Глава восемнадцатая
Джейкоб
15 сентября 2010

Гневный блеск в глазах Фионы не предвещал ничего хорошего. Ясно было, что он в чем-то провинился. И не просто мусор забыл вынести, а серьезно напортачил – по крайней мере, на ее взгляд.

Он прекрасно помнил, как увидел этот блеск впервые. Они встречались уже полгода – и не ходили на свидания, а просто все время были вместе; в его ванной лежала ее зубная щетка, в корзине для стирки – ее белье. Фиона еще не переехала официально, но уже практически стояла на пороге, и ему такое пограничное состояние очень нравилось.

До тех пор он ходил в больницу от случая к случаю – наверно, раз в два месяца или вроде того. Но чем крепче он привязывался к Фионе, тем сильнее становилось чувство долга по отношению к Эми.

Как-то раз он отпросился на работе до обеда, чтобы с утра поваляться в постели, а потом подольше побыть с Эми. Хотел сказать ей, что ему очень жаль, но он кое-кого встретил, – на случай, если она еще ждет его гдето там. Он не собирался бросать ее, как все остальные, но и скрывать ничего не хотел.

Фиона ушла в свой печатный салон, а он выждал подольше, подремывая и переставляя будильник, и все оставшееся утро провел в палате. Сидел, набираясь смелости сказать, что он справился и живет дальше – не так, как она, а по-настоящему. И глядел ей в лицо. Тогда Эми еще была вся в проводах; ее тело протестовало против капельниц, сотрясаясь в конвульсиях с упорством, не вязавшимся с ее бессознательным состоянием.

От этого Эми стала тонкой как щепка. Красота ее поблекла – скулы заострились, под глазами пролегли глубокие тени. Он держал ее руку, избегая смотреть ей в лицо, и вдруг сказал совсем другое. Не признался, что у него теперь другая жизнь, а пообещал в следующий раз прийти поскорее. И вообразил, будто ее веки слегка дрогнули в ответ.

Он уже пару часов сидел на работе, когда понял, что забыл включить мобильник. В телефоне его ждали несколько эсэмэсок и голосовых сообщений; он сразу же перезвонил Фионе, но она не взяла трубку.

Вечером он впервые увидел в ее темных глазах тот гневный огонек.

– Ты где сегодня был? – спросила она.

– На работе, а что?

– Я звонила, тебя не было.

– Когда, утром?

– Да.

Он задумался лишь на десятую долю секунды: разве кому-то станет лучше, если он расскажет правду?

– Я ездил к клиенту.

– Ты же говорил, что у тебя накопилась куча бумажной работы.

– Ну да, накопилась, но мне срочно пришлось ехать в Сассекс. А что?

Ее взгляд смягчился, огонек погас.

– Черт, извини. Я просто психичка.

Тогда они посмеялись, но спустя несколько месяцев это случилось снова – и опять после конспиративного визита в больницу и десятка неотвеченных вызовов. На этот раз гневный огонек не гас гораздо дольше, и, не зная, что делать с создавшимся напряжением, они «перенаправили» его в постель.

– Прости меня, Джей, – сказала она после, лежа головой на сгибе его локтя и глядя в потолок. Волосы налипли ей на лоб; одежда валялась по всему полу. – Дэн на этот счет был такой изобретательной скотиной! Я чувствовала себя полной дурой, когда узнала, что он мне изменял, причем постоянно. И мне страшно представить, что это может повториться. Хотя я понимаю, что ты не такой. Нехорошо было тебя подозревать.

– Прости, что заставил тебя волноваться.

– Не извиняйся, ты ни в чем не виноват! Я просто идиотка. В эту дурацкую ловушку, наверно, все попадаются. Проецируют старые отношения на новые.

Он не ответил.

– Все, кроме тебя, – продолжала она. – Ну-ка, посмотри на меня, строптивый жеребец!

– Фиона! – засмеялся он.

– Знаешь, девушки, с которыми у тебя все было «несерьезно», могли думать иначе. Ты им, наверно, сердце разбил! – Ее глаза озорно заблестели.

– Господи, хватит! Хотя нет, продолжай. Нет, не надо, хватит! – ухмылялся он.

– Ты правда ни с кем по-настоящему не встречался в колледже и в универе?

– Правда. Один раз что-то началось, но быстро заглохло.

– Значит, я твоя первая постоянная девушка? Точно? – Точно. В миллионный раз повторяю – ты моя первая постоянная девушка! Со школы.

– Школа не считается, это все знают. Значит, я первая! Я первая, я первая, ля-ля-ля, смотри на меня! – пропела она. – Первая постоянная девушка. Первая и единственная, ради которой ты перестал ходить по бабам!

Джейкоб засмеялся и прижал ее к себе.

– Ну ты и дурочка! – сказал он, целуя ее.

Иногда она принималась расспрашивать о девушках, с которыми он встречался в университете, но едва он, собравшись с мыслями, приступал к рассказу, прерывала его:

– Нет, лучше молчи! Не хочу думать о том, как тебе было с другими.

– Ты у меня единственная! – отвечал он с облегчением и целовал ее.

Он ненавидел этот огонек в ее глазах – и с тех пор, как Фиона забеременела, наблюдал его все чаще. Хотя никогда не забывал о визитах к врачу, осмотрах у акушерки, курсах для беременных, ультразвуке и вообще обо всем, что было фломастером отмечено на кухонном календаре. И ни разу не пропустил «свидания» со своим будущим сыном или дочерью.

Сегодня не годовщина свадьбы. Не день ее рождения. Не может быть, чтобы он забыл о важной дате. Вчера вечером все было хорошо; она поцеловала его, пожелав спокойной ночи, а с утра даже в глаза ему смотреть не хочет!

– Есть планы на сегодня? – спросил он, пытаясь придать голосу небрежный тон.

– Нет.

– Что делаешь в обед? Встречаешься с кем-нибудь? – Нет.

– Может, устроим романтический ланч? Как тебе идея? Поедем к морю, на воду полюбуемся с мыса?

– А смысл?

– Не смысл, а с мы-са! – пошутил он, желая рассеять ее плохое настроение, но она только еще больше посуровела. – Ну, во-первых, ты моя жена, и я тебя люблю. А во-вторых, скоро мы уже не сможем наслаждаться долгими обедами вдвоем.

– А-а.

– Ладно, Фи, я сдаюсь. Что случилось?

В ответ она лишь презрительно фыркнула. По спине пополз леденящий холодок: когда она бывала чем-то недовольна, слова обычно лились из нее потоком.

– Да что такое? Ты меня пугаешь!

– Да неужели! Значит, я тебя пугаю, да? Надо же, как интересно! Охренительно интересно, Джейкоб!

– Я понятия не имею, в чем я провинился. Почему нельзя просто объяснить, в чем дело?!

Фиона тяжело опустилась в светло-бежевое кресло. Глаза наполнились слезами.

– Я на тридцать пятой неделе, Джейкоб, – начала она, показывая на свой живот. – На тридцать пятой неделе беременности твоим ребенком. И мне постоянно нужно в туалет! – Слезы вырвались на волю, превращаясь в безудержные рыдания.

Джейкоб встал на колени рядом с креслом. Мягко положил одну руку Фионе на плечо, другую – на огромный живот.

– Не надо расстраиваться! Я знаю, твое тело меняется, и для тебя это очень непривычно… для меня тоже, но…

Фиона сбросила с живота его руку и подняла к нему лицо с черными потеками вчерашней туши:

– Иногда ты на самом деле очень туго соображаешь, Джейкоб. Я на тридцать пятой неделе беременности и бегаю писать весь день. И всю сраную ночь. – Она шмыгнула и, пошатываясь, поднялась, вытирая нос рукавом.

Опершись о кресло, он вскочил с колен.

– И сегодня среди ночи мне опять пришлось встать в туалет. Тебя не было в кровати. Я спустилась вниз посмотреть, не заснул ли ты на диване, но там тебя тоже не оказалось. Я обыскала весь этот сраный дом, Джей. А потом проверила твою машину. Ее не было. – Она судорожно вздохнула, уперев руки в бока. – Где ты, мать твою, шлялся?

– Я не знал, что ты просыпалась.

– Где ты на хрен шлялся?!

– Просто ездил тут по окрестностям.

– Ты врешь!

– Нет, не вру.

– Нет, врешь! Думаешь, если наврал, так, значит, ничего и не было?

– Нет. Я просто немного покатался – здесь, недалеко. Мне надо было освежить голову. Я все время о чем-то беспокоюсь, переживаю из-за работы, из-за ребенка… Я устал. И хотел развеяться.

– В полвторого ночи?

– Да, в полвторого ночи. Я думал, ты крепко спишь. Я не собирался тебя расстраивать.

– И куда же ты поехал?

– Никуда, так, катался по окрестностям.

– По каким именно окрестностям?

– Да не знаю, просто по городу ездил.

– Так, значит, ты все время оставался в пределах городской черты? Ездил только по городу?

– Ну да, в основном.

– В основном?

– Ну хорошо, все время. Я все это время ездил только по городу.

– Ты где-нибудь останавливался?

– Останавливался ли я где-нибудь?

– Хватит повторять, что я говорю! Отвечай на поставленный вопрос: ты где-нибудь останавливался?

– Нет, я нигде не останавливался.

– Ты не заливал бензин? Не покупал сэндвич? Или, может быть, шлюху?

Ее плечи безвольно обвисли, но глаза полыхали от ярости.

– Фиона, ради бога! Я просто катался!

– Я за презумпцию невиновности, Джейкоб. Я постоянно принимаю на веру твои слова. Но в этот раз ты мне просто плюешь в лицо!

– Что за бред? Какая там презумпция? Да ты только и делаешь, что допрашиваешь меня, и сегодня – не исключение! Знал бы я, что меня ждет, ни за что бы не поехал. Мне просто нужно было развеяться.

– Знаешь что, Джейкоб? Охренительную отмазку ты придумал. А теперь мне просто нужно развеяться.

С неожиданной прытью она, как была, в пижаме для беременных и угги-тапочках, бросилась вон из дома, подхватив по дороге в прихожей ключи от своей машины. Хлопнула дверца, взревел мотор, и «вольво» уехала.

Не зная, что делать и куда идти, он сел на ступеньки и уставился на входную дверь. И правда – кому тут можно позвонить? Университетским друзьям, которых он избегал все три года магистратуры? Марку с работы, с которым они даже не дружат?

Он подумал о младшем брате. Кому бы позвонил Том, который был сейчас так далеко? В детстве брат пользовался популярностью. К ним домой постоянно приходили поиграть какие-то его друзья, а в школе на переменах вокруг Тома собиралась толпа ребят. Но вот последние школьные годы брата в памяти не отложились. Джейкоб его совсем не видел, и у них вроде бы никто не бывал. Все, что вспоминалось, – это крашеные волосы, тяжелый металл и вечно закрытая дверь в спальню.

В последний раз он виделся с братом на свадьбе. Тот был невыносимо тих и незаметен; топтался вокруг матери, сливаясь с пейзажем.

Неужели такой скромник ведет настолько бурную общественную жизнь, что забывает о доме и семье? Может, дело не только в работе? А старший, Саймон, – чем он занимался в свободное время?

Три мальчика в семье – и никто не чувствовал себя «третьим лишним». Вероятно, это следует поставить в заслугу родителям. Саймон – вылитый отец почти во всем; у него были такие же интересы и манера поведения. Они всегда ходили парой – играли в теннис, ездили в магазин или просто сидели молча, чуть нахмуренно глядя в телевизор или в книгу. Тому и Джейкобу оставалось только тусоваться вдвоем – что они с удовольствием и делали, дурачась и играя. Они были большие друзья, оба не спешили взрослеть и до какого-то неприличного возраста все продолжали строить шалаши, бороться и собирать «Лего».

Потом появилась Эми. И когда она приходила, он спокойно, но решительно закрывал свою дверь, предоставляя брату одному стучать об пол деталями конструктора и играть в «Геймбой». А дальше? Что делал Том все те месяцы, когда после несчастья с Эми Джейкоб отдалился от него еще больше? Когда в одиночестве лежал на кровати, глядя в пустоту? Взял ли его под свое крыло отец? Вместо воспоминаний было белое пятно, но исследовать его не было никакого желания.

Джейкоб взял со столика в прихожей ключи от машины и с треском захлопнул дверь притихшего дома. Лучше пусть гремит музыка и ревет мотор. Конкретной цели не было, и в итоге он поехал туда, куда все чаще направлялся в свободные от контроля минуты. К аккуратным типовым кирпичным домикам на Аксминстер-Роуд.