела открыть дверь, нащупав тяжелую ручку. Мне удалось выйти в коридор, но меня догнали, схватили за руку, больно сжав ее, и затащили обратно. Дверь закрылась. На замок. Я слышала, как провернулся ключ.
— Куда пошла? — меня прижали к стене, но я попыталась вывернуться, уклоняясь от поцелуя. — Я не разрешал тебе никуда идти! Посмотри на меня! Смотри на меня, а не сквозь меня! Ты смотришь так, будто меня нет!
Я выворачивалась, пытаясь освободить руку. Плащ уже валялся на полу, цепляясь за ноги. Несмотря на свою слепоту, анатомию я знала неплохо, поэтому мне удалось пнуть его как следует, вырваться и забиться в угол, готовясь держать оборону.
— Я всегда должен видеть любовь в твоих глазах! — злобно потребовал принц. — Что бы я ни сделал! Ты всегда должна любить меня! Ты должна смотреть на меня с любовью! Всегда! Не холодным взглядом неприступной красавицы, без затаенной ненависти служанки! Мне не нужен покорный взгляд лживой потаскухи! Смотри на меня так, чтобы я всегда знал, что ты любишь меня! Куда ты смотришь? На меня смотри! Только на меня! Я приказываю!
— Я не вижу тебя, — горько усмехнулась я, чувствуя, как слабею. — Я слепая, если ты не заметил…
— Ты хочешь сказать, что не замечаешь меня? — возмутился принц, тряся меня за плечи. — Как ты смеешь! Где твоя любовь? Я всегда должен знать, что меня любят! Я должен видеть ее! В каждом твоем взгляде!
— Я вижу лишь темноту, — прошептала я, чувствуя, как меня толкнули на пол, словно сломанную игрушку. — И знаешь, я рада этому. Она напоминает мне о том, кого я потеряла…
— Почему? — задыхаясь, шептал принц, расхаживая по комнате. — Почему твоя любовь принадлежит другому? Другому… другому… Есть тот, на которого ты смотришь с любовью, чтобы потом посмотреть сквозь меня? Ты не имеешь права! Твоя любовь принадлежит только мне! Скажи, что ты любишь меня? Говори!
«Любовь? Сейчас посмотрим на складе… Любовь… Хм… А любви больше нет! Но мы вам можем предложить презрение и ненависть! Отличное презрение со взглядом исподлобья, со стиснутыми зубами. Первоклассное. Берете ненависть — презрение в подарок!» — подал голос полярный лис, люто ненавидя принца.
— Я не люблю тебя… — спокойно ответила я, покачав головой, чувствуя, как по щеке скатилась слеза. — Не люблю… И никогда не любила… Я тебя презираю, принц. И местами ненавижу. Собственно, это — весь спектр эмоций, который я к тебе испытываю. Вру. Я тобой еще и брезгую.
— Ах так? — выдохнул принц, поднимая меня и пытаясь поставить на ноги. — Но ведь ты можешь меня изменить!
«Ты будешь меня изменять, пока я буду тебе изменять!» — философски заметил песец, разглядывая свой пушистый хвост.
— Тебя в детстве случайно с трона не роняли головой вниз? Нет? — тихо смеялась я, понимая, что мне уже все равно. — Ты предлагаешь мне смотреть с любовью на твои заскоки, загулы и запои? Извини. Я не верю ни одному твоему слову. Ты слишком многого от меня ждешь. Но не получишь ничего. Как ты можешь требовать от кого-то любви, если сам не способен любить? Ты пробовал сам полюбить кого-то? Искренне, бескорыстно, нежно?
В ответ задыхалась тишина.
— Ты уже однажды убил ту, которая умела любить, растоптал чужую любовь, вонзил кинжал в любящее сердце. Скажи мне, принц, ты сожалеешь об этом? — спросила я.
— Да как ты смеешь мне об этом напоминать! Скажи, что любишь меня! Или я не знаю, что с тобой сделаю! Говори! — задыхался его высочество, прижимая меня к стене. Я дернулась вперед и почувствовала несильный удар в грудь…
«Слабак! Тьфу! — фыркнул песец. — Грушу боксерскую ему надо купить. И эспандер!»
Я зашлась от возмущения, ненависти, попыталась оттолкнуть его, а потом почувствовала, что платье стало намокать… Осторожно прикасаясь рукой к своей груди, я услышала, как рядом со мной на пол со звоном упала какая-то железяка.
— Я не хотел… Ты сама виновата! Если бы ты любила меня, этого бы не было… Не надо было мне напоминать… — лепетал принц, бросаясь ко мне. Я медленно оседала по стенке, прижимая руку к груди и представляя могильную плиту с надписью: «Любовь».
Дышать было тяжело, по телу побежали волны озноба… Руки принца держали меня, не давая упасть.
— Ты… ты ведь не умираешь? Нет? Скажи мне… Я… я… пошутил… Я не думал, что… Я просто хотел тебя припугнуть… Я не думал, что ты дернешься… — шептал Энрих. — Не надо умирать… Я сейчас кого-нибудь позову… Неужели тебе трудно было хотя бы солгать, что ты любишь меня? Хотя бы солгать! Мне было бы этого достаточно… Я бы… я бы… поверил…
«Он реально полагает, что, если подует на смертельную рану, все пройдет? — поник песец. — Нам кирдык!»
Я уже ничего не слышала, а жизнь воспоминанием промелькнула перед моими слепыми глазами, пока меня засасывало в черную пустоту. Сначала был свет, но не тот яркий, который описывали «очевидцы». Я снова вижу. Это — хорошая новость. Посмертно. Это — плохая. Я протерла глаза, чувствуя, как вокруг меня все плывет. Лучше бы я этого не видела, честное слово. Все было каким-то красноватым, а стоило сфокусировать взгляд на чем-либо, как оно тут же начинало расплываться.
«Судьба и Смерть решают вновь, назвать ли истинной любовь!» — промелькнуло у меня в голове.
И в этот момент я поняла, что добралась до руководительницы всего этого безобразия. Сразу же в памяти промелькнули холодные, вычищенные до блеска черные статуи и цветочки на пьедестале.
— Тук-тук… — сардонически икнула я, глядя на черную фигуру, восседающую на троне. Судя по фотографическому сходству со статуями, некоторые скульпторы лепили с натуры. — К вам можно? Я вас тут не сильно побеспокою? Надеюсь, не обеденный перерыв? Нет? Я так понимаю, что меня Судьба сюда послала на собеседование.
«Надо было брать обходной лист! Печать судьбы, печать смерти… Вот любовь — настоящая!» — вздохнул полярный лис, злобно, но с уважением глядя на Смерть.
— Я просто не знаю, как к вам правильно обращаться… — продолжила я, сглатывая. — Мадам или мадемуазель… Хотя давайте просто — госпожа Смерть! Я к вам вот по какому вопросу, уважаемая Смерть… Даже не знаю, с чего начать…
И тут я услышала тихий смех, как будто кто-то чем-то подавился и не сознается. Фигура в черном встала и подошла ко мне.
— Извините, что без цветов и оркестров, — намного смелее заметила я, оглядываясь по сторонам. Дизайнера, который создавал этот декор, когда-то убили явно за дело. Есть вероятность, что перед смертью ему оторвали руки, предварительно сняв штаны, чтобы вырвать их наверняка. Под корешок. — Уж больно быстро все получилось… Вы только на меня не обижайтесь, ладно? Вы всегда сможете забрать букетик с моей могилки. Если, конечно, его кто-нибудь принесет…
Смерть была все ближе и ближе. От страха я зажмурилась и съежилась. Секунда, две, три…
И тут я почувствовала прикосновение к своему лицу. Это прикосновение я узнаю из тысячи. Ледяная рука с длинными когтями скользила по моей шее, а я начинала задыхаться. Я поймала эту руку, прижала ее к своим губам, не зная, каким богам молиться, чтобы сердце не разорвалось от радости. Меня прижимали к себе, оставляя ледяные поцелуи на моем лице. Я вытирала слезы дрожащей рукой, задыхалась от волнения и любви.
— Душа моя, «оно» я еще как-то переживу, но за «она» могу и обидеться, — услышала я знакомый, чуть насмешливый голос. — Все, душа моя, не надо плакать… Все, моя маленькая… Я же верил в тебя…
Вопреки утешению, я плакала. Как же здесь все-таки красиво… А, вон та черепушка на троне — просто прелесть…
— Я нашла тебя… Нашла… — причитала я, давясь рыданиями и смехом, все еще не веря своему счастью. — Мы с тобой больше не расстанемся… Никогда… Просто дальше умирать некуда… Теперь мы точно будем вместе…
— Я переживал за тебя, моя душечка… — я слышала любимый голос и замирала от радости. — Я не хочу, чтобы ты умирала… Наоборот. Я хочу, чтобы ты жила вечно… И это мой тебе подарок… Но кроме него, ты можешь забрать отсюда что-то одно… Так что выбирай.
Меня отстранили, а рядом с троном появилась целая груда сокровищ.
«А говорят, что золото на тот свет не заберешь! — фыркнул полярный лис. — Тут, оказывается, таможня!»
— Это не простые вещи. Многие из них утеряны навсегда… Но они могут снова вернуться в мир, если ты этого захочешь… — произнесла моя любимая Смерть, вытирая мои слезы.
— Только одно? — задумалась я, глядя на все это богатство. Я посмотрела в красные глаза, затаившиеся во тьме капюшона. — Если тебе не терпится избавиться от этого барахла — опубликуй объявление. Разгребут за пять минут. Ты узнаешь все варианты предложений со словами «сокровище» и «мне», — вздохнула я, а потом осторожно взяла его за руку, словно боясь, что он отдернет ее. — Я выбрала. Только не вздумай мне говорить, что так нельзя… Я этого не переживу!
Я чувствовала, как мою ладонь нежно гладят длинные тонкие когтистые пальцы. Как ее кокетливо поглаживает любимый коготок.
— Давай, любимый. Нам еще мою кровь с пола отмывать, — я почувствовала, как Иери сжал мою руку, а потом прижал меня к себе. — Сомневаюсь, что в этом мире остался хотя бы один моральный аттракцион, на котором я еще не каталась, — вздохнула я, расцветая от счастья. — Но если остался, билеты попрошу не предлагать.
— Я дам тебе самую счастливую жизнь, которую ты только могла себе представить… Больше не будет ни боли, ни страха… Я сделаю все, чтобы их никогда не было в твоей жизни… Чтобы в твоей душе не осталось даже тени воспоминаний о них, — слышала я шепот, перед тем как закрыть глаза. — Я хочу, чтобы моя любовь была счастливой.
