Рима Хаэн ненавидела ноябрь. Продолжительность светлого времени неумолимо сокращалась, каждый день уступая позиции надвигающимся сумеркам. В Севилье это было жуткое время. Весь город начинал готовиться к сезону празднеств, а дождь не желал делать передышку. Горожане, и так не слишком-то жалующие правила движения, с пугающей быстротой превращались в неуправляемое автомобильное стадо.

Уже которую неделю подряд Рима работала не поднимая головы. Ее начальник решил освободить чердачные помещения, где хранились старинные документы. Здание было ветхим, с такой же ветхой черепичной крышей. Прошлой зимой дожди неоднократно становились причиной протечек. Прогноз на ближайшие месяцы был еще хуже. Библиотека не располагала деньгами для ремонта крыши, и потому служащие перетащили заплесневелые картонные коробки вниз, уберегая наиболее ценные документы от грядущих протечек. От всего не имеющего ценности было велено тихо избавиться, но так, чтобы потенциальные дарители ничего не заподозрили.

Занятие грязное, насквозь пропитанное обманом, но, увы, неизбежное. Рима не раз задумывалась об этом. Библиотека представляла собой небольшой специализированный архив с ограниченными фондами. Его основой были материалы, полученные в дар от одного знаменитого андалузского семейства. Их корни уходили далеко в прошлое – ко временам Реконкисты, когда христиане оосвободили от мусульман Пиренейский полуостров, завоеванный теми в VIII веке. Мало у кого из современных ученых возникало желание рыться в хаотичном скоплении книг и предметов, годами собираемых семейством Гонсалвес. Они предпочитали посещать Архив Индий, находившийся на той же улице, и вести споры о Колумбе. Обычных читателей интересовали библиотеки, где можно найти недавно вышедший остросюжетный детектив. Зачем им ломкие страницы иезуитских наставлений из 1700-х годов или дамские журналы мод 1800-х?

Рима взяла небольшую книжку, лежавшую в углу стола, и опустила на нос очки, которые до сих пор пребывали на затылке, удерживая ее черные волосы. Книжку она заметила еще неделю назад, когда один из служащих притащил сверху тяжеленную картонную коробку и, кряхтя от натуги, опустил на пол рядом с ее столом. Рима занесла книжку в коллекцию Гонсалвесов под номером 4890, снабдив кратким описанием: «Английская записная книжка для повседневных записей, автор неизвестен, конец XVI века». Как и у большинства записных книжек того времени, почти все страницы оставались чистыми. Рима видела испанский аналог такой книжки, принадлежавшей далекому предку Гонсалвесов, отправленному в 1628 году на учебу в Севильский университет. Книжка имела отличный переплет, была разлинована и пронумерована витиеватыми цифрами, написанными разноцветными чернилами. Но ее страницы остались девственно чистыми. И в прошлом люди быстро остывали к своим затеям.

Такие книжки служили хранилищами отрывков из Библии, поэтических строк, девизов и изречений классических авторов. В них попадались черточки и завитушки, когда владелец не знал, о чем писать, перечни покупок, слова непристойных песенок, а также упоминания о важных или странных событиях. Книжка, что вертела в руках Рима, не являлась исключением. Жаль, что кто-то вырвал первую страницу. Наверное, там значилось имя владельца. Это напрочь уничтожало всякие шансы узнать, кому принадлежала книжка, тем более что вместо имен упомянутых в ней людей стояли инициалы. У историков безликие и безымянные сведения почти не вызывали интереса, словно анонимность автора ставила под сомнение достоверность описываемых событий.

Рима нашла в книжке список всех английских монет, имевших хождение в XVI веке, и их нарицательную стоимость. Еще одна страница содержала наспех составленный список одежды: плащ, башмаки, нечто вроде утепленного платья на меху, шесть обычных платьев, четыре нижние юбки и пара перчаток. Далее обнаружилось несколько датированных, но совершенно бессмысленных записей и рецепт от головной боли – напиток из молока и вина. Рима улыбнулась. Интересно, снял бы такой напиток ее частые мигрени?

Пожалуй, ей стоило отнести записную книжку на третий этаж, где в запираемых помещениях хранились манускрипты, но что-то заставило Риму оставить английскую древность у себя на столе. Библиотекарь не сомневалась, что книжка принадлежала женщине. Круглые буквы, выводимые женской рукой, были дрожащими и неуверенными. Слова ползли то вверх, то вниз. На каждой странице пестрели кляксы. Никто из образованных людей XVI века не писал подобным образом, если только не был болен или не достиг старческого возраста. Вряд ли неизвестная хозяйка книжки была нездорова или находилась в преклонных летах. От написанных слов исходили странные вибрации, никак не вязавшиеся с дрожащим почерком.

Рима показала английскую записную книжку Хавьеру Лопесу – обаятельному, но напрочь лишенному профессиональных знаний человеку. Последний из рода Гонсалвес нанял его, чтобы превратить семейный дом и личные вещи в библиотеку и музей. Просторный кабинет Лопеса помещался в цокольном этаже. Стены были отделаны под красное дерево. И только в этом кабинете исправно работало отопление. Беседа Римы и Лопеса была непродолжительной. Он напрочь отверг предположение, что эта книжка заслуживает более пристального изучения. Рима хотела сделать фотографии страниц и послать снимки коллегам на Британские острова, однако сеньор Лопес запретил. Ее соображения о принадлежности книжки директор и слушать не захотел: пробормотал что-то о феминистках и выпроводил Риму из кабинета.

С тех пор книжка так и лежала на ее рабочем столе. В Севилье этот рукописный памятник прошлого был никому не интересен и не нужен. Разве кто-нибудь поедет в Испанию, чтобы искать там старинные английские записные книжки? Ученые отправятся в Британскую библиотеку или в Шекспировскую библиотеку Фолджера, находящуюся в Соединенных Штатах.

Правда, тут несколько раз заходил какой-то странный человек – порыться в коллекциях. Француз. От его оценивающего взгляда Риме становилось неуютно. Некто Герберт Канталь. Или Эрбер, поскольку он француз. Рима не запомнила. В последний свой приход он оставил визитку и просил связаться с ним, если вдруг отыщется что-нибудь интересное. Когда Рима попыталась уточнить, что́ именно его интересует, посетитель ответил расплывчато: все. Она сочла это неуклюжей шуткой и забыла о французе.

И вот теперь нашлось нечто интересное. К сожалению, визитка Канталя куда-то задевалась. Рима перерыла весь свой стол, но та как сквозь землю провалилась. Оставалось дождаться, когда чудаковатый француз придет снова, и показать ему находку. Возможно, его эта английская записная книжка заинтересует больше, чем начальника Римы.

Она перелистала страницы. Где-то посередине книжки, между страницами, ей попалась веточка лаванды и несколько хрупких листиков розмарина. Рима осторожно вытащила находку из трещины в переплете. На мгновение в воздухе слабо запахло увядшей лавандой, и этот запах установил связь между Римой и женщиной, жившей сотни лет назад. Библиотекарь печально улыбнулась, раздумывая о той, кого никогда не видела и не увидит.

– Más basura, – услышала Рима.

Это вернулся Даниэль из бригады рабочих, обслуживающих здание. Он занимался перемещением коробок с чердака вниз, отчего его истрепанный серый комбинезон был покрыт грязными пятнами. Остановив старую, скрипучую тележку, он вывалил на пол еще несколько коробок. Невзирая на холодную погоду, лоб Даниэля блестел от пота, который он поспешил вытереть рукавом, оставляя черную пыльную полосу.

– Café?

Уже третий раз за эту неделю Даниэль приглашал ее в кафе. Рима знала, что нравится ему. У ее матери в роду были берберы, что сказалось на внешности и фигуре Римы. Многим мужчинам нравились ее женственные округлости, смуглая кожа и миндалевидные глаза. Когда Рима приходила за корреспонденцией, Даниэль постоянно отпускал сладострастные комплименты в ее адрес, норовил погладить по заду и беззастенчиво пялился на ее грудь. Так продолжалось не один год. Даниэля ничуть не смущало, что он дюймов на пять ниже Римы и вдвое ее старше.

– Estoy muy ocupada, – ответила Рима.

Даниэль недоверчиво хмыкнул и поглядел на принесенные коробки. В верхней лежала заплесневелая меховая муфта и чучело крапивника, прикрепленное к подставке из кедра. Даниэль покачал головой, изумляясь, что Рима охотнее проводит время в обществе всей этой плесени и чучел, отвергая его общество.

– Gracias, – пробормотала Рима вслед уходящему Даниэлю.

Она осторожно закрыла книжку и вернула на прежнее место.

Рима переносила содержимое коробки на ближайший стол, а ее взгляд постоянно возвращался к старинной записной книжке в простом кожаном переплете. Пройдет еще четыреста лет, и единственным доказательством, что Рима Хаэн когда-то жила на свете, будет страница из ее ежедневника, список покупок и листок с записью рецепта бабушкиного alfajores. Неужели все это поместят в пластиковый конверт, снабдят надписью «Автор неизвестен, важности не представляют» и будут хранить в архиве, куда никто не заглядывает?

Столь мрачные мысли могли притянуть к ней несчастье. Рима вздрогнула и дотронулась до амулета в виде руки, символизирующей руку Фатимы, дочери Пророка. Амулет на кожаном шнурке висел на шее Римы и с незапамятных времен передавался от матери к дочери.

– Khamsa fi ainek, – прошептала Рима, надеясь, что эти слова отгонят злых духов, которых она могла притянуть своими неуправляемыми мыслями.