Несмотря на крайнюю степень серьезности сложных и срочных вопросов, которые им предстояло обсудить, оглядывая собравшееся у него в кабинете на экстренный совет общество, Мишка с трудом удержался от усмешки – уж очень неожиданным оказался состав высокого собрания. Неожиданным прежде всего для его ближников, но и для него самого тоже.

Только сейчас до Ратникова дошло, насколько он отвык за последнее время от того, что женщины могут быть допущены к вопросам стратегического управления и выработке решений, если дело не касалось исключительно области их ответственности. Допущены наравне с мужчинами. Теперь придется привыкать.

Мать, разумеется, он позвал сам. К тому, что боярыня в крепости тоже является властью, причем властью Лисовинов, понемногу привыкли, а вот появление Андрея Немого в сопровождении Арины стало сюрпризом. Впрочем, только для отроков: ни Филимон, ни Макар даже бровью не повели, только кивнули, приветствуя Немого и его спутницу. Да и сама молодая женщина чувствовала себя на удивление свободно, словно ей не раз уже доводилось сидеть за одним столом с мужчинами. Мишка не смог не восхититься про себя.

Ну да, давние и устоявшиеся обычаи изменяются, если перестают работать на то, из-за чего возникли, тем более, если начинают мешать. Перед необходимостью глобального выживания общины никакое самое упертое в своем консерватизме общество не устоит. Или будет сметено с дороги истории. Так что не за эфемерное равноправие и возможность наравне с мужиками шпалы укладывать тут бабы борются, а как раз за это самое выживание. Крепость-то на них оставалась, пока сотня воевала, вот и пришлось им впрягаться. Раз мужики их взашей не вышибли – а тут с этим не задержится – значит, справляются и дурь не несут.

Но философствовать на тему внезапно наметившихся ростков, или, скорее, эмбрионов эмансипации во вверенном ему коллективе было некогда. Тем более, Совет в его отсутствие начался сам по себе. Вернее, началось спонтанное «производственное совещание»: Дёмка, вспомнив о своих обязанностях коменданта, сцепился с Роськой.

– …Молитвы-то со своими урядниками хорошо затвердил – от зубов отлетают, – язвительно выговаривал он красному от злости Роське. – А службу они у тебя не знают!

– Это как это не знают! Получше некоторых…

– Я этих некоторых не видал, а даже сыновья Ильи Фомича лучше, чем твои тетерева, понимают, что такое воинский порядок! Может, их урядниками в восьмой и девятый десятки определить? Вместо Ионы с Максимом? Сегодня с утра эти соколы на склад заявились, целую связку бересты потребовали – это ж на неделю учебы всей Академии! Ее и так мало осталось – заготовить надо, да пока придется обходиться тем, что есть: дел неотложных и так полные руки – едва справляемся… Мальцов они хотели застращать, что ли? Ну, так те не заробели и без моего разрешения отказались выдавать. А я уж нашел, чего этим умникам сказать, раз ты не удосужился. Извиняй – не божественное.

– Это ты мастер – богохульствовать. Только сам на чем будешь рапорты писать? – наконец вставил и свое слово в его тираду Роська. – Вон, ещё и от Дмитрия придут. Или забыл про рапорты? Там много получится, за весь поход. Михайла велел в три дня управиться. А испортят сколько, пока хоть что-то путное сформули… – он покосился на Мишку и поправился. – Ну, в смысле, складно напишут пока – грамотеи ещё те.

– Так писать велено, а не бересту переводить! – возмутился Демьян. – На складе взять каждый дурень сумеет. А нету там лишней. А та, что есть – только для занятий. Я-то своим велел родить к сегодняшнему вечеру, на чём и чем писать, а дальше пусть сами догадываются.

Мишка с интересом слушал перепалку своих поручиков, но вмешиваться не спешил. Накануне он в самом деле поставил перед ближниками задачу посадить всех урядников писать рапорта по итогам действий вверенных им десятков во время похода, кои и подать ему в течение трех дней. Тема сочинения – «Где в походе Младшая стража облажалась, а где не очень, и почему». Для чего предварительно следовало опросить личный состав на ту же тему, с особым упором на вопрос «каких умений мне в походе недоставало».

Он прекрасно понимал, что в процессе анализа девяносто пять процентов написанного окажется бредом и отсеется, но, тем не менее, некоторое количество косяков удастся выявить. После чего можно ознакомить с итоговым документом наставников, дать им время на обдумывание, а потом собирать совещание и устраивать мозговой штурм на тему: «Что требуется изменить в обучении с целью исправления выявленных недоработок и предотвращения косяков в будущем». В итоге можно будет попробовать разработать письменную инструкцию по обучению.

Помимо несомненной пользы от такого действия, это должно было стать первым методическим документом Академии Михаила Архангела. Понятно, что он получится сырым, как пользованный подгузник, но лиха беда начало.

То, что при решении этой глобальной задачи из-за дефицита бересты на складе совершенно случайным эффектом станет ещё и развитие у урядников навыков находить выход из безвыходной ситуации и постижение ими великого дзена готовки щей из топора, только утвердило Мишку в собственной правоте, ибо верное управленческое решение всегда дает выигрыш по нескольким направлениям.

Наставники, не догадывавшиеся о том, что данная проблема в будущем не минует и их, прятали ухмылки и смотрели на перепалку отроков снисходительно.

На этом, выбросив из головы посторонние мысли, Мишка остановил увлекательный диспут поручиков о тонкостях добывания их бойцами канцелярских принадлежностей из воздуха и открыл совет.

– Что ж, господа, приступим. Начну с описания того, что мы на данный момент имеем… – будничным, немного скучным голосом проговорил он, опускаясь на свое место за столом и понимая, что сейчас если не огорошит большинство присутствующих, то уж озадачит наверняка.

– Во-первых, в холопском бунте, о котором все, на тот момент отсутствовавшие, уже слышали, оказались замешаны семьи трех наших отроков из четвертого десятка урядника Климента – Константина, Серафима и Феодосия. Воевода Кирилл Агеевич требует их выдачи для суда в Ратном, – Мишка остановил взглядом возмущенно дернувшегося Дмитрия. – Воевода в своем праве. И, хотя свое слово он ещё не сказал, я знаю о его решении достоверно. Но Младшая стража своих не выдает. Что с семьями отроков – пока не известно, надеюсь, живы. На то, что боярин передумает и от своего намерения откажется, надеяться нам не следует, но пока слово его не сказано, у нас есть ещё время что-то предпринять. Потому что когда он его скажет, а мы не подчинимся, это будет бунт против воеводы… – Мишка обвёл глазами построжевщих и нахмурившихся при этих словах наставников и, чуть помедлив, продолжил: – Наставникам, а тем паче своим старшим родичам я приказывать никак не могу, а и мог бы, в таком деле не стал бы. Но полагаюсь на их мудрость и жизненный опыт и прошу о посредничестве и совете, чтобы избежать кровопролития в лисовиновском роду. Да и сотня с Младшей стражей в бою породнилась, Ратное для нас – свое, и мы ему не чужие. И негоже нам друг против друга железо поднимать. Не хочу даже думать, что такой грех придется на душу брать. Это наша первая забота, но не единственная.

Во-вторых, на землях за болотом вовсю идет раздор между ближниками тамошнего боярина, который давно уже пребывает в отъезде. У нас в крепости находится их боярич, вы все его уже знаете – Тимофей. Нам он теперь родня, а наставнику Макару – крестник и приёмный сын. По возвращении боярина Журавля мы будем заключать с ним договор о том, чтоб он признал над собой воеводу Корнея и пришёл под руку туровского князя. Ему это выгодно, ибо тогда и боярство его подтвердится, и промеж нас вражды не останется.

Не по закону и не по совести допустить, чтобы власть боярская была свергнута обманом и предательством. Не прав боярин в чём-то, виноват ли перед богом и людьми – про то разбираться надо княжьему суду, а не самовольно расправу творить. На наших землях того допустить никак невозможно. Так что теперь и это – забота рода лисовиновского и воеводы Погорынского.

И, наконец, в-третьих. Через два дня к нам из-за болота прибудут семьи воинов. Тех, которые держат руку своих бояр и намерены не допустить полного разорения земель, а с нами хотят породниться. Их начальный человек с Макаром сговорился о женитьбе детей, прислал к нам своего сына и попросил определить его на учебу в Академию. Так как Макар наставник, то его родича примем без платы, но отрока надо крестить, отец его на это согласие дал. Я уже распорядился приписать его к десятку разведчиков и поселить с ними же, в казарме. Окрестим, как только до нас доберется новый священник, который прибыл в Ратное с обозом.

Мишка посмотрел на мать:

– А вот беженцев встретить надо будет уже тебе, матушка, как положено, разместить и оказать помощь.

Анна молча кивнула.

– Ну, что скажете, господа совет? – Мишка обвел взглядом напряженные лица своих ближников и наставников, отметил, как коротко переглянулись мать с Ариной и неожиданно споткнулся о насмешливую Кузькину физиономию, резко контрастирующую с остальными. Двоюродный братец глядел с таким видом, как будто уже знал ответы на все вопросы и только хотел дождаться, пока и остальные догадаются.

– Говори, Кузьма, – предложил он. – Вижу, ты ответы на все вопросы знаешь.

– А чего тут говорить, Минь, – Кузька поднялся и тряхнул чубом. – С дедом… С боярином Корнеем нам сейчас воевать не с руки. Но и ему с нами – тоже. Боярин Федор, да и ратники Егора про то, что в Турове было и какова княжья воля, ему уже рассказали, небось. Ты верно решил – я только сейчас понял: не дал возможности Корнею Агеичу отдать нам приказ, потому и Илья в воротах застрял, так? Воевода за нами следом не послал никого. Значит, уже и сам это понял.

Поговорить с ним надо и по-хорошему решить согласием. За троих отроков Младшую стражу положить, тем более, если виноваты их родные и кровь на них есть… Оно того стоит? Потому как у прочих тоже родня – вон, тетка Дарена погибла, и ещё Лисовины. И среди ратнинских есть убитые – из родни наших же отроков. Они тоже им кровники. Если бы вчера да при всех заставили Младшую стражу разоружиться и своих сдать – тогда хоть распускай отроков да коров пасти отправляйся. А так… Отдадим их, остальным разъясним – и по закону это. А тогда и со всем остальным проще разбираться будет.

– Обозник! – Дмитрий не сделал даже попытки встать и голоса не повысил, но сказал – словно плюнул.

– Что?! Это ты про кого?! – Кузька было рванулся в сторону старшины, но тяжелая рука Немого, оказавшегося у него за спиной так стремительно, что Мишка не заметил, как он это проделал, припечатала парня к скамье. Глядел при этом Андрей на Дмитрия. Да так, что тот, казалось, вот-вот сам сползет под стол – взгляд у наставника был не менее тяжел, чем рука. Впрочем, убедившись, что порядок восстановлен, Немой не спеша вернулся на свое место и кивнул Мишке, мол, продолжай.

– Кузьма, у тебя все? – подчеркнуто спокойно спросил Мишка.

– Не все! – запальчиво вскинулся братец. – Не на казнь отдать, а на суд… Они головой за родню не отвечают, да и вышли из своих родов. Теперь Младшая стража их семья, ты сам говорил, а значит, и отвечать не за что. А за родню их… Мы поручимся, если надо – виру можно заплатить из добычи, там и их доля есть. Про это с сотником сразу и условиться – Корней Агеич не дурнее нашего, и сам поймет, что нельзя их смерти предавать – остальные потом верить не будут, а нам всем ещё воевать предстоит. Но и оставлять их нельзя… Теперь все. Если кто может что лучше предложить – пусть предлагает… – он покосился на играющего желваками Дмитрия. – Или лучше всю Младшую стражу дуром положить?

– Не по-божески против своих идти. Выступать против воли воеводы всё равно что против княжьей воли, – хмуро проговорил Роська. – А княжеская власть от Бога. И бунтовать нам в таком случае – против Божьей воли и против совести подниматься. Тем более, кровь своих проливать. Нельзя. Но и выдать отроков – не по-божески. И тоже – против совести идти.

– И тут свое заладил, святоша! – скривился Артемий. – И без тебя понятно, что хоть так, хоть эдак – а все одно в дерьме. Ты нам что, предлагаешь, всеобщий молебен тут всей Младшей стражей устроить? Вдруг полегчает или Господь вразумит…

– И не помешало бы! – насупился поручик Василий. – Может, с того и тебе ума прибавилось бы… А главное, отца Меркурия, что с нами из Турова прибыл, для этого сюда вызвать. И просить его быть в этом деле судьей и посредником. Воевода Кирилл его послушает…

– Послушает! Ещё как послушает! А потом велит отроков казнить и Младшую стражу распустить. А нас припишет к десяткам новиками… В лучшем случае! – оскалился Дёмка. – Ладно, поручик Василий у нас давно на голову уроненный – хлебом не корми, дай помолиться. Но ты-то деда знаешь! – Он смерил Кузьму презрительным взглядом. – А туда же, «условимся с воеводой!» Как же! Дед по-своему сделает и прав будет! Да, прав! – хмуро обвел он совет взглядом. – И я бы на его месте так же… А потому – вначале спрятать надо отроков, а потом уже договариваться. И не тайно, а чтобы при всех воевода свое слово сказал – тогда обратного пути не будет.

Я так думаю, все одно не отсидимся тут, так что придётся нам с Кузьмой завтра домой съездить. Родителей повидать все равно надо, а то не по-людски получается. Матери подарки отвезем, привет передадим от крестников, посмотрим, что и как, и где семьи бунтовщиков содержатся. И что нам ещё там дед скажет, послушаем. Виноватить нас ему не за что: это Михайла велел в крепость идти, не заходя в Ратное, если бы мы приказа своего сотника ослушались, воевода бы первый нас пришиб за такое. А потому и задерживать не станет, а что надо – через нас передаст.

– Куда отроков спрятать-то хочешь? – нахмурился Дмитрий. – Плаве за печку, что ли?

– Да чего за печку? – неожиданно оживился Артемий. – Они у нас не за мамкиными юбками сидят – в походе уже побывали. Вон, Михайла говорит, за болотом неспокойно. Раз к нам семьи отправляют, стало быть, воевать собрались, им там вои лишними не будут, хоть и новики. Отослать туда наших. Мить, как думаешь, не опозорят же?

– Не опозорят, отроки дельные, – кивнул Дмитрий и с надеждой посмотрел на Мишку. – Может, и правда, Минь? Примут их там? Мы поручимся, а если помочь надо, так и ещё кого с ними отправим…

– Сдурели вы, что ли? – возмущенно встрял молчавший до сих пор Мотька. – Их родню и так обвиняют в том, что они в бунт пошли, а бунт как раз из-за болота и затеяли. Если парни туда подадутся – и вовсе решат, что они там с кем-то повязаны. Ратнинские сейчас долго разбираться не станут, и отец Меркурий тогда может не вступиться – за болотом-то язычники, а мы с ними в союз… Нет, спрятать – это правильно, только тут с умом надо…

– Так, может, их торговать отправить? – предложил со своего места Никола. – Товаров на складе хватает, а из-за ляхов мы торговать не ходили, как вернулись. Дядька Осьма и приказчики в Ратном, но мы и сами соберемся. Вон, Гринька говорил, у них дед Семен приказчиком был в молодости, не откажет, небось, советом, а то и с нами подастся. А охрана лишней не будет. Главное – мимо Ратного пройти…

– Так отец же в Ратном сейчас, – напомнил Петька. – К нему надо – он придумает, как… И потом к себе взять попросим – Михайле он не откажет, да и охрана караванов нам не лишняя, а они выученные уже.

Сыновья Никифора, не сговариваясь, переглянулись и дружно уставились на Мишку с одинаковым выражением на лицах, сделавшим их на мгновение неотличимо схожими, словно близнецов.

Мишка оглядел ближников и кивнул:

– Стало быть, в том, что выдавать своих нельзя, все согласны. Осталось решить, как убедить в этом воеводу и не довести дело до раздора. Что скажете, господа наставники? – он повернулся к старшим и зацепился взглядом за напряженное лицо матери. – Что думаешь, матушка? Ты же боярыня. Скажи свое слово.

Брови Анны слегка приподнялись, но не от удивления, а скорее от напряженного внимания. Она коротко кивнула ему и пожала плечами:

– А что тут говорить? Коли я для отроков матушка-боярыня, то как мать и судить буду: что хотите делайте, а мальчишек погубить не дам. И воеводе Корнею то же самое скажу, если потребуется. Материнское слово за детей всегда весомое.

Мишка перевел взгляд на Андрея, привычно не ожидая от него ничего, кроме короткого знака, но тот неожиданно показал глазами на сидевшую рядом Арину, с которой, кажется, уже давно обменивался знаками, плохо понятными посторонним. Молодая женщина, не дожидаясь повторного обращения, заговорила со спокойной уверенностью, причем чувствовалось, что такое «толмачество» уже привычно и для наставников, потому как ни Филимон, ни Макар при этом даже бровью не повели.

– Ты, Михайла, уже свое слово сказал, когда вчера решил отроков не выдавать и в Ратное не пошел. Воевода Корней тебя услышал. Но он решал не за себя, и даже не за род – за всю сотню, а потому нельзя его судить за то, что безжалостен: он не по жалости, не по злобе решает – по обычаю. И ни бабьей жалостью, ни угрозами его не переломить – будет надо, так и силой на своем настоит. Сотня по его слову поднимется. Но если сможешь ему доказать, что есть другое решение, и оно обычаю не противоречит и более верное, может и послушать. Но вначале надо, чтобы он вообще слушать стал.

Между тем Макар, внимательно слушавший Арину (или Андрея – тут уж не до того, чтобы разбирать), согласно кивнул:

– Это верно – надо ещё, чтобы сотник слушать стал. Может, Филимон с ним поговорит? Полусотника он выслушает… Но вернее всего – Аристарха. Вроде пора ему уже в память прийти, раз не помер. Встанет не скоро, но говорить сможет.

– Для начала самому Аристарху надо Михайлу выслушать. Беляну-то его убили, и как бы он сам крови не потребовал… – и опять Арина привычно встряла в мужской разговор, а Макар с Филимоном совершенно спокойно это восприняли. Впрочем, сразу же стало понятно – почему, так как Филимон, согласно кивнув, ответил не ей, а Андрею.

– Как раз Аристарх и послушает! – Мишка смотрел на дядьку Филимона и не узнавал его: сейчас на совете слово держал начальный человек, а не знакомый увечный старик. – Крови-то он потребует, но он всегда понимает, когда остановиться надо – потому и староста. И он лучше всех знает, на ком кровь ратнинцев, а кто ему помог село от беды уберечь. Сколько Аристарх того Медведя, как девку, обхаживал и вываживал? То-то и оно. Да и не одной своей волей он с ним сговаривался – сотник, перед тем, как на ляхов уйти, ему на это свое согласие дал. И село стоит, потому что Медведь свое слово сдержал. И ещё… – Филимон задумчиво пожевал губами, – теперь понятно, какого боярича он в бреду поминал все время – мол, за ним из-за болота шли и ещё придут – беречь надо. И какого боярина убить хотят. Мы все тогда на Михайлу и Корнея подумали, а оно вот что, оказывается… А если сейчас промеж крепостью и Ратным раздор случится, то все договора его порушатся. Не может этого староста допустить.

Макар, внимательно слушавший Филимона, хлопнул ладонью по столу.

– Он не может, и нам не должно! Ратному выгодно с соседями по-хорошему решить. Потому как если по-плохому, то за болотом полыхнет, а тушить нам. И не дай бог, на нас перекинется – и там, и здесь только пепелище останется.

– Так-то оно так, – кивнула Арина, быстро обменявшись с Андреем новой порцией только им двоим понятных знаков. – Но не Корней крови потребует – сотня. Староста про свои дела с Медведем никому не говорил, а вот то, что холопам подмога из-за болота шла, все знают. А если ещё бабы про Тимофеево умение вспомнят, и вовсе ратники на сотника насядут. Захотят не только кровь за кровь взять, но и посмотреть, что там за мастера, если малец-подмастерье такое умеет. Всего они не видели, но ведь бабы-то ещё и приврут, как водится…

– Верно говоришь, Андрюха, – озабоченно покивал Макар. – Только дело ещё хуже… ТАК даже моя Верка приврать не сумеет! – он оглядел присутствующих и полез за спину. Достал подарок Медведя и принялся его бережно разворачивать. – Вот что мне мой сват подарил…

То, что чудо-меч никого не оставит равнодушным, Мишка, конечно, предвидел, но одно дело предполагать, а другое при этом присутствовать. Пожалуй, вытащи сейчас Макар из мешка Жар-птицу, и то бы эффекта сильнее не произвел. Ладно, отроки – взрослые воины при виде того, что держал в руках наставник, похоже, забыли про все на свете и замерли в немом потрясении.

Выражения лиц наставников, когда они рассматривали клинок, напомнили Мишке пацанов из его далекого детства, когда кто-то из приятелей контрабандой вынес из дома дедов наградной ТТ – похвастаться. С дарственной надписью на пластинке. Демонстрация состоялась в парадном, где жил обладатель сокровища, так как дальше двери квартиры он с этим счастьем отходить не решался и из рук не выпускал. Несколько особо доверенных приятелей, допущенных к осмотру реликвии, среди которых оказался и Ратников, собрались кружком и восторженно смотрели на самый настоящий – всамделишный «пестик»! – отчаянно завидуя своему приятелю, имеющему доступ к подобному чуду и почти физически ощущая страстное и непреодолимое желание хотя бы дотронуться до него, а лучше – вцепится намертво и ощутить тяжесть холодного металла в руке… Лет им тогда было, дай бог, если по десять, а то и меньше – точно Ратников уже не помнил, но свое тогдашнее ощущение восторга и потрясение в глазах товарищей запомнил прекрасно.

И вот сейчас то же самое, но многократно усиленное выражение он отметил на суровых лицах наставников, ранее в подобном проявлении чувств совершенно не замеченных. Все без исключения попали под это сокрушающее очарование, даже Филимон помолодел и приосанился, когда бережно взял в руки чудесный меч и легким движением крутанул им «восьмерку» не хуже любого молодого бойца. Постоял, словно прислушиваясь к чему-то, вздохнул, с явной неохотой вернул оружие владельцу и усмехнулся.

– Гляди, Макар, кому ни попадя не показывай. За такой клинок не то что Ратное вырезать – все княжество заровнять можно. Я даже боюсь, чего с Корнеем станется, когда увидит – ведь на сосну залезет… – отставной полусотник подумал и покачал головой. – Не, не залезет – запрыгнет. А залезут вслед за ним Лука с десятниками. Потому как такой меч сам по себе уже боярства стоит. И если про то, что такие мечи за болотом делаются, в Ратном раньше времени прознают – беда… Головы, у кого они послабже, снесет запросто, когда поймут, какую добычу упустили. Это тебе не стадо коров из набега пригнать.

– То-то и оно, что не стадо, – кивнул Мишка. – И как в сказке про меч-кладенец – первому встречному не дастся, а если случайно и попадет дураку, так только погубит. Нельзя сотне за болото сейчас идти – если пойдут, то только тому же Мирону и подсобят лапу на это богатство наложить. Не зря Мастеровая Слобода у них в такой тайне содержится, и пока мы до нее доберемся, от неё одни головешки останутся, а мастеров порежут. Мы-то, когда за болото ходили, думали, что победителями вернулись, а на самом деле нас там, как деревенских дурачков на торгу под чужую дудку за репку плясать заставили, пока чужой дядя себе карманы золотом набивал. Ну так одного раза и хватит, наверное. Но для нас в нынешнем положении даже не это самое главное, тут с другого бока смотреть надо.

– Уверен, что сейчас тебе ту же репку не подсовывают, только другим концом? – прищурился Филимон.

– Да не про то я, дядька Филимон, – досадливо отмахнулся Мишка. – Нельзя сейчас ратнинских за болото пускать, и так у многих головушки закружились – столько за прошедший год нахапали. А те, которым меньше досталось, себя обделёнными чувствуют, недовольны – прежде всего сотником. И давят на него, давят! – пристукнул он кулаком по столу. – Боярства всем хочется, а тут ещё Алексей хочет земли Куньева городища под себя подгрести. Дурной пример заразителен, дескать, хочу взять – значит, моё. Вот и заоблизывались многие на земли за болотом, а что там на самом деле происходит – и знать не хотят! А там, судя по тому, что Медведь рассказал, оч-чень непростые люди схлестнулись, и кто именно из князей туда лапу протянул, мы пока не знаем, но лапа наверняка когтистая – у князей иных не бывает.

И вопрос ещё, сами ли ратнинские голову потеряли или им помогли – вон, как холопам с бунтом нашептали. Сотня не одну больную мозоль оттоптала, мало ли кто желает её втравить в резню за болотом и таким образом ослабить – а то и вовсе с доски смахнуть.

– Минь, мы же не про сотню, а про отроков наших говорили, – Дёмка попытался вернуть разговор в прежнее русло.

– А одно с другим очень тесно связано, Дём.

– Это как это? – заинтересовался Роська.

– Кому-то очень надо ослабить сотню, и для этого не гнушаются никакими средствами. Наш с воеводой раздор – оттуда же. Удастся Корнею Агеичу на своём настоять – он лишится по меньшей мере самострелов Малой стражи, да и поддержки части рода. Не удастся – крикуны в Ратном с него запросто могут виру стребовать, да такую, что все мы без портов останемся. Получится выпнуть сотню в поход за болото – ещё лучше: часть ратников перебьют, а остальные там так пройдутся, что не один год после этого князю никакой дани с той земли не собрать. Шептунов за язык не ухватишь да на суд к князю не приведёшь, и получится, что сотня виновата в разорении земель, которые князю могли бы неплохой доход принести. Как ни кинь – везде клин.

Вот и получается, что сейчас наша задача – удержать сотню от опрометчивых шагов, не допустить окончательного разрыва воеводы с Младшей стражей и сотника – с Ратным. Мы свой ход сделали: не дали схватить отроков и пролиться крови. Теперь ход за другой стороной.

– Значит, опять шахматы, Минь? – Дмитрию, как всегда, требовалась конкретика.

– Говоришь, дураками не считает? – неожиданно и вроде бы не к месту подал голос Филимон. – Умные тем от дурней и отличаются, что только хорошо подумавши за дело берутся. Михайла прав: дело не в одном Корнее, нам со всем Ратным придется договариваться. А с Аристархом и впрямь свидеться для начала не лишнее… Все у тебя, Михайло? – кряхтя и тяжело опираясь на свою палку, Филимон поднялся из-за стола. – Тогда пойду я, а то девятый десяток у меня в мастерской сейчас должен с бронями заниматься, а за ними особый присмотр надобен – того и гляди, чего отчудят…

Все-таки пришлось девятому десятку в этот день чинить брони без присмотра наставника Филимона. Не успел он дойти до дверей, как в них снаружи постучались: от ворот прибежал посыльный с докладом – из Ратного прибыл обоз. К Мишкиному облегчению, выяснилось, что это не военная экспедиция Корнея, а семьи плотников и с ними Аринина родня.

Обрадованные долгожданной встречей с родными, плотники высыпали из открытых с Мишкиного дозволения ворот и помогали прибывшим накидывать слеги на недавно вставший лёд для переправы саней через Пивень. Дёмка с Ильей, гордо светившим роскошным фингалом (сотник все-таки приласкал его сгоряча за давешний бардак, устроенный в воротах Ратного), и дедом Семеном, который в их отсутствие окончательно взял в свои руки хозяйство в посаде и исполнял там обязанности старосты, что-то обсуждали с Нилом и Гаркуном. Лесовики Гаркуна усаживались за возниц в сани с пожитками прибывших и прямо от ворот заворачивали на посад – там уже давно ждали дома для семей артельщиков, холопы гнали туда же немногочисленную скотину, а прибывших баб с детьми боярыня Анна велела отвести в трапезную и накормить с дороги горячим. В общем, дело нашлось всем.

О Тимке-бояриче Мишка вспомнил только к вечеру. С пацаном надо было бы поговорить сразу, но не хотелось делать это наспех. Расспросить мальчишку требовалось основательно, в том числе и о самом Журавле, к которому, несмотря на новые сведения, Ратников не спешил проникаться доверием и симпатией, но проявлять этого в разговоре с мальчишкой не хотел: для него-то «дядька Журавль» строгий, но сильный, добрый и справедливый. Если поймет, что сказанное могут использовать против него, наверняка замкнется, и тогда из него слова не вытянешь.

Тимка, и впрямь оказавшийся умельцем каких поискать, с утра до вечера пропадал в кузне. Точнее, в складе при ней – в самой кузне и так было тесновато. Перед походом со склада выгребли весь запас стрел и полуфабрикатов к ним, так что нашлось место для рабочего стола. Плинфа сложил небольшую печь, плотники увеличили окно и прорезали отдельную дверь на улицу, чтобы ни сам Кузнечик, ни его помощники в кузне лишний раз не мешались.

Наличие у Тимки помощников сотника очень обрадовало, хотя появление их до некоторой степени стало следствием события скорее курьёзного – испытания предшественника того самого змея, который приветствовал возвращение Младшей стражи из похода. Мишка еле сдерживал смех, слушая живописный рассказ матери о переполохе, устроенном в крепости «группой младших товарищей».

Решение педсовета после в буквальном смысле «разбора полёта» оригинальностью, в общем-то, не отличалось: во все времена отцы-командиры до предела загружают молодые организмы, склонные к нестандартной активности. Счастье, что наставники вовсе не разогнали всю команду для пресечения этой самой активности на корню, руководствуясь старым армейским принципом «ибо не фиг». Мишку порадовала неожиданная способность «педагогического состава» к подобной гибкости мышления, хотя причины, побудившие мужиков отступить от векам принятых обычаев и традиций воспитания воев, с первого взгляда не просматривались. Оказалось, от печальной участи Тимку спасли только прямой приказ Аристарха и авторитет Филимона, удержавшего остальных от естественной реакции нормального военного на нарушение порядка во вверенной им крепости, фактически в условиях военного положения.

Мишка и сам голову ломал, что делать с искалеченными отроками: им же нужна была не только физическая реабилитация, но в первую очередь социальная. А тут готовое решение проблемы, хотя бы на первое время.

Кузнечика Мишка обнаружил в его мастерской. Не одного – вместе с ним там находилось и их сегодняшнее «приобретение» – Медвежонок. Они с Тимкой что-то увлеченно прилаживали к новенькому самострелу, когда сотник вошел в Кузнечикову обитель, ярко освещённую несколькими свечами. Обернувшись на звук открываемой двери, оба мальчишки вскочили по стойке смирно и замерли.

– Вольно, продолжайте! – махнул рукой Мишка и взглянул на Славко. – Ты уряднику доложился, когда сюда шел?

– Так точно, господин сотник! – Медвежонок снова вытянулся и отрапортовал четко и, похоже, привычно. Мгновенно успел усвоить здешние порядки или дома был приучен к чему-то подобному? – Урядник Яков сам послал меня в кузню – самострел до ума довести. Почти готово уже, Тимофей сейчас показывает, как прицельную планку приладить.

– Прицельную планку? Ишь ты, слово какое знаешь!

– Папка сказал, – отозвался Тимка. – Они с дедом на луки мостили, только дядька Медведь сказал – баловство это, не для них.

– А почему? Удобно ведь… – удивился Мишка.

– Мне удобно. Тимке тоже, – ответил Медвежонок, который в оружии разбирался лучше приятеля. – А отцу нет. Они уже научены, по-своему, и менять их – только портить. А как по-новому учить, никто не знает. Вот у вас учат совсем по-другому. У вас с прицелом удобнее.

– Занятная приспособа…

Мишка с интересом рассматривал простейшую в общем-то конструкцию, состоящую, условно говоря, из кольца, вырезанного из среза какой-то кости, и набитой сбоку планки с высверленным в ней рядом отверстий, в одном из которых торчала щепка размером со спичку. Несмотря на примитивность конструкции, она таки работала, а главное, до нее ещё надо было додуматься. Мишка вот так и не занялся усовершенствованием самострела – других проблем хватало, да и меткости он добился без подобных приспособлений. Закрепленные полужёстко «девайсы» помогали повысить меткость стрельбы по мишени, но в бою, особенно когда требуется скорее скорострельность, чем меткость, могли помешать.

Ратников в прошлой жизни не особо интересовался современными арбалетами и луками, однако знал, что прицелы и для тех, и для других были изобретены достаточно давно и с успехом использовались как спортсменами, так и охотниками. Значит, и это простейшее устройство, придуманное Кузнечиком и сляпанное, по меркам ХХ века, чуть ли не на коленке, вполне можно модернизировать до состояния, пригодного к применению в боевых условиях.

Но здесь и сейчас Мишку занимало не само изобретение, а то, что мальчишка в принципе оказался способен к подобному творчеству, поскольку это яснее ясного свидетельствовало о его знакомстве не просто с четырьмя действиями арифметики, а, как минимум, с начатками физики и механики. Достичь же этого можно было только благодаря продуманной системе обучения.

– Сделано толково, – похвалил изобретателя сотник. – А почему именно так, понимаешь?

– Ну… не всё… Когда стрелять начал, дошло, только не всё ясно.

– Зачем кольцо вот тут, на конце самострела?

– Где щепки? Ну… чтоб их удобно крепить, и чтоб не ломались.

– Не только, – качнул головой Мишка. – Это кольцо ещё и взгляд на цели фокусирует. Знаешь, что такое «фокусирует»?

– Ага, – подтвердил Славко. – Фифан линзу шлифовал, огонь добывали.

– Хорошо. Тогда попробуй поиграть с кольцом – так, чтобы глаза на цели собирались. Можно получше сделать, но пока и так сойдет.

– Лучше? – уши у Тимофея встали торчком и, кажется, увеличились в размерах.

– Есть чем нарисовать?

Мишка огляделся, заметил покрытую воском дощечку для письма, пододвинул ее к себе и принялся набрасывать чертёж. Тимка, с горящими глазами, пристроился сбоку, с другой стороны увлечённо сопел Славко.

Кузнечик бережно подтянул к себе дощечку с наброском.

– А вот это для чего? – ткнул он пальцем в какую-то линию. – А это как крепить?

– Тонкая подстройка планки. Чтоб щепки не переставлять. И тогда их можно делать металлическими, а значит – прочными и удобными.

– Ага… Значит, это винт?

– Тим, мы сделали, что ты сказал, – в помещение «конструкторского бюро» протиснулся парень с повязкой на глазу. – Посмотри… – увидев Мишку, он поспешно вытянулся:

– Господин сотник! Дозволь…

– Вольно! – Мишка махнул рукой и про себя порадовался, что вспомнил имя отрока. – Ты к Тимофею, Касьян?

В бывшем складе еле-еле хватало места для Тимки и одного, максимум двух подручных, поэтому остальные его помощники временно ютились в трапезной, каждый раз убирая свои инструменты, когда подчинённые Плаве холопки принимались накрывать на столы. Место для полноценной мастерской златокузнеца и, как сейчас выяснилось, перспективного изобретателя, а также наставника увечных отроков и ещё бог знает кого (мать мимоходом упомянула, что кое-кто из девичьего десятка тоже бегал к Тимке ни много ни мало – на уроки рисования!), пока не подобрали.

– Касьян? – Кузнечик нехотя оторвался от незаконченного чертежа неизвестной ему технической новинки. – Я сейчас… Если закончили, сворачивайтесь.

– Чем заняты? – кивнул Мишка вслед убежавшему отроку.

– Модель камнемёта дорабатывают. Седьмую уже… Ещё узоры на филигрань к нарядам рисуют – боярыня велела. И букварь…

– Что, всё сразу?

– Так там три группы работают. Касьян модель камнемёта доводит, он технику понимает, его сам мастер Сучок хвалил. Девкам узоры для филиграни – там Софья командует. А ещё один с мелкими букварь рисует, раз конкурс проиграл.

– Конкурс? – обалдело переспросил Мишка.

– Да узор тот самый, – охотно пояснил Кузнечик. – Софья его рисунок сразу забраковала, говорит, такой надо не проволокой выкладывать, а из железа ковать и в окошки ставить. Зашибись получится.

– А модель ладьи сделать сможешь? Там тоже кое с чем покумекать надо.

– Ладьи? А какой?

– О, это уже деловой разговор! – обрадовался Мишка. – Только долгий. Мне надо, чтоб ты понял, чего я хочу – тогда и подсказать что-то сможешь. Ты крыло уже делал, значит, разберешься. Там не сложно, но нужно придумать, как по модели строить кораблики – быстро, просто и много. Делать-то для себя будете.

Он повернулся было, чтобы уйти, но наткнулся взглядом на переминающегося рядом Славко. Тот явно хотел что-то спросить, но то ли не решался, то ли не счёл правильным задавать вопросы начальству.

– Вместе приходите, эту лодку потом тебе испытывать, – улыбнулся Мишка Медвежонку. – Да, кстати, а ты Тимофею кто – друг или родич?

Парень помедлил, взвесил что-то в уме и, наконец, ответил:

– Телохранитель. Командир личного десятка боярича. Так отец сказал, когда сюда отправлял. Только Тимка командовать военными не может, он мыслит иначе. Но задачи ставить умеет. Мы его мастеровую команду не всегда могли обойти. Было дело, они нас здорово обставили…

– Правильная постановка задачи – гарантия ее решения, – подмигнул Мишка Кузнечику. – Так что боярич у вас, Славко, правильный: ему целым боярством управлять придётся, а не только военными командовать. Хотя без этого умения тоже никуда. Только… – Мишка прогнал с лица улыбку, – воинскому делу у нас есть кому учить, а с грамотой плохо. Боярин Журавль школу давным-давно устроил, а я только начинаю. Тимофей, наверное, уже знает, что грамотных у нас мало, читать-писать еле-еле научились, и то не все. А скоро нам ещё отроков пришлют, они, может, и букв не знают. Мне на всех не разорваться, так что, сами понимаете, наставники нужны, как воздух. Вот вы ими и станете.

Судя по выражениям мальчишеских физиономий, предложение застало друзей врасплох.

– Учи-ить? Нам? – Тимка с Медвежонком переглянулись и снова уставились на Мишку.

– А… самим учиться когда? – протянул Славко с неприкрытым разочарованием в голосе.

– Всегда! Самим учиться придется в первую очередь! – отрезал Мишка. – Учитель всю жизнь учится, иначе какой он учитель, к чертям собачьим – так… недоразумение. Да вы на грека своего посмотрите! Его же хлебом не корми – дай что-нибудь новое узнать.

– Эт да… – почесал Тимка нос. Задумался. Потом полез пятерней в затылок. И снова взглянул на Мишку. – Ну-у, как мастеровых учить, я знаю, а как остальных?

– Так же, как мастеровых. У вас, кроме грека, учителя есть? Или он один на всех?

– Не-е, Фифан у нас главный над всеми наставниками. И экзамены всегда он сам принимает.

– И часто у вас экзамены?

– Два раза в год, – вздохнул Медвежонок. – Были. А как теперь будет, не знаю. Греку-то в Слободу сейчас нельзя возвращаться… Наверное, кто-нибудь из наставников экзаменовать возьмётся. Может, Кадуй – он самый старший после грека. Математику с физикой рассказывает, когда Феофан в другие селища уезжает.

– Значит, старший? И много их у вас? – поинтересовался Мишка.

– Семеро… Их грек самых первых выучил. Теперь они учат. Моего среднего брата Феофан в наставники уговаривал, у него получается хорошо… – похвастался Медвежонок. – Он и нас иногда учит, помогает… Но отец ещё думает. Говорит, в группе смена нужна, а в наставники насовсем – это в Слободу идти жить или куда ещё пошлют. В других-то школах тоже кому-то учить нужно.

– А какие у вас уроки? Чему ещё учат?

– Ну, какие? – отроки переглянулись, и Тимка принялся перечислять, загибая пальцы:

– У совсем мелких только арифметика и чтение с письмом. Ну и рисование с природознайством – это тетка Улыба рассказывает, Кадуя жена. Ну, там, почему ветер дует, ночь наступает, да откуда трава растет и все такое… – Тимка пренебрежительно махнул рукой. – Сказки, в общем, больше, но это чтобы потом понятнее была физика с алхимией и астрономией. И это у тех, кто дальше учится. Ещё черчение… Ну, эт я уже говорил… – он вопросительно взглянул на Медвежонка. – Все вроде?

Славко кивнул и солидно добавил:

– У нас ещё картография есть. Но это я только с этой осени стал учить. А может, грек теперь тут учить будет? – с надеждой спросил он. – У вас же тоже школа есть?

– Школа у нас есть, – не стал спорить Мишка, – да только немного не такая, как у вас: мы прежде всего воинскому делу обучаем. В остальном нам у вас поучиться не грех. А читать вы по каким книгам учитесь? Неужто по Писанию?

– Книг мало, – вздохнул Медвежонок. – Больше просто списки. Истории интересные есть – зачитаешься, но мало – их Юрка переписывает, когда у него силы есть. А так больше по тем, что грек дает. А Писание – это что?

– А-а-а, это книги христианские, – пояснил ему Тимка. – Тебе их читать все равно придется – иначе не покрестят. Там, правда, не совсем понятно без привычки – написано языком, каким в церкви говорить надо. Ну, то есть слова вроде знакомые, но складывают их как-то…

Тимка неопределенно покрутил в воздухе рукой, не нашел подходящего сравнения и резюмировал:

– В общем, запоминать надо. И науки там нету совсем, и приключений… почти. Скучно, в общем, но привыкнуть можно. Ничего сложного – заучить просто, чтоб если кто спросит, сразу с любого места сказать мог.

– Запомню, раз надо, – вздохнул Славко и добавил рассудительно: – Память все равно надо на чём-нибудь… таком… развивать, тогда и нужное влет запоминать научишься, а разведчикам много чего требуется в голове удерживать. Отец всегда так говорит.

– Ну что, мистер Фокс? Намекаете, что пора бы нам с вами побеседовать? Ага, мало я сегодня язык отбивал на всех этих советах-переговорах, так и вы туда же! Или у вас слов нет – одни эмоции, и те непечатные, вот вы их таким образом и выразить изволили? Завидую. Черной завистью завидую, морда ты бронзовая, мне эмоции и прочие глупости – роскошь сейчас непозволительная.

Мишка устало усмехнулся, поднимая с пола фигурку бронзового Лиса, каким-то образом выпавшую из мешочка, в котором он носил ее на поясе. Как уж он умудрился развязаться – бог весть, но драгоценный мистер Фокс напомнил о себе и потребовал внимания. Не то чтобы Ратников склонен был видеть в подобных мелочах знак свыше, но внезапно понял, что ему самому сейчас, несмотря на усталость, необходим разговор с бронзовым «исповедником». Настолько, что даже сон отступил перед потребностью выговориться. Для того хотя бы, чтобы все сегодняшние разнообразные и многочисленные события, разговоры и решения утрясти в голове и систематизировать.

– Ну что, поехали по порядку, мистер Фокс? Кто у нас там сегодня первым нарисовался? Грек? Ну да, грек… Занятную личность нам Медведь подогнал: на первый взгляд типичный алкаш непросыхающий вульгарис, вот только когда он в таком случае успел своротить гору исследований, причём в самых разных областях, от металлургии до виноделия? А в придачу тянуть на себе всю местную систему образования… Вроде бы болтун, каких поискать, наговорил столько, что мозги дыбом, но в критических местах молчит, как рыба об лёд. Не складывается образ, ты не находишь, скотина хвостатая? Ничего, что я так грубо? Извини, я сегодня нервный.

Грек от нас никуда не денется, так что завязываем этого кренделя на Тимку с Медвежонком, пусть пока просохнет да проветрится – несколько дней они подождут. Не горит.

Заваруху у соседей разгребать – данных маловато, надо для начала с Данилой Мастером встретиться. Медведь, конечно, товарищ осведомлённый, но и он не всё знает. Да и рассказал мне тоже явно не всё. Пока что ясно одно: надо всеми силами удержать сотню от нового набега, если мы хотим попользоваться результатами тамошней индустриализации, коллективизации и поголовной грамотности. А посему слух о подаренном мече надо давить в зародыше. Макар не дурак, сам всё понимает.

Кстати, мой бронзовый друг, как вам новый статус Макара? До ухода на ляхов он выделялся среди других увечных ратников, которых дед сосватал в крепость, разве что спокойным нравом, немногословностью и добродушием, которое кое-кто из отроков по наивности поначалу принял за мягкость и принялся испытывать на прочность. В чем «естествоиспытатели» незамедлительно и раскаялись, выяснив, что спокойный и незлобливый дядька Макар, не теряя своей невозмутимости и добродушной усмешки, не только прекрасно владеет всеми методами «укрощения строптивых», что и другие наставники, включая Андрея Немого, но применяет их с огоньком и творческой фантазией.

А тут нате вам – крёстный и приёмный отец свалившегося нам на голову боярича, со всеми прилагающимися к нему проблемами. Мало того, через своего крестника он ещё и Лисовинам родичем стал. Нет, я не возражаю, родня достойная, а его жену леди Анна сумеет построить, хотя заставить Говоруху не брякать с разбегу всё, что на ум придёт – задача для титанов. В общем и целом же, использовать Макара для встраивания в общепогорынскую систему земель его приёмыша можно и нужно, но и это решать не сию минуту. Так что и эту проблему пока откладываем.

Вот разборки с Ратным откладывать никак нельзя. Да-да, именно с Ратным, а не с дедом, мистер Фокс, я не оговорился. Дед не с бухты-барахты стал требовать выдачи мальчишек, сами по себе они только повод надавить на него, а в идеале – вообще избавиться от власти Лисовинов. Кто именно в Ратном имеет достаточно соображаловки, чтобы в темпе переварить все те новости, которые разлетаются сейчас по селу, и достаточно веса, чтобы говорить «от общества», мы пока не знаем, тут надо только ждать парламентёров и сформулировать свои условия.

Жаль, довести сегодняшний совет до логического завершения не получилось, пришлось прерваться, но то, что требовалось, всё-таки озвучили. Я-то высказал вслух только два варианта решения – драться или сдаться, а пацаны сами вышли на третий – искать взаимоприемлемый компромисс. Что не может не радовать. Правда, в чём может быть наш выигрыш, они до конца не додумали, зациклились на мире с Ратным и защите мальчишек, но тут им старшие товарищи выводы подсказали.

Филимон так и сказал, дескать, тут настолько всё в тугой узел связано, что мы сейчас не отроков отмазываем, а судьбу всего Погорынья решаем. Сюда же подтянул и беженцев от соседей, и повторил про «не пустить сотню в набег». Когда он успел, спрашиваете? А вот только что – когда всех приезжих благополучно распихали по местам, собрались ещё раз, чтобы поставить задачи на завтра, назначить ответственных и для прочего в этом роде.

С какой стати Филимон, спрашиваете? Да я и сам поначалу обалдел, мистер Фокс. Полное впечатление, что развели меня, как узбека на Привозе. Ни хрена себе дедушка старенький, седенький! Целый полусотник у нас тут ходил с палочкой и радикулитом и в бороду посмеивался – получите и распишитесь! Нет, а лорд Корней-то каков, хрен старый! «Кого смог, мол, внучок, уговорил, не обессудь – выбирать не приходится». Интересно, он сам Филимона и его команду назначил сюда за нами присматривать или Аристарх постарался? Макара, похоже, тоже, не в дровах нашли, так что наставников нам отбирали, как говорится, «строго по анкете». Интересно, как-то ещё Тит с Прокопом себя проявят? А ты, морда бронзовая, и намекнуть не мог? Что, сам не знал? Ну так и не вякай тогда, харя чеканная.

М-дя… Вот это и есть то незабываемое чувство молодого амбициозного полковника, когда на разборе учений он узнает, что прапорщик Перепердищенко, которого ему в нагрузку, как пенсионера-общественника навязали, на самом деле посредник из штаба округа… Хотя ещё вопрос, кого тут дурили: нас с вами или Леху – меня-то дед учит, как может. Макаренко он не читал, педагогического института не заканчивал, так что тут как умеет, так и справляется с воспитанием наследника, а Рудному-то каково?…

Старший наставник… Ха! А на самом деле, выходит, его сюда под надежный присмотр подальше от Ратного засунули, чтобы под ногами не путался? Не потому ли мистер Алекс со своими орлами залетными и встрял в это скользкое дело? Тесно ему стало в крепости, захотелось личную преданность доказать и стать незаменимыми при сотнике. Ну-ну, за это мы ещё с ним посчитаемся.

…Илья ничего нового не поведал – получил от лорда Корнея в рыло у ворот и, когда в себя пришел после начальственной ласки, стал в крепость собираться. Дед не препятствовал и вообще делал вид, что его все это не касается, с Федором и Никешей о чем-то всю ночь совещался, в смысле, пил. И священник новый вроде с ними тоже. Интересный кадр отец капеллан наш вновь прибывший. Между прочим, Илья упомянул, что, не успев заехать в Ратное, этот святой человек прямо у ворот в качестве первой проповеди морду Бурею начистил. Искренне жалею, что не присутствовал – зрелище, должно быть, эпическое… Не везет чего-то Бурею в последнее время: то Млава его мордой в снег на въезде в крепость положила, теперь вот монах благословил… Но нам это все, увы, ничем помочь пока не может.

Короче, уважаемый коллега, подводим итоги.

Что мы имеем? А имеем мы с вами ввод ряда новых фигур и качественную переоценку старых, у которых «вдруг» обнаружились новые функции. То есть произошел переход понимания игры на новый качественный уровень. Причем скачкообразно. Во-первых, нам открылась ранее скрытая часть доски, а во-вторых, мы сами из фишки стали пешкой и, приподнявшись над этой доской, имеем счастье оценить открывшуюся картину с нового ракурса.

В прошлой жизни я неоднократно с таким эффектом сталкивался, и тоже при переходе с уровня на уровень. Ранее скрытая информация в силу новой «точки обзора» таковой быть перестает, ибо скрывать ее уже бессмысленно. Причем окружающие скидку на то, что картинка открылась вот только что, делать не собираются и времени на введение в курс дела и адаптацию не дают. Занял свою «клетку» сотника – вперед.

Не справишься – перейдешь в разряд битых фигур и потом о-очень трудно будет вскарабкиваться хотя бы на прежние позиции фишки.

Причем, мистер Фокс, учите громадную разницу между битой ТУТ – и битой ТАМ. Там можно попасться с коробкой денег под мышкой, а потом сделать вид, что все так и надо, и с невозмутимой миной шествовать дальше. А тут такой номер не проходит. Битая фигура в большинстве случаев оказывается убитой, и никому такое решение «кадрового вопроса» диким или неприемлемым не кажется.

Короче, система должна работать без сбоев и никаких «кандидатских сроков» не полагается, а чтобы все нормализовалось и работа перестала носить характер вечного подвига, этот вираж надо пройти. И если пройти правильно, то откроются новые возможности. Это для князя я еще долго буду оставаться пешкой. А вот внутри сотни можно занести ногу на пьедестал фигуры посолидней. И никуда не денешься – придется становиться. Хотя бы, чтобы с доски не смахнули.

…Ну да ладно – завтра Кузька с Дёмкой поедут в Ратное, родителей проведать, ну и разнюхать, что там делается. Не одни, мистер Фокс, не надо так выразительно отсвечивать – с ними вместе десяток Якова отправится. Для страховки и практики. Вернутся с информацией – от неё и будем плясать. В любом случае, хуже не будет.

Вот насчет «хуже не будет» Мишка ошибся, не оценив потенциал всех возможных и невозможных подлостей, которые может подкинуть судьба, если уж задастся целью вставлять палки в колеса.

В Ратное Кузька с Демьяном, в сопровождении десятка разведчиков во главе с Яковом, отправились с утра пораньше, а вернулись слишком рано – сразу же после обеда. Как только они показались из леса, стало понятно: все пошло не по плану – само их быстрое возвращение наводило на тревожные мысли. На взмыленных конях – видно, что гнали их всю дорогу, – Кузьма с Дёмкой злые и взъерошенные, разведчики тоже не в самом лучшем настроении, а Яков ещё и с перевязанной наспех рукой. А главное – их сопровождали Лавр и Фаддей Чума. Впрочем, сами ратники в крепость не поехали – убедились, стоя возле леса, что отроки скрылись в воротах, развернули своих коней и рванули обратно.

Что произошло, Мишка узнал из доклада Демьяна с Кузьмой и рапорта Якова, после того как его перевязала Юлька; к счастью, рана у него оказалась неглубокая, только кожу выше локтя рассадило. А дела там произошли невеселые, перемирием пока что и не пахло – напротив, хуже некуда…

При подъезде к селу Яков принял решение разделиться: трое отроков посообразительнее – рыжий Федька и близнецы Елисей с Елизаром – поехали с бояричами к воротам, чтобы дождаться их возвращения там, а остальные оставили лошадей подальше в лесу под присмотром одного из отроков, накинули белые «маскхалаты», заранее сшитые про запас, и скрытно залегли на опушке, чтобы наблюдать за происходящим возле Ратного.

Поначалу все складывалось очень даже неплохо. Возле ворот возились в снегу воинские ученики, которых Лука набрал для обучения ещё весной. Дёмка с Кузькой всех их прекрасно знали с детства, а те, как выяснилось, бывали в крепости, пока Младшая стража воевала. И хотя разведчиков они тогда не застали, но, в общем и целом, враждебности к ним не проявили. А занимался с мальчишками и вовсе хорошо всем знакомый по походу Фаддей. Так что Дёмка с Кузькой направились домой, а трое разведчиков, ожидая их, расположились на пригорке недалеко от того места, где продолжались занятия у ратнинских отроков.

Братья добрались до лисовиновской усадьбы без приключений, но деда дома не застали, а всем прочим оказалось не до них: возле Листвяны хлопотала Настена и все лисовиновские бабы, перепуганные так, что впору и их лекарке обихаживать. Если к тому, что Татьяне во время беременности постоянно становилось то худо, то маятно, и то и дело требовалась помощь, все уже как-то привыкли, то Листвяне поплохело внезапно, хотя рожать ещё вроде срок не пришёл. Неудивительно, конечно, что ее сильно приложило после всех событий последнего времени, когда глубоко беременной ключнице пришлось фактически командовать обороной лисовиновского подворья от штурмующей его со стороны села толпы холопов и отражать нападение бунтовщиков снаружи, из-за ратнинского тына, стоя на стене с луком.

Не привыкшая поддаваться слабости, Листвяна крепилась, сколько могла, но в конце концов просто упала на руки подскочившим холопкам. Хорошо, Настену долго искать не пришлось: она как раз навещала Татьяну и, не мешкая, занялась Листвяной. Перепуганные домашние метались, не решаясь послать за дедом – сотник и без того лютовал, мог и пришибить, если бы счёл, что его зря побеспокоили, – но и одновременно боялись его гнева, если не позовут, а он решит, что надо было. Лавр, вызванный ради такого случая из кузни, рассудил, что вначале надо выслушать Настену, а потом уже отвлекать от дел боярина, если что-то серьезное, а пока велел не суетиться и помогать лекарке. Вот тут-то его и застали сыновья.

Приезду мальчишек он обрадовался, но первым делом послал их к матери – та уже извелась, дожидаючись. Кузьма с Демьяном привезли Татьяне подарки, передали поклон от крестников – Артемия с Дмитрием, сообщили, что и те по ней соскучились и непременно явятся, как только смогут отлучиться из крепости. Это все, конечно, было понятно и необходимо, но вот с отцом поговорить толком они так и не успели: едва только приступили после всех предисловий к главному, как в горницу, чуть ли не распихивая холопок, пытавшихся его удержать, буквально ворвался сын Чумы – Веденя.

– Отец послал! – выдохнул от дверей отрок. – Там пришлые на ваших крепостных… оружно…

Как принесло к воротам Алексеевых дружинников, непонятно: то ли сами решили проявить инициативу, то ли Алексей послал проверить, увидев приехавших домой братьев. Выметнувшиеся черт знает откуда пятеро ратников, не давая тройке отроков, успевших все-таки вскочить в седла, возможности развернуть коней, с ходу взяли их в полукольцо. Трое напирали с фронта, отвлекая на себя, а оставшиеся двое, пройдя по целине, вышли на дорогу, отрезая путь к отступлению.

Мальчишки хоть и расслабились на солнышке, но не настолько, чтобы позволить захватить себя безоружными. Они предупреждающе вскинули самострелы, не позволяя ратникам приблизиться и взять коней под уздцы, но против пятерых вооруженных взрослых воев – трое с мечами и двое с луками – шансы были неравные. Нападавшие посмеивались, поигрывая мечами, лучники подняли свое оружие, демонстрируя готовность стрелять, но приближаться все-таки не спешили, благоразумно рассудив, что даже если двое из них уцелеют после выстрелов мальцов и отомстят за товарищей, то первым троим это будет уже безразлично. Да и не торопились они никуда, уверенные в своем численном превосходстве.

Правда, Алексеевы вои все-таки совершили две фатальные ошибки: они не успели или для разборок с мальчишками легкомысленно не озаботились надеть брони и не учли, что за рекой в засаде ожидает остальной десяток разведчиков. Их урядник решил, что пора вмешиваться, и его болт сшиб шапку со старшего из незнакомцев.

– Следующим башку продырявлю! А ну, осади! – Яков вырос из сугроба на берегу замерзшей Пивени, привлекая к себе внимание и демонстративно перезаряжая свой самострел.

– Ах ты, вошь лобковая! – взревел оставшийся без головного убора воин и махнул рукой лучникам.

От первой стрелы Яшка ушел вбок: сделал два приставных шага в сторону и тут же – один назад, уворачиваясь от второго выстрела, но опытный лучник скорректировал прицел на его движение и все-таки задел стрелой плечо. Два болта, прилетевшие из-за реки в ответ на этот залп, не промазали. Один из выстрелов вообще получился мастерским – болт вошел в переносицу, превратив затылок первого лучника в кровавое месиво. Второму тоже не слишком повезло – удар в корпус завалил всадника на круп коня. Он захрипел и вскоре затих, безвольно свесившись с седла.

Чем бы все кончилось – неведомо: у троих оставшихся мечников против трех самострелов Федьки и близнецов шансов не осталось, но из ворот им на подмогу уже ломились ещё пятеро Алексеевых воев. Вот у них-то на пути и встал с мечом в руке разъяренный до полной невменяемости Фаддей Чума.

– А ну, стоять, редька едкая! – рявкнул он, оскалясь в сторону пришлых, и добавил уже для мальчишек: – Не стрелять, обалдуи! Руки вырву – в жопу вставлю!

– Уйди! – взревел было ближайший к Чуме воин, намереваясь оттолкнуть ратника плечом, и тут же отлетел под ноги своим товарищам, выплевывая на снег зубы с кровью: Фаддей бил с левой ничуть не хуже, чем с правой. Пускать в дело меч он пока повременил, и нападавшие, видимо, поняли, что доводить до этого не следует: одно дело – воевать с Михайловыми отроками, а другое – с ратниками села, в котором они в меньшинстве и пришлые. А потому остановились, переглядываясь:

– Мы в своем праве! Они… – подал было голос благоразумно замерший под прицелом разведчиков тот самый вой, с которого Яшка сбил шапку.

– Цыть! – не оборачиваясь, прервал его Фаддей, резко, но уже без ярости. – Его черти за уд тащат, а туда же – языком щелкать… – хмыкнул он, разглядывая своих противников.

– Они кровь пролили! – проплевавшись, хмуро заявил тот, которому Чума пересчитал зубы. Он уже поднялся на ноги, но повторять попытку пройти мимо ратника не спешил.

– Я вместе с этими мальцами воевал – они ж вас враз изрешетят, редька едкая! – уже совсем спокойно сообщил ему Фаддей. – Ни один из вас живым не уйдет, если я сейчас в сторону шагну. Только хрен там – я сначала сам вам дерьмо из потрохов выпущу! У нас в Ратном свои порядки!

Он хмыкнул, кивнув в сторону Якова, демонстративно стоявшего с самострелом на изготовку на другом берегу Пивени и мало озабоченного тем, что на его белой накидке расползалось алое пятно крови.

– Чего пялишься на него, как девка на хрен? Вокруг смотри, остальных ищи: они десятками бьются. Вы что, не знали? Значит, совсем убогие! И не мажут. С этого шапку сняли, а могли голову – свистел бы сейчас ещё одной дыркой. А вы сразу стрелами кидаться… Куда попали, ещё не разобрались? У нас оружие поднял – стало быть, до смерти. И вы первые подняли – не они…

– Какого тут?.. Мать… Едрит тебя… – от ворот к ним уже спешили ратники и Лавр с Кузькой и Дёмкой. – Ну ни хрена себе! Фаддей?! – два окровавленных тела Алексеевых вояк произвели на прибывших впечатление.

– А чего сразу Фаддей? – вернул вопрос Чума, вкладывая меч в ножны. – Они по Михайловым отрокам стрелять начали, – пояснил он, – вот те и отдарились. Пусть теперь сами убирают, чего насрали… И вообще, Лавруха, бери их коней – этим они уже без надобности. Поехали, парней проводим, а здесь и без нас разберутся.

Высыпавшие из ворот ратники рассматривали убитых воев, оглядывались на отроков без особого возмущения, но и выражать свое одобрение не спешили. Оставшиеся в живых Алексеевы дружинники сбились в кучку и мрачно препирались друг с другом, не решаясь переходить к активным действиям. Фаддей и Лавр, подхватив поводья коней убитых лучников, заслонили собой мальчишек и аккуратно вытолкали их в сторону переправы…

Слушавший вместе с Мишкой доклад о подвигах разведчиков Филимон мрачно оглядел отроков, тяжело поднялся и кивнул Мишке.

– Вели запрячь сани, сотник. Сопровождения не надо. Один поеду.