Предсказание Авеля, что открытие сенатором Кеннеди отеля «Барон» попадёт на первые полосы каждой газеты, оправдалось лишь частично, поскольку в тот день кандидату в президенты надо было появиться ещё на десятке мероприятий в Лос-Анджелесе, а также принять участие в теледебатах с Никсоном вечером следующего дня. И, тем не менее, открытие последнего по времени «Барона» достаточно широко освещалось в прессе, а Винсент Хоган заверил Авеля в частном порядке, что Кеннеди не забыл о его небольшой просьбе.

Магазин Флорентины находился всего в нескольких сотнях метров от отеля, но отец и дочь так и не встретились.

Уильям следил за результатами голосования в тиши своего кабинета на Шестьдесят восьмой улице. После подведения итогов голосования в Иллинойсе стало понятно, что дело сделано и Кеннеди избран президентом. Уильям снял трубку телефона и набрал номер Тэда Коэна.

Говорил он мало.

– Двадцать пять тысяч долларов оказались мудрой инвестицией, Тэд. Проследите теперь, чтобы Росновскому жизнь мёдом не казалась. Но ничего не предпринимайте до его отъезда в Турцию.

Авель получил приглашение на один из балов, которые Кеннеди давал по случаю инаугурации в Вашингтоне. Разделить с ним эту честь он хотел бы пригласить только одного человека на свете, но понимал, что Флорентина никогда не согласится идти с ним, пока не убедится, что старая вражда между ним и отцом Ричарда прекращена. Поэтому пришлось идти одному.

Пришлось также отложить на несколько дней поездку в Турцию: он не мог позволить себе пропустить инаугурационные торжества, в то время как дату открытия стамбульского «Барона» легко мог перенести.

Авель взял с собой синий костюм, сшитый специально по этому поводу, зарезервировал президентские апартаменты в вашингтонском «Бароне» и на следующий день слушал, как молодой энергичный президент произносит инаугурационную речь, полную надежд и обещаний светлого будущего:

«Факел был передан новому поколению американцев, рождённых в этом столетии, закалённых войной, дисциплинированных трудным и горьким миром…

Не спрашивайте, что страна может сделать для вас, – спросите, что вы можете сделать для своей страны!»

Присутствующие поднялись как один, и никто не обратил внимания на снег, которому не удалось подмочить великолепную риторику Джона Кеннеди.

Авель вернулся в вашингтонский «Барон» в приподнятом настроении. Он принял душ и переоделся к обеду, надев белую бабочку и фрак, также сшитый специально по этому случаю. Авель осмотрел в зеркале свою располневшую фигуру и вынужден был признать, что он неподходящий манекен для демонстрации портновского мастерства, хотя его портной сделал всё, что мог в данных обстоятельствах. За последние три года для Авеля пришлось шить три новых костюма, и каждый – всё большего размера. Флорентина бы так отругала его за эти «лишние сантиметры»! И почему его мысли всё время возвращаются к Флорентине?

Всего в Вашингтоне было устроено семь инаугурационных балов, и тот, на который пригласили Авеля, проводился в вашингтонском Арсенале. Росновского посадили за стол с польскими демократами из Чикаго и Нью-Йорка. Им было что праздновать: Эдмунд Маски прошёл в Сенат, а десятерых польских демократов избрали в Конгресс. Никто не вспоминал, что ещё два депутата-поляка были избраны от республиканцев. Авель провёл весёлый вечер со старыми друзьями. Все спрашивали про Флорентину.

Обед был прерван появлением Джона Кеннеди и его красавицы жены Жаклин. Они пробыли пятнадцать минут, поговорили со специально отобранными людьми и поехали дальше. Авель не смог пообщаться с президентом, хотя встал из-за стола и занял стратегически важное место на его пути, но ему удалось переброситься словами с Винсентом Хоганом, шедшим за Кеннеди в его свите.

– Мистер Росновский, какая неожиданная встреча! – Хоган взял Авеля за руку и быстро отвёл его за большую мраморную колонну.

– Не могу долго говорить, мистер Росновский, поскольку я должен следовать за президентом, но ждите, и мы вам позвоним в самое ближайшее время. Президенту в данный момент приходится осуществлять много новых назначений.

– Естественно.

– Но я надеюсь, – продолжал Хоган, – что в вашем случае всё будет подтверждено в конце марта – начале апреля. Могу я первым поздравить вас, мистер Росновский? Убеждён, вы будете хорошо служить президенту.

Авель смотрел, как Винсент Хоган буквально бегом рванул к выходу, чтобы не отстать от свиты президента, которая уже садилась в кавалькаду лимузинов.

– Интересно, чему ты радуешься? – спросил один из его польских друзей, когда он вернулся за столик и попытался расправиться с жёстким стейком, который никогда не подали бы в «Бароне». – Неужели Кеннеди пригласил тебя поработать государственным секретарём?

Все рассмеялись.

– Нет, но он сказал мне, что апартаменты в Белом доме не идут ни в какое сравнение с номерами в «Баронах».

На следующее утро перед вылетом в Нью-Йорк Авель посетил польскую церковь иконы Матери Божьей Ченстоховской, что заставило его вспомнить об обеих Флорентинах. В аэропорту Вашингтона царил хаос, и Авель прибыл в нью-йоркский «Барон» на три часа позже, чем планировал. Джордж присоединился к нему за столом во время обеда и понял, что всё идёт хорошо, когда Авель заказал магнум «Дом Периньона».

– Празднуем весь вечер, – сказал Авель. – Я встретился с Хоганом, и он сообщил мне, что назначение состоится через несколько недель. Официальное заявление будет сделано вскоре после моего возвращения с Ближнего Востока.

– Поздравляю, Авель! Не знаю, кто был бы достойнее тебя.

– Спасибо, Джордж. Кстати, могу заверить, что награда ждёт тебя не на небесах, а раньше, ибо, как только обо всём объявят официально, я назначу тебя исполняющим обязанности президента группы «Барон» на время моего отсутствия.

– И на сколько ты уезжаешь в этот раз, как думаешь?

– Всего на три недели. Хочу убедиться, что эти арабы не ограбили меня до нитки, а потом улечу в Турцию, чтобы открыть «Барон» в Стамбуле. И ещё по пути заеду в Лондон и Париж.

Авелю пришлось провести три лишних дня в Лондоне, чтобы разобраться в проблемах отеля с управляющим, который во всём винил английские профсоюзы. Лондонский «Барон» оказался одной из немногих ошибок Авеля, и он до сих пор не мог понять, почему отель постоянно приносит убытки. Он бы закрыл его, но группа «Барон» должна была присутствовать в столице Великобритании, и потому он уволил очередного управляющего и сделал новые назначения.

Париж являл собой разительный контраст по сравнению с Лондоном. Здешний отель был одним из самых прибыльных в Европе, и его любимым. Убедившись, что на бульваре Распай всё организовано прекрасно, Авель провёл в Париже два дня и улетел на Ближний Восток.

Теперь у него были площадки для застройки в пяти государствах Залива, но реально строился только один «Барон» – в Эр-Рияде. Будь Авель помоложе, он остался бы на Ближнем Востоке на пару лет и разобрался с арабами. Но он не выносил жару, песок и отсутствие возможности заказать виски, когда захочется. Столь же сильную неприязнь вызывало у него и местное население. Авель препоручил всё заботам молодого вице-президента группы, которому сказал, что ему будет позволено вернуться к неверным в Америку только в том случае, если он добьётся успеха с благословенным и святым народом Ближнего Востока, а сам улетел в Турцию.

За последние годы Авель бывал в Турции несколько раз, инспектируя строительство стамбульского «Барона». Он с нетерпением ждал открытия своего отеля в стране, которую когда-то покинул, чтобы начать новую жизнь в Америке.

Распаковывая вещи в очередных президентских апартаментах, Авель обнаружил кучу разных приглашений. Целое созвездие любителей халявы прислали их ему в расчёте на то, что он, в свою очередь, пригласит их на церемонию открытия отеля. Однако два приглашения оказались приятным сюрпризом для Авеля, и поступили они от людей, которых халявщиками назвать было никак нельзя, поскольку это были послы Великобритании и Соединённых Штатов. Приглашение в английское посольство было особенно соблазнительным, поскольку последний раз внутри этого здания он был почти сорок лет назад.

В тот вечер Авель ужинал в компании сэра Бернарда Берроуза, посла её величества в Турции. К его удивлению, его посадили по правую руку от супруги посла, – этой чести Авель раньше не удостаивался никогда и ни в каком посольстве. Когда ужин закончился, то в соответствии со старинной английской традицией дамы покинули столовую, а мужчины остались одни, закурили сигары и смаковали кто портвейн, кто коньяк. Авеля пригласили составить компанию американскому послу Флетчеру Уоррену в кабинете сэра Бернарда. Сэр Бернард попрекнул своего американского коллегу за то, что тот не поторопился и не пригласил Чикагского Барона первым.

– Ну, вы, англичане, всегда отличались напором, – заметил Флетчер Уоррен.

– Скажу про американцев только одно, – парировал сэр Бернард. – Вы никогда не признаёте себя разгромленными.

Американский посол поднял свой бокал.

– За Авеля Росновского! – произнёс он.

Сэр Бернард также поднял свой бокал.

– Насколько я понимаю, поздравления уместны, – прибавил он.

Авель покраснел и торопливо оглянулся на Флетчера Уоррена в надежде, что тот поможет ему выкрутиться.

– О, неужели я раскрыл чужой секрет, Флетчер? – сэр Бернард обернулся к американскому послу. – Вы же сказали мне, что всем уже известно о назначении.

– Конечно, это известно всем, – подтвердил Флетчер Уоррен. – И не в последнюю очередь потому, что все знают о том, как британцы умеют хранить секреты.

– Так вот почему вам понадобилась такая чёртова пропасть времени, чтобы заметить, что мы воюем с немцами! – съязвил сэр Бернард.

– Но в итоге мы вступили в войну и обеспечили победу.

– И славу, – прибавил сэр Бернард.

Американский посол рассмеялся.

– Мне сказали, что официальное сообщение будет сделано через несколько дней.

Оба джентльмена посмотрели на Авеля, который сидел молча.

– Можно будет мне первому поздравить вас, ваше превосходительство? – поинтересовался сэр Бернард. – Я желаю вам удачи на новом посту.

Авель покраснел, услышав слова, которые вот уже несколько месяцев каждое утро говорил своему отражению в зеркале.

– Вам придётся привыкать к тому, что к вам будут обращаться «ваше превосходительство», – продолжал английский посол, – а также к куче ещё менее приятных вещей, особенно ко всем этим чёртовым приёмам, которые вам придётся посещать. Если у вас уже есть проблемы с весом, то они – ничто по сравнению с теми, которые будут у вас по окончании срока пребывания в должности.

Американский посол улыбнулся.

– Могу только присоединиться к пожеланиям успеха. Когда вы в последний раз были в Польше? – спросил он.

– Я был дома с коротким визитом несколько лет назад, – ответил Авель. – И всё время хочу вернуться.

– Что ж, вы вернётесь триумфально, – заметил Флетчер Уоррен. – Вы видели наше посольство в Польше?

– Нет, не видел, – признался Авель.

– Неплохое здание, – сказал сэр Бернард. – Оно напомнит вам о том, что колониальный стиль установился в Европе только после Второй мировой войны. Но еда отвратительна. Полагаю, вам надо будет с этим что-то делать. Боюсь, у вас не будет другого выхода, кроме как построить отель «Барон» в Варшаве. Говорю вам как посол: это минимум, которого они могут ждать от старого поляка.

Авель сидел радостный и смеялся незатейливым шуткам сэра Бернарда. Он понял, что выпил слишком много портвейна, и чувствовал себя легко и непринуждённо. Он не мог дождаться возвращения в Америку, чтобы сообщить Флорентине, что его назначение вот-вот станет свершившимся фактом. Она будет так горда за него. Авель решил, что по возвращении в Нью-Йорк тут же вылетит в Сан-Франциско и всё уладит. Он заставит себя полюбить этого мальчишку Каина. Кстати, надо перестать называть его мальчишкой Каином. Да, а как его зовут – Ричард? Ну да, Ричард. Авель принял решение и сразу почувствовал облегчение.

После того как трое джентльменов вернулись в зал к дамам, Авель тронул британского посла за плечо.

– Мне пора возвращаться, ваше превосходительство.

– В свой «Барон»? Позвольте мне проводить вас к машине, дорогой друг.

Супруга посла пожелала Авелю доброй ночи.

– Спокойной ночи, леди Берроуз, и благодарю за прекрасный вечер.

– Мне не полагается знать об этом, но я поздравляю вас с новым назначением. Вам, наверное, очень приятно будет вернуться в страну, где вы родились, в качестве главного представителя своей новой родины?

– Да, это так, – просто ответил Авель.

Сэр Бернард проводил его по мраморным ступеням английского посольства к машине. Водитель открыл дверцу.

– Доброй ночи, Росновский, – сказал сэр Бернард, – и желаю вам удачи в Варшаве. Кстати, как вам понравилась наша кухня, – вы ведь впервые были в английском посольстве?

– Нет, это уже второй раз.

– Вы уже бывали здесь?!

– Да, но когда я был здесь в последний раз, меня кормили на кухне, и еда была такая вкусная, какой я не ел много лет.

Авель улыбнулся, садясь в машину. По лицу сэра Бернарда было видно, что он не знает, верить гостю или нет.

Авель уже завтра улетел бы в Америку, но ему ещё предстоял ужин с Флетчером Уорреном вечером следующего дня.

Ужин у американского посла оказался очередным приятным мероприятием. Авеля заставили рассказать, как так случилось, что его однажды накормили в английском посольстве. Слушая его историю, все смотрели на него с удивлением и восхищением. Авель не был уверен в том, что ему поверили, когда он рассказывал, как чуть было не лишился руки, но всем очень понравился серебряный браслет, и в тот вечер к нему несколько раз обращались со словами «ваше превосходительство».

На следующий день Авель поднялся рано и был готов к возвращению домой. «DC-8» вылетел в Белград, где его задержали на шестнадцать часов, которые потребовались для починки самолёта, – Авелю сказали, что что-то случилось с шасси. Он сидел в зале ожидания и потягивал совершенно непригодный для питья югославский кофе. Наконец самолёт взлетел, но только для того, чтобы сесть в Амстердаме. На этот раз пассажиров попросили пересесть в другой лайнер.

В итоге, когда Авель прибыл в «Айдлуайлд», оказалось, что он провёл в пути тридцать шесть часов. Он так устал, что едва передвигал ноги. Пройдя таможенный контроль, Авель увидел приближающуюся к нему толпу репортёров; отовсюду доносились щелчки затворов фотоаппаратов и мелькали вспышки блицев. Он сразу же улыбнулся, подумав, что официальное заявление о его назначении американским послом в Польше уже сделано. Он выпрямился как мог и с достоинством пошёл вперёд, тщательно скрывая свою хромоту.

Вдруг Авель заметил смертельно бледного Джорджа. У него упало сердце, когда он вышел в зал и репортёр не спросил его о том, как он чувствует себя в качестве первого американского поляка, назначенного послом в Варшаву, а выкрикнул:

– Что вы можете сказать по поводу обвинений в ваш адрес?

Фотоаппараты продолжали мигать вспышками, а вопросы посыпались градом:

– Справедливы ли выдвинутые против вас обвинения, мистер Росновский?

– Сколько вы на самом деле заплатили конгрессмену Осборну?

– Вы отрицаете обвинения?

– Вы вернулись в Америку, чтобы предстать перед судом?

Репортёры записывали ответы Авеля, хотя он ничего не говорил.

– Вытащи меня отсюда! – крикнул Авель поверх голов.

Джордж протиснулся к другу, схватил его за руку и потащил сквозь толпу к машине. Сев в поджидавший его «Кадиллак», Авель пригнулся и закрыл лицо рукой, а фотокорреспонденты всё снимали и снимали. Джордж приказал водителю немедленно трогаться.

– В отель «Барон», сэр?

– Нет, в бывшие апартаменты мисс Росновской на Пятьдесят седьмой улице, – велел Джордж.

– Почему? – спросил Авель.

– Потому что «Барон» кишит репортёрами.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Авель. – В Стамбуле меня принимали как без пяти минут посла, а по возвращении домой я оказываюсь преступником. Чёрт возьми, что происходит, Джордж?

– Ты хочешь услышать историю от меня или дождёшься встречи с адвокатом? – спросил Джордж.

– А кого ты нанял защищать мои интересы?

– Траффорда Джилкса, лучшего адвоката Америки.

– И самого дорогого.

– Не думаю, что тебе следует беспокоиться о деньгах в такой момент, Авель.

– Ты прав, Джордж, извини. Где он сейчас?

– Я оставил его в суде, но он сказал, что приедет к нам, как только закончит.

– Нет, я не могу ждать так долго. Ради Бога, обрисуй мне ситуацию. Рассказывай всё самое неприятное.

Джордж глубоко вздохнул.

– Подписан ордер на твой арест, – сообщил он.

– В чём меня обвиняют?

– В подкупе государственных служащих.

– Но я никогда в жизни не контактировал с государственными чиновниками напрямую, – запротестовал Авель.

– Я знаю, но, кажется, это дело рук Генри Осборна, который утверждает, что делал всё с твоего ведома и по твоему поручению.

– О боже! – воскликнул Авель. – И зачем только я нанял этого человека?! Я думал лишь о нашей совместной ненависти к Каину и не обращал никакого внимания на всё остальное. Но всё-таки я с трудом верю, что это Генри, – ведь он подставляет и себя.

– Генри исчез, – сказал Джордж, – а все его долги внезапным и загадочным образом оказались оплаченными.

– Уильям Каин, – произнёс Авель сквозь стиснутые зубы.

– У нас нет ничего, что показывало бы в этом направлении, – возразил Джордж. – У нас нет доказательств, что он вообще в этом хоть как-то замешан.

– Да кому нужны доказательства? Расскажи мне, как властям удалось получить всё это?

– Мы пока не знаем подробностей, – сказал Джордж. – Похоже, что в министерство юстиции в Вашингтоне пришёл пакет с досье без обратного адреса.

– С нью-йоркским штемпелем?

– Нет, из Чикаго.

Авель немного помолчал.

– Генри не мог отправить им этот пакет, – сказал он наконец. – Это бессмысленно.

– Почему ты в этом так уверен?

– Ты же сказал, что все его долги оплачены, а министерство юстиции никогда не заплатит такие деньги, если только речь не идёт о преступнике масштаба Аль Капоне. Генри, должно быть, продал досье кому-то ещё. Но кому? В одном мы можем быть уверены: он никогда не передал бы информацию Каину напрямую.

– Напрямую? – переспросил Джордж.

– Напрямую, – повторил Авель. – Возможно, он продал её окольным путём. Каин мог найти посредника, чтобы провернуть всю сделку, если узнал, что долги Генри растут, а букмекеры угрожают ему.

– Возможно, дело обстоит именно так, Авель. Но давай не будем делать поспешных выводов. Подождём, что скажет адвокат.

«Кадиллак» остановился у входа в апартаменты Флорентины, которые Авель оставил за собой и поддерживал внутри образцовый порядок в надежде, что дочь когда-нибудь вернётся. Джордж открыл дверь, и они вошли в квартиру вместе с присоединившимся к ним Траффордом Джилксом. Когда они сели, Джордж налил Авелю большую порцию виски, тот выпил всё одним глотком и протянул стакан, чтобы Джордж налил ему ещё.

– Рассказывайте мне всё, мистер Джилкс, даже самое плохое, и давайте будем разбираться.

– Выражаю свои сожаления, мистер Росновский, – начал адвокат. – Мистер Новак рассказал мне про Варшаву.

– С этим теперь покончено, так что нужно забыть насчёт «вашего превосходительства». Можете быть уверены, что, если Винсента Хогана спросят обо мне, он даже не вспомнит моё имя. Итак, мистер Джилкс, что мне предъявляют?

– Вас обвиняют по семнадцати эпизодам коррупции и дачи взяток государственным чиновникам в четырнадцати штатах. Я предварительно договорился в министерстве юстиции, что вас арестуют завтра утром в этих апартаментах, но возражений против вашего освобождения под залог не последует.

– Очень мило, – сказал Авель, – но что если они смогут доказать обвинения?

– О, они могут доказать лишь некоторые эпизоды, – произнёс Траффорд Джилкс совершенно бесстрастным голосом, – но пока Генри Осборн где-то прячется, им будет трудно обвинить вас по большинству из них. Но вам придётся впредь жить, смирившись с тем фактом, что вашей репутации нанесён серьёзный удар – вне зависимости от того, будете вы признаны виновным или нет.

– Я это и сам прекрасно вижу, – сказал Авель, глядя на свою фотографию на первой полосе вчерашней «Дейли Ньюз». – Прошу вас, мистер Джилкс, найдите того, кто купил это чёртово досье у Генри Осборна! Засадите за работу столько человек, сколько нужно. Меня не волнуют затраты. Найдите, кто это сделал, и найдите быстро, потому что, если это Уильям Каин, я уничтожу его раз и навсегда!

– Не увеличивайте количество своих проблем, достаточно и тех, которые уже стоят перед вами, – сказал Траффорд Джилкс. – Вы уже и так погрузились в них по колено.

– Не волнуйтесь. Я покончу с Каином по закону и честно.

– Послушайте меня внимательно, мистер Росновский. Забудьте на время об Уильяме Каине и подумайте о предстоящем процессе, потому что это будет самым главным событием в вашей жизни, если вы, конечно, не предпочитаете отсидеть следующие десять лет в тюрьме. Ну а сегодня вечером вам вряд ли остаётся иной выбор, кроме как отправиться в постель и немного поспать. А я тем временем подготовлю небольшое заявление для прессы, в котором опровергну все обвинения и сообщу, что у нас есть подробные объяснения каждого эпизода, которые полностью доказывают вашу невиновность.

– А у нас есть такие? – спросил Джордж с надеждой в голосе.

– Нет, – ответил Джилкс, – но это даст мне немного дополнительного времени на размышления, а оно нам сейчас очень нужно. Когда мистер Росновский получит шанс ознакомиться со списком имён, я не удивлюсь, если обнаружится, что он никогда не встречался с этими людьми лично. Возможно, что мистер Осборн действовал как посредник, не открывая мистеру Росновскому всей картины. Тогда моя работа будет состоять в том, чтобы доказать, что Осборн превышал свои полномочия. И пожалуйста, Росновский, если вы встречались с кем-то из людей в списке – ради бога, дайте мне знать, потому что можете не сомневаться: министерство юстиции вызовет их в суд в качестве свидетелей против вас. Но мы подумаем об этом завтра. А сейчас отправляйтесь в постель и засните. Вас, наверное, вымотала дорога.

В восемь тридцать утра Авель был без шума арестован в апартаментах дочери и доставлен в Федеральный окружной суд Южного округа Нью-Йорка. Яркие витрины магазинов, украшенные ко дню святого Валентина, заставили Авеля сильнее ощутить одиночество. Джилкс надеялся, что его манёвры позволят сохранить всё в тайне, но когда Авель подъехал к зданию суда, его тут же окружили репортёры и фотографы. Он прошёл сквозь их строй в зал суда. Джордж шёл впереди, а Джилкс – сзади. Пока их не вызвали, они сидели в комнате ожидания.

Когда их пригласили, весь процесс занял несколько минут. Чиновник зачитывал обвинения, Траффорд Джилкс от имени своего подзащитного отвечал «невиновен» на каждое из них и попросил освобождения под залог. Правительство, как и предполагалось, не возражало. Джилкс попросил у судьи Прескотта три месяца на подготовку защиты. Судья назначил рассмотрение дела по существу на 17 мая и равнодушно перешёл к следующему делу.

Авель был снова свободен, свободен для встреч с журналистами и позирования перед фотокамерами. Джордж ждал его у машины. Во время поездки Авель хранил молчание. Когда они добрались до места, он повернулся к Джорджу и положил руку ему на плечо.

– Слушай, Джордж, тебе придётся заняться отелями в течение этих трёх месяцев, пока я закончу разрабатывать с Джилксом линию защиты. И давай будем надеяться, что тебе не придётся управлять ими в одиночестве после этого, – сказал Авель, пытаясь усмехнуться.

– Конечно, не придётся, Авель. Мистер Джилкс вытащит тебя, вот увидишь. Держись! – подбодрил друга Джордж, прощаясь.

– Не знаю, что бы я делал без Джорджа! – сказал Авель своему юристу, когда они сели в гостиной. – Мы приплыли с ним на одном корабле сорок лет назад и с той поры прошли через столько испытаний. А теперь, похоже, нас ждут новые, так что давайте займёмся делами, мистер Джилкс. Никаких следов Генри Осборна?

– Нет, но у меня его розысками занимаются шесть человек и, как я понимаю, не менее шести человек ищут его по заданию министерства юстиции. Поэтому можно быть совершенно уверенным – он скоро объявится. Нам ведь неважно, кто найдёт его первым: мы или они.

– А что насчёт человека, которому Генри Осборн продал досье? – спросил Авель.

– У меня есть несколько человек в Чикаго, которым я доверяю, им я и поручил эту работу.

– Хорошо, – сказал Авель. – Теперь настало время заняться списком имён, который вы мне дали вчера.

Траффорд Джилкс начал читать обвинительное заключение, подробно обсуждая с Авелем каждый пункт.

Спустя почти три недели постоянных встреч, когда Джилкс, наконец, убедился, что Авелю больше нечего ему сказать, он отпустил своего клиента на отдых. За это время ни люди Джилкса, ни сотрудники министерства юстиции не нашли Генри Осборна. Люди Джилкса не добились успехов и в поиске человека, которому Осборн продал досье, и начинали считать, что Авель ошибся.

По мере приближения даты процесса Авель начал осознавать, что его возможное тюремное заключение вполне реально. Ему было пятьдесят пять, и он стыдился и страшился перспективы провести последние годы жизни в тюрьме – так же как он провёл свою юность. Авель злился на несправедливость, считая, что правонарушения, которые от его имени совершал Генри Осборн, были существенны, но не исключительны. Он вообще не верил, что можно создать новый бизнес или заработать большие деньги без подобного рода выплат и взяток, и с горечью вспоминал гладкое равнодушное лицо молодого Уильяма Каина, сидящего в своём кабинете в Бостоне на мешке унаследованных денег, недостойное происхождение которых благополучно скрывалось многими поколениями респектабельных предков.

Зато Авель получил трогательное письмо от Флорентины, куда были вложены фотографии её сына. Она писала, что всё ещё любит его и верит в его невиновность.

За три дня до начала процесса представители министерства юстиции обнаружили Генри Осборна в Новом Орлеане. Они никогда бы не нашли его, если б он не попал в больницу с переломами обеих ног. Старательный полицейский выяснил, что Генри получил травмы за уклонение от уплаты карточных долгов. В Новом Орлеане не любят таких. Полицейский сложил два и два, и в тот же день, как Осборну в больнице наложили гипс, агенты министерства юстиции вкатили его на борт самолёта авиакомпании «Истерн», вылетевшего рейсом на Нью-Йорк.

На следующий день Генри Осборну было предъявлено обвинение в мошенничестве и отказано в освобождении под залог. Траффорд Джилкс попросил у суда разрешения задать Осборну ряд вопросов, и суд пошёл ему навстречу. Но Джилкс не получил удовлетворительных результатов. Становилось ясно, что Осборн пошёл на сделку с правосудием, пообещав выступить в качестве свидетеля обвинения против Авеля в обмен на смягчение приговора самому себе.

– На меня повесят всех собак, а он выйдет сухим из воды, – горестно заметил Авель. – Теперь нам никогда не найти человека, которому он продал это чёртово досье.

– А вот здесь вы ошибаетесь, мистер Росновский. Об этом он как раз рассказал, – возразил Джилкс. – Он уверяет, что это не Уильям Каин. Он никогда бы не продал досье Уильяму Каину, никогда. Некто по имени Гарри Смит из Чикаго заплатил ему за документы, и как вы догадываетесь, имя Гарри Смита оказалось вымышленным, поскольку в районе Чикаго проживают сотни Гарри Смитов, и ни один не подходит под то описание, что предоставил нам Осборн.

– Найдите его! И найдите до начала процесса.

– Мы уже работаем над этим, – сообщил Джилкс. – Если он ещё в Чикаго, мы поймаем его в течение недели. По словам Осборна, так называемый Смит заверил его, что досье ему нужно исключительно для личного употребления. Он не собирался сообщать о нём властям.

– Почему же этого Смита так интересовали подробности?

– Он намекнул на то, что собирается прибегнуть к шантажу. Вот поэтому Генри Осборн и исчез, – он боялся вас. Если вы обдумаете положение, мистер Росновский, то поймёте, что он, скорее всего, говорит правду. В конце концов, разоблачение очень опасно для него, и он был расстроен не меньше вашего, когда узнал, что досье находится в министерстве юстиции. Неудивительно, что он решил исчезнуть, а когда его поймали, – стать свидетелем обвинения.

– А знаете ли вы, – сказал Авель, – что единственной причиной, по которой я когда-то нанял этого человека, была его ненависть к Уильяму Каину? Теперь Каин разделался с нами обоими.

– Нет никаких доказательств причастности Каина к этому делу.

– А мне не нужны доказательства!

По ходатайству прокуратуры начало процесса было отложено. Чиновники сказали, что им нужно дополнительное время на допрос Генри Осборна, перед тем как изложить свою позицию, поскольку теперь он был главным свидетелем. Траффорд Джилкс решительно возражал и сообщил суду о состоянии здоровья своего клиента, который уже немолод и может не выдержать тяжести ложных обвинений. Прошение не тронуло судью Прескотта, который согласился с доводами обвинения и отложил процесс ещё на четыре недели.

Месяц показался Авелю бесконечным, и за два дня до начала процесса он смирился с тем, что его найдут виновным и приговорят к длительному тюремному заключению. И тут шпионы Траффорда Джилкса в Чикаго нашли человека по имени Гарри Смит, который оказался местным частным детективом и пользовался псевдонимом по строгому указанию своего клиента, юрисконсульта из Нью-Йорка. Джилксу понадобились тысяча долларов и ещё двадцать четыре часа, чтобы Гарри Смит признался, что нанявшей его фирмой была адвокатская контора «Коэн, Коэн и Яблонз».

– Это юрист Каина, – тут же сказал Авель.

– Вы уверены? – спросил Джилкс. – Я бы не стал это утверждать после всего того, что мы узнали об Уильяме Каине. Он не из тех, кто пользуется услугами еврейской конторы.

– Давным-давно, когда я выкупал у банка Каина свои отели, некоторая часть бумаг была оформлена человеком по имени Томас Коэн.

– Как ты думаешь, что я должен теперь делать? – спросил Джордж у Авеля.

– Ничего! – отрезал Траффорд Джилкс. – Мне не нужны дополнительные неприятности накануне процесса. Вы меня поняли, мистер Росновский?

– Да, сэр, – ответил Авель. – Я займусь Каином, когда процесс закончится. А теперь слушайте меня, мистер Джилкс, и слушайте внимательно. Вы должны сейчас же вернуться к мистеру Осборну и сказать ему, что Гарри Смит продал досье Уильяму Каину и что Каин использовал его содержимое, чтобы отомстить нам обоим. Подчеркните – «нам обоим». Обещаю вам: он и рта не откроет в ложе свидетелей, и неважно, какие договорённости у него с министерством юстиции. Генри Осборн – единственный человек в мире, который ненавидит Каина даже сильнее, чем я.

– Как скажете! – Джилкса слова Авеля явно не убедили. – Но должен предупредить вас, мистер Росновский, что Осборн до сих пор возлагает всю вину на вас и до сегодняшнего дня отказывался хоть как-то помочь нам.

– Поверьте моему слову, мистер Джилкс. Его отношение изменится в тот момент, когда он узнает, что в деле замешан Каин.

Траффорд Джилкс получил разрешение на десятиминутную беседу с Генри Осборном в тот же вечер в его камере. Осборн выслушал его, но ничего не сказал. Отправляясь домой, Джилкс подумал, что его слова не произвели никакого впечатления на главного свидетеля обвинения, и решил, что не станет сообщать об этом Авелю до утра. Он хотел бы, чтобы его клиент как следует выспался перед процессом, который открывался на следующий день.

За четыре часа до начала судебного процесса охранник, принесший Генри Осборну завтрак, нашёл его повесившимся в своей камере. Осборн воспользовался галстуком гарвардского студента.

Процесс начался без главного свидетеля со стороны правительства, и его представители попросили о новой отсрочке. Заслушав также очередное страстное заявление Траффорда Джилкса о плохом состоянии здоровья его клиента, судья Прескотт отказал в просьбе правительства, и «процесс Чикагского Барона» начался. К своему ужасу, Авель увидел, как в ложе для публики сидит Софья, которая, похоже, радовалась каждой его неприятности.

Через девять дней процесса прокурор увидел, что его обвинения малодоказуемы, и предложил сделку Траффорду Джилксу.

Во время перерыва в судебном заседании Джилкс проинформировал Авеля об этом предложении:

– Они снимут основные обвинения во взяточничестве, если вы согласитесь признать себя виновным в мелких проступках в виде нескольких попыток оказания незаконного влияния на государственных чиновников.

– И что будет, как вы оцениваете мои шансы на полное оправдание, если я откажусь?

– Я бы сказал: как пятьдесят на пятьдесят, – ответил Джилкс.

– А если меня признают виновным?

– Судья Прескотт – человек жёсткий. Приговор может кончиться сроком не менее шести лет.

– А если я соглашусь на сделку и признаю себя виновным по двум незначительным эпизодам?

– Тогда большой штраф. И я буду удивлён, если к нему прибавят ещё что-нибудь.

Авель сел и ненадолго задумался над вариантами.

– Я признаю себя виновным. Только пусть эта чёртова процедура поскорее закончится.

Юристы правительства проинформировали судью, что они снимают пятнадцать обвинений против Авеля Росновского. Затем Траффорд Джилкс встал и сообщил суду, что его клиент хотел бы изменить ранее данные показания и признать себя виновным в двух оставшихся эпизодах, связанных с мелкими проступками. Присяжные были распущены, но судья Прескотт в своём выступлении очень жёстко отозвался об Авеле Росновском. Он напомнил ему, что право вести бизнес не подразумевает права на подкуп государственных служащих. Взятка – это преступление, и преступление тем более тяжкое, когда оно совершается интеллигентным и опытным человеком, которому незачем опускаться до такого уровня. Судья также особо подчеркнул, что в других странах – и это заставило Авеля опять почувствовать себя беспомощным иммигрантом, – взятки являются привычным элементом повседневной жизни, но в Соединённых Штатах дело обстоит совсем иначе. Судья Прескотт дал Авелю шесть месяцев условно и присудил ему штраф в размере двадцати пяти тысяч долларов и возмещение судебных издержек.

Джордж отвёз Авеля в «Барон», они целый час сидели в пентхаусе и молча пили виски, пока Авель наконец не заговорил:

– Джордж, войди в контакт с Питером Парфитом и заплати ему миллион долларов, которые он просит за его два процента в «Лестере». Как только я получу восемь процентов акций этого банка, тут же введу в действие статью седьмую внутреннего устава банка и покончу с Каином в его собственном зале заседаний.

Джордж горестно кивнул в знак согласия.

Спустя несколько дней Государственный департамент заявил, что Польше предоставлен статус наиболее благоприятствуемой нации, а следующим послом Соединённых Штатов в Варшаве будет Джон Муре Кэббот.