Книга: Каин и Авель
Назад: 9
Дальше: 11

10

Анну теперь очень беспокоило её будущее. Первые несколько месяцев замужества были вполне счастливыми, их омрачали только нервозность, которую у неё вызывала растущая неприязнь Уильяма к Генри, и явное нежелание её мужа приступать к работе. Генри очень болезненно относился к этой проблеме, объясняя Анне, что он ничего не может понять из-за войны, что ему не хотелось бы влипнуть в какое-нибудь дело, которое он будет вынужден делать до конца жизни. Ей трудно было с этим смириться, и в конце концов проблема вышла на первый план.
– Я не понимаю, почему ты не открыл этот бизнес с недвижимостью, к которому проявлял такую склонность, Генри?
– Я не могу. Это не совсем то, что надо. В настоящий момент рынок недвижимости не кажется мне перспективным.
– Ты говоришь это скоро уже год! Интересно, станет ли он для тебя достаточно перспективным хотя бы когда-нибудь?
– Конечно, станет. Дело в том, что мне нужно чуть больше капитала, чтобы встать на ноги. Вот если бы ты одолжила мне немного денег из своих, я смог бы начать хоть завтра.
– Но это же невозможно, Генри. Ты знаешь условия завещания Ричарда: выплаты мне прекращены в день, когда мы поженились. У меня осталось только то, что было.
– Но мне надо немного, и потом, не забывай, что твой бесценный мальчик имеет более двадцати миллионов в семейном фонде.
– Что-то ты слишком много знаешь о его семейном фонде, – с подозрением сказала Анна.
– Перестань, Анна, дай мне шанс быть твоим мужем. Не заставляй меня чувствовать себя гостем в собственном доме.
– А куда подевались твои деньги, Генри? Ты всегда убеждал меня, что у тебя их достаточно, чтобы начать собственное дело.
– Ты всегда знала, что по финансовой части я не нахожусь на уровне Ричарда. И были времена, Анна, когда ты говорила, что это для тебя ничего не значит. «Я выйду за тебя, Генри, даже если у тебя не будет ни цента», – передразнил он её.
Анна расплакалась, и Генри попытался успокоить её. Остаток вечера они провели вместе, обсуждая проблему со всех сторон. Наконец Анне удалось убедить себя в том, что она поступает не так, как подобает жене, что она проявляет прижимистость. У неё ведь больше денег, чем ей когда-нибудь понадобится, почему же не доверить некоторую их часть в управление человеку, с которым она проведёт остаток своей жизни?
Поступая в соответствии со своими мыслями, она согласилась предоставить Генри сто тысяч долларов на то, чтобы создать в Бостоне компанию по торговле недвижимостью. Через месяц Генри арендовал прекрасный офис в престижном квартале, нанял персонал и начал работать. Вскоре он перезнакомился с каждым местным политиком и агентом по работе с недвижимостью. Они говорили о буме на рынке фермерской земли и хвалили таланты Генри. Анне было не очень интересно их общество, но Генри оно нравилось, и, казалось, он успешен в своей работе.
Уильяму было теперь четырнадцать, он уже третий год учился в школе Святого Павла и был шестым в классе по общей успеваемости и первым по математике. Он завоёвывал все больший авторитет в Дискуссионном клубе. Раз в неделю он писал матери, сообщая о своих успехах, и всегда адресовал свои письма миссис Каин, отказываясь признавать само существование Генри Осборна. Анна не была уверена в том, что ей следует говорить мужу об этом, и каждый понедельник вытаскивала из ящика письмо Уильяма, внимательно следя за тем, чтобы Генри не увидел конверт. Она продолжала надеяться, что с течением времени Уильяму понравится Генри, но эта её надежда стала очевидно недосягаемой, когда в одном из писем сын попросил у неё разрешения остаться на летние каникулы со своим другом Мэттью Лестером. Эта просьба оказалась болезненным ударом для Анны, но она не стала осложнять ситуацию и разрушать планы Уильяма, тем более что Генри, казалось, тоже выступал в их поддержку.
Уильям ненавидел Генри Осборна и страстно лелеял эту свою ненависть, хотя и не задумывался, зачем это ему нужно и что с этим делать. Он чувствовал облегчение от того, что Генри ни разу не приехал к нему в школу, и ему была невыносима мысль, что другие ученики увидели бы его мать с этим человеком. Ему было достаточно неприятно даже то, что в Бостоне ему приходилось жить с ним в одном доме.

 

В первый раз после второго замужества его матери Уильяму не терпелось дождаться начала каникул.
«Паккард» Лестеров с шофёром мягко доставил Уильяма и Мэттью в летний лагерь в Вермонте. По дороге Мэттью мимоходом спросил Уильяма, что он собирается делать, когда придёт пора расставаться со школой.
– Я окончу школу первым учеником в классе и завоюю стипендию имени Гамильтона по математике, чтобы учиться в Гарварде, – ответил Уильям без колебания.
– А почему это так важно для тебя?
– Так сделал мой отец.
– Когда ты закончишь догонять своего отца, я познакомлю тебя с моим.
Уильям улыбнулся.
Оба мальчика весело и не щадя сил провели четыре недели в Вермонте, играя в самые разные игры – от шахмат до американского футбола. Когда месяц подошёл к концу, они отправились в Нью-Йорк, чтобы провести оставшуюся часть каникул в семье Лестеров. В дверях их встретил дворецкий, который сказал Мэттью «сэр», и двенадцатилетняя веснушчатая девочка, которая назвала его «толстяком». Уильям засмеялся этому слову, поскольку его приятель был очень худ, толстой была как раз она сама. Девочка засмеялась в ответ и показала зубы, почти целиком закрытые брекетами.
– Правда, ты бы никогда не догадался, что Сьюзен моя сестра? – спросил Мэттью свысока.
– Думаю, нет, – сказал Уильям, улыбаясь Сьюзен. – Она настолько симпатичнее тебя…
С того момента Сьюзен стала обожать Уильяма.
Уильям влюбился в отца Мэттью, как только встретился с ним, ведь тот многими чертами своего характера напомнил мальчику его собственного отца. Уильям упросил Чарльза Лестера разрешить ему посетить гигантский банк, где тот был председателем. Чарльз Лестер долго размышлял над просьбой. До того дня ни один ребёнок – даже его собственный сын – не получал разрешения переступить порог дома номер 17 по Броуд-стрит. Он пошёл на компромисс, что свойственно всем банкирам, и провёл мальчика по зданию на Уолл-стрит в субботу утром.
Уильям был поражён видом различных офисов, хранилищ, операционных залов, кабинетов обмена валюты, зала заседаний совета директоров и кабинета председателя. По сравнению с банком «Каин и Кэббот» банк Лестера был значительно крупнее, а когда он получил свою ежегодную выписку по счёту, к которой прилагался сводный годовой отчёт банка, то узнал, что банк имеет существенно более широкую ресурсную базу, чем «Каин и Кэббот». По дороге домой в автомобиле Уильям хранил молчание и был задумчив.
– Ну, Уильям, тебе понравилось в моём банке? – радушно спросил Чарльз Лестер.
– О да, сэр, – ответил Уильям, – мне, конечно же, очень понравилось. – Он помолчал минуту и добавил: – Я хочу однажды стать председателем совета директоров вашего банка, мистер Лестер.
Чарльз Лестер рассмеялся и за обедом в компании друзей рассказал о том, как среагировал молодой Уильям Каин на посещение «Лестер и К°». Это развеселило и позабавило присутствующих.
И только Уильям не счёл свои слова за шутку.
Анна была шокирована, когда Генри пришёл к ней просить ещё денег.
– Это столь же надёжно, как вложить их в покупку дома, – убеждал он её. – Спроси Алана Ллойда. Как председатель совета директоров банка он будет блюсти исключительно твои интересы.
– Но двести пятьдесят тысяч… – засомневалась Анна.
– Прекрасная возможность, моя дорогая. Рассматривай это как вложение, которое принесёт тебе ещё столько же через два года.
После продолжительных уговоров Анна опять сдалась, и жизнь вернулась в привычную колею. Однако когда она решила проверить свой инвестиционный портфель в банке, то неожиданно выяснила, что понесла убытки в сто сорок тысяч долларов, хотя Генри, казалось, продолжал встречаться с нужными людьми и заключать выгодные сделки. Она подумала о том, чтобы проконсультироваться с Аланом Ллойдом из «Каин и Кэббот», но, в конце концов, отказалась от этой мысли: это означало бы проявить недоверие к мужу, а она хотела, чтобы весь мир его уважал. И конечно же, ей не хотелось думать, что кредиты были предоставлены без одобрения Алана.
Анна вновь стала ходить к доктору Макензи, чтобы выяснить, сможет ли она родить второго ребёнка, но доктор всё ещё не советовал ей этого. С учётом высокого кровяного давления, ставшего причиной предыдущих выкидышей, Андрю Макензи считал, что в тридцатипятилетнем возрасте Анне поздно вновь становиться матерью. Анна обсудила своё намерение с бабушками, но они были полностью согласны с мнением заботливого доктора. Ни одной из них не нравился Генри, а мысль о том, что потомок Осборна может после их смерти претендовать на состояние семьи Каинов, нравилась им ещё меньше. Анна начала смиряться с фактом, что Уильям останется её единственным ребёнком. Генри сердился на это и называл её предательницей, говоря, что если бы Ричард был жив, то она попыталась бы ещё раз. Она думала о том, насколько различны два её мужа, но не могла понять, по каким причинам она любила их обоих. Она попыталась успокоить Генри, молясь о том, чтобы его бизнес успешно развивался и он был занят им постоянно. А он, конечно, допоздна задерживался в офисе.
Это случилось в один из октябрьских понедельников после выходных, во время которых они отметили вторую годовщину своей свадьбы. Анна стала получать анонимные письма от «друга», в которых говорилось, что Генри можно видеть гуляющим по Бостону в компании другой женщины, причём имя этой женщины автор письма не удосужился упомянуть. Анна тут же сжигала письма и, хотя они обеспокоили её, никогда не обсуждала их с Генри, надеясь, что очередное письмо окажется последним. Она не смогла собраться с силами и спросить Генри об этом, даже когда он попросил её о новых ста пятидесяти тысячах долларов.
– Я потеряю контракт, если у меня немедленно не будет этой суммы, Анна.
– Но ведь это всё, что у меня есть, Генри. Если я отдам тебе эту сумму, у меня не останется ничего.
– Один только этот дом, должно быть, стоит больше двухсот тысяч. Ты завтра же можешь заложить его.
– Дом принадлежит Уильяму.
– Уильям, Уильям, Уильям! Уильям постоянно стоит на моём пути к успеху! – закричал Генри, хлопая дверью.
Он вернулся домой после полуночи с виноватым видом и сказал ей, что предпочитает, чтобы она не трогала свои деньги, а он справится и без них, лишь бы только они всё время были вместе. Анну его слова успокоили, и они занялись любовью. На следующее утро она подписала чек на сто пятьдесят тысяч долларов, стараясь не думать о том, что остаётся без цента до тех пор, пока Генри не провернёт все свои сделки. Ей даже пришла в голову мысль о том, что Генри запросил именно ту сумму, которая у неё оставалась, и это неслучайно.
В следующем месяце у Анны не начались месячные.
Доктор Макензи был взволнован, но попытался это скрыть, бабушки пришли в ужас и скрывать этого не стали. А Генри был счастлив и заверил Анну, что это самое чудесное событие во всей его жизни. Он даже согласился построить новое детское отделение больницы, как намеревался сделать Ричард перед смертью.
Когда Уильям из письма матери узнал о том, что случилось, он погрузился в глубокие размышления и даже своему другу Мэттью не мог сказать, какая проблема его беспокоит. В следующую субботу Уильям – с особого разрешения директора Реглана – сел в поезд и поехал в Бостон. По прибытии в город он снял со своего счёта сто долларов и направился на Джефферсон-стрит в юридическую контору «Коэн, Коэн и Яблонз». Там его принял старший партнёр Томас Коэн – худой высокий мужчина с крупной челюстью. Он не скрывал своего удивления от того, что Уильям обращается к нему за помощью.
– Меня ещё никогда не нанимал шестнадцатилетний юноша, – начал мистер Коэн. – Для меня это внове… – Он поколебался и добавил: – …мистер Каин. – Было видно, что имя мистера Каина ему непросто произнести. – Тем более, что ваш отец – как бы это сказать, – не славился симпатией к моим единоверцам.
– Мой отец, – возразил Уильям, – высоко ценил достижения еврейского народа и, в частности, испытывал особое уважение к вашей фирме, даже тогда, когда вы выступали от имени его конкурентов. Я несколько раз слышал, как он весьма уважительно отзывался о вас лично. Поэтому не вы выбрали меня, а я – вас, мистер Коэн. По-моему, этого аргумента вполне достаточно.
Мистер Коэн тут же оставил сомнения по поводу юного возраста Уильяма.
– Хорошо-хорошо. Я полагаю, что могу сделать исключение для сына Ричарда Каина. Итак, чем я могу вам помочь?
– Мне нужны ответы на три вопроса, мистер Коэн. Во-первых, я хочу знать следующее. Если моя мать, миссис Осборн, родит ребёнка – сына или дочь, – то будет ли этот ребёнок иметь законные права на фонд семьи Каинов? Во-вторых, есть ли у меня обязательства по закону перед мистером Генри Осборном вследствие того, что он является мужем моей матери? И в-третьих, в каком возрасте я смогу настаивать на том, чтобы мистер Генри Осборн покинул мой дом на Луисбург-сквер в Бостоне?
Перо Томаса Коэна яростно рвало бумагу, оставляя мелкие синие пятнышки на уже забрызганном чернилами столе.
Уильям положил на стол сто долларов. Юрист растерянно посмотрел на них, но потом взял банкноты и пересчитал их.
– Используйте мои деньги благоразумно, мистер Коэн. Мне понадобится хороший юрист, когда я закончу Гарвард.
– А вас уже зачислили в Гарвард, мистер Каин? Мои поздравления! Надеюсь, что и мой сын поступит туда же.
– Нет. Пока ещё нет, но это случится через два года. Через неделю я приеду в Бостон и встречусь с вами, мистер Коэн. Если я услышу о нашем деле от кого-то, кроме вас, можете считать наши отношения разорванными. До свидания, сэр.
Томас Коэн тоже хотел бы попрощаться с ним, если бы успел произнести слова до того, как Уильям закрыл за собой дверь.

 

Семь дней спустя Уильям вновь посетил офис юридической фирмы «Коэн, Коэн и Яблонз».
– А, это вы, мистер Каин, – приветствовал его Томас Коэн. – Как мило с вашей стороны. Хотите кофе?
– Нет, спасибо.
– Не послать ли мне за кока-колой?
Лицо Уильяма осталось бесстрастным.
– К делу, к делу, – сказал мистер Коэн, слегка обескураженный. – Мы от вашего имени с помощью одной достойной фирмы частных расследований немного покопали, мистер Каин, чтобы разобраться с вопросами, которые вы нам задали. Думаю, что у меня есть надёжные ответы на них. Вы спрашивали, может ли отпрыск мистера Осборна, рождённый вашей матерью – если такое случится, – предъявить претензии на состояние Каинов и, в частности, на фонд, который создал ваш отец. Самый простой ответ – «нет», но при этом миссис Осборн может предоставить любую часть из пятисот тысяч долларов, оставленных ей вашим отцом, всякому, кому пожелает. – Мистер Коэн поднял глаза. – Однако, мистер Каин, возможно, вас заинтересует тот факт, что ваша мать уже сняла со своего счёта в «Каин и Кэббот» все пятьсот тысяч долларов в течение последних восемнадцати месяцев, и мы не смогли уточнить, как эти деньги были потрачены. Возможно, она решила открыть депозит в другом банке.
Уильям был в явном шоке, и Томас Коэн отметил, что это – первое свидетельство того, что юноша потерял контроль над собой.
– У неё не было никаких причин менять банк, – сказал Уильям. – Деньги могли попасть в руки только одного человека.
Юрист несколько мгновений молчал, ожидая услышать что-то ещё, но Уильям взял себя в руки и больше ничего не сказал, поэтому мистер Коэн продолжил:
– Ответ на ваш второй вопрос заключается в том, что у вас нет никаких личных или юридических обязательств перед мистером Осборном. По условиям завещания вашего отца, до достижения вами возраста в двадцать один год опекунами состояния являются ваша мать, а также ваши крёстные родители – мистер Алан Ллойд и миссис Престон.
Томас Коэн опять поднял глаза. Лицо Уильяма ничего не выражало. Коэн уже понял, что это означало: он может продолжать.
– И третье, мистер Каин. Вы не можете убрать мистера Осборна из дома на Бикон-Хилл, пока он женат на вашей матери и продолжает жить с ней под одной крышей. Собственность перейдёт в ваше распоряжение по естественному праву после её смерти. Если он на тот момент будет ещё жив, вы можете попросить его покинуть дом. Думаю, что я дал ответы на все ваши вопросы, мистер Каин.
– Благодарю вас, мистер Коэн, – сказал Уильям. – Я весьма признателен вам за хорошую работу и за умение хранить секреты. А теперь позвольте мне узнать, сколько я вам должен за труды?
– Сто долларов не покрывают всех расходов, мистер Каин, но мы уверены в вашем блестящем будущем и…
– Я не хотел бы оставаться должным кому-либо, мистер Коэн. Я хотел бы, чтобы вы относились ко мне как к человеку, которого можете никогда больше не встретить. Итак, исходя из этого, сколько я вам должен?
Мистер Коэн ненадолго задумался.
– В таком случае мы запросили бы за работу двести двадцать долларов, мистер Каин.
Уильям достал шесть двадцатидолларовых банкнот и передал их Коэну. На этот раз юрист не стал их пересчитывать.
– Благодарю вас за содействие, мистер Коэн. Я уверен, что мы ещё встретимся. До свидания, сэр.
– До свидания, мистер Каин. Я хочу сказать вам, что мне не доводилось встречаться с вашим отцом, но, поработав с вами, я жалею об этом.
Уильям улыбнулся, и черты его лица стали мягче.
– Благодарю вас, сэр.

 

Готовясь к появлению ребёнка, Анна была постоянно занята. Она легко уставала и много отдыхала. Каждый раз, когда она спрашивала Генри, как идут дела, у него были наготове приятные новости, и этого было достаточно, чтобы успокоить её, не посвящая в то, как именно развиваются события.
Но вот анонимные письма стали поступать снова. На этот раз они были более подробными, в них сообщались имена женщин и назывались места, где Генри видели вместе с ними. Анна сжигала их прежде, чем названия и имена могли остаться в её памяти. Она не могла поверить, что муж изменяет ей в то время, как она носит его ребёнка. Это кто-то ревнует Генри и пытается оболгать его.
Письма продолжали приходить, иногда в них содержались новые имена. Анна продолжала уничтожать их, но теперь они заставили её задуматься. Она хотела бы обсудить эту проблему с кем-нибудь, но не знала, кому довериться. Бабушки были бы возмущены, да и потом, они и так уже были настроены против Генри. Алан Ллойд из банка не смог бы её понять, ведь он никогда не был женат, а Уильям был ещё слишком молод. Обратиться было не к кому. Прочитав недавно новую книгу Зигмунда Фрейда, Анна подумала было о психоаналитике, но никто из Лоуэллов не стал бы обсуждать семейную проблему с посторонним человеком.
Проблема неожиданно получила такой поворот, к которому даже Анна была не готова. Однажды утром в понедельник она получила три письма. Одно, как обычно, от Уильяма, который просил её разрешить ему опять провести летние каникулы со своим приятелем Мэттью Лестером в Нью-Йорке. Другое было анонимным, в нём утверждалось, что у Генри роман – и с кем бы вы думали? – с Милли Престон! А третье было от Алана Ллойда, который как председатель совета директоров её банка просил позвонить ему и назначить встречу. Анна тяжело опустилась в кресло, ей не хватало воздуха, она чувствовала себя отвратительно, но всё же заставила себя перечитать все три письма. Письмо Уильяма поразило её своим равнодушием. Ей очень не понравилась мысль о том, что Уильям предпочитает проводить каникулы не с нею, а с Мэттью Лестером. С тех пор, как она вышла замуж за Генри, они с сыном расходились всё дальше. Анонимное письмо, сообщавшее, что Генри завёл роман с её лучшей подругой, игнорировать было нельзя. Анна не могла забыть, что именно Милли познакомила её с Генри и что она же – крёстная мать Уильяма. А третье письмо, от Алана Ллойда, почему-то встревожило её ещё больше. Последним письмом от него были соболезнования по поводу гибели Ричарда. А нынешнее не могло не означать плохих новостей.
Она позвонила в банк. Телефонистка соединила немедленно.
– Алан, ты хотел видеть меня?
– Да, моя дорогая, надо найти время и переговорить. Когда тебе удобно?
– Плохие новости?
– Не совсем, но я не хотел бы говорить об этом по телефону, хотя беспокоиться тебе не о чем. Как насчёт ланча, ты сегодня свободна?
– Да, Алан.
– Хорошо, тогда давай встретимся в «Ритце» в час дня. Жду встречи, Анна.
В час. Через три часа. Её мысли были заняты то Аланом, то Уильямом, то Генри, но более всего – Милли Престон. Правда ли это? Анна решила посидеть в тёплой ванне, потом надела новое платье. Но ничего не помогало. Она чувствовала, как распухает её тело. Её лодыжки и икры, когда-то стройные и элегантные, стали рыхлыми и толстыми. Ей стало страшно при мысли о том, какими они могут стать до рождения ребёнка. Она посмотрела на себя в зеркало и вздохнула, а затем, как смогла, попыталась привести себя в порядок.

 

– Ты прекрасно выглядишь, Анна. Если бы я не был старым холостяком, пережившим свою лучшую пору, я бы бесстыдно закрутил с тобой роман, – сказал седовласый банкир, целуя её в обе щеки как опытный ухажёр.
Он провёл её к столику. По негласной традиции столик в углу всегда предназначался для председателя совета директоров «Каин и Кэббот», если он не обедал в банке. Так делал ещё Ричард. Сегодня Анна впервые сидела за этим столиком с посторонним мужчиной. Официанты порхали вокруг них, как бабочки, они точно знали, когда исчезнуть и когда появиться вновь, чтобы не мешать беседе.
– Когда появится ребёнок, Анна?
– Не раньше чем через три месяца.
– Я надеюсь, нет никаких осложнений. Насколько я помню…
– Ну, раз в неделю я бываю у врача, и он делает удивлённое лицо, когда меряет мне давление, но я не слишком беспокоюсь.
– Я так рад, моя дорогая, – сказал Алан и нежно, как любящий дядюшка, коснулся её руки. – Но ты выглядишь довольно усталой. Надеюсь, ты не сильно напрягаешься. – Он приподнял руку. Рядом с ним возник официант, и они сделали заказ. – Анна, мне нужен твой совет.
Анна вдруг с болью вспомнила о том, что у Алана Ллойда талант к дипломатии. Он решил пообедать с ней вовсе не потому, что ему нужен был её совет. Она ни на секунду не усомнилась, что он здесь для того, чтобы дать свой – и осторожно.
– Ты знаешь, насколько успешны сделки Генри с недвижимостью?
– Нет, – сказала Анна. – Я никогда не вмешиваюсь в дела Генри. Как ты помнишь, я и в дела Ричарда не лезла. А почему ты спрашиваешь? Есть повод для беспокойства?
– Нет, во всяком случае, в банке мы ничего такого не знаем. Наоборот, мы знаем, что Генри участвует в тендере на большой муниципальный контракт на строительство нового больничного комплекса. Я интересуюсь этим лишь потому, что он пришёл в банк и попросил кредит на сумму в пятьсот тысяч долларов.
Анна была ошеломлена.
– Я вижу, тебя это удивляет, – сказал Ллойд. – Ведь мы знаем, что у тебя на счету двадцать тысяч долларов при небольшой задолженности в семнадцать тысяч.
Анна в ужасе опустила ложку. Она и не знала, что у неё такая задолженность. Алан заметил её волнение.
– Но мы встретились вовсе не поэтому, Анна, – добавил он быстро. – Банк будет вполне счастлив терять свои деньги на твоих сделках до конца твоей жизни. Уильям зарабатывает по миллиону в год на одних только процентах по вложениям из своего фонда, так что твоя задолженность вряд ли может иметь какое-то значение, равно как и пятьсот тысяч, которые просит Генри, если ты поручишься за кредит как законный опекун Уильяма.
– Я и не знала, что у меня есть какие-то права на деньги фонда Уильяма, – сказала Анна.
– Нет прав на основную сумму, но по закону, проценты, получаемые фондом, могут быть использованы на инвестиции в любой проект, который принесёт прибыль Уильяму, а распоряжается ими до того, как Уильяму исполнится двадцать один, совет опекунов, в который входим ты и я с Милли Престон как крёстные родители. И сегодня я, как председатель совета опекунов фонда Уильяма, могу предоставить эти пятьсот тысяч долларов под твои гарантии. Милли уже проинформировала меня, что будет счастлива дать добро на сделку, так что у вас есть большинство, и моё мнение ничего не решает.
– Милли Престон уже дала своё согласие, Алан?
– Да, а разве она тебе этого не говорила?
Анна ответила не сразу.
– А каково твоё мнение? – спросила она после паузы.
– Ну, я не видел счетов Генри, поскольку он ведёт дела только восемнадцать месяцев и обслуживается в другом банке, поэтому я не знаю, насколько его доходы в текущем году превысили расходы и какие поступления он предполагает иметь в 1923 году.
– А ты знаешь, что я за последние восемнадцать месяцев отдала Генри пятьсот тысяч долларов моих собственных денег?
– Главный кассир уведомляет меня о каждом случае снятия больших наличных сумм, но я не знал, на что ты тратишь деньги, это же не моё дело, Анна. Ричард оставил деньги тебе, и ты можешь тратить их, как сочтёшь нужным. Но сейчас-то речь идёт о процентах, который получает семейный фонд, а это – другое дело. Если ты решишь изъять пятьсот тысяч долларов для инвестиций в фирму Генри, то банк должен будет проверить финансовую отчётность Генри, поскольку эти деньги будут считаться ещё одной инвестицией в портфеле Уильяма. Ричард не дал опекунам права выдавать кредиты, а только делать инвестиции от имени Уильяма. Я уже разъяснил ситуацию Генри, и если мы придём к согласию и вложимся в его дело, то опекунам надо будет решить, какая часть компании Генри в процентах будет достой ной компенсацией за пятьсот тысяч долларов. Уильям, конечно, прекрасно знает, как мы поступаем с доходами его фонда. У нас нет причин возражать на его просьбу, и каждый квартал банк направляет ему отчёт об инвестиционных программах, равно как и каждому опекуну. Нисколько не сомневаюсь, что у Уильяма будет собственное мнение по данному вопросу, когда он получит отчёт за текущий квартал.
Возможно, тебя это позабавит, но с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, он отсылает мне свои соображения по каждому виду инвестиций, которые мы делаем. Поначалу я читал их с любопытством, как благосклонный опекун. Но в последнее время я изучаю их с огромным уважением. Боюсь, когда Уильям займёт своё место в совете директоров «Каин и Кэббот», этот банк окажется для него слишком мал.
– У меня никогда раньше не спрашивали совета по поводу фонда Уильяма, – растерянно сказала Анна.
– Но, дорогая моя, ты же читаешь отчёты, которые банк направляет тебе по первым числам каждого квартала, а тебе как опекуну принадлежит право поинтересоваться любым инвестиционным проектом, которые мы осуществляем от имени Уильяма.
Алан Ллойд достал из кармана лист бумаги, но хранил молчание, пока сомелье не закончил наливать им превосходное бургундское. Как только сомелье удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать их, Ллойд продолжил:
– До своего двадцать первого дня рождения Уильям держит на счету в банке более двадцати одного миллиона под четыре с половиной процента. Мы реинвестируем проценты в акции предприятий и доли в них каждый квартал. В прошлом мы никогда не вкладывались в частные компании. Возможно, ты удивишься, Анна, но теперь мы реинвестируем, исходя из принципа пятьдесят на пятьдесят: пятьдесят процентов мы вкладываем по решению банка, а пятьдесят – после того, как получим рекомендации от Уильяма. В данный момент наши инвестиции чуть успешнее, к вящей радости Тони Симмонса – нашего директора инвестиционного отдела, которому Уильям обещал «Роллс-Ройс» за каждый год, когда он опередит его в доходах на десять процентов.
– Но откуда же он возьмёт десять тысяч долларов на «Роллс-Ройс», если проиграет пари, ведь он же не может брать деньги из своего фонда, пока ему не исполнится двадцать один?
– У меня нет ответа на этот вопрос, Анна. Хотя, с другой стороны, я знаю, что он слишком горд, чтобы прийти непосредственно к нам, и что он никогда не стал бы заключать пари, если б не мог его выиграть. Ты случайно не видела в последнее время его книгу доходов и расходов?
– Ту, что ему подарили бабушки?
Алан Ллойд кивнул.
– Нет, я не видела её с того дня, когда он пошёл в школу. Я и не знала, что она существует до сих пор.
– Она всё ещё существует, – сказал банкир, – и я отдал бы месячное жалованье за то, чтобы узнать, какая цифра там стоит в колонке кредита. Полагаю, ты знаешь, что он держит свои деньги в банке Лестера в Нью-Йорке, а не у нас. А они не открывают счетов частным лицам на сумму менее десяти тысяч долларов. И я совершенно уверен в том, что исключений они не делают ни для кого, даже для сына Ричарда Каина.
– Сын Ричарда Каина… – повторила Анна. – Да, он, без сомнения, сын Ричарда Каина. Поверишь, он ни разу не попросил у меня ни цента с тех пор, как ему исполнилось двенадцать! – Она помолчала. – И знаешь, Алан, хочу предупредить тебя: он неласково отнесётся к тому, кто сообщит ему, что нужно вложить пятьсот тысяч долларов из его собственного фонда в компанию Генри.
– Они не ладят? – спросил Алан, и бровь его поднялась.
– Боюсь, что нет, – сказала Анна.
– Мне жаль слышать это. Если Уильям реально выступит против такой сделки, это, конечно же, серьёзно осложнит положение. Он не имеет прав на фонд до двадцати одного года, но, как нам сообщают наши источники, он не прочь воспользоваться помощью независимых юристов, чтобы определиться с тем, какие права у него есть по закону.
– О боже, – сказала Анна, – ты это серьёзно?
– О да, вполне серьёзно, но тебе не о чем беспокоиться. Честно говоря, все мы в банке были удивлены, но когда узнали, от кого исходит запрос, то поделились и той информацией, которую обычно оставляем для себя. По собственным соображениям, он не захотел выходить на нас непосредственно.
– Боже правый, – сказала Анна, – что же из него получится к тридцати?
– Всё будет зависеть от того, – сказал Алан, – повезёт ли ему настолько, что он влюбится в девушку столь же милую, как ты. Это всегда составляло сильную сторону Ричарда.
– Ты – старый льстец, Алан. Давай отложим вопрос о пятистах тысячах до того, как я переговорю с Генри.
– Конечно, моя дорогая. Я же сказал, что мне нужен твой совет.
Алан заказал кофе и нежно пожал руку Анны.
– Помни, что тебе надо поберечь себя. Ты – гораздо важнее, чем судьба каких-то долларов.

 

Вернувшись домой после обеда, Анна тут же начала думать о двух других письмах, пришедших сегодня утром. В одном она была теперь уверена: после всего, что она узнала от Алана Ллойда о своём сыне, будет правильно тихо уступить ему и разрешить провести летние каникулы с его другом Мэттью Лестером.
Взаимоотношения Генри и Милли представляли собой проблему, решение которой она не могла найти столь же легко. Анна села в кресло малиновой кожи, любимое кресло Ричарда, и посмотрела в окно эркера на клумбу с белыми и красными розами, но она ничего не видела, погрузившись в размышления. Анне всегда требовалось много времени, чтобы принять решение, но как только она это делала, уже никогда не отступала…
В тот вечер Генри приехал домой раньше обычного, и она задумалась, почему. Вскоре всё выяснилось.
– Я слышал, сегодня ты была на ланче с Аланом Ллойдом, – сказал он, входя в комнату.
– Кто сообщил тебе об этом, Генри?
– У меня повсюду шпионы, – засмеялся он.
– Да, Алан пригласил меня. Он хотел знать, как я отношусь к тому, что его банк сделает полумиллионную инвестицию из фонда Уильяма в твою компанию.
– И что ты ответила? – спросил Генри, пытаясь скрыть своё волнение.
– Я ответила, что хочу сначала обсудить эту проблему с тобой; но, ради Бога, почему ты не сказал мне, а сразу обратился в банк, Генри? Я чувствовала себя полной дурой, впервые услышав обо всём от Алана.
– Я не думал, что мой бизнес интересен тебе, дорогая. Я совершенно случайно узнал, что ты, Алан Ллойд и Милли Престон являетесь опекунами и каждый из вас имеет голос в решении вопросов инвестиций дохода Уильяма.
– Как же ты узнал, – спросила Анна, – если даже я не знала порядка вещей?
– Ты не читаешь то, что напечатано мелким шрифтом, дорогая. Я и сам так поступал до недавнего времени. Совершенно случайно Милли Престон рассказала мне о подробностях работы фонда, а как крёстная мать Уильяма она тоже опекун. Это было для меня сюрпризом. А теперь давай посмотрим, как мы можем обернуть это дело к нашей выгоде. Милли говорит, что поддержит меня, если ты будешь согласна.
Уже само упоминание имени Милли заставило Анну почувствовать себя не в своей тарелке.
– Я не думаю, что нам следует трогать деньги Уильяма, – сказала она. – Я никогда не считала фонд чем-то имеющим ко мне отношение. Я была бы гораздо более счастлива, если бы меня оставили в покое, а реинвестициями доходов фонда пусть, как и раньше, занимается банк.
– Но можно ли быть удовлетворёнными инвестиционной программой банка, когда мне предстоит такой выгодный контракт на строительство городской больницы? Уильям заработает на моей компании кучу денег. Алан ведь говорил тебе это, не так ли?
– Я не очень поняла его отношение к этому. Он был, как всегда, очень осторожен, хотя и сказал, что контракт, если он будет выигран, очень выгодный и что у тебя хорошие шансы на победу.
– Именно так.
– Но в то же время он хотел бы видеть твою бухгалтерскую отчётность, он также спрашивал, что случилось с моими пятьюстами тысячами долларов.
– Нашими пятьюстами тысячами, дорогая. С ними всё хорошо, и ты сама скоро это узнаешь. Я отправлю Алану всю отчётность завтра утром, чтобы он мог всё проверить сам. Уверяю тебя, он будет очень удивлён.
– Надеюсь на это, Генри, ведь это нужно нам обоим, – сказала Анна. – А теперь давай подождём и посмотрим, какое у него будет мнение относительно всего этого. Ты же знаешь, как сильно я всегда доверяла Алану.
– Но не мне, – сказал Генри.
– Нет, Генри, я не хотела…
– Я просто пошутил. Я не сомневаюсь, что ты доверяешь собственному мужу.
Анна почувствовала, как у неё на глаза наворачиваются слёзы, которые она всегда сдерживала перед Ричардом. А ради Генри она даже не захотела их сдерживать.
– Надеюсь, что могу доверять. Раньше я никогда не думала о деньгах, поэтому сейчас для меня это – такая большая проблема, что я не могу с ней справиться. Ребёнок заставляет меня чувствовать себя утомлённой и подавленной.
Генри моментально стал внимательным и предупредительным.
– Я знаю, моя дорогая. Не хочу, чтобы ты и дальше забивала себе голову вопросами бизнеса, я всегда могу справиться с этими делами. Послушай, почему бы тебе не отправиться спать пораньше? Я принёс бы тебе ужин в постель. И тогда у меня будет возможность вернуться в офис и собрать бумаги, которые я утром отправлю Алану.
Анна подчинилась, но, когда Генри ушёл, она не могла заснуть, несмотря на то, что очень устала. Она сидела в постели и читала Синклера Льюиса. Анна знала, что Генри потребуется пятнадцать минут, чтобы добраться до работы, поэтому, выждав полновесных двадцать, она набрала его номер. Гудки продолжались целую минуту.
Спустя двадцать минут Анна позвонила опять, и опять никто не взял трубку. Слова Генри о доверии похоронным звоном звучали в её голове.
Когда Генри вернулся после полуночи домой, он был встревожен, увидев, что Анна сидит в постели, всё ещё читая Синклера Льюиса.
– Зачем же ты дожидалась меня?
Он нежно поцеловал её, и Анне показалось, что от него пахнет духами, – или она стала чересчур подозрительной?
– Мне пришлось задержаться чуть дольше, чем я предполагал, поскольку я не смог сразу найти все документы, которые потребуются Алану. Глупая секретарша подшила их в папки с другими названиями.
– Как же, наверное, тебе было одиноко в офисе среди ночи… – сказала Анна.
– Ну, не так уж и плохо, когда есть достойная работа, – сказал Генри, забираясь в постель и пристраиваясь под бок к Анне. – По крайней мере, хорошо уже то, что можно сделать значительно больше, когда тебе не мешают постоянными телефонными звонками.
Через минуту он заснул. А Анна продолжала лежать с открытыми глазами. Она решила осуществить план, задуманный ею сегодня.

 

Когда на следующее утро после завтрака Генри отправился на работу – хотя Анна и не была уверена, где теперь работает её муж, – она просмотрела раздел объявлений «Бостон Глоб», нашла небольшую рекламку, позвонила по указанному телефону и назначила встречу, на которую и отправилась в южную часть Бостона вскоре после полудня. Анна была поражена неопрятностью здешних строений. Она никогда раньше не была в южном районе города и в обычных обстоятельствах могла прожить всю жизнь, так и не узнав, что такие места вообще существуют.
Небольшая деревянная лестница, усыпанная окурками, спичками и другим мусором, вела к двери, застеклённой матовым стеклом, на котором большими чёрными буквами было написано: «Глен Рикардо», а ниже – «Частный детектив (зарегистрирован в штате Массачусетс)». Анна осторожно постучала.
– Входите, дверь открыта, – услышала она громкий хриплый голос.
Анна вошла. Перед нею, положив ноги на стол, сидел мужчина, рассматривавший какой-то мужской журнал. Когда он увидел Анну, сигара чуть не выпала у него изо рта. Впервые в его контору входило норковое манто.
– Доброе утро, – сказал он, быстро вставая. – Меня зовут Глен Рикардо.
Он наклонился над столом и протянул ей прокуренные пальцы. Она пожала его руку, радуясь, что не забыла надеть перчатки.
– Вам назначено? – спросил Рикардо, не особенно волнуясь по этому поводу. С норковым манто он был готов работать всегда.
– Да.
– Так, значит, вы – миссис Осборн? Вы позволите мне принять ваше манто?
– Я предпочту остаться в нём, – сказала Анна, не представляя, куда бы он мог его повесить, разве что бросить на пол.
– Да, конечно-конечно.
Анна исподлобья разглядывала Рикардо, пока тот усаживался на своё место и закуривал новую сигару. Ей были безразличны его зелёный пиджак, пёстрый галстук и густо набриолиненные волосы. Она просто не знала, можно ли обратиться ещё к кому-нибудь.
– Ну, и в чём проблема? – спросил Рикардо и начал тупым ножом затачивать и без того короткий карандаш. Стружки летали по всей комнате, но только не в корзину для мусора. – Вы потеряли собаку, бриллианты, мужа?
– Во-первых, мистер Рикардо, я бы хотела быть уверенной в вашем умении хранить секреты, – начала Анна.
– Ну, конечно-конечно, об ином не может быть и речи, – ответил Рикардо, не сводя глаз с карандаша.
– И тем не менее, я хотела бы это подчеркнуть, – сказала Анна.
– Конечно-конечно.
Анна вдруг подумала, что, если он ещё раз скажет «конечно», она закричит. Она глубоко вздохнула.
– Я получила несколько анонимных писем, в которых сообщалось, что у моего мужа роман с моей близкой подругой. Я хочу знать, кто отправил мне эти письма и есть ли в этих обвинениях хотя бы доля правды.
Анна почувствовала огромное облегчение от того, что впервые озвучила свои страхи. Рикардо посмотрел на неё совершенно спокойно, как будто он далеко не в первый раз слышит такие слова. Он взъерошил свои длинные чёрные волосы, и Анна заметила грязь у него под ногтями.
– Так, – начал он. – С мужем будет просто. А вот выяснить автора писем гораздо сложнее. Письма у вас, конечно же, сохранились?
– Только последнее, – сказала Анна.
Глен Рикардо вздохнул и устало вытянул руку перед собой. Анна открыла сумочку, с неохотой вытащила письмо и, поколебавшись, подала ему.
– Я понимаю ваши чувства, миссис Осборн, но я не могу работать, когда одна рука у меня связана.
– Конечно, мистер Рикардо, извините.
Анна не поверила своим ушам, когда сказала «конечно».
Не сказав ни слова, Рикардо прочитал письмо несколько раз.
– Они все были написаны на одинаковой бумаге и запечатаны в такие же конверты?
– Да, кажется, так, – сказала Анна. – Насколько я помню.
– Хорошо, но, когда придёт следующее, то будьте добры…
– А вы так уверены, что будет и следующее? – перебила его Анна.
– Да, конечно, и его надо будет сохранить. А теперь расскажите мне о вашем муже поподробнее. У вас есть его фотография?
– Да. – И она опять засомневалась.
– Мне нужно только поглядеть на его лицо. Вы же не хотите, чтобы я напрасно тратил время в погоне за другим человеком.
Анна опять открыла сумочку и подала ему старую фотографию Генри в мундире лейтенанта.
– А мистер Осборн – красивый мужчина, – сказал детектив. – Когда сделана фотография?
– По-моему, около пяти лет назад, – сказала Анна. – Я не знаю, когда он служил в армии.
Рикардо ещё несколько минут расспрашивал Анну о ежедневных перемещениях Генри по городу, и она сама была удивлена тем, как мало знает о его привычках и его прошлом.
– Да, немного, миссис Осборн, но я сделаю всё, что в моих силах. Теперь вот что: я беру десять долларов в день плюс издержки. Раз в неделю я буду направлять вам письменный отчёт. Прошу вас внести предоплату за две недели.
Он опять вытянул перед собой руку, на этот раз уже энергично.
Анна открыла сумочку, вытащила две новенькие хрустящие купюры по сто долларов и протянула их Рикардо. Он внимательно рассмотрел банкноты, как будто не знал, что за выдающийся американец на них изображён. Бенджамин Франклин бесстрастно глядел на Рикардо, который нечасто видел его портрет. Рикардо дал Анне шестьдесят долларов сдачи грязными пятёрками.
– Я вижу, вы работаете и по воскресеньям, мистер Рикардо, – сказала Анна, восхищаясь своими способностями к устному счёту.
– Конечно, – сказал он. – Вас устроит это же время через неделю, миссис Осборн?
– Конечно, – сказала Анна и быстро вышла из комнаты, чтобы не пожимать руку человеку за столом.

 

Когда Уильям в ежеквартальном отчёте от «Каин и Кэббот» прочитал, что Генри Осборн – он громко произнёс имя вслух: «Генри Осборн», – чтобы убедиться, что это так, – просит пятьсот тысяч долларов в качестве инвестиций в его частный бизнес, ему стало не по себе. Настолько, что впервые за четыре года в школе Святого Павла он показал только второй результат на контрольной по математике. Мэттью Лестер, оказавшийся первым, спросил его, нормально ли он себя чувствует.
В тот же вечер Уильям позвонил Алану Ллойду домой. Председатель совета директоров «Каин и Кэббот» не слишком удивился, услышав его голос, после того как Анна рассказала ему о натянутых отношениях между её сыном и Генри.
– Уильям, мальчик мой, как дела у Святого Павла и как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, сэр, здесь всё хорошо, но я звоню не поэтому.
«Тактичность парового катка», – подумал Алан.
– Я так и думал, – ответил он сухо. – Чем могу помочь?
– Я хотел бы встретиться с вами завтра утром.
– В воскресенье?
– Да, это – единственный день, когда я могу покинуть школу. Я приеду в любое удобное для вас время и место. – Уильям произнёс эти слова таким тоном, как будто делал одолжение. – И, пожалуйста, моей матери – ни слова о встрече.
– Но, Уильям… – начал Алан Ллойд.
– Наверное, мне не надо напоминать вам, – голос Уильяма стал твёрже, – что инвестиции моего фонда в частный бизнес моего отчима пусть и не противоречат закону, но не могут рассматриваться иначе как неэтичные.
Алан Ллойд некоторое время хранил молчание, размышляя над тем, не следует ли ему попытаться успокоить мальчика по телефону.
– Хорошо, Уильям. Как ты смотришь на то, чтобы составить мне компанию за ланчем в Охотничьем клубе, скажем, в час дня?
– С нетерпением буду ждать нашей встречи. – Телефон замолчал.
«По крайней мере, дискуссия состоится на моём поле», – подумал Алан Ллойд и повесил трубку, проклиная мистера Белла за его чёртово изобретение.
Алан выбрал Охотничий клуб, поскольку не хотел, чтобы их встреча носила слишком личный характер. По прибытии Уильям сразу же попросил сыграть с ним партию в гольф после обеда.
– С удовольствием, мой мальчик, – сказал Алан и заказал начало первого маршрута на три часа.
К его удивлению, во время обеда Уильям не обсуждал с ним предложение Генри Осборна. Более того, подросток со знанием дела рассуждал о взглядах президента Гардинга на реформу тарифов и о некомпетентности мистера Чарльза Дауэса в качестве финансового советника президента. Алан даже подумал, что Уильям, проспав ночь, изменил своё мнение относительно вложений в фирму Генри Осборна, но не захотел отменять встречу, чтобы не показаться слабовольным. «Что ж, если мальчику хочется сыграть партию таким образом, то я не против», – подумал Алан. Он уже предвкушал спокойную игру в гольф. После приятного обеда, в котором особое место заняла бутылка вина, – Уильям ограничился одним бокалом, – они переоделись и вышли на первый старт.
– Вы всё ещё даёте фору?
– Вообще-то да.
– По десять долларов за лунку, идёт?
Алан Ллойд некоторое время колебался, вспомнив, что Уильям – опытный игрок в гольф.
– Идёт.
Они прошли первую лунку, не сказав ни слова, причём Алану понадобились четыре удара, а Уильяму – пять. Алан выиграл также вторую, потом – третью и, расслабившись немного, уже начал получать удовольствие от игры. К тому времени, когда они вышли на старт четвёртой, они отошли от клуба на километр. Уильям подождал, пока Алан замахнётся.
– Не существует никаких оснований, по которым вы могли бы вложить пятьсот тысяч долларов из моего фонда в фирму, связанную с Генри Осборном.
Алан промахнулся, и мяч улетел далеко в раф. В этом был свой плюс – хотя и единственный: Уильям ударил удачно, и у Алана теперь было несколько минут, чтобы обдумать, как сыграть мяч и что ответить Уильяму. После трёх ударов Алана они наконец встретились на грине. Алан проиграл эту лунку.
– Понимаешь, Уильям, у меня в совете опекунов только один голос из трёх, и тебе следует знать, что ты не имеешь права влиять на решения фонда и распоряжаться его деньгами до своего двадцать первого дня рождения. Ты должен понять, что у тебя даже нет права обсуждать эти вопросы.
– Я прекрасно знаю, что предусмотрено законом, сэр, но, поскольку оба остальных опекуна спят с Генри Осборном…
Алан Ллойд был поражён.
– И не говорите мне, что вы – единственный человек в Бостоне, который не знает, что у Милли Престон роман с моим отчимом.
Алан Ллойд ничего не сказал.
– Я хочу быть уверенным, – продолжил Уильям, – что ваш голос будет отдан за меня и что вы сделаете всё от вас зависящее, чтобы повлиять на мою мать и отговорить её от предоставления кредита, даже если для этого понадобится дойти до крайности и рассказать ей правду о Милли Престон.
Алан ударил ещё хуже и отправил мяч точно в кусты, о существовании которых он даже не догадывался. В первый раз за сорок три года он громко выругался. Этот маршрут он также проиграл вчистую.
– Ты требуешь слишком многого, – сказал Алан, начиная с Уильямом пятую лунку.
– Но это ничто по сравнению с тем, что я сделал бы, не будь я уверен в вашей поддержке, сэр.
– Не думаю, что твой отец одобрил бы политику угроз, – сказал Алан, наблюдая за тем, как взлетает мяч Уильяма.
– Единственное, чего не одобрил бы мой отец, это Осборн, – возразил Уильям.
Алан опять промахнулся в полутора метрах от лунки.
– И в любом случае, вы прекрасно знаете, что мой отец внёс в завещание условие, по которому деньги, инвестируемые фондом, считаются частным делом фонда, и получающая их сторона не должна знать, что в сделке участвует семья Каинов. Это было правило, которому он никогда не изменял. Именно таким образом он обеспечивал отсутствие конфликта интересов между банковскими инвестициями и семейным фондом.
– Но твоя мать явно считает, что это правило можно нарушить, когда речь идёт о члене семьи.
– Генри Осборн не является членом моей семьи, и когда я получу в управление фонд, я, как и мой отец, никогда не буду нарушать это правило.
– Возможно, наступит момент, когда ты пожалеешь о том, что занял такую жёсткую позицию.
– Не думаю, сэр.
– Хорошо, но задумайся на мгновение, какое действие эти шаги могут оказать на твою мать, – добавил Алан.
– Моя мать уже потеряла пятьсот тысяч долларов своих собственных денег, сэр. Разве этого недостаточно для одного мужа? Почему пятьсот тысяч долларов должен потерять ещё и я?
– Мы пока не знаем, в чём там дело, Уильям. Вложения ещё могут дать прекрасную отдачу. У меня пока не было времени достаточно внимательно разобраться с отчётностью Генри.
Уильям поморщился, когда Алан Ллойд назвал его отчима Генри.
– Уверяю вас, он пустил по ветру практически все деньги моей матери. Чтобы быть точным, у него осталось тридцать три тысячи четыреста двенадцать долларов от первоначальной суммы. Рекомендую вам взглянуть на отчётность Осборна и внимательнее познакомиться с его прошлым, его прежним бизнесом, его партнёрами. Я уж не говорю, что он – заядлый игрок.
Со старта восьмой лунки Алан запустил мяч прямо в пруд, который обычно без труда проходят даже новички. Эту лунку он тоже проиграл.
– Откуда у тебя эта информация о Генри? – спросил Алан, совершенно уверенный в том, что она поступила от Томаса Коэна.
– Предпочитаю не говорить об этом, сэр.
У Алана были свои соображения на сей счёт, но он подумал, что ему ещё понадобится этот туз в рукаве для того, чтобы разыграть его немного позднее.
– Если все твои утверждения окажутся верными, Уильям, я, естественно, попытаюсь отговорить твою мать от каких-либо инвестиций в фирму Генри, при этом я сочту своим долгом в открытую обсудить проблему и с самим Генри.
– Так и надо поступить.
Алан теперь ударил лучше, но уже понимал, что ему не выиграть.
– Вам, может быть, будет интересно узнать, – продолжил Уильям, – что Осборну нужны пятьсот тысяч долларов из моего фонда не для того, чтобы выиграть контракт на строительство больницы, а для того, чтобы погасить давнюю задолженность в Чикаго. Предполагаю, вам об этом было неизвестно, сэр?
Алан ничего не ответил. Конечно же, он ничего об этом не знал. Уильям выиграл и эту лунку.
Когда они добрались до восемнадцатой, Алан проигрывал восемь лунок и был близок к самому разгромному счёту в своих матчах. Теперь он находился в метре с небольшим от лунки и надеялся хотя бы свести вничью последнюю партию с Уильямом.
– У тебя есть ещё бомбы для меня? – спросил Алан.
– Сказать сейчас или после удара, сэр?
Алан рассмеялся и решил не пасовать перед блефом.
– Сейчас, Уильям, – сказал он, опершись на клюшку.
– Осборн не выиграет контракта на строительство больницы. Те, от кого зависит решение, полагают, что он раздаёт взятки мелким чиновникам в муниципалитете. Дело не будет предано огласке, но, чтобы не вызвать дальнейших кривотолков, компания будет исключена из окончательного списка претендентов. Контракт в итоге достанется «Киркбрайду и Картеру». Последнее сообщение носит конфиденциальный характер, сэр. Даже сами «Киркбрайд и Картер» не будут уведомлены об этом ещё в течение недели, поэтому я попрошу вас оставить полученную информацию при себе.
Алан ударил и промазал. Уильям выиграл лунку, подошёл к председателю банка и пожал ему руку.
– Благодарю вас за игру, сэр. Полагаю, вы должны мне девяносто долларов.
Алан достал бумажник и вручил ему сотенную купюру.
– Уильям, тебе пора перестать называть меня «сэр». Как ты хорошо знаешь, меня зовут Алан.
– Благодарю вас, Алан. – И Уильям протянул ему десятку.

 

В понедельник утром Алан прибыл в банк несколько более обременённый делами, чем предполагал до воскресенья. Он немедленно засадил за работу начальников пяти отделов, которым было поручено проверить точность сведений Уильяма. Алан опасался, что сведения подтвердятся, поэтому, принимая во внимание положение Анны в банке, принял все меры для того, чтобы ни один начальник не знал, чем занят другой. Его указания им были предельно ясными: все отчёты должны быть конфиденциальными и предназначаться только председателю совета директоров. К среде той же недели у него на столе лежали пять предварительных отчётов. Все они подтверждали слова Уильяма, хотя каждый отдел просил дополнительное время на выяснение подробностей. Алан решил не беспокоить Анну, пока у него не накопится больше конкретной информации. Но на данном этапе он счёл за благо воспользоваться приёмом, который давали Осборны в тот вечер, чтобы посоветовать Анне не принимать никаких поспешных решений по поводу вложений.
Когда Алан прибыл на вечеринку, то был поражён усталым видом Анны. Это заставило его ещё сильнее смягчить тон. Когда он, наконец, застал её одну, у них было всего несколько секунд. Он подумал, что было бы гораздо лучше, если бы она не ждала ребёнка.
Анна повернулась к нему и улыбнулась.
– Как мило, что ты пришёл, Алан, ты же так сильно занят в банке.
– Не могу позволить себе пропустить ни одной твоей вечеринки, моя дорогая, ты по-прежнему блистаешь в Бостоне.
– Всё время удивляюсь твоему умению говорить комплименты, – улыбнулась она.
– Мне часто приходится их делать. Анна, ты нашла время, чтобы обдумать вопрос об инвестициях? – Он пытался произносить слова безразличным тоном.
– Нет, мне кажется, нет. У меня достаточно других дел, Алан. А как дела с отчётностью Генри?
– Прекрасно, но у нас пока есть цифры только за один год, поэтому мне кажется необходимым подключить к делу наших ревизоров, чтобы проверить всё ещё раз. В нормальной банковской практике принято делать это со всеми фирмами, которые работают на рынке менее трёх лет. Полагаю, Генри с пониманием отнесётся к нашей позиции и даст своё согласие.
– Анна, дорогая, какой чудесный вечер! – раздался громкий голос из-за спины Алана. Ллойд не узнал человека, возможно, это был один из политических друзей Генри.
Алан отошёл в сторону, надеясь, что отыграл немного времени для банка. На приёме было много политических фигур из муниципалитета и даже два конгрессмена, так что Алан усомнился в истинности слов Уильяма относительно того контракта. Ему нужно было расследовать этот вопрос в банке, – официальное объявление итогов должно было состояться на следующей неделе. Он попрощался с хозяином и хозяйкой, оделся и ушёл.
– В это же время на следующей неделе, – громко сказал он, словно желая убедить себя в чём-то, и повернул на Честнат-стрит к своему дому.
Весь вечер Анна находила время понаблюдать за Генри каждый раз, когда он оказывался рядом с Милли Престон. Естественно, внешне никак не было заметно, что между ними что-то есть. Более того, Генри больше времени проводил с Джоном Престоном, чем с его женой. Анна подумала о том, что ошибалась, подозревая мужа, и решила отменить свой визит к Глену Рикардо, назначенный на следующий день.
Вечеринка закончилась на два часа позже, чем предполагала Анна, и она сочла этот факт доказательством того, что всем понравилось.
– Отличный вечер, Анна, спасибо за приглашение! – Это был всё тот же громкий голос, он принадлежал последнему уходящему. Анна не могла вспомнить его, – кто-то из муниципалитета.
Анна с трудом поднялась в спальню и пообещала себе, что не будет больше устраивать никаких вечеринок, пока через десять недель не родится ребёнок.
Генри уже раздевался.
– У тебя была возможность переговорить с Аланом, дорогая?
– Да, была, – ответила Анна. – Он сказал, что отчётность в порядке, но, поскольку цифры приводятся только за один год, он должен подключить своих ревизоров и сделать двойную проверку. Видимо, это – обычная банковская практика.
– К чёрту обычную банковскую практику! Ты что, не чувствуешь присутствие Уильяма за всем этим?
– Как ты можешь говорить такое? Алан ничего не сказал про Уильяма.
– Разве? – воскликнул Генри. – Он не стал говорить тебе, что обедал с Уильямом в воскресенье в гольф-клубе, пока мы с тобой сидели дома в одиночестве?
– Что? Я не верю этому. Уильям никогда не приехал бы в Бостон, не повидав меня. Ты, наверное, ошибся, Генри.
– Дорогая, там была половина города, и я не могу представить, что Уильям проехал чуть ли не сто километров только для того, чтобы сыграть партию в гольф с Аланом Ллойдом. Послушай, Анна, мне нужны эти деньги, или меня отстранят от участия в конкурсе. Однажды – и очень скоро – тебе придётся решать, кому ты доверяешь больше: Уильяму или мне. Я должен получить эти деньги в течение недели, начиная с завтрашнего дня, или восьми дней – с сегодняшнего. Если я не смогу доказать муниципалитету, что обладаю этой суммой, меня снимут. Снимут, потому что Уильям не одобрил твоё желание выйти за меня. Пожалуйста, Анна, позвони завтра Алану и попроси его перевести деньги.
Его сердитый голос эхом раздавался в мозгу Анны, она слабела, у неё кружилась голова.
– Нет, не завтра, Генри. Может это подождать до пятницы? Завтра у меня тяжёлый день.
Генри с видимым усилием сдержал себя и подошёл к ней, стоявшей обнажённой перед зеркалом. Он погладил её по животу.
– Я хочу, чтобы этот малыш получил такой же хороший шанс, как и Уильям.

 

На следующий день Анна сто раз сказала себе, что не пойдёт на встречу с Гленом Рикардо, но вскоре после полудня оказалась в такси. Она поднялась по скрипучим деревянным ступенькам, со страхом думая о том, что она услышит. Анна ещё могла повернуть назад, но, поколебавшись, тихо постучала в дверь.
– Войдите.
Она открыла дверь.
– А-а, миссис Осборн, как я рад видеть вас снова. Садитесь.
Анна села, и они уставились друг на друга.
– Боюсь, у меня не очень хорошие новости, – сообщил Глен Рикардо, запуская пальцы в шевелюру.
У Анны упало сердце. Ей стало плохо.
– Мистер Осборн не виделся с миссис Престон и ни с какой другой женщиной в течение последних семи дней.
– Но вы сказали, что новости не очень хорошие…
– Конечно, миссис Осборн, я предполагал, что вы ищете повод для развода. Обычно ко мне приходят сердитые женщины, чтобы я доказал вину их мужей.
– Нет-нет, – вздохнула Анна с облегчением. – Это – лучшая новость, которую я слышала за многие недели.
– Что ж, хорошо, – сказал мистер Рикардо, слегка обескураженный. – Будем надеяться, что и вторая неделя ничего не даст.
– О, вы можете прекратить ваше расследование прямо сейчас, мистер Рикардо. Я уверена, что и следующая неделя не даст результатов.
– Не думаю, что это мудрое решение, миссис Осборн. Делать окончательные выводы по результатам только одной недели было бы слишком рано. В любом случае, – продолжил Глен Рикардо, попыхивая сигарой, которая теперь казалась Анне пахнущей более приятно, чем на прошлой неделе, – вы же заплатили за две недели.
– А что с письмами? – спросила Анна, внезапно вспомнив про них. – Я полагаю, их написал кто-то, завидующий успехам моего мужа.
– Я же говорил вам, миссис Осборн, на прошлой неделе, что выследить автора анонимных писем всегда очень непросто. Между тем, мы нашли магазин, где покупались бумага и конверты, поскольку это была довольно необычная фирма-изготовитель, но на данный момент мне нечего сообщить по этому поводу. И ещё раз: может быть, мне удастся что-то на следующей неделе. А вы получали новые анонимные письма?
– Нет, не получала.
– Хорошо, давайте считать, что всё к лучшему. Будем надеяться, во имя вашего же блага, что следующая неделя окажется последней.
– Да, – сказала Анна, – давайте надеяться на это. Могу я возместить ваши расходы в следующий четверг?
– Конечно-конечно.
Анна почти забыла эти слова, но теперь они рассмешили её. Она ехала домой и по дороге приняла решение, что Генри должен получить пятьсот тысяч долларов и шанс доказать, что Алан и Уильям ошибаются. Она ещё не отошла от удара, который ей нанесла новость о том, что Уильям приезжал в Бостон и не дал ей знать об этом. Возможно, Генри прав в своих предположениях, что Уильям пытается действовать у них за спиной.

 

Генри был счастлив, когда Анна вечером сообщила ему о своём решении. На следующее утро он подал требуемые документы ей на подпись. Анна не могла не подумать, что он подготовил их заранее, даже подпись Милли Престон уже стояла на своём месте. Или она опять чересчур подозрительна? Она отогнала эти Мысли и быстро поставила свою подпись.

 

Анна была полностью подготовлена к разговору, когда утром следующего понедельника ей позвонил Алан Ллойд.
– Анна, позволь мне по крайней мере попридержать дело до четверга. Тогда мы будем знать, кто выиграл контракт на строительство больницы.
– Нет, Алан. Время не ждёт. Генри эти деньги нужны сейчас. Он должен доказать муниципалитету, что у него достаточно средств, чтобы осуществить контракт, а у тебя уже есть подписи двух опекунов. Так что от тебя больше ничего не зависит.
– Банк всегда может дать гарантии состоятельности Генри, для этого не обязательно переводить деньги. Уверен, что муниципалитет согласится на это. В любом случае, у меня ещё не было времени перепроверить банковскую отчётность компании.
– Зато ты нашёл время, чтобы пообедать с Уильямом в прошлое воскресенье, и не сказал мне об этом!
На том конце провода воцарилось секундное молчание.
– Анна, я…
– И не говори, что у тебя не было возможности. Ты в среду был у нас на приёме и мог сказать мне об этом. Но ты предпочёл промолчать, хотя нашёл момент предложить тянуть время с кредитом для Генри.
– Анна, я прошу прощения. Я понимаю, как это может выглядеть со стороны и почему ты так расстроена, но, поверь мне, тому есть веские причины. Могу я зайти и объясниться?
– Нет, Алан, не можешь. Вы все плетёте заговоры против моего мужа. Никто из вас не хочет дать ему шанса показать себя. Ну а я дам ему такой шанс.
Анна положила трубку, довольная собой. Она чувствовала, что сохранила верность Генри и, таким образом, полностью искупила первоначальные сомнения в нём.
Алан Ллойд перезвонил, но она приказала горничной передать ему, что её не будет весь день. Когда Генри вечером вернулся домой, то с радостью выслушал рассказ Анны о её разговоре с Аланом.
– Всё это – только к лучшему, вот увидишь. В четверг я выиграю контракт, ты поцелуешь Алана и помиришься с ним, но всё-таки – до того времени держись от него подальше. Если хочешь, мы устроим праздничный банкет в «Ритце» и помашем ему рукой от нашего столика.
Анна улыбнулась и согласилась. Она не могла не помнить, что в тот день в двенадцать часов должна была в последний раз увидеться с Рикардо. Впрочем, встреча состоится достаточно рано, чтобы успеть к часу в «Ритц», и она сможет отпраздновать две победы одновременно.
Алан звонил ещё несколько раз, но у горничной было наготове подходящее объяснение. Документ подписали два опекуна, и он не мог задержать платёж более чем на двадцать четыре часа. Формулировки устава фонда были типичны для документов, составленных Ричардом Каином: они не оставляли никакого пространства для манёвра. Когда во вторник после полудня специальный курьер повёз чек, Алан сел и написал Уильяму длинное письмо, в котором изложил развитие событий, кульминацией которых стал перевод денег, умолчав только о неподтверждённых находках, обнаруженных отделами банка. Он отправил копии письма каждому из директоров банка, понимая, что в противном случае он может быть обвинён в сокрытии фактов, несмотря на то, что действовал он предельно благоразумно.

 

Уильям получил письмо Алана Ллойда в школе Святого Павла утром в четверг, когда завтракал с Мэттью Лестером.

 

За завтраком в четверг в Бикон-Хилле подали обычные яйца с беконом, горячие тосты, холодную овсянку и дымящийся кофе. Генри был одновременно и напряжён, и весел. Он рычал на горничную, шутил с мелким клерком, который позвонил, чтобы сказать, что название компании, которая выиграла конкурс на строительство больницы, будет объявлено в муниципалитете в десять часов. Анне не терпелось в последний раз увидеться с Гленом Рикардо. Она листала «Вог», делая вид, что не замечает, как руки Генри, держащие «Бостон Глоб», дрожат.
– Что ты делаешь этим утром? – спросил Генри, пытаясь поддержать диалог.
– О, ничего особенного, ведь у нас сегодня праздничный обед. А ты сможешь построить детское отделение в память о Ричарде?
– Нет, не в память Ричарда, дорогая. Это теперь будет моя работа, поэтому давай назовём отделение в твою честь – Отделение миссис Осборн.
– Хорошая идея, – сказала Анна и, положив журнал, улыбнулась ему. – Но не давай мне пить слишком много шампанского, поскольку у меня сегодня визит к доктору Макензи, и боюсь, он не одобрит того, что я пью всего за девять недель до рождения ребёнка. Когда ты будешь точно знать, что контракт – твой?
– Я уже знаю, – сказал Генри. – Клерк, с которым я только что разговаривал, был уверен на сто процентов, но официально об этом объявят в десять.
– В первую очередь тебе надо будет позвонить Алану и сообщить ему хорошие новости. Я начинаю чувствовать себя виноватой перед ним из-за моего поведения на прошлой неделе.
– В чувстве вины нет никакой необходимости, он ведь не подумал о том, чтобы рассказать тебе о действиях Уильяма.
– Нет, но он же попытался объясниться, Генри. А я не дала ему шанса рассказать свою версию событий.
– Хорошо-хорошо, как скажешь. Если тебе это доставит удовольствие, я позвоню ему в пять минут одиннадцатого, и тогда ты сможешь сказать Уильяму, что я заработал ему ещё один миллион.
Он посмотрел на часы.
– Мне пора. Пожелай мне удачи.
– Я думаю, тебе не нужна удача.
– Нет, конечно, это просто так говорят. Увидимся в «Ритце» в час дня. – Он поцеловал её в лоб. – К вечеру ты сможешь посмеяться над Аланом и Уильямом, поверь мне. Прощай, дорогая.
– Я надеюсь на тебя, Генри.

 

Нетронутый завтрак стоял на столе перед Аланом Ллойдом. Он читал финансовый раздел «Бостон Глоб», заметив в правой части страницы колонку, сообщавшую, что в десять часов утра муниципалитет объявит победителя, выигравшего пятимиллионный контракт на строительство больницы.
Алан Ллойд уже наметил шаги, которые он предпримет, если Генри не сможет обеспечить получение контракта и всё то, о чём говорил Уильям, окажется правдой. Он поступит именно так, как поступил бы Ричард, если бы ему сообщили такие новости, – он будет действовать исключительно в интересах банка. Последние отчёты отделов относительно финансового положения мужа Анны весьма обеспокоили Алана Ллойда. Осборн и в самом деле оказался отъявленным игроком, а в его фирме не нашлось и следа от пятисот тысяч долларов, поступивших на счёт.
– Уильям, не хочешь сыграть партию в теннис после обеда?
Мэттью стоял рядом с сидевшим Уильямом, который перечитывал письмо от Алана Ллойда во второй раз.
– Что ты сказал?
– Ты что, оглох или впал в старческий маразм? Ты хочешь, чтобы я разбил тебя в пух и прах на теннисном корте после обеда?
– Нет, меня не будет после обеда, Мэттью. У меня есть дела поважнее.
– Ну конечно, старина, я и забыл, что тебе предстоит тайный визит в Белый дом. Я знаю, президент Гардинг ищет человека на должность своего финансового советника, а ты – именно тот, кто может занять место этого глупого позёра, Чарльза Дауэса. Скажи ему, что ты согласен с тем условием, что Генеральным прокурором в следующей администрации будет назначен Мэттью Лестер.
Ответа от Уильяма не последовало.
– Я понимаю, что шутка довольно неуклюжая, но мне кажется, она заслуживает определённой реакции, – сказал Мэттью, сел рядом с приятелем и внимательно посмотрел на него. – Это – из-за яиц? По-моему, у них был такой вкус, как будто они поступили из русского лагеря для военнопленных.
– Мэттью, мне нужна твоя помощь, – сказал Уильям, засовывая письмо Алана обратно в конверт.
– А-а, получил письмо от моей сестры, которая сообщает тебе, что ты второй Рудольф Валентино?
Уильям поднялся.
– Хватит дурачиться, Мэттью. Если бы банку твоего отца угрожали ограблением, ты что, сидел бы и шутил по этому поводу?
Выражение лица Уильяма было совершенно серьёзным, и Мэттью сменил тон.
– Нет, не сидел бы.
– Вот именно, тогда давай отправимся в дорогу, и я всё объясню.
Анна покинула Бикон-Хилл вскоре после десяти часов и перед тем, как отправиться на последнюю встречу с Гленом Рикардо, прошлась по магазинам. Когда она исчезла из виду, в доме зазвонил телефон. Горничная ответила на звонок, выглянула из окна и поняла, что хозяйка ушла достаточно далеко и её не догнать. Если бы Анна вернулась и взяла трубку, она бы узнала о том, какое решение принял муниципалитет относительно контракта, но вместо этого она предпочла подобрать себе новые шёлковые чулки и попробовать новые духи. В офис Глена Рикардо она прибыла вскоре после двенадцати, надеясь, что запах новых духов перебьёт запах сигарного дыма.
– Надеюсь, я не очень опоздала? – начала она.
– Садитесь, миссис Осборн. – Рикардо был не особенно приветлив, но Анна подумала, что он никогда этим и не отличался. Только теперь она заметила, что он не курит свою традиционную сигару.
Глен Рикардо открыл богатую коричневую папку, единственный новый предмет в его офисе, и вытащил оттуда несколько листов бумаги.
– Давайте начнём с анонимных писем, миссис Осборн.
Анне с самого начала решительно не понравился его тон.
– Хорошо, – только и смогла она выдавить из себя.
– Вам их посылает миссис Руби Флауэрс.
– Кто это? И почему? – сказала Анна, с нетерпением ожидая ответа, слышать который не хотела.
– Полагаю, что одна из причин заключается в том, что миссис Флауэрс преследует вашего мужа по суду.
– Ну, так это всё и объясняет, – сказала Анна. – Она хочет отомстить. Чего она требует, сколько должен ей Генри?
– Она не требует возврата долга, миссис Осборн.
– Чего же она хочет?
Глен Рикардо с усилием поднялся с кресла, как будто это движение требовало напряжения всех его сил. Он подошёл к окну и посмотрел на заполненный людьми Бостонский порт.
– Она преследует его за нарушение данного слова, миссис Осборн. Они, видимо, были помолвлены в то время, когда мистер Осборн встретился с вами. Помолвка была внезапно расторгнута без видимых причин.
– Искательница приключений! Она, должно быть, хочет получить деньги Генри.
– Не думаю. Видите ли, миссис Флауэрс весьма зажиточна. Конечно, не ваш уровень, но она довольно состоятельна. Её покойный муж владел компанией по производству прохладительных напитков, и финансами она обеспечена.
– Её покойный муж… А сколько ей лет?
Детектив вернулся к столу и пролистал несколько страниц в своей папке, затем его траурный ноготь заскользил по строчкам и остановился на одной.
– В этом году ей будет пятьдесят три.
– О боже, – сказала Анна. – Несчастная женщина. Одна, должно быть, ненавидит меня.
– Полагаю, да, миссис Осборн, но нам это не поможет. А теперь я должен сообщить вам некоторые подробности из жизни вашего мужа.
Жёлтый от никотина палец перевернул ещё несколько страниц.
Анне стало плохо. Зачем она пришла сюда, зачем не осталась дома? Ей не хотелось ничего знать. Почему она не встанет и не уйдёт? Как бы она хотела сейчас, чтобы Ричард был рядом. Он бы точно знал, как справиться с подобной ситуацией. Она вдруг обессилела, поражённая словами Глена Рикардо и содержимым его богатой новой папки.
– За прошлую неделю мистер Осборн два раза встречался с миссис Престон и каждый раз проводил в её компании по три часа.
– Но это ничего не доказывает, – начала Анна в отчаянии. – Я знаю, что они обсуждали очень важный финансовый документ.
– В небольшой гостинице на Ласаль-стрит?
Анна не перебивала детектива.
– Оба раза их видели входящими в гостиницу, они держались за руки, перешёптывались и смеялись. Это, конечно, не решающие улики, но у нас есть фотографии, как они входят в гостиницу и выходят из неё.
– Уничтожьте их, – тихо сказала Анна.
Глен Рикардо моргнул.
– Как прикажете, миссис Осборн. Но, боюсь, это ещё не всё. Дальнейшие расследования показали, что мистер Осборн никогда не учился в Гарварде и не был офицером в армии США. Существовал некий Генри Осборн, студент Гарварда, блондин ста шестидесяти сантиметров роста, родом из Алабамы. Он был убит в Мэне в 1917 году. Мы также узнали, что ваш муж значительно моложе тех лет, которые себе приписывает, а его настоящее имя Витторио Тонья, и он служил…
– Я больше не хочу вас слушать, – сказала Анна, и по щекам её потекли слёзы. – Я больше не хочу вас слушать.
– Конечно, миссис Осборн, я понимаю. Мне жаль, что мои новости оказались такими неприятными. В моей работе иногда…
Анна попыталась взять себя в руки.
– Благодарю вас, мистер Рикардо. Я благодарю вас за всё, что вы сделали. Сколько я вам должна?
– Ну, за две недели вы уже заплатили, а расходы мои составили семьдесят три доллара.
Анна достала стодолларовую бумажку и встала.
– Не забудьте сдачу, миссис Осборн.
Анна помотала головой и махнула рукой.
– С вами всё в порядке, миссис Осборн? Вы побледнели. Хотите стакан воды или чего-нибудь ещё?
– Я в порядке, – соврала Анна.
– Может быть, вы позволите отвезти вас домой?
– Нет, спасибо, мистер Рикардо. Я смогу добраться до дома самостоятельно. – Она повернулась и улыбнулась ему. – Как мило с вашей стороны предложить мне это.
Глен Рикардо осторожно закрыл дверь за своей клиенткой, медленно подошёл к окну, откусил кончик новой сигары, выплюнул его и проклял свою работу.
Анна помедлила на лестничной площадке, опираясь на перила и почти теряя сознание. Ребёнок изо всех сил пинался у неё в животе, и от этого её тошнило. Она поймала такси на углу квартала и забралась на заднее сиденье. Теперь она была не в силах сдерживать рыдания. Дома она быстро прошла в свою спальню, чтобы прислуга не увидела, что она плачет. Когда она вошла в комнату, зазвонил телефон, и Анна подняла трубку – скорее по привычке, чем из желания узнать, кто звонит.
– Могу я переговорить с миссис Каин, пожалуйста?
Она сразу же узнала голос Алана, звучавший устало и печально. Ллойд слегка заикался.
– Привет, Алан. Это Анна.
– Анна, дорогая, мне было так неприятно узнать об утренних новостях.
– Как ты узнал об этом, Алан, как же ты мог узнать? Кто тебе сказал?
– Вскоре после десяти часов утра позвонили из муниципалитета и сообщили подробности о контракте. Я попытался отзвонить тебе, но горничная сказала, что ты отправилась по магазинам.
– О боже! – воскликнула Анна. – Я же забыла про контракт.
Она тяжело опустилась в кресло, ей было трудно дышать.
– С тобой всё хорошо, Анна?
– Да, всё хорошо, – сказала Анна, пытаясь скрыть рыдания, прорывавшиеся наружу. – Что сообщили из муниципалитета?
– Контракт на строительство больницы выиграла фирма под названием «Киркбрайд и Картер». Генри не попал даже в число трёх главных претендентов. После десяти я всё утро пытался дозвониться ему на работу, но он так туда и не вернулся. Не думаю, что ты знаешь, где он, Анна.
– Нет, не имею представления.
– Хочешь, я заеду, дорогая? – спросил он. – Я могу быть у тебя через несколько минут.
– Нет, спасибо, Алан. – Анна сделала паузу, чтобы восстановить дыхание. – Пожалуйста, прости меня за то, как я вела себя с тобой последнее время. Если бы Ричард был жив, он никогда бы не простил меня.
– Не говори глупостей, Анна, нашей дружбе так много лет, что мелкое недоразумение вроде того, что было, не может иметь никакого значения.
Мягкость его голоса вызвала в ней новый взрыв слёз. Анна с трудом встала.
– Алан, мне надо идти. Кто-то заходит в дом. Может быть, это Генри…
– Береги себя, Анна, и не переживай по поводу сегодняшнего. Пока я председатель, банк всегда поможет тебе. Без колебаний звони, если я тебе понадоблюсь.
Анна опустила трубку на рычаг, в ушах её стоял шум. Ей было чрезвычайно трудно дышать. Она опустилась на пол и почувствовала давно забытое ощущение мощных схваток внутри своего тела.
Несколько секунд спустя в дверь осторожно постучала горничная. Она заглянула в комнату, из-за её плеча показалось лицо Уильяма. Он не входил в комнату матери со дня её свадьбы с Генри Осборном. Оба они бросились к Анне. Её всю трясло, она не замечала их. На губах появилась пена. Через несколько секунд схватка кончилась, и она легла с тихим стоном.
– Мама, – встревоженно спросил Уильям, – что случилось?
Анна открыла глаза и невидящим взглядом посмотрела на сына.
– Ричард, слава Богу, ты пришёл. Ты мне нужен.
– Я Уильям, мама.
Её глаза отказали ей.
– У меня больше не осталось сил, Ричард. Я должна заплатить за свои ошибки. Прости…
Её голос превратился в стон, начиналась очередная схватка.
– Что происходит? – спросил Уильям беспомощно.
– Я думаю, ребёнок выходит, – сказала горничная. – Странно, это должно было случиться только через несколько недель.
– Немедленно позвоните доктору Макензи, – велел Уильям горничной, подбегая к двери спальни.
– Мэттью, – крикнул он, – поднимайся сюда быстро!
Мэттью прыжками поднялся по лестнице и влетел в спальню.
– Помоги мне посадить мать в машину.
Мэттью опустился на колени. Двое подростков подняли Анну, спустили её вниз и посадили в машину. Она стонала и тяжело дышала, было видно, как ей больно. Мэттью остался в машине, а Уильям вбежал в дом и взял у горничной трубку телефона.
– Доктор Макензи?
– Да, а кто это?
– Меня зовут Уильям Каин, вы меня не знаете.
– Как это – не знаю вас, молодой человек?! Да я же тебя принимал. Чем могу помочь?
– По-моему, моя мать рожает. Я сейчас доставлю её в больницу. Буду у вас через несколько минут.
Тон доктора Макензи изменился.
– Хорошо, Уильям, не волнуйся. Я жду тебя, и к твоему приезду всё будет готово.
– Благодарю вас, сэр, – сказал Уильям и с сомнением продолжил: – У неё что-то вроде приступа. Это нормально?
От слов Уильяма доктора Макензи бросило в холод. Он тоже с сомнением задумался.
– Ну, это не совсем нормально. Но она придёт в себя, как только родится ребёнок. Приезжай как можно быстрее.
Уильям положил трубку, выскочил из дому и сел в «Роллс-Ройс».
Он вёл машину рывками, ни разу не переключившись с первой скорости и нигде не останавливаясь, пока не добрался до больницы. Они вынесли Анну из машины, а сестра подала им носилки и показала путь в родильное отделение. Доктор Макензи стоял у входа в операционную и ждал их. Далее за дело принялся он, попросив обоих остаться в коридоре.
Они сидели в молчании на небольшой скамье и ждали. Из родильной палаты доносились ужасные крики и стоны, не похожие ни на что из слышанного ими, затем им на смену пришла ещё более пугающая тишина. Впервые в своей жизни Уильям почувствовал, что он совершенно беспомощен. Они просидели уже более часа, не обменявшись ни словом. Наконец в коридор вышел усталый доктор Макензи. Мальчики поднялись, и доктор посмотрел на Мэттью Лестера.
– Уильям? – спросил он.
– Нет, сэр, я – Мэттью Лестер, вот Уильям.
Доктор повернулся к Уильяму и положил руку ему на плечо.
– Мне очень жаль, Уильям, но твоя мать несколько минут назад умерла, а ребёнок – девочка – ещё до этого родился мёртвым.
У Уильяма отказали ноги, и он опустился на скамью.
– Мы сделали всё, что было в наших силах, чтобы спасти её, но положение было безнадёжным. – Доктор Макензи устало помотал головой. – Она не слушала меня, она упрямо хотела этого ребёнка…
Уильям сидел молча, слова доктора обжигали его как удары кнута.
– Как она могла умереть? – прошептал он. – Как вы позволили ей умереть?
Доктор сел на скамью между двумя подростками.
– Она не хотела меня слушать, – повторил он медленно. – Я не раз предупреждал её, что после выкидыша ей нельзя иметь детей, но, когда она снова вышла замуж, то не отнеслась к моим предупреждениям серьёзно. У неё во время беременности было высокое кровяное давление. Меня это беспокоило, но давление никогда не достигало опасных величин. Сегодня же оно поднялось до такого уровня, что последовала эклампсия.
– Эклампсия?
– Судороги. Иногда больные могут перенести несколько приступов, а иногда – просто перестают дышать.
Уильям прерывисто вздохнул и обхватил голову руками. Мэттью Лестер повёл друга по коридору. Доктор шёл рядом. Возле выхода он посмотрел на Уильяма.
– Её кровяное давление поднялось так неожиданно. Это очень необычно. К тому же она не пыталась сопротивляться, как будто ей было всё равно. Странно. Не беспокоило ли её что-нибудь в последнее время?
Уильям поднял на него заплаканные глаза.
– Не что-нибудь, а кое-кто.

 

Алан Ллойд сидел в углу гостиной, когда они вернулись домой. Он поднялся им навстречу.
– Уильям, – сказал он сразу, – я виноват в предоставлении займа.
Уильям посмотрел на него, не понимая, что он говорит. Мэттью Лестер прервал молчание.
– Я не думаю, что это теперь имеет какое-либо значение, сэр, – сказал он тихо. – Мать Уильяма только что умерла от родов.
Алан Ллойд побелел, схватился за каминную полку, чтобы не упасть, и отвернулся. Впервые в жизни они видели, как плачет взрослый человек.
– Это моя вина, – сказал банкир. – Никогда не прощу себе этого. Я не рассказал ей всего, что знал. Я так сильно её любил, что не хотел расстраивать.
Его волнение дало Уильяму возможность успокоиться.
– Вы ни в чём не виноваты, Алан, – сказал он твёрдо. – Я знаю, что вы сделали всё, что было в ваших силах. Теперь ваша помощь понадобится мне.
Алан собрался с силами.
– Осборну сказали о смерти твоей матери?
– Не знаю и не хочу знать.
– Я пытался дозвониться ему весь день, чтобы переговорить о займе. Он вскоре после десяти уехал из офиса, и с той поры его никто не видел.
– Рано или поздно он здесь появится, – хмуро сказал Уильям.
Алан Ллойд ушёл, а они остались ждать в гостиной, то засыпая, то просыпаясь. Дедушкины часы пробили четыре раза – Уильям сосчитал удары, – и тут ему показалось, что с улицы доносится какой-то шум. Мэттью выглянул в окно. Уильям быстро присоединился к нему. Они оба смотрели, как Генри Осборн, пошатываясь, идёт по Луисбург-сквер, держа в руке полупустую бутылку. Он повозился какое-то время с ключами и, наконец, появился в двери, в недоумении уставившись на подростков.
– Мне нужна Анна, а не ты. Почему ты не в школе? Ты мне не нужен, – сказал он заплетающимся языком, пытаясь отодвинуть Уильяма в сторону. – Где Анна?
– Моя мать умерла, – тихо произнёс Уильям.
Генри Осборн несколько секунд смотрел на него, ничего не соображая. Его непонимающий взгляд заставил Уильяма потерять контроль над собой.
– Где вы были, когда она нуждалась в помощи мужа? – закричал он.
Осборн стоял, слегка покачиваясь.
– А что с ребёнком?
– Родился мёртвым, девочка.
Генри Осборн свалился в кресло, и по его лицу потекли пьяные слёзы.
– Она потеряла мою малышку?
Уильям вышел из себя от ярости и горя.
– Вашу малышку? Прекратите думать только о себе хотя бы раз в жизни! – закричал он снова. – Разве доктор Макензи не предупреждал, что ей нельзя иметь детей?
– И в этом мы тоже разбираемся, как и во всём остальном, не так ли? Если бы ты занимался своими делами и не мешал мне, я бы присмотрел за своей женой.
– И за её деньгами?
– Деньги… Ты – жадный говнюк, могу поспорить, что больше всего на свете ты не любишь расставаться с ними.
– Встать! – сказал Уильям сквозь зубы.
Генри Осборн поднялся и разбил бутылку об угол стула. Виски пролилось на ковёр. С отбитым горлышком в руке он, качаясь, пошёл на Уильяма. Уильям остался на месте, а Мэттью встал между ними и с лёгкостью отнял остатки бутылки у пьяного мужчины.
Уильям подвинул друга в сторону и, приблизив своё лицо к лицу Генри Осборна, сказал:
– А теперь слушай меня, и слушай внимательно. Я хочу, чтобы через час и духу твоего здесь не было. Если я ещё раз услышу о тебе, то инициирую судебное разбирательство по поводу того, что случилось с пятьюстами тысячами долларов, которые моя мать вложила в твою фирму, и возобновлю расследование твоей прежней жизни в Чикаго. С другой стороны, если я больше никогда не услышу о тебе, то буду считать наши балансы сведёнными и вопрос закрытым. А теперь убирайся, пока я тебя не прибил!

 

На следующее утро Уильям пришёл в банк. Его тут же проводили в кабинет председателя совета директоров. Алан Ллойд складывал документы в портфель. Он поднял голову и протянул Уильяму лист бумаги. Это было короткое письмо всем членам совета директоров, в котором содержалось прошение об отставке.
– Вы можете попросить вашего секретаря зайти в кабинет? – тихо спросил Уильям.
– Как прикажешь.
Алан Ллойд нажал кнопку, и в боковую дверь зашла женщина средних лет, одетая в строгий костюм.
– Доброе утро, мистер Каин, – сказала она, увидев Уильяма. – Примите мои соболезнования по поводу смерти вашей матери.
– Благодарю вас, – сказал Уильям. – Кто-нибудь ещё видел это письмо?
– Нет, сэр, – сказала секретарша. – Я как раз собиралась отпечатать двенадцать экземпляров и подать мистеру Ллойду на подпись.
– Хорошо, не надо ничего перепечатывать, и, пожалуйста, забудьте о том, что этот документ вообще существовал. Никогда и никому не рассказывайте о его существовании, вы поняли?
Секретарша посмотрела в голубые глаза шестнадцатилетнего юноши. «Как похож на отца», – подумала она.
– Да, мистер Каин.
Она вышла, осторожно закрыв за собой дверь.
– «Каину и Кэбботу» в данный момент не нужен новый председатель совета директоров, Алан. Вы ведь сделали то же, что сделал бы и мой отец в подобных обстоятельствах.
– Всё не так просто, – сказал Алан.
– Всё именно просто, – возразил Уильям. – Мы обсудим это снова, когда мне будет двадцать один, но не раньше. А до того момента я был бы признателен вам, если б вы продолжили управление моим банком в своей прежней консервативной манере. Я не хочу, чтобы случившееся обсуждалось где-то за стенами этого кабинета. Уничтожьте всю информацию о Генри Осборне, и будем считать вопрос закрытым.
Уильям разорвал прошение об отставке и бросил клочки бумаги в огонь. Он обнял Алана за плечи.
– У меня ведь теперь нет семьи, Алан, только вы. Ради Бога, не бросайте меня.

 

Уильяма отвезли домой. По прибытии дворецкий сообщил ему, что в гостиной его ждут миссис Каин и миссис Кэббот. Когда он вошёл в комнату, обе дамы поднялись ему навстречу. В первый раз Уильям понял, что теперь он – глава семьи Каинов.

 

Два дня спустя в старой Северной церкви Бикон-Хилла состоялись тихие похороны. Приглашены были только члены семьи и близкие друзья. Было заметно отсутствие Генри Осборна. Расходясь, гости свидетельствовали своё уважение Уильяму. Бабушки стояли за его спиной как часовые, с одобрением наблюдая за его спокойными, полными достоинства манерами. Когда все разошлись, Уильям проводил Алана Ллойда к машине.
Председатель с радостью выслушал единственную просьбу Уильяма.
– Как вы знаете, Алан, моя мать всегда собиралась построить крыло для детского отделения больницы в память о моём отце. Я бы хотел, чтобы её желание было выполнено.
Назад: 9
Дальше: 11