Еще один год заметок без названия
Ель, что идет на изготовление гробов – растение вечнозеленое.
Ах, как жалко, что женщинам приходится есть – пусть бы и клубнику со сливками!
Нет единицы вернее той пары, из которой вырастает тройка.
Я слишком люблю женщин, чтобы скрывать от них очевидную истину: все они иногда злодейки. – Уж извините меня за подобную грубость, но и из моего смиренного кладбища лезут временами смеющиеся кости.
Захолустный городок – настоящая дыра, а наполняющие его великие идеи – забившаяся в нее крыса.
Однажды я видел почтовый ящик на кладбищенских воротах.
Вот было бы смеху, коли все, что люди не брали бы в руки, приставало к коже на манер бородавок – тогда бы на свете остались одни торговцы ляписом.
Что в Лувре, что в окрестных лавках – одни портреты по пояс да гипсовые статуэтки, но как чужды они друг другу, как далеки от жизни! Нет больше Фигаро, соединявшего такие же холсты и целебную крошку, чтобы изготовить перевязку для больных глаз (так, по крайней мере, считают академики).
Все или ничего. – Три эти слова послужат прекрасными очками дамам, которые заявляют, что читать могут лишь по книге нашего сердца; Все и Ничего встанут на место стекол, а Или дужкой изогнется вокруг носа.
Вообразите себе газету: роскошная бумага – сама земля; изысканные литеры – белый день; тончайшие чернила – ночь! Все пишут, все читают – вот только понять никто не может.
Минуты в дешевых гостиницах – что крылья без птицы.
Какой это все-таки ужас – длинные ногти на прекрасных ручках!
Мы вовсе не добры по природе: просто довольны собою.
Для того, чтобы в рассуждениях появилась горечь, необходимо лишь вообразить замок, отпираемый рукою живого человека – а затем представить себе кладбище, где руки мертвецов замерли без движения.
