Глава 1
Куча-мала из ведьмы и вампира – таким было наше прибытие. Мэтью оказался подо мной, неуклюже согнув свои необычайно длинные руки и ноги. Между нашими телами была зажата объемистая книга. Мы приземлились с такой силой, что мои пальцы, сжимавшие серебряную фигурку, разжались, и она пролетела над полом.
– А мы туда попали?
Мои глаза были плотно зажмурены на случай, если мы не перенеслись в английский Оксфордшир XVI века, так и оставшись в Сарином амбаре для хмеля и, стало быть, в штате Нью-Йорк XXI столетия. Однако незнакомые запахи подсказывали, что я уже не в амбаре и не в своем времени. Ноздри улавливали травянистый сладковатый запах, а вместе с ним – запах воска, напоминавший о лете. Затем я уловила аромат древесного дыма и услышала треск огня.
– Диана, открой глаза и убедись сама.
Холодные губы едва коснулись моей щеки. Мэтью усмехнулся. На меня смотрели глаза цвета бурного моря. Лицо, где они помещались, было настолько бледным, что могло принадлежать только вампиру.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Мэтью, погладив меня по шее, а потом по плечам.
После перемещения на несколько веков назад, в прошлое Мэтью, мое тело ощущалось невероятно хрупким. Казалось, ветерок подует – и оно распадется на кусочки. Прежде я немного баловалась перемещением во времени, но в теткином доме ощущения были другими.
– Превосходно, – ответила я. – А ты как?
Я старалась смотреть только на Мэтью, не решаясь оглянуться по сторонам.
– Приятно вернуться домой.
Голова Мэтью с негромким стуком вновь опустилась на половицы, а воздух опять наполнился летним запахом лаванды и камыша, разбросанными по полу. Даже в 1590 году Олд-Лодж был для Мэтью знакомым местом.
Мои глаза привыкли к тусклому свету. В поле зрения появилась внушительных размеров кровать, столик, узкие скамейки и единственный стул. Кровать была под балдахином. За его резными столбиками я разглядела дверь в другую комнату. Оттуда на покрывало и пол струился свет, образуя размытый золотистый прямоугольник. Стены были обтянуты все тем же тонким полотном, памятным мне по нескольким поездкам в дом Мэтью в современном Вудстоке. Запрокинув голову, я увидела потолок, покрытый густым слоем штукатурки. Он разделялся на квадраты, и в каждом была красно-белая тюдоровская роза, окруженная позолотой.
– Когда дом строился, розы были обязательным элементом, – сухо пояснил Мэтью. – Терпеть их не могу. При первой же возможности мы покрасим их в белый цвет.
Сквозняк всколыхнул золотисто-голубые огоньки свечей в канделябре, осветив часть красочной шпалеры и темные блестящие стежки на белесом покрывале. Стежки складывались в орнамент из цветов и фруктов. Современные нитки так не блестели.
Я улыбнулась, испытывая возбуждение:
– Надо же, я сумела переместиться во времени. Я ничего не перепутала, и нас не выбросило в другом месте вроде Монтичелло или…
– Нет. – Мэтью улыбнулся в ответ. – Ты действовала замечательно. Добро пожаловать в елизаветинскую Англию.
Первый раз в жизни моя ведьмина природа доставляла мне истинное наслаждение. Как историк, я изучала прошлое, а ведьмино наследие позволило отправиться туда. Мы переместились в 1590 год, где я смогу изучить утраченные разделы магического искусства. Но я чувствовала: знаний, которые я здесь получу, будет намного больше. Я наклонилась, собираясь наградить Мэтью благодарным поцелуем, но замерла, услышав звук открываемой двери.
Мэтью прижал палец к моим губам. Он слегка повернул голову и раздул ноздри. Его настороженность была недолгой. Он понял, кто находится в соседней комнате, откуда доносился тихий шепот. Быстрым движением Мэтью подхватил книгу, поднял меня на ноги, а затем, взяв за руку, повел к двери.
В соседней комнате я увидела стол, заваленный письмами. Возле стола стоял молодой человек с всклокоченными каштановыми волосами. Среднего роста, пропорционально сложенный, в дорогой, безупречно сидящей на нем одежде. Он напевал песенку, мелодию которой я прежде не слышала, а слов, произносимых совсем тихо, не могла разобрать.
На лице Мэтью отразился шок, однако его губы тут же сложились в искреннюю улыбку.
– Где ж пропадаешь ты, мой сладкозвучный Мэтт?
Человек взял со стола письмо и поднес к свету. Глаза Мэтью сощурились, а благодушие мгновенно сменилось недовольством.
– Ты что-то ищешь, Кит?
Услышав слова Мэтью, молодой человек бросил лист на стол и стремительно повернулся. Его лицо озарилось радостью. Это лицо я уже видела… Мне вспомнилась книга в мягкой обложке с портретом автора: «Мальтийский еврей» Кристофера Марло.
– Мэтт! Пьер говорил, ты в Честере и вряд ли к сроку воротишься. Но я-то знал: ты не пропустишь нашей ежегодной встречи.
Слова были достаточно знакомыми, однако подчинялись непривычному ритму произнесения и имели такую же странную интонацию. Чтобы понять их, я вслушивалась в каждое слово. Английский язык Елизаветинской эпохи сильно отличался от современного мне английского. Напрасно я думала, что знание языка шекспировских пьес поможет понимать обиходную речь.
– Где же твоя борода? Никак ты болен был?
И тут Марло заметил мое присутствие. Его глаза вспыхнули и вопросительно уперлись в меня. Я безошибочно поняла: передо мной демон.
Усилием воли я подавила настойчивое желание броситься к одному из величайших английских драматургов, пожать ему обе руки, а потом забросать вопросами. Стоило мне увидеть его, как все крохи сведений о нем тут же выпорхнули из головы. Какие его пьесы ставились в 1590 году и ставились ли? Сколько ему лет? Он был моложе Мэтью и явно моложе меня. Похоже, ему еще и тридцати не исполнилось. Я тепло улыбнулась знаменитости.
– Где ты отыскал этот экземпляр? – с презрением спросил Марло.
Я обернулась, рассчитывая увидеть некое произведение искусства, вызвавшее недовольство драматурга. Но за моей спиной было пусто.
Значит, он имел в виду меня. Моя улыбка померкла.
– Полегче, Кит, – нахмурился Мэтью.
Марло пожал плечами, словно отмахиваясь от упрека:
– Мне-то что? Коли тебе потребно, насыться ею, пока нет наших. Кстати, здесь обосновался Джордж. Ест твою пищу и книги твои читает. Опять без мецената и за душой ни фартинга.
– Ты же знаешь, Кит: Джорджу разрешено пользоваться всем, что у меня есть.
Мэтью не сводил глаз с молодого человека. Сплетенные пальцы он держал возле рта, и потому я не видела, какое у него сейчас лицо.
– Диана, познакомься: мой дорогой друг Кристофер Марло.
Церемония представления позволила Марло присмотреться ко мне повнимательнее. Его дотошный взгляд обшарил меня с головы до пят. Лицо молодого человека нахмурилось, однако свою ревность он постарался скрыть. Марло был всерьез влюблен в моего мужа. Это я заподозрила еще в Мэдисоне, когда увидела старинное издание его «Доктора Фауста» с дарственной надписью, адресованной Мэтью.
– Вот уж не думал, что в Вудстоке есть публичный дом, где держат рослых женщин. Все шлюхи прежние твои по большей части миниатюрны и миловидны были. А эта – прямо амазонка какая-то, – презрительно изрек Кит. Обернувшись через плечо, он взглянул на стол, усеянный бумагами. – В последнем донесении Старый Лис писал, что твой отъезд на север был обусловлен делом, а не зовом похоти. Когда же сыскал ты время для ее утех?
– Удивительно, Кит, с какой легкостью ты расточаешь привязанность, – лениво произнес Мэтью, но в его тоне сквозило предостережение.
Марло, якобы вновь погрузившийся в изучение переписки, не распознал этого и презрительно фыркнул. Мэтью крепче стиснул мне пальцы.
– Диана – ее подлинное имя? Иль взять решила позвучнее, дабы свои повысить шансы у посетителей борделя? Я полагаю, их она встречает с оголенной правой грудью? Или лук держа в руках? – предположил Марло, выуживая новый лист из бумажного развала. – Как же, помню Бесс из Блэкфрайерса. Та требовала Афродитой называть ее, перед тем как нам позволить…
– Диана – моя жена.
Я не успела заметить, как Мэтью отошел от меня. Теперь его рука сжимала не мои пальцы, а воротник Марло.
– Нет, – возразил потрясенный Кит.
– Да. Это означает, что здесь она хозяйка, что она носит мое имя и находится под моей защитой. Учитывая все это и, разумеется, нашу давнюю дружбу… впредь с твоих губ не должно срываться ни одного язвительного замечания по поводу ее добродетелей. Ни шепота.
Я пошевелила пальцами, восстанавливая их чувствительность. Разозленный колкостями Марло, Мэтью буквально вдавил кольцо в средний палец моей левой руки, оставив красноватый след. Невзирая на отсутствие граней, бриллиант в кольце наполнился мягким теплым светом очага. Кольцо было неожиданным подарком Изабо – матери Мэтью. Это было несколько часов назад? А может, несколько веков назад? Или за несколько веков до времени, в которое мы попали? Мэтью произнес слова старинной брачной клятвы и надел мне это кольцо.
Сопровождаемые лязгом посуды, в комнату вошли двое вампиров. Я увидела худощавого мужчину с выразительным лицом, обветренной кожей цвета лесного ореха, черными волосами и такими же глазами. Он держал приплюснутый графин с вином и большой бокал, ножка которого имела форму дельфина, а чаша располагалась на дельфиньем хвосте. Второй была костлявая женщина, несшая блюдо с хлебом и сыром.
– С возвращением домой, милорд, – произнес явно смущенный слуга.
Как ни странно, но французский акцент облегчал мне понимание его слов.
– Посланник в четверг сказывал…
– Мои замыслы изменились, Пьер, – коротко ответил ему Мэтью и повернулся к женщине. – Видишь ли, Франсуаза, во время путешествия имущество моей жены потерялось, а одежда, что была на ней, изрядно запачкалась. Мне не оставалось иного, как сжечь эти тряпки.
Мэтью нагло врал с уверенным лицом. Чувствовалось, его слова не убедили ни вампиров, ни Кита.
– Ваша жена? – повторила Франсуаза, говорившая с таким акцентом, как и Пьер. – Но она же…
Я думала, она произнесет «ведьма», но Мэтью опередил ее:
– Да, она теплокровная, – поспешно произнес он, беря с подноса бокал. – Скажи Шарлю, что число едоков увеличивается на один рот. Последнее время Диана неважно себя чувствовала. Врач предписал ей есть свежее мясо и рыбу. Поэтому, Пьер, кому-то нужно будет сходить на рынок.
– Да, милорд, – заморгал Пьер.
– И еще ей понадобится одежда, – заметила Франсуаза, оценивающе поглядывая на меня.
Когда Мэтью кивнул, служанка удалилась. За ней следом ушел и Пьер.
– А что с твоими волосами? – удивился Мэтью, приподняв локон светлых, с легким медным отливом волос.
– Только не это, – пробормотала я и протянула руки, ощупывая волосы.
Вместо привычных волос соломенного цвета, не опускавшихся ниже плеч, я вдруг обнаружила упругие рыжевато-золотистые локоны длиной до талии. В последний раз мои волосы проявляли такое своеволие в колледже, где мы ставили «Гамлета» и я играла Офелию. И тогда, и сейчас неестественно быстрый рост волос и изменение цвета были отнюдь не добрым знаком. Пока мы перемещались в прошлое, во мне пробудилась ведьма. Никто не знал, какие еще магические способности вырвались на свободу.
Возможно, вампиры учуяли адреналин и сопровождающий его внезапный всплеск беспокойства. А может, они услышали музыку моей крови. Но демоны вроде Кита были способны почувствовать подъем моей ведьминской энергии.
– Гробница Христова, – пробормотал Марло. Его улыбка исходила злобой. – Ты ведьму в дом привел. Какое зло содеяла она?
– Не ломай голову, Кит. Тебя это не касается. – В голосе Мэтью снова зазвучали повелительные нотки, хотя его пальцы нежно теребили мои волосы. – Не волнуйся, mon coeur. Уверен: это всего-навсего утомление.
Мое шестое чувство решительно возражало. Произошедшую трансформацию никак нельзя было объяснить обыкновенным утомлением. Будучи потомственной ведьмой, я до сих пор не знала всей глубины и мощи унаследованных сил. Даже моя тетка Сара и ее интимная подруга Эмили Метер – обе ведьмы – не могли сказать наверняка, что это за силы и как наилучшим образом управлять ими. Научные тесты, проведенные Мэтью, выявили в моей крови генетические маркеры, указывающие на магический потенциал. Но его исследования не давали гарантий того, будут ли эти возможности реализованы вообще и когда это произойдет.
Мои дальнейшие волнения были прерваны возвращением Франсуазы, которая принесла с собой нечто вроде штопальной иглы. Изо рта торчали булавки. Вместе с ней двигался холм из бархата, шерсти и полотна. Все это тащил на себе Пьер, чьи худосочные ноги двигались мелкими шажками.
– А это зачем? – насторожилась я, указывая на булавки.
– Чтобы заколоть ими ткань на мадам. Зачем же еще? – пробормотала Франсуаза.
Из нагромождения тряпок она вытащила одеяние тускло-коричневого цвета, похожее на мешок для муки. Вряд ли этот наряд предназначался для развлечений, но ведь я почти ничего не знала о модах Елизаветинской эпохи. Словом, я целиком оказалась во власти служанки.
– Кит, ступай к себе вниз, – велел другу Мэтью. – Мы потом тоже спустимся. И попридержи язык. Это моя история. И расскажу ее я, но никак не ты.
– Как желаешь, Мэтью.
Марло взялся за лацкан своего темно-красного дублета и отвесил шутовской поклон. Я успела заметить его дрожащие руки. Жест этот являлся одновременно признанием власти Мэтью и протестом против нее.
Когда демон ушел, Франсуаза обтянула мешком ближайшую скамью и стала ходить вокруг меня, изучая мою фигуру. Можно было подумать, она выбирала наиболее выгодное направление для атаки. Затем, устало вздохнув, она принялась меня одевать. Мэтью подошел к столу. Его внимание сосредоточилось на груде бумаг, захламляющих поверхность стола. Затем он раскрыл аккуратно сложенный прямоугольный пакет, запечатанный каплей розоватого воска. Глаза Мэтью забегали по строчкам бисерного почерка.
– Бог мой! Я совсем про это забыл. Пьер!
– Что угодно, милорд? – послышался голос слуги, заглушаемый грудами ткани.
– Брось эти тряпки и расскажи мне о самых последних претензиях леди Кромвель.
Мэтью вел себя с Пьером и Франсуазой как с давними друзьями, одновременно не забывая, что он их господин. Если во времена Елизаветы со слугами обращались так, мне понадобится время, чтобы этому научиться.
Мэтью и Пьер отошли к очагу и заговорили вполголоса. Меня тем временем оборачивали в какие-то ткани, которые закалывали булавками, создавая нечто более или менее приемлемое. Франсуаза цокала языком, глядя на мою единственную сережку, представлявшую собой сплетение золотой проволоки и драгоценных камней. Когда-то сережка принадлежала Изабо. Подобно увесистому тому «Доктора Фауста» и серебряной фигурке Дианы, сережка была одним из трех предметов, помогавших нам попасть в избранную эпоху. Франсуаза выдвинула ящик ближайшего комода и без особого труда отыскала вторую сережку. Покончив с этим, она натянула мне на ноги толстые чулки, закрепив их ярко-красными лентами.
– Думаю, я вполне готова, – сказала я.
Мне не терпелось спуститься вниз и начать наш визит в XVI век. Чтение книг о прошлом не могло заменить непосредственный опыт, в чем я успела убедиться, пообщавшись с Франсуазой и приобретя начальные знания о том, как одевались в эту эпоху.
Мэтью окинул меня взглядом:
– Сойдет для начала.
– И не только для начала. В этой одежде мадам выглядит скромной и незапоминающейся, – сказала Франсуаза. – Именно так и должна выглядеть ведьма в нашем доме.
Суждение Франсуазы Мэтью пропустил мимо ушей. Он повернулся ко мне:
– Диана, пока мы не спустились вниз, хочу тебя предупредить: тщательно следи за своими словами. Кит – демон. Джордж знает, что я вампир. Но даже самые открытые и непредвзято мыслящие существа становятся подозрительными, видя перед собой незнакомую и непохожую на них особу.
Спустившись вниз, я поздоровалась с Джорджем, пожелав безденежному и не имеющему меценатов другу Мэтью доброго вечера. Приветствие казалось мне вполне официальным и соответствующим Елизаветинской эпохе.
– Неужели язык, на котором говорит эта женщина, – английский? – изумился Джордж и уставился на меня.
Стекла круглых очков увеличивали его синие глаза, делая их по-лягушачьи выпученными. Другой рукой драматург коснулся своего бедра. В последний раз такую позу я видела на какой-то миниатюре в Музее Виктории и Альберта.
– Она жила в Честере, – торопливо произнес Мэтью.
Джордж недоверчиво посмотрел на него. Даже глушь Северной Англии была недостаточным оправданием моей странной манеры говорить. Речь Мэтью быстро подстроилась под ритм и интонации эпохи, моя же продолжала звучать так, как говорили в Америке в XXI веке.
– Она ведьма, – отхлебнув вина, пояснил Кит.
– Неужели?
Джордж принялся меня разглядывать. Его интерес ко мне сразу возрос. Ничто в этом человеке не указывало на его принадлежность к демонам или ведьмакам. После его взгляда не возникало ощущения леденящего холода, что бывает, когда на тебя посмотрит вампир. Джордж был обычным теплокровным человеком средних лет. Выглядел он усталым, словно жизнь успела его помотать.
– Мэтью, но ты, как и Кит, не благорасположен к ведьмам. Помнится, ты всегда убеждал меня держаться подальше от их породы даже в творчестве. Когда я вознамерился написать стихотворение о Гекате, ты сказал мне…
– А вот эту ведьму я полюбил. Причем настолько, что женился на ней, – прервал его Мэтью и в подтверждение своих слов поцеловал меня в губы.
– Женился на ней! – ошеломленно повторил Джордж, взглянув на Кита и откашлявшись. – В таком случае у нас есть две радостные причины для праздника. Вопреки мнению Пьера дела не задержали тебя и ты вернулся к нам не один, а с женой. Прими же мои поздравления.
Его напыщенный тон напомнил мне хвалебные речи в университетской среде. Я едва подавила улыбку. Джордж лучезарно улыбнулся.
– Позвольте представиться, госпожа Ройдон: Джордж Чапмен, – произнес он, отвесив поклон.
Его фамилия была мне знакома. Я порылась в своем неупорядоченном мозгу историка. Я занималась историей алхимии, но алхимиком Чапмен не был, и во всех разделах, посвященных этой таинственной науке, его имя не значилось. Как и Марло, он занимался сочинением стихов и пьес, но я не могла вспомнить ни одного его произведения.
Завершив церемонию представления меня Джорджу, Мэтью согласился посидеть с гостями у очага. Мужчины говорили о политике. Джордж попытался вовлечь в разговор и меня, спросив о состоянии дорог и погоде. Я старалась произносить как можно меньше слов, внимательно наблюдая за жестами говорящих и тем, какие слова они употребляют. Все это должно было помочь мне сойти за женщину Елизаветинской эпохи. Джордж, польщенный моим вниманием, вознаградил меня пространным рассказом о своих последних литературных опытах. Кит, которому явно не нравилось находиться на вторых ролях, прервал словоизлияния Джорджа, предложив почитать вслух из «Доктора Фауста».
– Пусть репетиция в кругу друзей сценическое действо предварит, – заявил демон, и глаза его сверкнули.
– Не сейчас, Кит. Время уже перевалило за полночь, а Диана устала с дороги, – сказал Мэтью, поднимая меня на ноги.
Покидая комнату, я чувствовала на себе взгляд Кита. Он догадывался: мы что-то скрываем. Стоило мне включиться в разговор, он так и подпрыгивал, ловя речевые обороты, чуждые его эпохе. Когда Мэтью признался, что не помнит, где находится его лютня, демон сделался еще задумчивее.
Накануне нашего перемещения из Мэдисона Мэтью предупредил меня о необычайной восприимчивости Кита, хотя демоны и так отличаются восприимчивостью. Интересно, как скоро Марло догадается, что́ именно мы скрываем? Ответ на этот вопрос я получила через несколько часов.
Утром мы проснулись раньше других обитателей дома, и пока дом пробуждался, наполняясь звуками, мы с Мэтью разговаривали, нежась в теплой постели.
Поначалу Мэтью охотно отвечал на мои вопросы о Ките (оказалось, тот был сыном сапожника) и Джордже (к моему удивлению, Чапмен был немногим старше Марло). Но когда я перевела разговор в практическое русло и стала расспрашивать об управлении хозяйством и поведении женщин в Елизаветинскую эпоху, Мэтью быстро заскучал.
– А что ты скажешь по поводу моей одежды? – спросила я, вовлекая его в сферу моих первостепенных забот.
– Сомневаюсь, что замужние женщины спят в таких нарядах, – сказал Мэтью и потянулся к моей полотняной ночной рубашке, больше напоминающей платье.
Он развязал тесемки кружевного воротника и собирался поцеловать меня пониже уха, дабы я приняла его точку зрения. Но в этот момент кто-то одним рывком раздвинул занавески балдахина. В глаза брызнул яркий солнечный свет, заставив меня сощуриться.
– Что скажешь? – спросил Марло.
У него за спиной, глядя через плечо, стоял смуглый демон, напоминавший юркого лепрекона. Худощавый, с острым подбородком. Темно-рыжая бородка клинышком делала подбородок еще острее. Судя по волосам демона, они неделями не встречались с гребнем. Я схватилась за воротник рубашки, прекрасно сознавая, насколько она прозрачна. Под ней не было ничего.
– Кит, ты видел рисунки господина Уайта, сделанные в Роаноке. Эта ведьма совсем не похожа на туземцев Виргинии, – ответил незнакомый демон.
Он был явно разочарован моим видом и потому не сразу заметил Мэтью, сердито глядящего на него.
– О! Доброе утро, Мэтью. Ты позволишь мне воспользоваться твоим пропорциональным циркулем? Клятвенно обещаю, что больше не потащу его на реку.
Мэтью уткнулся лбом в мое плечо и со стоном закрыл глаза.
– Должно быть, она явилась к нам из Нового Света или из Африки, – настаивал Марло, по-прежнему отказываясь называть меня по имени. – Нет, не из Честера она. Не из Шотландии, Ирландии, Уэльса, Франции или Империи. Не верю, что она голландка и уж тем более испанка.
– И тебе доброго утра, Том. Скажи, какая причина заставляет вас с Китом обсуждать происхождение Дианы в столь ранний час и в моей спальне? – спросил Мэтью, завязывая тесемки на воротнике моей рубашки.
– До чего ж приятно возлежать в постели, даже если лихорадка лишила тебя рассудка. По словам Кита, должно быть, ты женился на этой ведьме в самый разгар лихорадки. Иначе объяснить твою беспечность невозможно, – прогремел Том.
Его манера говорить была типичной для демонов, равно как и их обыкновение не отвечать на прямые вопросы.
– Дороги были сухими, и потому мы добрались сюда несколько часов назад.
– И с появлением вашим вино исчезло, – посетовал Марло.
Он сказал «мы»? Кто еще пожаловал сюда вместе с демоном Томом? Олд-Лодж становился крайне населенным местом.
– Пошли вон! Прежде чем поздороваться с его светлостью, мадам должна умыться, – заявила Франсуаза, войдя в спальню с тазом горячей воды.
Пьер, как всегда, тащился следом за ней.
– Неужто случилось что-то важное? – Джордж вошел в спальню, не объявив о своем появлении и помешав Франсуазе выпроводить отсюда обоих демонов. – Лорда Нортумберленда оставили одного в большом зале. Будь он моим покровителем, я бы не вел себя с ним подобным образом!
– Хэл читает трактат об устройстве весов. Мне тут прислал один пизанский математик. И вполне доволен, что ему не мешают, – раздраженно ответил Том, присаживаясь на край постели.
Он ведь говорит о Галилео, догадалась я, ощутив волнение.
В 1590 году Галилео был новичком в профессорской среде Пизанского университета. Его работа о гидростатических весах еще не была опубликована.
Том. Лорд Нортумберленд. Некто, переписывающийся с Галилео.
Я изумленно разинула рот. Демон, пристроившийся на краю стеганого одеяла, должно быть, Томас Хэрриот.
– Франсуаза права. Пошли вон отсюда! Все! – потребовал Мэтью.
Он был раздражен не меньше Тома.
– А что мы скажем Хэлу? – спросил Кит, бросая на меня многозначительный взгляд.
– Вскоре я к нему спущусь, – ответил Мэтью.
Он повернулся и крепко прижал меня к себе. Дождавшись, когда его друзья покинут спальню, я что есть силы ударила его в грудь.
– Это за что?
Мэтью поморщился, изображая боль, хотя на самом деле больно было моему ободранному кулаку.
– За то, что не рассказал заранее, кто у тебя в друзьях! – Я приподнялась на локте, сердито глядя на Мэтью. – Подумать только! Великий драматург Кристофер Марло. Джордж Чапмен, поэт и ученый. Математик и астроном Томас Хэрриот… Думаю, я не ошиблась. А внизу дожидается граф-чародей!
– Не помню, когда Генри успел заработать это прозвище. Пока его никто здесь так не зовет.
Вид у Мэтью был изумленный, что рассердило меня еще сильнее.
– Осталось дождаться сэра Уолтера Рэли, и в этом доме соберется вся Школа ночи.
Услышав из моих уст упоминание о легендарной группе радикальных политиков, философов и вольнодумцев, Мэтью повернулся в сторону окна. Я мысленно перебирала имена. Томас Хэрриот. Кристофер Марло. Джордж Чапмен. Уолтер Рэли. И…
– А кто же тогда ты, Мэтью?
Почему-то я не удосужилась спросить об этом до нашего перемещения сюда.
– Мэтью Ройдон, друг поэтов, – слегка кивнув, ответил он, будто нас только что представили друг другу.
– Историки почти ничего о тебе не знают, – сказала я, не переставая удивляться.
Мэтью Ройдон был самой туманной фигурой из всех, кто входил в таинственную Школу ночи.
– Думаю, ты не слишком удивлена, узнав, кем на самом деле является Мэтью Ройдон? – спросил он, изогнув черную бровь.
– Удивления мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Надо было меня предупредить, прежде чем зашвырнуть в гущу здешних событий.
– И что бы ты сделала? Нам едва хватило времени, чтобы одеться. Где уж там было обсуждать проект исследований! – Мэтью повернулся, спустив ноги на пол. Наше время наедине было прискорбно кратким. – Диана, у тебя нет причин для беспокойства. Они обычные люди.
Что бы Мэтью ни говорил, я не считала его друзей обычными людьми. Школа ночи придерживалась еретических воззрений, злословила насчет продажности двора королевы Елизаветы и насмехалась над интеллектуальными претензиями духовенства и ученых. «Безумны, скверны и опасны для знакомства» – эти слова как нельзя лучше описывали Школу ночи. Вместо тесного круга друзей, празднующих Хеллоуин, мы очутились в осином гнезде интриг Елизаветинской эпохи.
– Даже если отбросить безрассудство, присущее порой твоим друзьям, не жди, что я буду равнодушно зевать, когда ты знакомишь меня с теми, чью жизнь и творчество я изучала все свои взрослые годы, – сказала я. – Томас Хэрриот – один из выдающихся астрономов его времени. Твой друг Генри Перси – алхимик.
Пьер, явно знакомый с внешними признаками злящейся женщины, поспешно бросил моему мужу черные штаны, чтобы к моменту, когда моя злость выплеснется наружу, Мэтью не оказался с голыми ногами.
– Уолтер и Том – тоже алхимики, – сообщил Мэтью, почесывая подбородок и не обращая внимания на штаны. – И Кит балуется алхимией, но безуспешно. Постарайся не задумываться о том, что тебе известно про каждого из них. Почерпнутые тобой сведения могут оказаться недостоверными. И будь поосторожнее с привычными тебе историческими ярлыками, – продолжал он, натягивая штаны. – Уилл мечтает высмеять Школу ночи и побольнее ударить Кита, но это случится лишь через несколько лет.
– Мне ровным счетом наплевать, что́ Уильям Шекспир делал, делает сейчас или сделает в будущем, поскольку сейчас он не находится в большом зале, коротая время с графом Нортумберлендом! – бросила я, выскальзывая из высокой кровати.
– Разумеется, Уилла здесь нет, – примирительно махнул рукой Мэтью. – Уолтер не одобряет его стихотворный размер, а Кит считает Уилла продажным писакой и вором.
– Спасибо, успокоил. А что ты собираешься рассказать им обо мне? Марло подозревает, будто мы что-то скрываем.
Серо-зеленые глаза Мэтью встретились с моими.
– Полагаю, я скажу им правду.
Пьер подал Мэтью дублет: черный, с затейливой подбивкой. Сам он смотрел поверх моего плеча. Ну просто образцовый, вышколенный слуга.
– Я скажу, что ты путешественница во времени и ведьма из Нового Света.
– Правду, – сухо повторила я.
Пьер слышал каждое слово, однако ничем не выказал своей реакции. Мэтью игнорировал его присутствие, словно тот был невидимкой. Интересно, надолго ли мы задержимся в этом столетии, чтобы и я научилась не замечать слуг?
– Да, правду. Почему бы и нет? Том будет записывать каждое твое слово и сравнивать со своими материалами по алгонкинскому языку индейцев. Что касается остальных… вряд ли они станут обращать на тебя особое внимание.
Казалось, Мэтью сейчас больше волнует его одежда, чем реакция друзей на меня.
Франсуаза вернулась в сопровождении двух молодых теплокровных женщин. Руки обеих были полны чистой одежды. Палец вампирши указал на мою ночную рубашку. Я спряталась за балдахинным столбом и нагнулась, чтобы ее снять. Спасибо времени, в котором я выросла, и спортивным раздевалкам. Они научили меня без особого стеснения переодеваться на глазах чужих людей. Рубашку я решила снимать через голову.
– Кит не оставит меня без внимания, – сказала я, продолжая разговор с Мэтью. – Он усиленно ищет причину для неприязни ко мне. Узнав правду, он получит сразу несколько.
– С ним не будет сложностей, – уверенно возразил Мэтью.
– Марло – твой друг или твоя марионетка?
Я все еще высвобождала голову из складок ночной рубашки, когда услышала испуганный возглас и сдавленное «Mon Dieu!».
Я застыла. Франсуаза увидела шрам в форме полумесяца, украшавший нижнюю часть спины, а также звезду между лопатками.
– Я сама одену мадам, – холодно сказала служанкам Франсуаза. – Оставьте одежду и возвращайтесь к своим делам.
Сделав реверанс, служанки удалились. На их лицах я не заметила ничего, кроме праздного любопытства. Знаков на моей спине они не увидели. После их ухода мы заговорили разом.
– Кто это сделал? – спросила ошеломленная Франсуаза.
– Об этом никто не должен знать, – вплелись в ее вопрос слова Мэтью.
– Всего-навсего шрам, – поспешила сказать я, вставая на защиту собственной спины.
– Кто-то клеймил вас знаком семейства де Клермон, – не унималась Франсуаза. – Милорд пользуется этим знаком.
Я ощутила приступ тошноты, вспомнив ночь, когда другая ведьма клеймила меня как предательницу.
– Мы нарушили завет, – призналась я. – А это – наказание, полученное от Конгрегации.
– Так вот почему вы оба здесь, – усмехнулась Франсуаза. – Завет с самого начала был глупой затеей. Филиппу де Клермону ни в коем случае нельзя было на него соглашаться.
– Завет оберегал нас от людей, – сказала я.
Я не питала особой симпатии ни к этому соглашению, ни к девяти членам Конгрегации, настоявшим на его введении, однако века существования завета доказали его неоспоримый успех. Он помогал существам иной природы прятаться от опасного внимания людей. Пункты древнего соглашения запрещали демонам, вампирам и ведьмам вмешиваться в политические и религиозные дела людей, а также запрещали межвидовые союзы. Ведьмам, вампирам и демонам предписывалось строить отношения только внутри своего круга. Влюбляться в «чужих» и тем более вступать в межвидовые браки запрещалось.
– Оберегал? – переспросила Франсуаза. – Только не думайте, мадам, что здесь вы в безопасности. Никто из нас так не считает. Англичане – народ суеверный. На каждом кладбище им мерещатся призраки, и ведьм они видят возле каждого котла. Конгрегация – это все, что стоит между нами и полным уничтожением. Вы поступили благоразумно, решив искать убежища в этом доме. Поторопитесь, вам еще надо одеться и спуститься вниз.
Франсуаза помогла мне выбраться из ночной рубашки, затем подала мокрое полотенце и блюдо с чем-то липким, пахнущим розмарином и апельсинами. Мне было странно, что со мной возятся, как с маленькой, однако я знала: аристократов, к которым принадлежал и Мэтью, в эту эпоху мыли, одевали и кормили чуть ли не с ложки. Пьер подал хозяину чашу с подозрительно темной жидкостью, которая вряд ли была вином.
– Мадам не только ведьма, но еще и fileuse de temps? – тихо спросила Франсуаза.
В переводе это означало «прядильщица времени». Услышав незнакомый термин, я представила множество разноцветных нитей, вдоль которых мы двигались, чтобы попасть в нужный отрезок прошлого.
– Так оно и есть, – кивнул Мэтью, поглядывая на меня и потягивая жидкость из чаши.
– Но если она явилась сюда из другого времени, это значит… – Франсуаза не договорила. У нее округлились глаза. Затем ее лицо приняло задумчивое выражение.
Должно быть, тот Мэтью говорил и вел себя по-другому.
«Франсуаза заподозрила, что к ним явился совсем другой Мэтью», – догадалась я. Меня охватила тревога.
– Нам достаточно знать, что мадам находится под защитой милорда, – довольно грубо произнес Пьер, и в его тоне отчетливо звучало предостережение. – А что́ это значит, нас не касается, – добавил он, подавая Мэтью кинжал.
– Это значит, что я люблю Диану, а она любит меня, – сказал Мэтью, выразительно глядя на слугу. – Что бы я ни говорил другим, это правда. Понятно?
– Да, – ответил Пьер, хотя его тон предполагал обратное.
Мэтью вопросительно посмотрел на Франсуазу. Та поджала губы и угрюмо кивнула.
Внимание служанки сосредоточилось на моем туалете. Франсуаза закутала меня в плотное льняное полотенце. Она, конечно же, увидела и другие отметины на моем теле, полученные в тот нескончаемый день моего поединка с ведьмой Сату. Были и шрамы, полученные уже позже, однако Франсуаза больше не задавала никаких вопросов. Усадив меня на стул возле очага, она принялась расчесывать мои волосы.
– Скажите, милорд, это нападение случилось уже после того, как вы объявили о своей любви к вашей ведьме? – спросила она Мэтью.
– Да, – ответил Мэтью, пристегивая к поясу кинжал.
– Так, значит, ее пометил вовсе не манжасан, – пробормотал Пьер. Он произнес старинное окситанское слово «кровопиец», как на окситанском языке именовали вампира. – Никто бы не посмел навлечь на себя гнев семьи де Клермон, – добавил слуга.
– Нет, это сделала другая ведьма, – сказала я.
Тепло очага защищало меня от холодного ветра, но признание все равно отозвалось дрожью во всем теле.
– Однако два манжасана стояли рядом и даже не пытались вмешаться, – мрачно пояснил Мэтью. – Они за это заплатят.
– Что случилось, то случилось.
У меня не было желания затевать вражду среди вампиров. Опасностей на нашем дальнейшем пути и так хватало.
– Если бы милорд принял вас в жены после того, как та ведьма на вас напала, дело не считалось бы законченным.
Быстрые пальцы Франсуазы сплетали мои волосы в тугие косы, которые она обернула вокруг головы и закрепила шпильками.
– Здесь вы будете госпожой Ройдон. В этой унылой стране не знают, что такое верность. Но мы не забудем, что вы из семьи де Клермон.
Помнится, мать Мэтью меня предупреждала: де Клермоны – это стая. В XXI веке я возмущалась обязательствами и ограничениями, свалившимися на меня вместе с вхождением в их семью. Однако в 1590 году моя магическая сила была непредсказуемой, познания в ремесле ведьм ничтожными, а моя самая ранняя предшественница еще не родилась. Здесь я могла рассчитывать только на свою сообразительность и помощь Мэтью.
– Там наши намерения относительно друг друга были ясны и понятны. Но я не хочу быть источником бед здесь. – Я взглянула на кольцо Изабо, потрогав большим пальцем его обод. Я надеялась, что мы сумеем гармонично вписаться в прошлое. Сейчас эти надежды казались мне нереальными и наивными. Я оглянулась по сторонам, пробормотав: – И это…
– Диана, мы с тобой оказались здесь по двум причинам: найти тебе учительницу и, если сумеем, установить местонахождение того алхимического манускрипта.
По сути, это он – таинственный манускрипт под названием «Ашмол-782» – познакомил меня с Мэтью. В далеком XXI веке он преспокойно лежал себе среди миллионов книг и манускриптов Бодлианской библиотеки Оксфорда. Заполняя бланк запроса на него, я и представить не могла, что это простое действие отомкнет хитроумное заклинание, удерживающее манускрипт на полке. Не подозревала я и того, что возвращение манускрипта дежурному библиотекарю вновь активирует заклинание. Я не имела ни малейшего представления о многочисленных тайнах, касающихся ведьм, вампиров и демонов, которые, если верить слухам, были изложены на страницах «Ашмола-782». Мэтью считал, что куда разумнее искать манускрипт в прошлом, чем пытаться вторично отомкнуть заклинание в современном нам мире.
– И пока мы не вернемся, Олд-Лодж будем твоим домом, – продолжал Мэтью, пытаясь меня ободрить.
Тяжеловесная мебель спальни и ее убранство были знакомы мне по музеям и аукционным каталогам, однако Олд-Лодж вряд ли стал бы для меня домом. Я теребила плотную ткань полотенца. Оно разительно отличалось от выцветших, истончившихся после нескончаемых стирок махровых полотенец, какие водились в доме Сары и Эмили. Из соседней комнаты доносились голоса. Само их звучание и ритм речи были чужды уху современного историка, не говоря уже об обычных людях. Но побег в прошлое был нашим единственным выбором. Последние дни в Мэдисоне наглядно нам это показали. Вампиры устроили настоящую охоту на нас и едва не убили Мэтью. Итак, в прошлое мы попали. Теперь, чтобы осуществились остальные части нашего плана, мне требовалось как можно скорее превратиться в настоящую женщину Елизаветинской эпохи.
– «И как хорош тот новый мир».
Я совершала неслыханное историческое святотатство, позволив себе цитировать строки из шекспировской «Бури» за двадцать лет до того, как пьеса будет написана. Но у меня сегодня выдалось тяжелое утро.
– «Тебе все это ново», – ответил другой цитатой Мэтью. – Так готова ли ты встретить жизненные перипетии?
– Разумеется. Только вначале дай мне одеться. – Я встала и расправила плечи. – Как здесь принято здороваться с графом?
