Весь вечер, сидя за обедом, я чувствую себя хранительницей тайны. Впервые за все время я обладаю собственной, принадлежащей лишь мне властью, силой, отнять которую не может даже Мадок. От одной лишь этой мысли — я шпионка! Шпионка принца Дайна! — меня охватывает волнительная дрожь. Мы едим крохотных птичек, нашпигованных ячменем и черемшой, хрустящих, истекающих жиром и медом. Ориана изящно разбирает своих. Оук жует кожицу. Мадок ест все подряд: мясо, косточки, кожицу. Я ковыряюсь в тушеном пастернаке. Тарин тоже за столом, а вот Виви не вернулась. Подозреваю, что охота с Рией была только предлогом и после короткой поездки по лесу она снова улетела в мир смертных. Интересно, ужинает ли она с семьей Хизер?

— Ты хорошо показала себя на турнире, — говорит Мадок, похрустывая косточками.

Я не напоминаю, что он ушел, не досмотрев состязание до конца. Не знаю, что именно он успел увидеть, но сомневаюсь, что многое.

— Понимать ли это так, что ты изменил свое мнение?

Наверно, он слышит что-то в моем голосе, потому что перестает жевать и смотрит на меня, прищурившись.

— Насчет рыцарства? Нет. Твое будущее мы обсудим, когда новый король займет свое место.

Мои губы трогает слабая улыбка.

— Как хочешь.

В конце стола Тарин, наблюдая за Орианой, пытается копировать ее манипуляции с птичкой. В мою сторону она не смотрит, даже когда просит передать кувшин с водой.

Вот только помешать мне пойти за ней наверх после обеда она не может. Догоняю ее на лестнице.

— Послушай, я пыталась сделать так, как ты хочешь, но не смогла, и я не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Это моя жизнь.

Тарин оборачивается.

— Чтобы вот так ее бездарно тратить?

— Да. — Мы уже на лестничной площадке. Рассказать ей о принце Дайне я не могу, да если б и могла, не уверена, что это бы помогло. И вряд ли ей такое бы понравилось. — Жизнь — наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим.

Сестра закатывает глаза, и в голосе ее слышатся язвительные нотки:

— Ах как мило! Ты это сама придумала?

— Да что с тобой такое? — сердито спрашиваю я.

Она качает головой.

— Ничего. Может, было бы лучше, если бы я думала так же, как ты. Не обращай внимания, Джуд. Ты и вправду была сегодня хороша.

— Спасибо. — Я хмурю в замешательстве брови и снова думаю о том, что сказал о ней Кардан, но повторять эти слова, обижать ее ими не хочу. — Так что, ты уже влюбилась?

Тарин смотрит на меня как-то странно.

— Я завтра останусь дома. Не пойду на лекцию. Делай со своей жизнью что хочешь, я на это смотреть не обязана.

Направляюсь во дворец, а ноги будто свинцовые. Земля устелена опавшими яблоками, чей аромат висит в воздухе. На мне длинное черное платье с золотистыми манжетами и зеленой тесьмой — моим любимым цветом. Вверху, на ветвях деревьев, выводят трели дневные птицы. Я улыбаюсь и ненадолго даю волю фантазии: коронация принца Дайна... я танцую с ухмыляющимся Локком... растерянного Кардана выволакивают из зала и бросают в мрачную подземную темницу. От приятных мыслей отвлекает яркая белая вспышка. Поднимаю голову — да это же белый олень! Стоит не далее как в дюжине футов от меня. На рогах растянулась тонкая сеть паутины, а белый мех такой яркий, что кажется в послеполуденном свете серебристым. Мы долго смотрим один на другого, потом он срывается с места и убегает в направлении дворца. Затаив дыхание, я провожаю его взглядом и решаю, что олень — доброе предзнаменование. По крайней мере поначалу так оно и выходит. Уроки проходят неплохо. Наш наставник, старина Ноггл, чудаковатый фир дарриг с севера — у него мохнатые брови и длинная борода, в которую он время от времени сует ручки, клочки бумаги. Ноггл любит поговорить о метеоритных бурях и их значении. День уже клонится к вечеру, и старик заставляет нас считать звезды. Занятие скучное, но позволяет расслабиться. Ложусь на одеяло и смотрю на темнеющее небо. Плохо только, что в темноте трудно делать записи. Обычно вести вечерние уроки помогают свисающие с деревьев светящиеся шары или большие скопления светлячков. На тот случай, если ни шары, ни светлячки достаточного освещения не обеспечат, я ношу с собой запасные огрызки свечей, поскольку человеческое зрение не такое острое. Впрочем, зажигать свечи, когда мы изучаем звезды, в любом случае не разрешается. Вывести разборчиво ту или иную букву и при этом не испачкать чернилами пальцы дело нелегкое.

— Помните, — наставительно продолжает Ноггл, — что необычные небесные явления часто предшествуют важным политическим переменам, и, учитывая появление на горизонте нового короля, нам важно внимательно наблюдать за знаками и правильно их интерпретировать.

В темноте слышится хихиканье.

— Никасия, — обращается к ней наставник, — у тебя какие-то трудности?

— Никаких, — отвечает она заносчивым тоном нераскаявшегося грешника.

— Тогда что ты можешь сказать нам о падающих звездах? Что означает звездный дождь, случающийся в последний час ночи?

— Дюжину рождений, — отвечает Никасия, что, конечно же, неправильно.

— Смертей, — подсказываю я шепотом, но Ноггл, к несчастью, слышит.

— Молодец, Джуд. Рад, что меня хоть кто-то слушает. А кто хочет сказать, когда именно наиболее высока вероятность этих смертей?

Теперь, когда я во всеуслышание заявила о намерении подавить Кардана своим величием, держаться в тени уже не имеет смысла.

— Это зависит от того, через какое созвездие проходит дождь и в каком направлении падают звезды. — Еще не успев закончить, я чувствую, как сдавливает горло. Как хорошо, что сейчас темно, и мне не приходится видеть противное выражение на физиономии Кардана. Или Никасии.

— Отлично, — кивает Ноггл. — Вот почему так важно тщательно все записывать. Продолжай!

— Какая скука, — ворчит Валериан. — Пророчества — это для ведьм и малых народцев. Нам полагается постигать предметы более достойные. Если я намерен провести ночь на спине, то в самый раз постичь науку любви.

Кто-то смеется.

— Хорошо, — уступает Ноггл. — Тогда скажи мне, какое небесное событие предвещает успех в любви?

— Раздевание, — отвечает Валериан под еще более громкий смех. — Когда девушка снимает платье.

— Эльга? — Наставник обращается к девушке с серебристыми волосами, смех которой напоминает звук бьющегося стекла. — Можешь ответить? Похоже, его неудача в любви и объясняется незнанием.

Эльга бормочет что-то невнятное и запинается. Подозреваю, просто не рискует вызвать неудовольствие Валериана.

— Неужели мне нужно снова обращаться к Джуд? — насмешливо спрашивает Ноггл. — Или к Кардану? Может быть, ты нас просветишь?

— Нет, — коротко отвечает Кардан.

— Что так?

В голосе Кардана звенят злоба и уверенность в своей власти.

— Я согласен с Валерианом. Урок скучен. Зажгите лампы и начните другой, более достойный и полезный.

Ноггл держит долгую паузу.

— Да, мой принц, — говорит он наконец, и все световые шары вокруг нас вспыхивают. Глаза привыкают не сразу, и я несколько раз моргаю. Интересно, приходилось ли Кардану когда-нибудь заниматься тем, что ему не по вкусу. Неудивительно, что на лекциях он почти всегда спит.

— У нее плохое зрение, — с притворным сочувствием говорит Никасия, и я лишь теперь понимаю, что она стоит надо мной и размахивает моей тетрадкой, демонстрируя всем мои каракули. — Бедная, бедная Джуд. Сколько трудностей ей приходится преодолевать.

На пальцах и золотистых манжетах платья — повсюду чернильные пятна.

Кардан разговаривает о чем-то с Валерианом. Локк с обеспокоенным лицом наблюдает за нами, а Ноггл роется в стопке толстенных пыльных фолиантов, пытаясь, наверно, придумать, какой урок может понравиться Кардану.

— Извини, что не можешь разобрать мой почерк. — Я дергаю тетрадку. Страницы рвутся, так что от моей вечерней работы мало что остается. — Но я бы не сказала, что это недостаток.

Никасия бьет меня в лицо. Застигнутая врасплох, я спотыкаюсь и падаю на колено, лишь в последний момент собравшись, чтобы не растянуться на земле. Щека жжет и горит, в ушах звенит.

Я думала, что понимаю, как ведется игра. И, оказывается, ошибалась.

— Знаешь, так нельзя. — Бессмыслица, конечно, но ничего другого в голову не приходит.

— Я могу делать все, что хочу, — тем же надменным тоном отвечает она.

Остальные взирают на нас в полном изумлении, а Эльга даже прикрыла рот ладонью. Смотрит из далека и Кардан, и по выражению лица ясно, что своим поступком Никасия совсем ему не угодила. Все то время, что я нахожусь среди них, никто не позволял себе переступать определенные границы. Когда нас с сестрой столкнули в реку, этого никто не видел. Так или иначе, я живу в доме генерала и нахожусь под его защитой. Кардан еще мог бы набраться смелости и бросить ему вызов, но остальные, как мне представляется, если и решились бы нанести удар, то только исподтишка.

Похоже, я разозлила Никасию так, что она позабыла об осторожности.

— Вызываешь меня на поединок? — спрашиваю, поднимаясь, и представляю, с каким удовольствием посчиталась бы с ней. — Потому что если да, то право выбора времени и оружия за мной.

Не сразу, но до нее все же доходит, что мой вопрос требует ответа. Я могу быть для них грязью под ногами, но это не освобождает Никасию от обязательств перед собственной честью.

Уголком глаза замечаю идущего к нам Кардана. Тревожное беспокойство смешивается со страхом. С другой стороны Валериан толкает меня в плечо. Делаю шаг в сторону, но недостаточно быстро, чтобы избежать волны запаха перезревших фруктов.

Высоко над нами, в черном куполе ночи, падают семь звезд. Машинально вскидываю голову, но определить точную траекторию падения уже не успеваю.

— Кто-нибудь отметил? — кричит Ноггл и роется в бороде в поисках карандаша. — Это же то самое небесное событие, которого мы ждем! Кто-то должен был отметить точную исходную точку. Быстрее! Записывайте все, что помните.

Пока я смотрю на звезды, Валериан прижимает к моим губам что-то мягкое. Яблоко, гнилое и сладкое. По губам, по языку бежит медовый сок со вкусом солнца, бестолковой радости и пьянящего безрассудства.

Заговор Дайна защищает меня от колдовских чар и постороннего контроля, но эльфийские фрукты лишают тебя контроля даже над самим собой.

О нет, нет, нет, нет.

Я выплевываю яблоко, и оно катится по земле, но его яд уже проник в меня и начал свою разрушительную работу.

Соль. Я тянусь за своей корзиной. Мне нужна соль. Соль — противоядие. Она рассеет туман у меня в голове.

Видя, что я пытаюсь сделать, Никасия подхватывает корзинку и, пританцовывая, отступает. Валериан толкает меня на землю. Пытаюсь отползти, но он держит и снова запихивает мне в рот тухлое яблоко.

— Горько во рту? Я подслащу.

Гнилая мякоть забивает рот и нос.

Не могу дышать. Не могу...

Мои глаза открыты, и я вижу над собой лицо Валериана. Задыхаюсь. Он смотрит на меня с легким любопытством, как будто ждет, что будет дальше. С периферии зрения наплывает тьма. Я задыхаюсь... умираю...

Хуже всего — расцветающая внутри и стирающая ужас радость. Все прекрасно. В глазах все туманится и плывет. Я тяну руку к лицу Валериана, но мир идет кругом, и ничего не получается, а уже в следующую секунду это не имеет никакого значения. Зачем обижать его, когда я так счастлива?

— Сделайте что-нибудь! — говорит кто-то, но я в своем бредовом состоянии не могу определить, кто именно.

Внезапно кто-то отшвыривает Валериана в сторону. Я кашляю и перекатываюсь на бок. Кардан стоит надо мной. Слезы вперемешку с соплями бегут по моим щекам, но меня хватает только на то, чтобы, лежа на земле, выплевывать кусочки приторно-сладкой мякоти. Почему я плачу? Не знаю.

— Хватит. — На лице Кардана какое-то непривычно странное выражение. На скулах играют желваки.

Я смеюсь.

Вид у Валериана недовольный, даже мятежный.

— Не дашь позабавиться?

В какой-то момент кажется, что они вот-вот подерутся, хотя с какой бы стати им драться? Потом вижу, что Кардан держит в руке соль из моей корзинки. Противоядие. (Интересно, оно-то зачем мне нужно?) Он смотрит на Валериана, подбрасывает соль, и ее рассеивает по земле ветер.

— Да что с тобой? — Кардан презрительно кривит губы. — Ну вот умрет она, и что? Кого разыгрывать будешь?

— Не умру. — Я не хочу, чтобы они расстраивались. Чувствую себя хорошо. Пожалуй, даже лучше, чем когда-либо за всю жизнь. Я рада, что противоядия больше нет.

— Принц Кардан? — вмешивается Ноггл. — Ее нужно доставить домой.

— Какие все сегодня скучные, — говорит Кардан, но ему самому, суд я по тону, совсем не скучно. Наоборот, кажется, что он едва сдерживается.

— Она не хочет домой. — Никасия подходит, наклоняется и гладит меня по щеке. — Не хочешь, так ведь, милашка?

Меня уже начинает тошнить от медового вкуса во рту. Я ощущаю легкость. Я разворачиваюсь, как знамя на ветру.

— Мне бы хотелось остаться. — Здесь все так чудесно. И Никасия просто сияет.

Не уверена, что все хорошо, но чувствую себя распрекрасно.

Все такие удивительные. Даже Кардан. Раньше он мне не нравился, а теперь я думаю, что вела себя глупо. Я широко и счастливо улыбаюсь ему, хотя он и не отвечает тем же.

Ничего, просто не надо принимать все на свой счет.

Ноггл отворачивается, бормоча что-то о генерале и глупостях, а еще о том, что принцам недолго носить голову на плечах. Кардан смотрит ему вслед, сжимая кулаки.

Несколько девушек рассаживаются вокруг меня на траве. Они смеются, и я смеюсь вместе с ними.

— Впервые вижу, как смертная пробует эльфийские фрукты, — говорит одна из них другой. — Она это запомнит?

— Если только кто-то не наложит чары забвения, — раздается у меня за спиной голос Локка, но не злой, как у Кардана, а приятный. Я поворачиваюсь к нему, и он трогает мое плечо. Какая теплая у него ладонь.

— Она не захочет, — смеется Никасия. — Ей бы еще кусочек яблока.

При воспоминании о яблоке рот наполняется слюной. Сколько их, блестящих и золотистых, валялось на тропинке по пути в школе. Кляну себя за глупость и жалею, что не остановилась, не подобрала.

— Так ее можно расспросить кое о чем? — интересуется Морагна. — О том, о чем спрашивать не принято? И она ответит? Не смутится?

— А с чего бы ей смущаться, если она среди друзей? — Никасия щурится, как кошка, которая только что съела сметану и готова подремать на солнышке.

— Кого из нас ты больше всего хотела бы поцеловать? — спрашивает Флоссфлауэр, придвигаясь поближе. До сих пор мы едва перебросились парой слов, и теперь я рада, что она хочет подружиться.

— Я бы хотела поцеловать вас всех. — Они покатываются со смеху, а я смотрю на звезды и улыбаюсь.

— Ты носишь слишком много одежды, — замечает Никасия и, глядя на мои юбки, неодобрительно качает головой. — И они уже испачкались. Их нужно снять.

А ведь правда, как это я не замечала, что платье такое тяжелое. Представляю себя совершенно голой в лунном свете, с серебристой, как листья над нами, кожей.

Я поднимаюсь. Все вокруг как будто немного скособочилось. Начинаю стягивать одежды.

— Ты права. — Меня охватывает радость. Платье соскальзывает и разливается под ногами мелкой лужицей. Белье на мне обычное, из мира людей — черный бюстгальтер и трусики в зеленый горошек.

Все смотрят на меня как-то странно, словно никогда такого белья не видели. А еще все вокруг сияет и блестит, так что, если смотреть долго, начинает болеть голова.

Какое мягкое у меня тело, как покачиваются груди, вот если бы не мозоли на руках... Под ногами теплая земля, мягкая трава щекочет голые подошвы.

— Я — красивая, да? — Мне интересно знать мнение Никасии.

— Нет, — отрезает она, бросая взгляд на Валериана, и поднимает что-то с земли. — Ты совсем не такая, как мы. — Слышать такое неприятно, но я не удивлена. Рядом с ними любая покажется бледной тенью, смазанным отражением отражения.

Валериан показывает на висящие у меня на шее бусы: высушенные красные ягоды, нанизанные на длинную серебряную цепочку.

— Это тоже надо снять.

Я заговорщически ему киваю.

— Ты прав, они мне больше ни к чему.

Никасия улыбается и протягивает руку с какой-то золотистой штукой. Присмотревшись, вижу, что это грязные, растоптанные остатки яблока.

— Давай оближи мне ладони. Ты ведь не против, да? Только сделай это, стоя на коленях.

По кружку одноклассников ветерком проносятся хихиканья и ахи. Они хотят, чтобы я сделала это. А я хочу, чтобы они были довольны и счастливы. Так же довольны и счастливы, как я. И меня

снова манит и влечет вкус яблока. Ползу к Никасии и тут...

— Нет, — передо мной встает Кардан, и его звенящий голос звучит немного неровно. Другие расступаются, дают ему пройти. Он сбрасывает мягкий кожаный сапог и выставляет вперед бледную ногу. — Джуд подползет сюда и поцелует мою ногу. Она сказала, что хочет поцеловать нас всех. Как-никак ее принц все же я.

Снова смеюсь. Даже не знаю, почему я раньше не смеялась так часто. Все такое чудесное, такое удивительное.

Смотрю на Кардана и вижу — с ним что-то не так. В его глазах пламя гнева, желания и, может быть, даже стыда. Мгновением позже он моргает, и на лицо возвращается обычное выражение холодной самоуверенности.

— Ну? Побыстрее, — торопит он. — Поцелуй ногу и скажи, какой я великий и как ты мной восхищаешься.

— Хватит, — резко вмешивается Локк и, взяв меня за руку, поднимает на ноги. — Я отведу ее домой.

— Неужели? — Кардан вскидывает брови. — Только сейчас собрался? Интересное выбрал время. Любишь пробовать, да перебрать не хочешь.

— Мне не нравится, когда ты такой, — понизив голос, говорит Локк.

Кардан вытаскивает из лацкана булавку, изящную, тонкой работы вещицу в форме желудя с дубовым листком. В голове мелькает шальная мысль, что он отдаст булавку Локку, чтобы тот не забирал меня отсюда. План Локка представляется мне совершенно невозможным.

Потом Кардан берет меня за руку, и тепло его пальцев растекается по моей коже. Он укалывает булавкой мой большой палец, я ойкаю и сую палец в рот, ощущая языком металлический привкус крови.

— Приятной прогулки.

Локк уводит меня с лужайки, прихватывая по пути чье-то одеяло, которое набрасывает мне на плечи. Фейри провожают нас взглядами. Мы выходим из рощи. Я спотыкаюсь, и Локк поддерживает меня. Некоторые из наставников отворачиваются, чтобы не встречаться со мной взглядом.

Посасываю уколотый палец и чувствую себя как-то странно. Голова все еще кружится, но уже не так, как раньше. Что-то не так, и секундой позже я понимаю, что именно. В человеческой крови есть соль.

Меня начинает тошнить. Оглядываюсь. Смотрю на Кардана, смеющегося вместе с Валерианом и Никасией. На его руке повисла Морагна. Одна из преподавательниц, жилистая эльфийка с восточного острова, пытается начать лекцию.

Ненавижу их всех. Ненавижу всей душой. Какое-то мгновение во мне живет только ненависть, только ярость, в пламени которой сгорают все прочие мысли. Трясущимися руками затягиваю вокруг себя одеяло и уступаю Локку, который ведет меня в лес.

— Я у тебя в долгу, — говорю ему, немного успокоившись. — За то, что увел оттуда.

Он окидывает меня оценивающим взглядом, и я снова ловлю себя на том, что восхищаюсь его красотой, мягкими, окаймляющими лицо локонами. Как лее неловко быть с ним наедине, зная, что он видел меня в нижнем белье, ползающей по земле, но стыд отступает перед злостью.

Локк качает головой.

— Ты ничего не должна мне, Джуд. Особенно сегодня.

— Как ты можешь их терпеть? — Я поворачиваюсь к нему, хотя он единственный, кого не касается моя злость. — Они же отвратительны. Они... чудовища.

Он не отвечает. Мы идем дальше и выходим на усыпанную яблоками тропинку. Поддаю одно с такой силой, что оно врезается в вяз и отлетает в сторону.

— Быть с ними приятно. Можно брать все, что хочешь, позволять себе все, даже самое ужасное. С ними безопасно.

— Потому что тебя они не трогают?

Он снова не отвечает.

На границе владений Мадока я останавливаюсь.

— Дальше пойду одна. — Я пытаюсь улыбнуться, но удержать улыбку на лице не получается.

— Подожди. — Он делает шаг ко мне. — Хочу увидеть тебя еще.

Приятный был бы сюрприз, но раздражение все же сильнее. Я стою перед ним, завернувшись в чужое одеяло, под которым купленное в торговом центре белье. От меня несет землей, и я только что выставила себя полной дурой.

— Почему?

Он смотрит на меня так, словно видит нечто совершенно другое. Под его напряженным, проницательным взглядом я невольно выпрямляюсь.

— Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть. Потому что хочу видеть, что ты будешь делать.

Комплимент или нет — не знаю, но, пожалуй, я его приму.

Локк берет мою руку — ту самую, которую уколол булавкой Кардан, — и целует кончики пальцев.

— До завтра, — говорит он с поклоном.

И вот в таком виде — укрывшись чужим одеялом, в сапогах и дешевом нижнем белье из супермаркета — я в одиночку направляюсь домой.

 — Скажи мне, кто это сделал, — снова и снова требует Мадок, но я отмалчиваюсь.

Он расхаживает по комнате, подробно излагая, как найдет ответственных и что с ними сделает: вырвет сердца, отрубит головы и разложит их на крыше нашего дома как предупреждение другим.

Понимаю, что угрожает он не мне, но кричит-то все равно на меня. И никакой страх не позволяет забыть, что как бы хорошо ни играл Мадок роль отца, именно он убил моих родителей.

Я ничего не говорю. Думаю об Ориане, боявшейся, что мы с Тарин своим поведением причиним неудобства ее мужу. А может быть, ее больше беспокоила его реакция, если что-то случится. Отрезать головы Валериану и Никасии — очень плохая политика, а наказать Кардана — деяние на грани измены.

В конце концов решаю положить этому конец.

— Я сама во всем виновата. Увидела яблоко, решила, что хорошее, и съела.

— Как можно быть такой глупой! — Ориана оборачивается и смотрит на меня так, словно вовсе и не удивлена, а я только лишь подтвердила ее худшие опасения. — Уж тебе ли не знать, как важно быть осторожной.

— Я просто хотела повеселиться. Думала, будет забавно, — отвечаю я, играя по мере возможности роль непослушной дочери. — Так и получилось. Я как будто оказалась в прекрасном сне и...

— Замолчите! — кричит Мадок, и мы обе останавливаемся на полуслове. — Вы, обе, ни звука больше!

Я невольно съеживаюсь.

— Джуд, перестань злить Ориану. — Он бросает на меня недовольный взгляд, которым раньше награждал только Виви.

Мадок знает, что я лгу.

— А ты, Ориана, не будь такой легковерной.

Поняв, что имеет в виду супруг, Ориана тихонько ахает и невольно вскидывает руку к губам.

— Так или иначе я выясню, кого ты покрываешь, и тогда им не поздоровится. Они еще пожалеют, что появились на свет.

— Легче от этого никому не станет. — Я откидываюсь на спинку стула.

Мадок опускается передо мной на колени и берет мою руку в свои шершавые зеленые пальцы. Должно быть, почувствовав, как я дрожу, медленно выдыхает и, отказавшись от дальнейших угроз, говорит:

— Тогда скажи, от чего тебе станет легче. Скажи, и я все сделаю.

Пытаюсь представить, что будет, если я все расскажу. Как унижала меня Никасия. Как пытался убить Валериан. Они старались произвести впечатление на принца Кардана, который откровенно меня ненавидит. И я боюсь их. Боюсь даже больше, чем тебя, а ты вселяешь в меня ужас. Останови их. Сделай так, чтобы они оставили меня в покое.

Но я молчу. Гнев Мадока бездонен. Я видела его испачканным в крови моей матери, которая лежала на полу в кухне. Этот гнев, стоит только его вызвать, назад в бутылку уже не загонишь.

Что, если он убьет Кардана? Если убьет их всех? На большинство проблем у него один ответ — кровопролитие. Если все они погибнут, их родители потребуют сатисфакции. На него падет королевский гнев. Мое положение только ухудшится, а сам Мадок, скорее всего, тоже умрет.

Я выбираю другой путь.

— Научи меня стратегии. Научи драться. Научи всему, что знаешь сам.

Может быть, принц Дайн и хочет сделать меня своей шпионкой, но это не значит, что я должна отказаться от меча.

На Мадока мои слова впечатление произвели, а вот Ориана раздосадована. Наверно, думает, что  я манипулирую им и что у меня это неплохо получается.

— Хорошо, — вздыхает он. — Если чувствуешь, что не в состоянии присоединиться к нам в столовой, Таттерфелл подаст обед в комнату. Более интенсивные тренировки начнем завтра.

— Поем наверху, — кутаясь в одеяло, поднимаюсь к себе. По пути прохожу мимо закрытой двери Тарин. Зайти бы к сестре, упасть на кровать, выплакаться. Так хочется, чтобы она обняла, утешила, сказала, что никак иначе я поступить не могла. Чтобы сказала, какая я смелая и как она меня любит. Но я знаю, что ничего такого не будет, а потому прохожу мимо.

Пока меня не было, в комнате убрали, постель застелили, окна открыли свежему вечернему воздуху. В изножье кровати лежит сложенное домотканое платье с королевским гербом, который носят слуги принцев и принцесс. На балконе сидит хоб с совиным лицом. Прихорашивается, ерошит перья.

— Ты, — говорю я. — Ты один из его...

— Отправляйся завтра в Холлоу-Холл, сладенькая, — перебивает меня гость. — Найди секрет, который не понравится королю. Найди измену.

Холлоу-Холл. Дом принца Балекина, старшего из принцев.

Двор теней дает мне первое задание.