Глава сорок четвертая
Алекс
9 октября 2010

Она давно собиралась съездить туда, где нашли Эми, но все время откладывала. Пора было наконец с этим разобраться. Это место, оптимистично именуемое «парком», не понравилось ей с первого взгляда. Устрашающе высокие деревья сгибались под яростными порывами ветра. Ночью выпала роса, и объемные тяжелые капли сверкали в паутине и вжимали в траву опавшие листья.

Бодрящее субботнее утро; еще совсем рано, но толпы китайцев с детьми уже собирают первые сладкие каштаны. Как роботы, вынимают из колючих зеленых скорлупок коричневые кругляшки и складывают в пакеты.

Как роботы? Типичный пример ничем не обоснованного расизма, который периодически просачивался из ее матери.

Каштаны росли в Кенте на каждом шагу, но нагибаться за ними было «неприлично». «Еду с пола не поднимают», – процедила мать, застукав маленькую Алекс за распихиванием каштанов по карманам.

Едва она проснулась, как навалились мысли о вчерашних открытиях. А в этом мрачном месте, под затянутым тучами небом, они давили еще больше.

Поездка к Полу Уилеру окончательно сбила ее с толку. Он был не так прост и явно о чем-то умалчивал.

В рассказе о «парне постарше» есть хоть капля правды, или это выдумано для отвода глаз? Может, Пол Уилер как раз и есть тот самый парень?

Невозможно было поверить, что Пол совершил сексуальное преступление над собственной дочерью, да еще так умело замел все следы. Невозможно – с какой стороны ни взгляни. Самые большие вопросы вызывало отсутствие гематом на интимных частях тела – признак того, что насилия не было. Она уже чуть не вынесла оправдательный приговор, но одно вероятное объяснение все же нашлось, хоть и мерзкое. И у него даже было название. Генетическое сексуальное влечение.

Термин уже настолько устоялся и вошел в повседневную жизнь, что его начинали сокращать до трех букв: ГСВ. И эти три буквы означали возможность возникновения страстной любовной связи между Полом Уилером и Эми Стивенсон. Накануне, изучая литературу, она то и дело ощущала рвотные позывы от одной мысли об этом.

Оказалось, что генетическое сексуальное влечение часто возникает между близкими родственниками, которые впервые встретились лишь во взрослом или подростковом возрасте. Братья и сестры, отданные на усыновление; кузены и кузины, выросшие вдали друг от друга; родители и дети, которые не были знакомы раньше… Случалось даже, что отец и дочь узнавали о родстве уже после свадьбы и рождения детей. Если родственники были очень похожи, – читала она, сглатывая щекочущий комок в горле, – отношения между ними складывались особенно страстные. Перед глазами возникли блестящие изумрудные глаза Пола. Она представила его пятнадцать лет назад: высокий, привлекательный, смотрит сверкающим взглядом в глаза Эми – точную копию своих. И конечно, болтает, хотя на фоне их необъяснимого взаимного притяжения слова перестают иметь какое-либо значение. Притяжения, которое, возможно (хоть и маловероятно), привело Эми сюда, в это мокрое, холодное никуда.

Она поежилась. Между группами деревьев, беспорядочно понатыканными там и сям на бескрайнем поле мокрой, растущей клочьями травы, показалось небольшое озеро, окруженное большими острыми камнями. Грязь вперемешку с травой чавкала под ногами, с каждым шагом к горлу подступала тошнота. Последнее пристанище Эми – по расчетам преступника. Не хотела бы она умереть в таком месте.

Тогда, в июле, пятнадцать лет назад, трава, наверное, была густая и зеленая. Деревья – пока еще не такие высокие – тихо стояли в летнем безветрии и только по ночам иногда тихонько шелестели листьями.

Ей представилось, как поисково-спасательная партия методично, метр за метром, прочесывает территорию с палками в руках, продираясь через высокую траву в надежде ничего не найти. Кто из них в глубине души не верил, что Эми сбежала? До того рокового момента, когда дерево соприкоснулось с остывающим телом в считаных метрах от места, где Боб в бессильной ярости сам молотил палкой по траве?

Да… не хотела бы она умереть в таком месте.

Вот и то самое место. Мрачная тесная полянка в окружении колючих зарослей, с нависшими над ней могучими каштанами. Налетел очередной порыв ветра, и Алекс, не удержавшись на тонких ногах, неуклюже опрокинулась прямо в грязь. Раздраженная, продрогшая, она кое-как поднялась.

Вокруг на много миль не было никого и ничего. Сквозь мертвую тишину едва пробивался далекий гул шоссе. Не успевшая вовремя уснуть оса вяло жужжала в ожидании смерти. Сегодня других посетителей не будет. Она пришла, никого не встретив, и уйдет, никого не встретив. Кого сюда потянет, если в городе можно гулять по набережной и в парках, где городские власти поддерживают образцовый порядок. А за этой дикой и пустынной территорией, «спасенной» от цивилизации благодаря какому-то хитроумному акту о зеленых пригородных зонах, смотрят спустя рукава, как за падчерицей.

Она немного пофотографировала. Все снимки вышли на одно лицо – десяток абсолютно идентичных изображений. Мрачное, негостеприимное место; ни цветка, ни таблички с надписью – ничего, позволяющего предположить, что оно что-то для кого-то значило.

Почему именно здесь? А почему бы и нет? Все кругом словно вымерло, твори что хочешь – кто увидит, как ты волочишь тело? Шоссе проходит близко, но не настолько, чтобы можно было разглядеть машину (возможно, угнанную Полом) на засыпанной гравием площадке, гордо именуемой парковкой, – слишком просторной для редких посетителей. Впрочем, однажды она оказалась недостаточно просторной. Машины волонтеров и полиции, наверно, выстроились вдоль забора до самого шоссе.

Она задумчиво смотрела вдаль. Гробовую тишину попрежнему не нарушало ничего, кроме далекого гудения моторов.

Где они занимались сексом в самый первый раз? Эми и тот «парень постарше»? Может, здесь? Сколько это назревало – дни, недели, месяцы? Стал ли первый раз последним, или были другие встречи?

Если это Пол, то все более-менее становилось на свои места, какой бы омерзительной ни выходила картина. Естественно, Эми никому не говорила, что видится с отцом: если их тайные отношения зашли настолько далеко и не в ту сторону, это нужно было тщательно скрывать. Естественно, Пол не признался, что виделся с Эми, раз испытывал к ней такую тягу, которая ему и в страшном сне не снилась (как и любому нормальному человеку).

Где ее избивали? Где она была, когда брызнула первая кровь? В машине, которую у кого-то позаимствовал отец? Может, Эми решила прекратить эти конспиративные встречи и порвать отношения, а он пришел в бешенство и набросился на нее неожиданно для себя? Преступление на почве страсти. Отвратительное выражение.

Он принес ее сюда, только чтобы спрятать, насытившись телом, которое ему не следовало видеть таким? И просто опустил на землю? Или Эми должна была лежать здесь на траве, чувствуя, как вокруг горла сжимаются его руки, а от пальцев ног поднимается зловещее онемение? Должна была смотреть в его глаза – такие же, как ее собственные?

Алекс представила, как свернувшуюся клубочком Эми везут на каталке, и мокрая трава торчит у нее из-под ногтей и из волос. Не задумываясь, легла на покрытую росой траву, закрыла глаза. Пахло по-осеннему, сырой землей. Это, конечно, не то: Эми чувствовала аромат теплой летней травы и зловоние с заросшего илом пруда, над которым вились тучи мошкары. Она лежала прямо здесь, ровно на этом – ничем не примечательном – месте, когда в ее голове проносились последние связные мысли.

Пол, конечно, мерзкий скользкий враль. Но все же есть в нем что-то от клоуна. Неужели он на такое способен?

Ее пробрала дрожь. Она осторожно поднялась и рванула обратно к машине, пытаясь не обращать внимания на жажду и не представлять кухонный стол с бутылкой и мерным стаканом.

Пора уже снова поговорить с Мэттом. Представить ему новую версию. От этой мысли у нее слегка кружилась голова; конечно, это не то же самое, что ключ ко всему делу, но по крайней мере что-то свежее. Она доказала. Не виновность Пола, нет, а тот факт, что она может. Может сохранять ясность мысли и способность концентрировать внимание после полудня. Может довести до конца что-то ощутимое. Может довести до конца хоть что-то.